***
Скоро настал день, когда Фестиваль Изящных Искусств стартовал. Все студенты собрались в Большом зале на праздничный банкет в честь его официального открытия. Именно узнав о нем за несколько дней восьмерка третьекурсников поняла, что имел в виду профессор Снейп, посылая их за костюмами в Хогсмиде. Сейчас все сидели за столами в красивых платьях и костюмах, за которыми большинство ломилось в узкие двери магазинов буквально в последний момент. Насколько было известно, этим вечером им всем предстояло не только есть и слушать речи преподавательского состава, но и посмотреть определенную шоу-программу, включающую выступление иллюзионистов, использующих ловкость рук и зрелищную магию, а также ведущих, вовлекающих зрителей в конкурсы и викторины, где при желании можно поучаствовать. Были приглашены музыканты, которые сыграют классическую и популярную современную музыку. Под нее можно потанцевать в предусмотрительно освобожденном пространстве в центре зала, откуда сдвинули столы ближе к стенам. В целом, это мероприятие было направлено на создание атмосферы, располагающей к новым знакомствам: как между участниками, так и просто между иностранцами с обычными студентами Хогвартса. Но пока вечер только начался. За кафедрой занял место директор, чтобы поздравить участников и посоветовать остальным не обойти вниманием это удивительное мероприятие. Конечно же, многим для закрепления в памяти еще не раз придется повторить эту информацию, ведь начинались Рождественские каникулы: уже после них, в первую субботу с начала нового семестра действительно начнется Фестиваль. — Конечно же, чтобы вы не упустили ничего из насыщенной программы Фестиваля Изящных Искусств, сейчас я расскажу вам о его структуре. Иными словами, поведаю о том, в какие дни будут проходить мероприятия и чему они будут посвящены, — вещал Дамблдор, осматривая молодежь из-под очков-половинок. — Фестиваль разделен на несколько этапов и включает в себя межэтапные мероприятия для участников. Сейчас важно рассмотреть первый этап. Он начнется в первую субботу после окончания Рождественских каникул и займет три дня – то есть, три субботы подряд. Первый день будет посвящен литературе: поэты и прозаики продемонстрируют свои ныне существующие творения. Второй день отдан художникам, которые покажут нам свои картины. В третий день певцы и мастера игры на музыкальных инструментах подарят нам возможность послушать чудесную музыку. Это будут песни и композиции, либо сочиненные нашими участниками, либо только исполненные. Так или иначе, важно будет продемонстрировать свое мастерство и, желательно, колорит страны, к которой принадлежат наши участники. Гарри, вслушиваясь в эти слова, предавался волнениям, ведь именно ему нужно будет вместо Мелиссы «демонстрировать мастерство», на взгляд самого Гарри, сомнительное: кто он, впервые занявшийся пением «всерьез» совсем недавно, и кто Розье, потратившая на это годы… Сможет ли он оправдать ее ожидания? Не оплошает ли на сцене, в самый ответственный момент? — Ты готова? — услышал сквозь нарастающую тихую панику Поттер. Это был голос Гермионы. — И да, и нет, — нетипично неуверенно ответила ей Аврора. — Это очень волнительно. Только подумаю, что столько людей услышит то, что я написала… ох-х-х. Я правда переживаю об этом, даже если пытаюсь говорить себе что-то в духе «все будет хорошо». — Понимаю тебя, — вздохнул Гарри, смотря куда-то перед собой. — О, Гарри, ты тоже волнуешься? — удивилась Блэк. Что ж, Поттер ее в этом не винил. Он сам, как заправский конспиратор, не сказал друзьям, что собирается участвовать вместо Мелиссы. Даже Драко не знал. В последнее время, отмечал Гарри, в его жизни стало очень много тайн и недомолвок. Начиная со знания о Петтигрю и ларце, заканчивая снами и просмотром воспоминаний о Дамблдоре. Везде