Наши истории

У Жени пушащиеся, растрёпанные ветром кудри, повязка, удерживающая чёлку, съехала набок, разбитые локти, стесанная о шероховатый асфальт кожа, колени почти чёрные. Женя пыльная и довольная. Лена смотрит на неё со смесью веселья и снисходительности. Она прекрасно помнит, в каком состоянии сама приходила домой пару лет назад, когда ещё носила гордое звание лучшей спортсменки школы. Мелкий травматизм на тренировках — обычное дело, особенно для ярких, живых и бесстрашных людей вроде Женьки. Но — тут Лена готова поспорить — сама она ни разу не выглядела так, словно её протащили по самым пыльным московским улицам. Огурцова же после своих досок выглядит только так. Женя протискивается мимо её плеча в квартиру, стаскивает кроссовки и уверенно направляется на кухню. Лена мысленно сетует на то, что с некоторых пор «Ранетки» чуть ли не живут вместе, и нехватка свободного пространства ощущается особенно остро, и идёт за ней, успев забрать из рук подруги сочное красное яблоко. — Ну Лен! — протестующе тянет она, пытаясь его вернуть. Лена, беззастенчиво пользуясь преимуществом в росте, поднимает руку с яблоком к потолку. Жене хватило бы упорства его достать, но, похоже, сегодня рампы выжали из неё все силы, так что она ограничивается тем, что смотрит снизу вверх максимально осуждающе. Лену это не впечатляет. — Даже не пытайся. — Она насмешливо щурится. — Посмотри, в каком ты виде, по-хорошему тебя вообще на кухню пускать нельзя. — Я голодная больше, чем грязная, — с непоколебимой уверенностью возражает Женя. — Да, и как ты это определила? — Кто там, Лен? Женя смотрит куда-то за её спину и радостно улыбается. Лена, пользуясь тем, что никто не видит, тоже улыбается — её мама и её лучшая подруга нашли общий язык едва ли не в первый же день знакомства, и она чувствует двойную гордость за них обеих. — Здрасьте, тёть Свет! — Здравствуй, Женечка. — Мама входит на кухню, которая становится ещё теснее, смеряет Женьку внимательным взглядом и оборачивается к Лене: — Дочь, побудь, наконец, хозяйкой, проводи подружку в ванную и принеси сменную одежду. Перекись ещё возьми. Жень, — она снова переводит взгляд на смущённую девушку, — будь осторожнее, пожалуйста, ваш руководитель не обрадуется, если ты придёшь на съёмки с такими синяками. Всё, идите, я обед разогрею. Их мягко, но настойчиво выставляют с кухни быстрее, чем они понимают, что происходит. Лена, фыркнув, косится на подругу и подводит итог: — Похоже, моя мама привыкла к мысли, что у неё теперь есть ещё один ребёнок. Потом Женя сидит на бортике ванной в Лениной футболке, и если на Лене эта футболка сидит просто свободно, то на Жене, оголяя левое плечо и ключицы, смотрится провокационным решением дизайнера. Лена сидит напротив на коврике и промывает перекисью ссадины на её коленях и локтях. — Как вообще так можно? — бормочет она, когда Женя снова тихо шипит и закусывает губу. — Почему вообще ты здесь, а не у себя дома? — От площадки ближе до тебя, чем до меня, — неизвестно в который раз сообщает Женя. — А до Ани ещё ближе, — тоже неизвестно в который раз напоминает Лена. — Ладно, в следующий раз пойду к Ане. — Только попробуй! — Третьякова усмехается и коротко обнимает её за пояс. Потом тянет ворот футболки вниз, задумчиво изучает открывшийся ей вид и интересуется: — Ладно, я понимаю колени и локти, но здесь-то ты как умудрилась? Женя недовольно ворчит себе под нос и закрывает глаза, пока Лена беззастенчиво шурует у неё под футболкой ватой с перекисью, и, совершенно неожиданно для себя, краснеет.