Gods and Monsters

Gods and Monsters — Lana del Rey

Деревянные двери лифта открываются с мягким звоном, кнопки с номерами этажей сверкают чистотой. У Луи появляется желание придать текстуру этому блеску, оставить на них отпечатки своих пальцев со следами от чипсов, которые он нашёл в холодильнике какого-то парня. Как его там звали? Лукас? Что-то вроде того. Он идёт по гладкому деревянному полу цвета горького шоколада, с каждым шагом оставляя за собой грязные следы от подошв. Грязь, возможно, портит древесный лак, но это замечательно. Всегда приятно видеть вещи немного испорченными. Люди — особенно эти — слишком заботятся о чистоте; переживают о том, как выглядят вещи и как они будут восприняты. В жопу это, если честно. Ухмыляясь оставленным следам, он продолжает идти по холлу, слушая, как Курт Кобейн орёт в его наушниках «Где ты спала прошлой ночью?». Кобейн — лучший певец. Словно всякий раз, когда он пел, он выливал все свои самые унизительные, ужасные и дерьмовые чувства за всю жизнь с помощью своих голосовых связок и вырывал их из своего тела, выбрасывая в воздух и засовывая в глотки другим людям. А такое редко бывает, знаете? Поэтому и кажется реальным. Просто, блять, реальным. Луи любит то, что реально. Хотя ему, наверное, стоит отойти от своей реальности и шагнуть в мир, в котором он находится прямо сейчас, — тот, который фальшивый. Иронично, не так ли? Он вынимает наушники из ушей и засовывает их в свою дерьмовую рваную джинсовую куртку с потёртостями и пятнами никотина, пропитанную кислым дымом. Он слишком часто подкладывал её на тротуар и подпирал ею ржавые заборы. Ну, знаете, обычное дело, когда живёшь очаровательной жизнью. Они так и напишут на его надгробии: «Здесь лежит Луи Томлинсон. Он жил очаровательной жизнью.» Если честно, то именно так его, скорее всего, и запомнят. Очаровательным. Может быть, ещё каким-нибудь, но это точно будет первым в списке. — Мы вернёмся вечером, дорогой, — внезапно раздаётся роскошный женский голос, когда Луи проходит глубже в квартиру. Он звучит как восемнадцать каратов золота, атлас, крем от морщин и шикарные духи. Чисто. — Хорошо, мам, — равнодушно отвечает Лиам. — Вы вернетесь к ужину? Или мне позвонить кому-нибудь, чтобы они что-нибудь принесли? Что-нибудь принесли? Луи не может сдержаться и хмыкает — Лиам чёртов принц. Избалованный маленький принц. Сексуальный избалованный принц. Это раздражает, но учитывая, что Луи с удовольствием отсосал бы ему снова и завладел бы всеми его основными кредитными картами, он решает, что может закрыть глаза на его причуды. Лиам на вкус как деньги: любимый вкус Луи. — Да, закажи, — отвечает его мать; слышен шорох ткани, а затем звук застёгивающейся молнии. — Мы дадим тебе знать, если будем ужинать где-то поблизости, — она говорит это с откровенной неприязнью, и, когда Луи поворачивает за угол и заходит в комнату, он успевает увидеть, как она жестом отмахивается от сказанного. В этот момент она замечает его, выгибая одну бровь как злодеи из диснеевских мультфильмов, смотря на него своими светло-карими глазами, которые выражают то, что не может выразить её очень вежливая губная помада. Луи даже не пытается скрыть ухмылку, когда встречается с ней взглядом. Она пиздец как терпеть его не может. Видите ли, у Луи нет денег. Он с другого конца города (пфф), так что он «грязный», «неотёсанный», «опасный», «нереспектабельный» и еще куча этих блядских слов, связанных с каждым, кто не имеет шофёра или летнего дома. Будьте любезны, мэм, съебать нахуй. — Здравствуйте, Марта, — радостно приветствует Луи, улыбаясь настолько широко и неискренне, насколько он только способен. Он засовывает руки в карманы своей джинсовой куртки — и, боже, она ненавидит её еще больше, чем самого Луи. Женщина отслеживает движение, её губа дёргается, а ноздри раздуваются так, будто она может чувствовать запах. Запах пота, злоупотребления наркотиками, горечи, засохшей спермы и безысходности. Он надеется, что она чувствует. — Томлинсон, — удаётся проскрежетать ей, прежде чем плавно пройти мимо него, сделав целое шоу из того, как она обходит его самым длинным путем, не желая прикасаться к