и всюду он кому-то что-то недоговаривал или умалчивал вовсе. «Я взрослею?», — философски подумалось ему, пока он размышлял, что ответить подруге. — «Или дурнею. И кто знает, что хуже…» — Да, есть причина. Ну, знаете, Мелисса… Гарри сделал несколько неопределенных пассов руками, давая подруге домыслить самостоятельно. Аврора и Гермиона переглянулись, видимо, сойдясь в едином мнении. — Это так несправедливо, что она не попадает на Фестиваль, хотя так хотела, — вздохнула Грэйнджер. — Как по мне, это все лишние хлопоты, — буркнул Рон. — Рисунки-песенки… Столько мороки: и людей собрать, и дни под это все выделить и прочее… — Рональд, не считаешь же ты, что твой любимый квиддич чем-то превосходит «рисунки-песенки»? Ведь существованию Чемпионата мира или соревнований по квиддичу ты не возмущаешься, — запричитала Гермиона. — Квиддич – это другое! — оскорбившись в лучших чувствах воскликнул Уизли, потрясая ложкой. — То же самое, Рон, то же самое!..***
За слизеринским столом без особого восторга речь директора слушал Блэйз. По стечению обстоятельств он теперь тоже был замешан в выступлении на Фестивале от музыкантов. Не так давно, буквально спустя пару дней с попадания Мелиссы в больничное крыло, его чуть ли не за руку вытащил на разговор Гарри. Поттер обладал уникальным талантом оказываться там, где ему не нужно в совершенно неподходящий момент. С другой стороны, конкретно для лжегриффиндорца этот талант открывал двери в мир авантюр и уникальных решений. Оказалось, он краем уха слышал, как Забини напевал себе под нос, думая, что никто не слышит. В конце концов, он сидел в своей (собой оккупированной) зельеварне в Тайной комнате, куда никто обычно не заходит и даже мимо не проходит! Сидел себе у двери на табурете, выжидал минуты до следующего шага приготовления яда, отдыхал, так сказать, телом и душой. Решил помурлыкать под нос, не боясь, что кто-то околдуется внезапно проявившимся материнским наследием – честно, ему не хотелось проверять, может ли он свести кого-нибудь с ума голосом сирены, намеренно или нет. И вот любимчик госпожи удачи, сверкая окулярами, с отчаянной надеждой на лице просил Блэйза выступить на этом дурацком Фестивале. — Я слышал, твой голос, ты умеешь петь, — тараторил Гарри. — Я… мне придется выступать на Фестивале из-за некоторых причин, но я не уверен в своих навыках. Думаю, из меня одного… выйдет недостойная замена Мелиссе. — Так ты по ее просьбе выступаешь? — Да. У меня был перед ней один долг. Это – плата. — Так зачем кто-то еще, если ей нужно чтоб выступил только ты? — Для Хогвартса… для команды нашей школы Мелисса могла принести больше, чем могу я, — поджал губы лжегриффиндорец, потирая шею. — Как наследник Салазара, я чувствую определенную… ответственность, что ли? Не хотелось бы, чтобы про студентов Хогвартса сложилось плохое мнение. Насколько знаю от Мелиссы, у нас от музыкантов выступает хор лягушек профессора Флитвика, а из солистов – одна Мелисса. — Мда, не густо, — промычал Забини, поднимая брови. — Но я пас. Не могу. — Почему? — не сдавался Поттер, нервный настолько, что услышанный отказ не воспринимался как окончательный ответ, с которым можно смириться. — Ай-й, найди кого-нибудь получше! — воскликнул слизеринец, всплескивая руками. Тема разговора его вводила в состояние, далекое от восторга. — Я могу всем навредить, если запою. По матери в роду сирены. — Был бы кто получше, — потерянно пробормотал Гарри и, задержав дыхание после глубокого вдоха, постарался успокоиться. — Ладно. Прости, что так набросился. И все бы ничего, но язык Блэйза – враг его, потому что вечером того же дня он рассказал о произошедшем Теодору. И тот, драккл побери, проявил к вопросу больше участия, чем было необходимо для спокойной жизни Забини! — Я тоже однажды слышал, как ты