Game over

— Девушка, Вы уверенны, что гипс можно снять? Военный врач ясно сказал, что не раньше чем через три месяца после ранения. Значит, Вам осталось еще месяц как минимум. — Доктор, — начала я, нервно почесывая линейкой руку под гипсом. — Либо это делаете вы и сейчас, либо это сделаю я сама и у себя дома! — Но Ярослава!.. — Снимайте этот гребанный гипс, или я сниму с вас шкуру, обещаю! Через час я вышла из пропитанного спиртом здания больницы счастливо махая свободной рукой в разные стороны и уже продумывая, в какой спорт-зал пойду и чем буду заниматься. Уже даже придумала для себя комплекс упражнений. Ростислав, облокотившись о капот джипа, стоял и улыбался мне, а я, пренебрегая всеми рекомендациями доктора, встала в боевую стойку, проводя серию показных ударов руками перед его лицом и взмахом ноги над его головой. — Все, показушница, — рассмеялся парень, обнимая меня за плечи, я с огромнейшим удовольствием обняла его обеими руками за талию, прижимаясь щекой к груди, — пошли, отвезу тебя к родителям. Думаю, они будут очень рады тебя увидеть. — Росси, братишка, ты ж понимаешь, — начала я, сев в машину на переднее сидение, — что если батя отреагирует еще по-божески, то мама меня просто в асфальт вкатает! — А вот нехер было умирать, — подмигнул он мне и завел мотор. Захохотав, я отвернулась к окну, подперев щеку ладонью, стала рассматривать город, который совершенно не изменился с моего отъезда. Те же люди, те же улицы, дома. Тошно. — Разворачивай тачку, — скомандовала я, положив руку на ручник и уже собираясь потянуть его на себя. — Ты ебанутая? — заорал брат, резко тормозя и заворачивая на обочину. — Ты вообще ёбу дала, что ли? Где твой инстинкт самосохранения, ебучая смертница? — Продала за целую задницу! — заорала я в ответ, не стирая с лица счастливую улыбку. Черт возьми, как же я скучала! И, не давая брату очухаться, порывисто обняла, сначала прижимаясь щекой к щеке, а потом, спустя всего-то долю секунд, отрываюсь и целую в губы. Я разучилась проявлять эмоции, а душа требует именно это. Не с языком, не пытаясь углубить, просто губами. А он отвечал. Кусал мои и так потрескавшиеся губы, прижимался носом к носу и все сильнее вдавливал в себя. Да, малыш, я тоже не верю, что живая, я тоже скучала и хотела увидеться. Я тут, милый, и больше не уйду, обещаю! — Не отрезай больше волосы, — попросил он, отрываясь от моих губ и утыкаясь лбом в плечо, пытаясь скрыть свою слабость — но влагу на щеках я почувствовала. И ведь не разберешь чьи слезы, безмолвно рыдали сейчас, судя по всему, оба. — Я так люблю твои рыжие, вечно торчащие во все стороны волосы. — Не буду, — пообещала я, проводя рукой по кроткостиженному ёжику. — Я скучал. Я очень скучал. — Разоткровенничался близнец. Но мы оба понимали, что это откровение нужно нам обоим. — Ночами не спал. Не верил. Я всегда знал, что ты жива, потому что меня преследовали всё новые кошмары о людях с оружием. Ты же помнишь, как нам в детстве снились одни и те же кошмары? Вот. Я очень боялся. Просыпался от криков среди ночи. Но кричал не я. Я четко слышал твой крик и от него просыпался, а потом уже начинал кричать и сам, а потом прибегала мама с отцом и они сидели со мной до утра, потому что я не мог уснуть. Только закрывал глаза и видел окровавленные тела. — Я обреченно закрыла глаза, прижимая брата крепче к себе и целуя его в висок. — Я не мог прекратить это. Баночками жрал снотворное, но это редко когда помогало, все равно просыпался от кошмаров. И иногда это затихало на пару месяцев — я спокойно спал, а потом все возвращалось на свой ебучий круг кошмаров. Это было невыносимо. И вот, после очередной порции кошмаров я сижу и уныло запиваю горе кофе, а тут ты такая вся живая, рыжая, веселая, со сломанной рукой, и я просто не мог поверить своему счастью! Моя Рыжуля живая. — Рыжуля… Он так называл меня с самого детства. Не было у нас никогда «Ярослава и Ростислав», были «Рыжуля и Рыжик». Потом уже появились эти «Ярусь, Ярунчик, Росси, Росс». — Рыжуля… Рыдали уже в голос. Оба. Не размыкая объятий и не прекращая прижиматься друг к другу. Мы слишком соскучились, слишком друг по другу изголодались. Не отпуская близнеца, нашариваю рукой бардачок, открываю и начинаю шариться в нем в поисках салфеток, но натыкаюсь на бутылку, и, судя по весу, полную бутылку. Открутить металлическую крышку зубами не составило особого труда, поэтому первый глоток достался мне. Плевать уже на таблетки — завтра сто процентов и с кровати встать не смогу, но сегодня мне нужно нажраться! — Пей, — я оторвала близнеца от своего плеча и протянула бутылку, — и слушай. — И, сделав еще один хороший глоток и удостоверившись, что Рыжик тоже пьет, начала рассказывать то, что не рассказывала даже Кириллу. — Двадцать шесть дней. — Он удивленно взглянул на меня, но перебивать не решился, боясь спугнуть мой настрой на вечер откровений. — Ровно столько я была, ну, назовем это пленом. Меня взяли совершенно глупо, точнее по собственной глупости: не проверила оружие, хотя это должен делать каждый перед началом миссии, а я, самонадеянная дурочка, забыла о этом негласном правиле, опираясь на собственную любовь к оружию — я всегда держу его в чистоте и порядке. Но я не учла, что за шесть лет там нажила себе врагов. Поэтому в самый ответственный момент у меня заклинило предохранитель, и я не смогла совершить жизненно важный выстрел. Ровно двадцать шесть дней в одно и то же время приходили они: всегда двое, всегда в одном и том же. Один смотрел и давал советы, второй бил, резал, стрелял, ломал кости… — Утерла злые слезы и обняла за плечи. Потом немного подумала и стянула свитер. — Они калечили профессионально. — Ростислав зажал рот, чтобы не заорать от ужаса увиденного, а потом сделал сразу три глотка. — Шрамы абсолютно везде. Рваные, аккуратные, старые, новые. Некоторые до сих пор болят. — Свитер немедленно вернулся на свое место, скрывая под собой мое уродство. — Я считала — их ровно сорок семь. Почти все от разного оружия и ножей. Есть парочка от кнута. Меня не кормили. Лишь давали грязную воду из ближайшей речки в миске, как собаке — не давая взять руками, лишь немного ослабляя цепи, чтобы я смогла встать на ноги, согнуться и лакать с пола. Это были самые унизительные, но самые приятные моменты за то время, потому что висеть почти на одних запястьях невозможно больно. — Я замолчала, снова растерла слезы по лицу, глотнула из бутылки и продолжила: — Но у них были и свои ошибки, одна из которых помогла мне выбраться. Они поставили охранять меня молодого мальчишку. Лет семнадцать, не больше. И, после очередной порции избиений, после которой я особенно громко стонала, он сжалился и чуть ослабил цепи, позволив мне самыми кончиками пальцев коснуться каменной кладки, а большего мне и не надо. Подтянуться на руках, обвить его шею ногами и сжимать до упора, потом сбить рычаг, не дающей цепи двигаться — и вот она, свобода! Найдя оружие, я первым делом кинулась к тому, кто издевался надо мной, а потом и на склад с оружием… Свои нашли меня через четыре дня после моего побега. Голую, покрытую и своей, и чужой кровью, с цепью вокруг ребер и крепко зажатом оружии в руках, совершенно невменяемую они увидели меня бредущую по обжигающе горячем песке под палящим солнцем. Я была в полном неадеквате, так что, когда мои ребята попытались подойти ко мне, я прострелила кому-то ногу. Дальше, им повезло, кончились патроны, но я орала, царапалась и брыкалась. Так что, когда я очнулась в медблоке, у всей моей компашки были шедеврально профессионально расцарапаны рожи! Молчали оба. Сказать было нечего. — Мы снова вместе, Рыжуль, вместе, — простонал чуть охмелевший брат, отнимая руки от лица. — Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, милый, — блекло улыбнулась я, пока он сплетал наши пальцы. — А я не отпраздновал наше день рождения, подумал, что это будет не честно, если я напьюсь и вытворю что-нибудь эдакое без тебя, — мама