дикому животному. Он откидывает голову назад и громко смеётся, как только она выходит. Это не настолько смешно, но он хочет уделить этому внимание. Грубая корова. Когда он успокаивается и опускает голову, он встречается взглядом с ухмыляющимся Лиамом, который выглядит как обычно довольно и скучающе. Хотя сегодня он выглядит особенно опрятно — в белом поло и этих дурацких потёртых и рваных джинсах (потому что детям на подпольных производствах было велено делать именно так). Его кроссовки огромные и безупречно чистые, на запястье дорогие часы, а волосы уложены по высшему разряду, даже учитывая то, что они короткие и укладывать там практически нечего. — Томлинсон, — повторяет Лиам, но его тон, в отличие от морской ведьмы, окрашен интригой, восторгом и прочими эмоциями, испытываемыми человеком, перед которым поставили первое блюдо. — Ты звонил? — начинает Луи, привлекательно хлопая ресницами и кокетливо наклоняя голову набок, просто потому что может и потому что он знает, что его глаза выглядят лучше при свете, а его скулами можно разрезать воздух. Откровенно говоря, он — хорошая приманка. Если у Луи и есть хоть что-то, так это сексапильность. Никто и никогда ещё не говорил ему «нет». Глаза Лиама вспыхивают, когда он наблюдает за его движениями (от Луи это никогда не ускользает), и его ухмылка становится шире, пока он беззастенчиво таращится на парня перед ним. И это хорошо. Пятёрка с плюсом даже. Это только вопрос времени, прежде чем Луи поймает на крючок и его. Этот мальчик сделан не из стали — он сломается. Они всегда попадают под его чары. Луи нужно, чтобы он сломался. — Твои волосы, — говорит Лиам, медленно начиная идти к нему, держа руки в карманах этих отвратительных джинсов. Он не просто идет с важным видом — это походка богатого, признанного и сильного человека. Походка Лиама могущественна, и это одновременно раздражает и манит Луи, потому что он нуждается в благосостоянии. Он очень беден, и еще больше бесцелен, и у него даже нет нормального дома — он спит в кроватях парней и на диванах приятелей, и у него дерьмовая работа в качестве бармена и помощника официанта, потому что он бросил школу, потому что… Ладно. Это долгая история. Дело в том, что Луи мог бы использовать кого-то вроде Лиама. Он не особо заинтересован в любви, романтике и нормальной жизни — люди полнейшее дерьмо, если честно, — но он не против найти постоянный источник дохода с бонусом в виде отличного секса. И, нет, у него никогда не было секса с Лиамом. Но он сломается. — Ты похож на уличного мальчишку, — продолжает он, одаривая Луи внимательным и спокойным взглядом. Он достигает Луи и протягивает руку, чтобы дотронуться до уложенных волос, которые в последнее время стали немного длиннее, чем обычно. Они взъерошены и закручены наверх в стиле 50-х, потому что Луи нравится выглядеть поразительно. Луи незамедлительно шлёпает его по руке — никаких прикосновений, если это не эрогенная зона. Личное пространство, спасибо. — Что это блять такое? Уличный мальчишка, — легко смеется он, с удовольствием наблюдая за тем, как Лиам в удивлении моргает. Уже не так силен, а? Лиам хмурится, раздражённо сдвигая брови. — Шлюха, — коротко отвечает он. — Ах, — спокойно кивает Луи, наблюдая как Лиам с полным безразличием сгибает пальцы. — Ну, я никогда не отрицал. Уголки губ Лиама приподнимаются в лёгкой насмешке. Луи не обращает никакого внимания. — Так вот, — начинает Лиам; он отходит, и тон его голоса становится серьёзным. Он всегда так делает, когда у него не получается ходить вокруг да около с Луи. Маленький, чертовски избалованный принц. Это абсолютно неудивительно — он ребенок двух злых и тошнотворно богатых людей и Золотой Мальчик всего города с будущим, поданным на блюдечке с голубой каёмочкой. Лиам просто продукт своей среды. Возможно, именно поэтому Луи и не ненавидит его полностью — в конце концов, он продукт своей. — Я позвал тебя сюда не просто так, Луи, — продолжает Лиам, опускаясь в одно из мягких кресел, которые захламляют помещение. Солнце льётся сквозь панорамные окна, заставляя всё вокруг сиять. Типично. — Я догадался, — нетерпеливо говорит Луи. Ему становится