How are you, Ангел?

Давайте будем честны, я Вас не заслужила. Я говорю это во всеуслышание, открыто и так, чтобы люди от моего возгласа затыкали уши — я не заслужила такую, как Вы. Я прожила безумно короткую, нагло серую жизнь, в которой вспышек — на кончике пальца. И каждая такая, обжигая язык, не разгоралась и гасла. Я пронесла свой мелкий, но болезненный опыт через всё, что любила и берегла. Я почти дотащила его до Вас, чтобы мешком снега в августе вывалить. А потом в одном дурацком шаге я дала по тормозам. Жаль ли мне, что я отступаю? Нет, не жаль. Вы гораздо лучше меня. Чище, благороднее, громче. Я — такая, как есть, и я Вам, увы и ах, не нужна. Однако то, что я хуже Вас, совсем не делает меня виновной во всех смертных грехах. За Вас, конечно, я хоть двадцать из семи возьму. Но лично перед Вами я виновата лишь в одном — в том, что вот так неосторожно в Вас влюбилась. Я половину своей сознательности старалась для Вас, изо всех сил любила. Я закрывала глаза обеими ладонями, когда слепла от Вашей невероятной улыбки. И думала — вот за что мне это? Чем я, такая никакая, обязана, что Вы просто появились в моей жизни? Вошли в моё сердце, как по ковровой дорожке. Рассмеялись, словно зазвенели колокола. Прикоснулись, будто бы огромное пуховое одеяло упало на мои плечи. Но всё хорошее, всё нежное заканчивается там, где начинается нелюбовь. Ваша нелюбовь для меня — боль. Колючая, очерченная лунным светом за моим окном. Я чувствую её на ощупь каждую ночь, когда мечтаю о Вас. Хотя, может, и Ваша любовь окажется такой же болью, такими же слезами, которыми я заглушаю слова в себе. Я кричу Вам, но Вам слышно так плохо, что Вы пытаетесь читать по губам. На моих губах давно застыло что-то между «да» и «нет», а Ваши принципы не дают Вам расшифровать тот самый сигнал sos. И я не могу винивать Вас в том, что Вы не соответствуете моему внутреннему миру. Мы разные, жизнь у каждой из нас своя. Но даже если я сильно захочу, постараюсь всеми фибрами души, я никогда не вплетусь в Вашу хотя бы одним стежком. Просто потому, что наши нитки не сочетаются по цветам. Вы любите что-то неяркое, пастельное. Я люблю самое ядовитое, чтобы плеваться людям в спины. Я ненавижу людей. Нас с Вами отличает то, что мне вообще никто не нужен, а Вы так хотите быть среди кого-то. Так хотите, чтобы засыпая, пришлось кого-то обнимать, целовать. Я бы лучше курить начала, честно, лишь бы никто никогда до меня не дотрагивался. Вы любите поцелуи. Я люблю отражение Ваших губ над своими. Я часто думаю о том, как бы Вас поцеловала. Ставлю всё на то, что Вы бы ушли с гордо поднятой головой, пока я бы кричала Ваше имя. Я не могу Вас за это осуждать. Я привыкла осуждать себя. Мои мысли — неправильные. Я не должна думать о Вас, как об объекте, который можно обнять или поцеловать, если перебрать с алкоголем. Вы вправе отвергнуть даже брошенную невзначай улыбку. И можете обидеться на грубый, саркастичный смешок. Вам можно делать вообще всё, что вздумается. Вы — человек. И у меня нет морального позволения врываться в Вашу жизнь тогда, когда я просто начинаю задыхаться без Вас. И какое Вам вообще дело до меня? Ну да, какая-то там девчонка, мимо которой можно иногда пройти молча. Я уверена, что почти ничего не значу для Вас. Это ясно, понятно, неоспоримо. Тут, пожалуй, лишь моя оплошность — я ни намёком не позволила Вам обратить на себя внимание. Да и, по сути, всё, что было или могло бы быть между нами, придумано только мной. Я возвела себе там какие-то замки, крепости, нарисовала драконов и рыцарей. А потом упала прямо на шпили самых высоких башен, где должны были быть Вы. Выпадать из мира фантазий, надо сказать, больно. Больнее, когда приходится падать сразу в жестокую реальность. В моей реальности всё безобразно, и я просто наблюдаю за миром со стороны, ожидая, что когда-нибудь он перестанет ненавидеть всё вокруг. Оглянется и заметит, что есть столько всего и столько всех, куда можно упасть, раскрывая тёплые объятия. Меня уже давно никто не обнимал просто за то, что я есть. Весь мир тыкает мне в спину, хохочет, и я чувствую, как злые языки дразнят незажившие раны. Я исполосована вся. Мне причиняли боль, я причиняла боль себе сама. Каждый шрам — напоминание и воспоминание. Прикасаясь к запястью и запуская по венам ток, я вдруг воссоздаю в голове множество образов. Множество картин, в центре каждой из которых — Вы. Вы стоите над этим миром, и я молюсь на Вас, как на икону. Даже если я абсолютно не верю в Бога. Бог есть? Бога нет в тех людях, которые с ним не говорят. В тех людях, которые так за всю жизнь и не услышали его голоса внутри себя. Но внутри меня говорите Вы. Ваш голос звучит изо дня в день, склеивая лоскуты моей души. Их много, они рвутся чаще, чем Вам удаётся хоть что-то связать. Но правда — спасибо Вам за то, что пусть и не глубоко, но я дышу. Так быть, наверное, не должно. Я обещала, что к двадцати пяти забуду Ваше имя. Мне уже вот-вот, почти, но оно не забывается. Просто со временем приходит осознание того, что самое большое из всего, что я могу Вам сделать, — извиниться. Извиниться, что притащила свой хлам. Притащила свои чувства. Притащила себя и упала на самом пороге Вашей жизни. Пожалуйста, переступите через меня и продолжайте идти. Я измотана, выбита из сил, затянута так глубоко, что невозможно выбраться. Я отказываюсь от Вас лишь потому, что устала мучить Вас. Устала мучиться. Но одной мне не справиться. Одна я никогда не оттолкнусь от Вас настолько, чтобы перебраться на другой конец Вселенной. Чтобы отмотать время назад и оказаться в моменте, когда влюбилась в Вас. Я люблю Вас. Но больше так не могу. Я отступаю и, совсем немного, может, только самую малость, мне жаль. Мне жаль, что я не могу поступить иначе. простите мне... я знаю: Вы не та — живёте Вы с серьезным, умным мужем; что не нужна Вам наша маета, и сам я Вам ни капельки не нужен.