Gods and Monsters

One More Cup of Coffee — The White Stripes

Луи Томлинсон наблюдал за Гарри Стайлсом в течение четырёх дней. И ничего не происходило. Выходило так, что Бунтарь, нарушивший покой королевства, живёт не настолько насыщенной жизнью, как описывал Лиам. Луи не видел, чтобы этот парень говорил с кем-то дольше пяти минут, хотя Лиам утверждал, что у него куча друзей. Чаще всего он просто расхаживал в кедах по территории школы, засунув в уши наушники и опустив голову вниз к земле, траве и цементу. И это, в принципе, всё, что он делает: просто гуляет с сумкой, перекинутой через плечо, слушая музыку и смотря себе под ноги. Находясь на расстоянии, Луи интересно, что он слушает, но любопытство почти мгновенно угасает, когда он приходит к неизбежному выводу, что это, скорее всего, дерьмо. Nickelback или что-то такое. Дерьмо. Несмотря на это, этот парень совсем не то, что ожидал Луи. Этот Гарри Стайлс абсолютно не похож на человека, который бы хвастался тем, что будет принят в футбольную команду без всяких проб (у него ноги, как спички, и он постоянно спотыкается при ходьбе, так что…), и наблюдая за ним сквозь клубы дыма, отсчитывая удары ногами по тротуару под «Aneurysm» Нирваны, Луи всё больше и больше задаётся вопросом, чем же таким обладает этот мальчик, что Лиам чувствует себя под угрозой. Он, конечно, не может разобраться в этой ситуации со своей позиции, но и раздумывать об этом не собирается, стряхивая эти мысли подальше вместе с пеплом от сигареты. Но это будет легко. Эта цель? Проще простого. Скорее всего, не займёт даже больше недели, учитывая, что этот мальчик создаёт впечатление очень стеснительного и послушного. Очевидно, что он не один из тех агрессивных и подавленных типов, которые занимают больше времени и концентрации со стороны Луи. Тех, которые пытаются избавиться от сомнений в ориентации на поле, ворча нечленораздельные слова за секунду до того, как сбить тебя с ног своим телом, подразумевая больше, нежели простое насилие. Совсем не то что этот Гарри, с его наушниками, длинными конечностями и неподвижными губами. По мнению Луи, он — «невинный» тип. Один из тех наивных людей, которые легко краснеют, заикаются, а также посылают застенчивые улыбки, загибая пальцами краешек страницы в блокноте. Он один из тех милых парней, которых Луи безжалостно выкидывал бесчисленное количество раз, и всё по заказу Лиама, всё из-за скуки, всё из-за того, что в конце концов он просто дерьмовый человек, достойный осуждения. Временами он чувствует себя плохо из-за этого. Втайне, тихо, но чувствует. Он совсем не против завоёвывать агрессивные типы — целенаправленно трахать их в кабинете директора, чтобы их поймали, или сливать в Facebook дерьмового качества видеозапись, снятую на iPhone, на которой они делают друг другу минет. Он не против разрушить (честно говоря, довольно дерьмовый) фундамент какого-нибудь придурка из футбольной команды, который привносит ещё больше страданий в и так уже полный несчастий мир. Но он чувствует уколы совести, когда разбивает надежды парней, которые носят менее испорченные сердца. Ему становится трудно смотреть на собственное отражение после того, как он сломал тех, кто никогда не должен был быть сломан. Но проблема в том, что Луи — кусок дерьма, понимаете? Факты есть факты. Не все были рождены, чтобы по определению быть «хорошими». Мир наполнен разными характерами, разными вкусами, разным уровнем респектабельности, и Луи просто оказался в самом низу. Он не хороший, и не храбрый, и он не собирается спасать никого, кроме себя. Даже в сказках есть злодеи — это часть жизни. И он всегда был таким: немного грубее по краям. Он определённо не выиграет награду под названием «Гуманист года», и его это не волнует, потому что его не трогает вообще ничего, и