говорит, что у нас совершенно одинаковые коварные улыбки, когда мы собираемся что-то выкинуть. — Разослать приглашения? — злорадно улыбнулась я, доставая из специальной подставки его телефон. — Я арендую клуб, — он тоже достал из кармана телефон… Теперь я поняла, зачем ему два телефона. Собственно, я просто набрала одно единственное сообщение, и поставила его на рассылку «важным», в которых были все и мои, и его друзья, исключая лишь одно имя. А потом мы просто поехали в арендованный на эту ночь клуб, после которой я не уверена, что наш город выстоит. Никита остановил свой красный спорткар на парковке Академии, на территории которой его уже как своего пускали последние четыре года, и, даже не щелкнув на сигналку, выскочил из машины, толком не закрыв дверь. Сейчас его волновал только Гордов, который обосновался на тренировочном полигоне и буквально не сходил с него. После неожиданной пропажи Рыжей все были сами не свои, в каждом умерло что-то важное. Но больше всех, конечно же, досталось Ростиславу и Ване, для которых она была самым родным и близким. На самом деле, её уход не был прям таким неожиданным, все знали, что Рыжая собралась служить в горячей точке, но никто до конца не мог поверить, что девушка взаправду решилась на подобное безумие, ведь не было абсолютно никакой гарантии, что она вернется. А если и вернется, будет ли она прежней? Такой же веселой, забавной, острой на язык… Тряхнув смоляной шевелюрой, будто пытаясь отогнать навязчивые мысли, которые не покидали его долгие четыре года, он рысью направился к человеку, который стал ему за это время почти другом, если бы Никита не лишил его самого ценного человека. А так да, они были почти друзьями, которые периодически встречались и молча пили где-то на крыше высотки. — Она вернулась? — выдохнул Стужев в лицо капитану, нагло разворачивая его к себе передом. Усталый, осунувшийся, убитый, с огромными мешками под глазами от недосыпа и постоянных волнений от неизвестности, он посмотрел своими голубыми омутами на брюнета и в который раз пожалел, что не сбросил его без парашюта в тот первый раз. — Сегодня ко мне подошла Влада и передала кольцо. Её кольцо! Второго такого быть не может, его делали по моим эскизам! И сообщение передала: «Привет с того света, мразь.». Это точно она! Её почерк! — радостно тараторил парень, сам не понимая своего восторга. — Стужев, — командир устало потер лицо, давая команду отряду новобранцев отдыхать, и сфокусировал взгляд на таком ненавистном лице, в которое его девочка заглядывала с такой же преданностью, как собака вылизывает ботинки своего хозяина. За одно это хотелось втоптать его в асфальт, но ведь Ярочка бы не одобрила этого… Для Вани вся жизнь теперь разделилась на «Ярочка одобрит, Ярочка бы так не сделала». Он слишком привязался к этому Рыжему урагану, что даже теперь, спустя шесть лет, не мог отпустить ее, — если бы она вернулась, я бы узнал это самый первый. — Ну, а вдруг! Не бывает же таких совпадений! Кольцо-то ее! Я ей его на её восемнадцать лет подарил! — и вот теперь этот ублюдок, из-за которого пострадало так много людей счастливым щенком прыгал вокруг него, пытаясь стребовать непонятное. — Да даже если и так, что с того? — немного грубо спросил Иван, хватая его за руку и заставляя прекратить мельтешить перед глазами. Прежде, чем Стужев успел что-то ответить, у шатена тренькнул телефон, оповещая о приходе смс.

«Дорогой друг, если тебе пришло данное сообщение, то тебе очень повезло, поэтому приходи в клуб „Олимпик“ к 21:00. Быть в парадной одежде и с подарками, сегодня у всех будет день сюрпризов;)»

— Видишь, видишь! — Стужев нетерпеливо тыкал пальцем в экран чужого телефона. И его не особо заботило, что ему такое сообщение не пришло. — Это знак! Она вернулась! Кто бы знал, чему радуется этот мудак, но Ваня для себя уже решил, что если она и в прям вернулась, то этого ублюдка он и на шаг не подпустит к своей девочке, во избежание дальнейший проблем окружающих!