скучно и он начинает раздражаться. Ему нравится Лиам, но быть вокруг кого угодно на протяжении такого времени — тест на выносливость. А в этой холодной и дорого обставленной квартире ему душно и крайне некомфортно находиться. Он чувствует себя здесь не к месту, хоть и никогда в этом не признается. — Время играть, — всё, что Лиам произносит спустя мгновение; всё, что он вообще скажет. Он похотливо улыбается, развалившись в кресле и глядя на Луи; он расчётливо постукивает пальцами по подлокотнику, обтянутому тёмно-бордовой тканью с золотой вышивкой. Подлокотник выглядит прочным, чистым и твёрдым. — Ах, — как обычно отвечает Луи, когда понимание накрывает его, и новое, странное чувство поселяется внутри него. Это больше не волнение — раньше, когда они только начинали, это было захватывающе, казалось соревнованием и было поводом для Луи чем-то заняться, но теперь, спустя бесчисленное количество побед… Теперь это поселяет в Луи непонятное чувство, которому он не может, да и не хочет давать название. Он просто чувствует себя странно. Поэтому он пожимает плечами, глядя на Лиама. — Кто на этот раз? Постукивание пальцев Лиама — единственное, что слышно в тишине комнаты. Они стучат по нервам Луи. Он осознаёт, что начал сжимать челюсть. — Он новенький в городе. Новенький? Блять, ну тогда это будет немного сложнее, чем обычно. Может быть, это наконец-то будет весело. Снова в некотором роде вызов. Может быть. — Насколько новенький? — заинтересованно спрашивает Луи. — Переехал перед началом учебного года. — Твой ровесник? — Ага. Медленно кивая, Луи подходит к креслу напротив кресла Лиама и садится на самый край — нечего пачкать подушки. — Мотив? — спрашивает он, скрещивая пальцы и упираясь локтями в колени. Он пристально смотрит на Лиама, так что не пропускает мерцание в его глазах, когда Луи скользит языком по своим губам. Просто чтобы они перестали быть такими сухими. Очевидно ведь. — Почему он мишень? — Потому что он очаровательный, — мгновенно отвечает Лиам, и новый вид вспышки мерцает в его карих глазах. Что-то тёмное, настойчивое и угрожающее. Что-то животное, что посылает дрожь по телу Луи, хотя внешне он этого и не выдаёт. — Он наша цель потому, что он очаровательный? — спокойно спрашивает Луи. Лиам хмурится. — Он только переехал сюда, но уже всеми любимый питомец. Каждый знает его имя, он уже стал вице-президентом хора — мне не нужен вице-президент, спасибо, — и он получил высший балл по двум нашим курсам. Он обошёл меня дважды... — его взгляд становится резче, словно превращается в холодный метал, — на один балл. Луи ухмыляется, не в силах справиться с восторгом, охватившим его от настолько раздражённого Лиама. Слишком весело наблюдать за надутым принцем. — Учителя его обожают, — серьёзным тоном продолжает Лиам. Ухмылка Луи становится шире. — Все, блять, им восторгаются и любят его. Поговаривают ещё, что он собирается вступить в футбольную команду. Люди думают, что он хочет быть капитаном. Ларс сказал, что он подслушал, как тот хвастался тем, что ему даже не придётся стараться и они назначат его на эту позицию просто так. — О, это слишком хорошо. — У него сейчас самые высокие оценки в школе. Все вьются вокруг него. Прошло всего два месяца, Луи, и он уже пиздец как меня бесит. — Оооо, — бессовестно смеётся Луи, откидываясь на спинку кресла и преувеличенно громко хлопая ладонями по коленям. — Ох, маленький мальчик Лиам чувствует себя под угрозой? Принц боится пережить восстание в своём королевстве? — Лиам смотрит на него убийственным взглядом, но от этого Луи смеётся еще громче. — У тебя появился конкурент, Лиам. Золотой Мальчик Номер Два идёт прямо по пятам. За тобой, — он осуждающе указывает на него пальцем, чтобы сделать акцент, потому что он может и потому что Лиам ненавидит это. — Разберись с ним, — скупо отвечает Лиам, скрипнув зубами. Он даже не обращает внимания на шпильку Луи. Это, честно говоря, раздражает. — Почему? — спрашивает Луи, ухмыляясь. — Это может быть весело: смотреть, как ты из кожи вон лезешь. Особенно с тех пор, как ты больше не являешься номером один для своего маленького университета, да? — слова заполняют