он уже давно отдалился от своих сверстников и их тривиальной жизни. Потому что он не такой, как остальные. Вот в чём дело. Они все, блять, одинаковые. С их деньгами, наглостью, предвзятым мнением и одними и теми же фразами, которые теряют смысл в ту же секунду, как их произносят. Одинаковые. Он всегда был немного угрюмым, всегда отличался. Наверное потому, что, когда он был подростком, он проводил практически всё своё время вместе с Джо, своей матерью. Хотя он даже не помнит, чтобы называл её так. Зачем обращаться к человеку как-то ещё, когда у него есть имя? Странные, блять, обычаи у людей. Когда он был совсем ещё ребёнком, его отец съебался куда глаза глядят, оставив после себя только Джо и Луи, и никаких следов воспоминаний, денег или заботы. Они остались вдвоём, и жизнь продолжалась. Они очень часто переезжали, находясь в движении практически всё детство Луи. Джо постоянно прыгала с работы на работу и из города в город, потому она всегда учила Луи, что «дом там, где находится сердце», а сердце постоянно было в движении. Так они и путешествовали, срываясь с очередного места по первой же прихоти. Встретили кучу людей и набрались дохуя опыта, и Луи был совсем ещё маленьким, так что всё было просто. Смена квартир раз в несколько месяцев; разные виды из окна. Разные няни, разные друзья, разные временные папы, разные запахи, разные ковры и разная облезшая краска в разных коридорах. Действительно просто. Оглядываясь назад, Луи понимает, что из-за того, что они так долго были только вдвоём, он всегда воспринимал её больше как свою подругу, нежели маму. В каком-то роде они были больше похожи на компаньонов, чем на семью, и это было странно. Это трудно объяснить, но главное то, что он всегда думал о ней хорошо, несмотря на явный недостаток семейных отношений. Да, она часто оставляла его одного, и была слишком ветреной и молодой для того, чтобы иметь сына, но она была доброй, изобретательной и свободной, и Луи словно был её маленькой мужской копией. У них даже глаза одинаковые — лучшее во внешности Луи. Спасибо, мамочка. Ему нравился их стиль жизни — бессистемный и постоянно меняющийся. Он любил перемены, и ему нравились приключения, потому что из-за них он чувствовал себя чуть более живым. Он помнит, как в детстве услышал или прочёл цитату, которая с тех пор навсегда застряла с ним: «Жить — редчайшее в мире явление. Большинство людей существует, и только». Она стала своего рода религией; фразой, с которой он просыпался и засыпал. И даже несмотря на то, насколько маленьким он был, Луи всё ещё помнит, как слышал эти слова в своей голове каждый раз, когда приходило время снова собирать вещи и уезжать. Каждый раз, когда он складывал свои пять футболок и две пары джинсов в порванную фиолетовую сумку с чёрным пятном в самом низу. Потому что казалось, будто они жили, а не просто существовали. Они меняли одни воспоминания на другие, как и друзей, и квартиры, и, каким-то образом, уезжать казалось более полноценным, чем строить дерьмовую жизнь в дерьмовом городе с дерьмовыми людьми с одинаковым акцентом. Ему было около восьми, когда жизнь стала немного сложнее. Запутаннее, даже. Именно тогда она встретила Алана. В то время они были в Донкастере — довольно неплохом городе на севере, школу в котором очень легко было прогуливать. Луи нашёл хороших, настоящих приятелей — таких, которые поставляли ему сигареты и заставляли смеяться. А затем внезапно сердце стало постоянным, потому что они перестали двигаться. Вместо этого Джо вышла замуж за здоровенного парня, который работал пожарным и очень громко смеялся. Вместо приключений и фиолетовой сумки с черным пятном, в которой лежали его семь предметов одежды, всё превратилось в дома, шкафы, заборы, сады и походы в продуктовые магазины. С поражающей