Оковы для принцессы

...которая является прямым продолжением предыдущих (кроме третьей). — Раз, два, три, раз, два, три, — плавно чеканит каждую цифру, мажет смолью прядей по веснушчатому лицу. Белая кожа щеки прижата к рыжему виску, тонкие пальцы лениво перебирают мягкую накидку на чужих плечах. — Раз, два, три, раз, два, три. — Анна слушает. Каждой клеткой тела вбирает тягучую вибрацию голоса, искренне стараясь следить за непроизвольно перебирающимися ступнями, очерчивающими на тонком слое снега косой квадрат. Ладони сестры прожигают даже сквозь одежду, стирая кости в ледяную шелуху. Без музыки тяжело, скованные толстой тканью ноги путаются и запинаются о неровные выступы во льду, но Эльза продолжает безмятежно насчитывать ритм, крепко поддерживая краснеющую — скорее от смущения, чем от холода — партнершу. Ветер щекочет кончик носа, игриво приподнимает полы изумрудно-зеленого платья, но улетает прежде, чем касается обнаженных голеней. — Раз, два, три, раз, два, три. — Как мантра; гипнотизирует, обволакивает мысли, словно мед. Тяжесть на кончиках пальцев, вертящиеся снежинки, падая, тают на горячих губах, зудящих от желания накрыть чужие. Анна кружится в руках сестры, с легкой тоской подмечая самой себе, что Эльза победила — вон, вертит ее сердце как хочет, связывает его прозрачным бантом. Не иначе подарок на Рождество, со вшитой к предсердию открыткой. — Не опускай голову. — Эльза строго поджимает губы, но в следующее мгновение вновь натягивает на них улыбку — безмятежную и сладкую, как пряничный человечек. Белые бусинки ягод омелы с тихим звоном ударяются о пузатые стенки стеклянных шаров, проглядывая сквозь присыпанную инеем зелень. Взгляды скрещиваются, пожирают друг друга, не отрываясь. Блестящая крошка на ресницах, в волосах — все вокруг буквально осыпано пушистым слоем, и впервые за столько времени Анна искренне этому рада. Рождество, как-никак. Олаф, милый простой Олаф кружит вокруг них, с восхищением рассыпая узорчатые снежинки и насвистывая праздничную мелодию под свой морковный нос; и на долгие несколько мгновений Анне кажется, что все по-прежнему: вот-вот в продрогший хрустящий зал ворвутся слуги, неся подносы с горячей фаршированной индейкой и мягким картофельным пюре, тающим во рту, будто мусс; музыканты растянутся по углам, наполнят пространство стонами скрипок и перезвоном колокольчиков, и гости, одетые в шелка, с улыбкой проводят взглядами двух танцующих сестер, наклоняясь к друг другу так близко, что губы едва не коснутся чужих напудренных щёк. И праздник подарит замку свой незримый поцелуй, наполнив стены предвкушением веселья и тепла. Но иллюзия рассыпается быстро, звенит в голове принцессы кусочками айсберга, и Анна едва успевает убрать руки, чтобы не пронзить ими кожу. 3амороженные, скованные слоем люди глядят на неё потухшим мёртвым взглядом отовсюду, куда ни кинешь взор: вот Мэттью, молодой парень, промышлявший рыбалкой и всегда улыбавшийся Анне при встрече, скорчился в неестественной позе, и под ледяной коркой в уголке его губ можно легко различить кровь; вот Шарлотта, плотная женщина-пекарь, всегда добродушно подзывавшая принцессу к себе с очередной порцией свежеиспечённых пряников с корицей, замерла в ужасе, и на её руке не хватает двух пальцев; вот Борис, местный сапожник, что чинил Анне её любимые башмаки, глядит в никуда пустыми глазницами, где вместо белков снежная крошка; вот десятки некогда добрых друзей, жителей её страны, обречённые на вечность в магическом льду из-за равнодушия Эльзы и эгоизма и страха её сестры. Анна чувствует ком в горле, струящийся по рёбрам холод, не имеющий ничего общего с окружающей температурой; голос королевы Эренделла исчезает в стуке крови в ушах, и принцесса ощущает приступ тошноты. Она заставляет себя замереть, заполнить лёгкие морозным воздухом до отказа, и пока сестра не успела задать вопрос, впиться в её ледяные губы, увлекая королеву на снежный пол. Олаф смущённо прикрывает лицо ручками-веточками и спешит покинуть залу. Анна незаметно стирает одинокую слезу рукавом и мысленно считает до десяти. Скоро всё закончится.