воздух, и Луи знает — он знает Лиама, — знает, что это всё сводится к его будущему и репутации. Ко всему в жизни Лиама, если быть точнее. — Это не просто «маленький университет», — его хватка на подлокотниках усиливается, — это единственный университет. Они примут только одного из нашей школы. — И это будет новый парень. — Нет. И ты с этим разберёшься. — И как я это сделаю? — вздыхает Луи, снова упираясь локтями в колени. — Обычно ты просто просишь меня трахнуть кого-то, чтобы получился скандал, и всё в таком же духе. Просто потрепать нервы и немного побесить. И, ладно, это легко. Но как, блять, я должен заставить этого парня перестать быть совершенством? — Сделай так, чтобы его исключили. Отвлеки его. Испорти его репутацию. Что угодно. Луи фыркает, закатывая глаза. — Так ты хочешь, чтобы я его опозорил? Сделал так, чтобы нас поймали, когда мы будем трахаться в кабинете директора? — Ты уже делал так раньше, — сладко отвечает Лиам. — Ничего нового. Ладно. Справедливо. — Ты знаешь о нём что-нибудь? — спрашивает Луи через мгновение. Губы Лиама искривляются в довольной улыбке. Его тон становится менее атакующим и более спокойным. — Его зовут Гарри Стайлс. Из того, что я слышал, он из состоятельной семьи и живёт с мамой и сестрой. Не знаю об отце. Переехал сюда из маленького дерьмового городка, не помню название. Я не совсем уверен, с кем он дружит, но он ни с кем не встречается. Он девственник, кстати говоря… — Ты шутишь, — с недоверием перебивает Луи, смеясь в удивлении. — Девственник? Сколько ему? Семнадцать? Лиам довольно усмехается. — Около того, да. Он хороший мальчик, наш Гарри Стайлс. Безупречная репутация. Ни с кем не встречается из-за того, что погружён в учебу, и всё такое. Ох. Это становится все лучше, и лучше, и лучше. — И вот почему он лучше тебя, — ехидно ухмыляется Луи, и усмешка сползает с лица Лиама. — Разрушь его, Луи, — говорит Лиам спустя мгновение, и из комнаты исчезает вся деликатность. — Уничтожь его любым удобным для тебя способом. Я не ставлю никаких ограничений. — Почему? — Потому что ты никогда не разочаровываешь. Это правда. Это не хвастовство — это действительно правда. Луи кивает, делая вид, что изучает свои ногти. Они такие грязные, словно вобрали в себя все его грехи. Он самодовольно улыбается при этой мысли, напевая «Losing My Religion» группы REM. Потрясная песня. Потрясная группа. Заставляет его чувствовать себя живым, когда он слушает её. — Если ты успешно справишься с этим, — резко произносит Лиам, обрывая задумчивое молчание. Луи поднимает глаза, встречаясь с его острым и настойчивым взглядом. И даже немного голодным. Это неудивительно — они всегда сдаются. — Ты получишь приз. Луи поднимает голову, выпрямляется и забывает про свои грязные руки. — Приз? — заинтригованно повторяет он. Лиам медленно кивает, продолжая смотреть на Луи. Он осторожно встаёт и подходит к нему, криво усмехаясь и смотря на него потемневшими глазами. — Если ты добьёшься успеха, то… — он поднимает руку, чтобы провести кончиками пальцев вдоль челюсти Луи, — ты получишь меня. Контакт идет вразрез с очень чёткими правилами Луи о личном пространстве, и он абсолютно нежелателен, но на этот раз он не убирает его руку, вместо этого беря её в свою, пальцами впиваясь в кожу Лиама. Они внимательно смотрят друг на друга: Луи просчитывает, Лиам ухмыляется. — Ты серьёзно? — с придыханием спрашивает Луи, потому что этот тон всегда работает. Продолжая смотреть в глаза Лиама, он придвигается так близко, что напряжение между их телами готово треснуть. Они всегда ломаются. Лиам кивает, не задумываясь. Его карие глаза бездонны, словно две маленькие чёрные дыры, затягивающие мир внутрь только для того, чтобы в итоге раздавить. — Серьёзно, — он едва прикасается губами к губам Луи, и отступает назад прежде, чем Луи смог бы ответить, безжалостно улыбаясь. — Разрушь его, Луи, — говорит он, и Луи чувствует прилив желания, головокружение от приза и необходимость победить. — Разрушь его, и ты получишь меня. Луи кивает, чувствуя адреналин в крови и сжимая руку в кулак, выдерживая взгляд Лиама и понимая, что его тоже затягивает. — Договорились. Вызов принят.