скоростью Джо родила пять — блять, пять — дочерей, и это превратилось в Джо, читающую маленьким девочкам сказки на ночь, заплетающую им косы и целующую их щёки, пока Луи готовил ужин, убирал по дому и был нянькой каждую минуту каждого чёртового дня. Луи наблюдал, как внезапно Джо превратилась в мать, пока Луи по-прежнему оставался её грёбаным другом, но никак не сыном. И не имеет значения, что он не нуждался в опеке, так как научился жить самостоятельно. Они стали Аланом, Джо и девочками. И Луи, упомянутым лишь вскользь, всегда отделённым от остальных паузой, знаками препинания и стеной самой маленькой комнаты в доме, словно сраный Гарри Поттер, но с бонусом в виде «лучшей подруги», которая была старше на семнадцать лет, а также подарила ему жизнь. А затем, как обычно и бывает, этому пришёл конец. Потому что Алан тоже свалил — Луи уже даже не может вспомнить причину, — и всё вернулось к Джо и её хорошему другу Луи, самостоятельно справляющимися с пятью детьми. В четырнадцать лет Луи приходилось работать на двух ёбаных работах. Он был не в состоянии выполнять долбанную домашнюю работу, потому что постоянно был чертовски уставшим. Это Луи воспитывал детей, пока Джо изо всех сил пыталась держаться на плаву; это он присматривал за ними, пока она работала сверхурочно и ходила на свидания. Она очень сильно старалась, но этого было недостаточно, и к тому времени, когда Луи исполнилось шестнадцать, чаша переполнилась до краёв. Это просто стало уже чересчур. Он не полный робот, он любит своих сестёр. И это они были причиной, по которой он задержался на столь долгое время, но когда он в очередной раз завалил все свои экзамены… Это стало последней каплей. Так что Луи ушёл. Он ушёл в ночь, когда его кровь была отравлена никотином, а джинсовая куртка царапала мягкую кожу на руках. Он ушёл сразу после того, как в последний раз поцеловал своих сестёр на ночь, не говоря ни слова Джо, потому что ему не нужно было ничего говорить. Она знала. Она знала, что это было слишком, и она не искала его после этого. Не из-за того, что ей было всё равно, а лишь потому, что она знала, и ей нечего было сказать ему. Хотя… Луи, наверное, стоило подобрать хотя бы пару слов. Он никогда не говорил ей, как загнанно себя чувствовал. Он осознал это сразу же, как только вышел за порог, но это не было достаточной причиной для того, чтобы вернуться. Это ведь он ребёнок, разве нет? Это не он должен был быть инициатором этого разговора, потому что это она была матерью. Он не тот, кто должен разбираться со всем этим дерьмом. Так что он бросил школу и переехал к приятелям, которые были у него на тот момент. С тех пор он не прекращал порхать с квартиры на квартиру и работать помощником официанта в пабе, иногда продавая крепкий алкоголь пьяным старпёрам, которые были неспособны держать свои руки при себе. На самом деле он счастливчик, что нашёл работу, потому что, когда он сбежал в какой-то нелепой форме протеста, ему пришлось бросить свои две предыдущие работы. Один из его дружков работал в том пабе, так что он замолвил словечко за Луи, и тому дали работу, которая покрывала почти все расходы. Это была беспроигрышная ситуация. Сейчас Луи находится в милом городке, даже несмотря на то, что он живёт в более дерьмовой его части. Но в целом, всё вполне неплохо. Повсюду одни богачи, расхаживающие по ухоженным газонам со своими домашними животными, в ошейниках которых бриллианты. Да, это именно такой городок. Так что как бы чудесны не были чаевые Луи, их всё равно было недостаточно, чтобы снять своё собственное жильё. Решение оказалось очень простым. Именно тогда Луи начал осознавать, что может использовать свою внешность в своих интересах. Ему было шестнадцать, когда он начал наведываться в более богатую часть города и флиртовать