поешь. Немного, — сознался он, заставляя Блэйза очумело моргать. Когда?! Эта мысль так ярко пронеслась в уме, что, кажется, он даже высказал ее вслух. — Когда вы с матерью приходили в гости. И, как видишь, я в порядке. — А ты уверен, что ты в порядке? — А ты? — С учетом размеров некоторых наших недопониманий в недавнем прошлом, я не берусь судить о таком, сладкий, — с кривой ухмылкой и подергивающимся глазом ответил Забини. — Что ж, достойный аргумент, даже оспаривать не буду, — смиренно кивнул Нотт. — Если конктретно: как должно проявляться воздействие голоса? — Не знаю, от намерения и его силы зависит… да и от силы самой сирены. У моей матери явно помощнее способности будут. Сильные сирены способны своей песнью влюблять в себя не хуже амортенции. В целом, ты должен почувствовать некое очарование моим светлым образом, — с придыханием в последней фразе поведал Блэйз, жестами рук обрисовывая овал своего лица. — Если то, что я тогда чувствовал, было очарованием, то боюсь представить, насколько ужасающим чувством является влюбленность, — фыркнул Теодор. — Это сейчас даже обидно было, — моргнул Блэйз, складывая губы трубочкой. — Тебе же нравится петь? — внезапно спросил Нотт, отчего его собеседних растерянно смолк, расслабляя лицо. — Сложный вопрос. — Простой. — Ну, как бы нравится, но не то, чтобы я мог это часто делать. У меня есть к этому врожденные таланты, но с годами я все реже пел, тем более в полный голос. Даже ты слышал скорее напевание под нос, потому что по-другому я не позволял себе петь с поступления в Хогвартс, если не раньше, — нетипично серьезно ответил Блэйз без намека на улыбку на лице. Он смотрел куда-то вниз, будто бы видя что-то новое в ковре, устилающем их гостиную. В глазах поселились нечитаемые тени, от вида которых Теодору становилось не по себе. — Но ты хотел бы петь, — уже не спрашивая, но утверждая, сказал Нотт. — Да, — сжав губы в тонкую линию, обрывисто бросил Забини, отворачиваясь от друга. — Тогда почему бы не согласиться на предложение Гарри? — Ты меня хоть слушал сейчас? — резко вскрикнул он, разворачиваясь обратно. — Угум. Внимательно. Я понял, что ты любишь и хочешь петь, а твой голос никак на меня не повлиял. — Да может быть, если б я знал, что ты там торчишь да подслушиваешь, что-нибудь да вышло бы! — возмутился Блэйз. — А хотел бы, чтоб вышло? — уточнил Теодор. — Не терпится меня очаровать? У Забини в очередной раз за день дернулся глаз. — Тео, в какой момент ты стал так остер на язык? — С кем поведешься, от того и наберешься, — пожал плечами Нотт, лицо которого будто договаривало: «Что поделать, я смирился, чего и тебе желаю». — Бесстыдник, — театрально ахнул мулат, поигрывая перед лицом пальцами подобно трепыханию веера. — Не переживай, ты все еще можешь мне фору давать, так что на это звание мне претендовать рано. — Успокоил, — хохотнул Блэйз. — Могу еще больше успокоить. Спой мне. — Разум потерял? — Попробуй спеть для меня в полный голос, не имея намерения применять силу сирены. Если все получится, ты сможешь выступить на Фестивале. — А если нет?! — То все равно можешь выступить, в конце концов, если зрители очаруются, это будет лишь на руку команде Хогвартса. Получим больше зрительских симпатий, больше журналистов к нам привлечем. — Ты настолько решительно настроен в своем далекоидущем коварстве, что тебя не смущает перспектива быть одурманенным болваном? — скептически выгнул бровь Забини, смотря на друга так, словно не узнавал его. — Не такая большая жертва, — отмахнулся Теодор. — Возможно, это даже пойдет на пользу нашим отношениям. Меньше поводов для ссор будем находить, — губы Нотта изогнулись в едва заметной улыбке, сопровождаясь маленьким смешком. — Мерлин упаси, что я сейчас услышал, — проведя рукой по лицу сверху вниз, Блэйз оставил ее напротив рта, со