со спортивными и обеспеченными парнями, которые были заинтересованы в длинных ресницах и аккуратных губах Луи настолько, чтобы удовлетворять все его пожелания в обмен на отличный минет. И это было весело. Луи наслаждался той властью, которую имел над кучкой этих придурков, неспособных разорвать с ним зрительный контакт. Из-за того, что он был из «сомнительной» части города, богатенькие подростки воспринимали его как кого-то очень захватывающего и опасного, а в ответ он принимал от них дорогой алкоголь, изысканные блюда в до смешного пафосных ресторанах и множество других подарков, которые внезапно сделали его жизнь чуточку веселее. Так что он потрахался с несколькими довольно красивыми футбольными капитанами и был своего рода «принят» в их круг, состоящий из клёвых вечеринок, хороших наркотиков и секса без обязательств. Ладно. В основном без обязательств. Луи не отрицает того, что впоследствии у него возникло несколько прилипал. Юные милые мальчики с большими глазами, на которых оргазм сказался слишком сильно; игроки в поло, которые жаждали внимания Луи, но подавляли свою ориентацию; плохие парни, которые писали ужасные песни в стиле поп-панк, потому что хотели, чтобы Луи принадлежал только им. Они хотели заполучить сердце, которого нет, и завоевать мир с сообщником, который, в конце концов, ударил бы им в спину. Это всё просто смехотворно, потому что Луи не из тех, кто разделяет славу и наслаждается компанией, подобной ему. Нет, это не по его части. Он определённо причинил кому-то боль. Он удалил бесчисленное количество слезливых голосовых сообщений и не отвеченных смс с кучей вопросительных знаков. Луи бесчувственно встречал множество отчаянных взглядов, и в итоге он осознал, что не является хорошим человеком. Он родился с недостаточным количеством сострадания, заботы и терпения. Вместо этого он был наполнен едва постижимыми каплями здравого смысла, которые опускали его на землю и делали только злее. Он с распростёртыми объятиями приветствует бесцельную жизнь без малейшего представления о будущем или, чёрт возьми, о настоящем. Потому что в конце любого дня Луи просто сплошной кавардак разочарования и бесцельности, скитающийся от одного дня к другому и никогда не задумывающийся о большем. Толку, что он зарабатывает немного лишних денег за одну ночь в пабе, если он тратит их на изысканный завтрак следующим утром, запивая его шампанским? У него нет тормозов, так что он тратит деньги так же быстро, как и зарабатывает их, потому что если он сгорит — он будет гореть ярко. Однажды он целый месяц жил в заброшенном гараже возле свалки, потому что вместо того, чтобы снять нормальное жильё, он решил потратить деньги на сигареты, водку, шампунь и кучу косяков. У этого гаража даже практически не было крыши, а олово местами прогнило, обеспечивая идеальный проход для бездомных, мелких злоумышленников и ледяных капель дождя. Он спал на грязном, запятнанном, неровном и сплющенном матрасе, в котором лопнуло несколько пружин, из-за чего спать на нём было крайне болезненно и неудобно. Они впивались в его копчик, оставляя синяки и посылая мелкие уколы дискомфорта по всему телу в течение дня. Но он выбрал это; он решил остаться в грёбанной конуре и спать валетом с каким-то наркоманом, которого он встретил в пабе. Его звали Базз, и Луи жёстко издевался над ним из-за его имени (по очевидным причинам, ну), и, когда лунный свет пробивался сквозь их прогнившую крышу, Базз всегда клялся, что станет мировым музыкантом, держа на коленях свою деревянную гитару. Он хотел изменить мир своей заново вдохновляющей поэзией и бесконечными мелодиями, и иногда, затягиваясь сигаретой и смотря на виднеющиеся вдалеке звёзды, Луи верил ему. Он лежал на холодном и абсолютно дерьмовом полу, который был наполовину из бетона, наполовину из грязи, пялился наверх сквозь бесконечные завитки дыма, которые словно служили ему одеялом, и слушал о мечтах Базза, смутно гадая, есть ли у него свои собственные. У него их нет. Луи может много чего делать, много о чём думать, но он не мечтатель. Он даже не уверен, что такое «мечты» и что они значат. Это немного тупо и идеалистично, разве нет? Немного. Однако он продолжал жить, несмотря на постоянное чувство разочарования, горечи и раздражения, и несмотря на то, что в этом городе не было ни одного грёбанного человека, который бы его заинтересовал. Ему не было интересно даже с Баззом, который однажды решил испытать «духовное пробуждение» и переехал в другой конец страны, продав все свои пожитки. Но, говоря откровенно, Луи было немного грустно с ним прощаться. Поэтому вместо хибары с нариком, Луи начал скакать с диванов одних приятелей в кровати других приятелей, и так по кругу, не имея почти ничего, кроме одежды в рюкзаке за спиной. У него была только музыка, разочарованные вопли Курта Кобейна и плейлист под названием «идите нахуй». И всё, что он делал, — просто пялился на одну и ту же цитату, которую царапал на дешёвых деревянных столах в пабах и рисовал на грязных стенах аллей: «Жить — редчайшее в мире явление. Большинство людей существует, и только». Он засыпал в разных местах, но всегда слышал одни и те же песни и одни и те же слова в своей голове. А потом он встретил Лиама. Это своего рода забавная история. Видите ли, Лиам — классический Золотой мальчик города. У него безупречная стрижка, и слишком белые зубы, и лицемерные родители, держащие город в своих ежовых рукавицах, и куча денег, и отличные оценки, и шикарные кубики пресса, и если его не обожают, то его боятся. Но Луи ничего не знал о нём, когда тот впервые пришёл в паб. Луи больше не ходил в школу, так что имя «Лиам Пейн» фактически ничего для него не значило. Возможно, он мельком слышал его ранее, но Лиам не был предметом для разговора у безымянных парней, когда он трахал их в глотку в их роскошных домах с бассейном. Но в одну прекрасную ночь Лиам оказался в его дерьмовом пабе около реки. Богатенькие мальчики редко когда заходили туда, так что их заметили, как только они вошли. Они думали, что выглядят очень круто из-за того, что тусуются в плохой части города, но Луи чуть ли не смеялся над ними, закатывая глаза и безразлично пожимая плечами, параллельно натирая барную стойку. Но Лиам буквально вцепился в него взглядом, так что это не осталось незамеченным. Он остался у барной стойки, вливая в себя виски и стуча руками по старому, поцарапанному дереву, пока его друзья громко смеялись и кричали в телевизор, висящий в углу помещения под обшарпанным и кривым потолком. Лиам наблюдал за тем, как Луи натирал мутные кружки грязно-серой тряпкой, и за тем, как Луи вставал на носочки, чтобы дотянуться до водки на верхней полке. Лиам наблюдал за Луи всю ночь. — На что ты, блять, уставился? — резко выплюнул Луи, выпрямляясь из-под прилавка с салфетками для коктейлей. Он произнёс это грубо, и слова получились скрипучими из-за пересохшего горла, но на его губах играла ухмылка, и он наслаждался спектром эмоций, промелькнувшем в тёмно-карих глазах Лиама. Луи понятия не имел, где они начинались, а где заканчивались. Если вообще заканчивались. Лиам опустил свой стакан, не обращая внимания на позвякивание льда. Не переставая смотреть на Луи, он и сам начал ухмыляться. — На тебя, — без колебаний ответил он. Этого было достаточно, чтобы вызвать у Луи интерес. Этого было достаточно, чтобы Луи ещё шире усмехнулся Лиаму, прежде чем вернуться обратно к работе, буквально слыша, как в отдалении шуршат банкноты. Ещё одна ночь, ещё один мальчик. Однако вскоре после этого Лиам скрылся в шквале шума и криков, окружённый своими