смешанными эмоциями смотря на Теодора. — Мне кажется, это самое безумное и романтичное, что я слышал от тебя за всю жизнь. — Ушам дорогой суженой надо дарить самые приятные слова, — ухмыльнулся Теодор, припоминая Блэйзу его любимые словесные кривляния. — Мои уши в восторженном ужасе, любимый, — кисло скривился Забини, вставая с кресла и отряхивая с брюк несуществующие пылинки. — Если того желаешь, твои скоро будут в таком же. Пойдем куда-нибудь, где никто не подслушает. — До отбоя чуть меньше часа. — А ты думаешь, я тебе часовую серенаду затяну, что ли? Пф, мы выйдем минут на пятнадцать, успеем добежать обратно. — Будешь петь пятнадцать минут? Щедро. — Я имел в виду, пятнадцать, включая путь до места, мой милый дурашка.***
— Гарри, — окликнул лжегриффиндорца Блэйз на следующий день, до последнего себе же не веря, что это делает. — Я согласен. — Петь? Правда? — удивленно воскликнул Поттер. Он еще вчера потерял надежду, а тут такой сюрприз! — Но… почему? — Я вчера проверил, что могу это контролировать. Силу в голосе. Все должно быть хорошо. — Спасибо, Блэйз! — радостно улыбнулся Гарри, всем своим видом крича, что готов заключить слизеринца в объятья. Странно смутившись, Забини пробормотал что-то, напоминающее «не за что», отворачиваясь в сторону. — Буду поражать своей неотразимостью и набирать армию поклонников, — растянув губы в плутоватой ухмылке, пропел он, подмигивая, после чего пошел дальше по своим делам (все же, еще надо было отдать свою заявку на участие), махая другу на прощанье. — Встретимся вечером где обычно! Гарри, светясь счастьем, только кивнул, провожая его взглядом. «Где обычно» - это Тайная комната, куда они старались ходить по установленному для них графику Салазара, но порой нарушали свое расписание в силу каких-либо учебных и не очень проблем. — Ты светишься как Люмос Максима, — протянул Драко, появляясь за плечом партнера. — Мне начинать ревновать? — К чему? — Ну, если спрашиваешь о человеке, как о мебели, то не к чему, думаю, — пожал плечами Малфой, обходя Поттера и целиком появляясь в его поле видимости.***
В тот день половина груза, давившего на плечи Гарри, спала. Однако убрать волнение как таковое, естественно, это не помогло. Итого, слушая речь Дамблдора, и Поттер, и Забини, и даже Аврора не могли найти себе место от мыслей о неизбежном приближении того дня, когда придется выйти на сцену и продемонстрировать, что умеют студенты Хогвартса. В голове Авроры клубились мысли о том, правильный ли она сделала выбор, когда решала, что из своих рассказов показать широкой публике. Профессор Марино одобрила ее выбор, но все же!.. Муки творца преследовали даже Теодора, пропускавшего перед мысленным взором картины, написанные им за месяцы посещения кружка и предыдущие годы. Многое он бы сам не признал чем-то достойным, так – на коленке набросал. Однако профессор Марино и товарищи по кружку оценили. Что ж, оставалось только смириться и довериться мнению окружающих. Мелисса, безмолвно сидящая за столом Рэвейнкло, выискав взглядом Гарри, смотрела на него с надеждой. Он улыбнулся ей, и Розье расплылась в ответ в робкой улыбке.***
Вскоре начались каникулы. Много кто изначально собирался уехать домой на праздники, однако часть учеников поменяла свое решение. Кто-то участвовал в Фестивале и хотел остаться в школе, чтобы подготовиться ко всему, что может их ожидать, вместе с преподавателями. Кто-то сдружился со студентами Колдовстворца и Ильверморни, потому хотел провести с новыми знакомыми больше времени. Таким образом, Гарри в очередной раз не попал домой на Рождество. В душе роняя слезы, он снова писал письмо тете и большому Ди, рассказывая, что они могут его не ждать к праздничному столу. — Попаду ли я хоть на одно Рождество, учась в Хогвартсе? — задумчиво протянул в пустоту