ровесниками. На какое-то мгновение Луи замер, но потом пожал плечами и продолжил протирать бар дальше. Это не большая потеря — всего лишь очередной богатенький мальчик. Он не был особенным. Только после того, как Луи вышел на улицу, закрывая бар и надевая свою забрызганную пивом куртку, он заметил фигуру, поджидавшую его. — Я думал, ты ушёл, — выдохнул Луи, с привычной лёгкостью доставая из пачки сигарету. На небе светила яркая полная луна, и он использовал освещение в своих целях, затягиваясь дымом и встречаясь взглядом с парнем из-под опущенных ресниц. Это в очередной раз сработало. Лиам только ухмыльнулся, ничего не говоря, и прижал Луи к стене, тут же припадая голодным ртом к его шее. Это было охуенно, насколько Луи помнит. Это было невероятно, потому что не было никакого притворства — только страсть, и ещё потому, что Лиам пах старинными деньгами и безнравственностью, и это было единственным, чем Луи по-настоящему мог дышать. Так что он оттолкнул его от себя, а затем опустился ради него на колени в переулке за пабом. Это, должно быть, было хорошо, потому что потом Лиам спросил, как его зовут. — Томмо, — ответил Луи сквозь завитки дыма. Его губы стали покрасневшими и мокрыми, но он по-прежнему ухмылялся. Лиам широко улыбнулся и протянул Луи руку. — Лиам, — ответил он, а затем взял у него номер. — Я напишу тебе, — с этими словами он пошёл прочь, оставляя Луи с покрасневшим ртом и выгнутой бровью. — Мне часто становится скучно, — он бросил последний взгляд через плечо, по-дьявольски улыбаясь, — и мне кажется, что ты это вылечишь. Больше он ничего не сказал, и Луи только рассмеялся, выбрасывая сигарету. Лиам написал ему всего три дня спустя. И начиная с того момента, они стали некими сообщниками. После той первой ночи между ними больше не возникало ничего сексуального, и хотя Луи не скрывал, что был бы только «за», Лиам лишь ухмылялся на все его попытки, выставляя вперёд руку и смотря всё с тем же блеском в глазах. — Не сегодня, — мурчал он, беря Луи за руку и таща за собой. — Я хочу поиграть в игру, — говорил он, и именно так всё начиналось. Лиаму было скучно? Он натравливал Луи на ничего не подозревающую душу. Лиам злился? Луи шёл мстить за него. Всё было очень просто. И если между ними и была хоть какая-то ниточка настоящей дружбы, то она возникла из-за неудовлетворённости, скуки и одиночества, которое никто из них никогда не признает. Просто два плохих человека, отыскавших утешение в судьбах друг друга. Вот как устроен этот мир. Ничего не изменилось. Так что теперь он на новой миссии под названием «Гарри Стайлс», и он наблюдал за ним в течение четырёх дней. Он наблюдал за тихим мальчиком с пушистыми коричневыми кудрями, потухшими глазами и полупрозрачной кожей. Он наблюдал за его ссутуленными плечами, за тем, как собираются в складки рукава его свитера вокруг запястий, и за тем, как он едва ли отрывает взгляд от тротуара, по которому идёт. Он наблюдал, как он солнечно улыбается каждому прохожему, улыбнувшемуся ему первым, — улыбкой, больше похожей на инстинкт; словно он улыбается прежде, чем успевает об этом подумать. Луи наблюдает за тем, как Гарри бредёт в сторону библиотеки, смотря себе под ноги, и он уверен, что этот мальчик — один из тех, кто просто существует. Скучный. Он вообще не будет проблемой, и не важно — новенький он или нет. Не исключено, что это даже будет самым быстрым достижением Луи — даже быстрее, чем тот парень, который сделал себе на запястье татуировку с именем Луи спустя неделю их перешёптываний в парке. Как его вообще звали? Брент? Плевать. Да, эта цель будет лёгкой добычей. Именно с этой мыслью Луи выкидывает окурок и отталкивается от стены, направляясь в библиотеку в поисках мальчика, который только существует, втайне желая начать жить самому.