Поттер, перечитывая написанные строчки. — Надежда умирает последней, — ответила пустота голосом Рона. На первом курсе он остался в Хогвартсе из-за отъезда семьи в Румынию, на втором – чтобы разыскать Тайную Комнату. И вот, третий год подряд он будет встречать Рождество вдали от родителей. — Почему ты остаешься в этом году? — спросил Гарри, когда друг устроился рядом на скамье. — У родителей какие-то планы, — пожал плечами рыжик. — Да и в принципе не хочется без вас всех на каникулах оставаться. А ты, Гарри? — Буду ходить на занятия к Мелиссе до победного конца, — вздохнул юноша, опираясь щекой на кулак. — К Мелиссе? — А. Это сюрприз. Пока только Драко и Блэйз знают. — Это что за сюрпризы такие?! — воскликнул Уизли, удивленно поднимая брови. — Петь я буду. На Фестивале, — шепнул Поттер, прикрывая ладонью губы. Глаза Рона стали походить на два галеона, которые при моргании издали характерное металлическое бряцанье.***
В этот раз на каникулы в Хогвартсе остались все лжегриффиндорцы. Гермиона решила не уезжать еще в начале месяца, обговорив это с Авророй: Блэки оставались в Хогвартсе рядом с Ремусом. После начала отношений девочкам хотелось провести больше времени вдвоем и справить Рождество вместе. Аврора парила в мечтаниях, предвкушая романтичные вечера и обмен подарками. И при всем при этом Блэк не могла не нервничать, вспоминая о предстоящем Фестивале, отчего уезжать в зону недосягаемости профессора Марино, например, чтобы попасть в гости к Грэйнджерам, ей точно не хотелось. Потому родители Гермионы взяли билеты на лыжный курорт для двоих. — Что ж, им полезно отдохнуть вместе, — вздохнула Гермиона, когда Аврора в который раз переспросила, не жалеет ли она о своем решении. Трое слизеринцев также остались в школе. Теодор и Блэйз решили держаться подальше от подозрительных телодвижений их родителей в сторону друг друга. Драко и Кассиопея остались для того, чтобы, помимо прочего, навещать Мелиссу, которой до сих пор нужно было ходить к мадам Помфри раз в несколько дней.***
Утро Рождества по обычаю началось с распаковки подарков, оставленных в гостиных факультетов. Гарри с восхищением осматривал вынутую из свертка метлу – не просто метлу, а саму «Молнию» – самую быструю в мире! К ней было приложено письмо, написанное почерком Люпина: «С Рождеством, Гарри! Ты ушел из школьной команды, но ведь это не запрещает тебе летать? Кто-то с надеждой передает тебе «Может быть, однажды…!» (ты знаешь, как сильна вера в силу квиддича у преданных фанатов), но лично я желаю, чтоб ты использовал ее как захочешь ты». Юноша прочел письмо с улыбкой, представляя как «кто-то» по имени Сириус до сих пор надеется на его возвращение в квиддичную команду – вот уж кто точно не понимает, как можно было отказаться от чего-то подобного в пользу дополнительной учебы. Гарри завороженно оглаживал древко метлы, ловя блики на полированном дереве. Несмотря на уход из команды, он все еще любил квидич. А еще больше любил полет. Само чувство скорости, развевающей волосы потоками воздуха, ощущение свободы и безграничного простора, где открыты мириады путей, где можно упасть в пропасть и воспарить к облакам, затеряться меж деревьев и застыть в невесомости высоко над ними, смотря на движение небесных светил. И «Молния»… это проводник в этот захватывающий сердце и душу небесный мир. Самый быстрый и маневренный из всех, что сейчас существуют. — Ничего себе! Да это же «Молния»! — ахнул Рон, во все глаза рассматривая метлу. — Кто ее подарил, Гарри? — Профессор Люпин, — улыбнулся Поттер, протягивая другу письмо и намекающе указывая в строчку про «кого-то», — и не только. — О. О-о-о, — глубокомысленно протянул рыжик, осознавая намек. — Ори, а что тебе подарила семья? — спросил Гарри подошедшего Ориона, заспанно потирающего глаза. — В душе не чаю. Сейчас посмотрим, — с кряхтением залезая под ель ответил Блэк и выудил из кучи две коробки. — Во, это от них. Мой и Аври. — Хм, это не «Молния», — наблюдательно заключил Рон, рассматривая коробочки раза в три короче, чем сверток Гарри. — И слава Мерлину! — воскликнул Орион со страшными глазами. — Что б я с этой дурой делал! — С какой дурой? — моргнул Уизли. — С такой! — пальцем указал на метлу в руках Поттера. — Куда мне девать такую здоровую несуразину, я летаю реже, чем стригусь. — Какой же ты странный… — протянул Рон. — Не слушай его, красавица, он ничего не понимает, — имитируя руками «закрытие ушей» на древке метлы, сказал Гарри. — Это кто еще тут странный, парни!***
В спальне девочек Аврора держала в руках упаковку с подарком для любимой, дожидаясь ее пробуждения. Хотелось вручить его, не спускаясь к мальчишкам. В спальне уже никого кроме них не было, даже Лаванда с Парвати, несмотря на то, что они будут участвовать в Фестивале, не захотели оставаться в Хогвартсе на каникулы. Ресницы Гермионы затрепетали. Она нахмурилась и открыла глаза, просыпаясь. Аврора расплылась в слепящей улыбке, садясь к ней на кровать. — Доброе утро. С Рождеством! — Доброе, — немного сонно улыбнулась Грэйнджер, забирая протянутый подарок. — Секунду, — подняла она указательный палец, переворачиваясь на другой бок и залезая рукой под кровать. Сев, она протянула в ответ свою подарочную коробочку. — С Рождеством, Аври.***
В гостиной под елью продолжали разгораться страсти. Рон, не ожидая от жизни ничего, кроме маминого свитера, был порядком ошарашен, найдя коробку с биркой «Рону Уизли от Лаванды». — Какой Лаванды, — тупо спросил он, выглядя так, будто душой находился где-то не здесь. — Нашей Лаванды, — моргнул Гарри, прочитав эту же надпись. — Ты знаешь много Лаванд? — пихнул его в бок Орион. — Я знаю Лаванд?.. — потерянно посмотрел на них Рон. Поттер и Блэк переглянулись, придя к одному выводу: — Он сломался. А у Рона в голове звенела пустота и в недрах ее рождались новые вселенные. Еще ни разу ему не присылала подарок девушка. Не сестра, не подруга. Д-е-в-у-ш-к-а. Только вот, зачем?..***
Каникулы пролетели быстро. Отдых восьмерки перемежался с походами к Салазару, Теодор и Аврора бегали к профессору Марино, Блэйз распевался и репетировал в одиночестве: страха перед публикой у него не было, но не хотелось лишний раз вовлекать в «опасные» звуковые ситуации людей, да и сосредоточенности на исправлении ошибок со зрителями не дождешься. Гарри ходил к Мелиссе, занимаясь с ее артефактом под молчаливым руководством старшекурсницы. К слову, сама Мелисса часто пересекалась со знакомой из Ильверморни и новым другом из Колдовстворца, который все же показал ей зарисовки из «приличного» блокнота. — Мне даже не нравятся блондины, — признался Александр, смотря на разворот, где нарисованный Сергей в ужасно ему идущей модной катастрофе цвета фуксии облокачивается на подоконник у приоткрытого витражного окна своего кабинета, зажав в пальцах отвратительно эстетичный леденец со вкусом селедки под шубой. «Но он же блондин?» — написала Розье. — Это мне тоже не нравится. «Как же так тогда?» — Да черт его знает. Он настолько раздражал меня своим появлением в Колдовстворце, когда начал там работать, что, видимо, без этого раздражения жизнь стала казаться мне скучной. «Звучит не очень здорово», — чуть помедлив, написала Мелисса, поглядывая на реакцию друга. — Не только звучит, — хмыкнул Воронов. — Но делать с этим я, естественно, ничего не буду.***
Гарри не забывал навещать отца и профессора Снейпа, попутно обмениваясь новостями о деле с ларцом. Пока что не случалось никаких странных неожиданностей, отчего оставалось лишь радоваться: хоть что-то находится под контролем. Люциус же так и не выяснил, как странная записка о книге могла появиться в мэноре, обойдя защиту, хотя приложил немало сил и времени, решая эту загадку.***
Дамблдор вновь звал Гарри на их тайные встречи, где они смотрели воспоминания. Поттер все ближе подходил к разгадке этой странной ситуации, что демонстрировалась ему с разных сторон с помощью омута и снов, что продолжали периодически появляться, особенно после просмотра воспоминаний директора. Будто бы узнавание каких-либо вещей из его прошлого служило спусковым крючком для того, чтобы сновидение подкинуло Гарри информацию из того же периода. Правда личность того, чьими глазами Гарри смотрел на эти события, так до сих пор и оставалась загадкой. Ни в одном из воспоминаний омута еще не мелькнул кто-либо, кто мог быть этим человеком. Сейчас Гарри наблюдал то, что кратко можно описать как развитие отношений двух юношей: от знакомства и дружбы, увлеченности общими темами и целями, а также друг другом. Они, равные по силе магии и силе мысли, были друг другу лучшими соперниками и товарищами. И в то же время было видно – Гарри все больше убеждался в этом – один стремительно влюблялся в другого. Дамблдор. Он был влюблен в Гриндевальда. А тот… В обратную сторону было что-то не то. Вроде бы был интерес, была увлеченность… Но, смотря на их взаимодействие, Гарри не видел в Гриндевальде любви. Между этими двумя явно что-то происходило, но это не было взаимной любовью. Это было что-то более темное. И безнадежное. У этого не было будущего. Именно на каникулах Поттер увидел то, что пролило свет если не на все, то на многое. Нырнув вслед за уносящимся вдаль воспоминанием в омут, Гарри оказался в разгаре ссоры, развернувшейся во дворе перед входом в дом Дамблдоров. — Ты старший! Ты должен присматривать за ней, Альбус! Почему только я помню о том, что в этом доме есть ребенок, которому нужны внимание и забота?! Так увлекся своим дружком, вашими дурацкими планами о становлении «властелинами мира», что полностью забыл о сестре! — Я не…! — О-о-о, не перечь мне, Альбус! Ты сам хотел, чтобы я закончил образование, но это! Как скоро после моего отъезда ты забросил заботу об Ариане?! Я доверился тебе, брат! И ради чего?! Чтобы увидеть ее в таком состоянии?! — Я заботился! — Недостаточно! Даже если ты что-то делал, этого было недостаточно! Это все из-за этого Гриндевальда! Ты слишком увлекся вашими играми в повелителей мира, забыв про действительность! — Признай, Аберфорт, эта девчонка всего лишь балласт, — воскликнул Геллерт. — Вам проще самостоятельно избавиться от нее, иначе она утянет вас обоих на дно. — Еще хоть слово, и я прокляну тебя! — крикнул Аберфорт, доставая палочку. — Геллерт, это слишком же… — Жестоко, Альбус? Ни в коем разе. Это факт. Ни твой брат, ни, тем более, ты, кто достоин этого в первую очередь, не сможете развиваться и раскрыть свой потенциал полностью, пока на ваших шеях весит такая обуза, как ваша сестра! — ГРИНДЕВАЛЬД! — взревел младший Дамблдор, собираясь произнести заклинание, но Геллерт среагировал раньше — Круцио! — заклинание влетело в грудь Аберфорта, заставив его склониться и закричать от боли. — Брат! Геллерт, оставь его! — закричал Альбус, но видя, что изменений не происходит, тоже схватился за палочку, кидая заклинание в Гриндевальда. Так началась схватка, в которой летали заклинания, глотки исторгали ругательства и проклятья вперемешку с заклятьями. Никто не ожидал, что откроется дверь и из нее выбежит девушка, кидаясь к ним, в самый центр этого действа, которое смело можно назвать боем: настолько серьезную магию использовали участники. Гарри словно в замедленной съемке смотрел на неизбежное. Заклинание летело прямо в Ариану. Ничто уже не смогло бы его остановить. Девушка упала замертво. Наступила звенящая тишина. — АРИАНА! — закричал Аберфорт, падая на колени перед телом сестры, надеясь обнаружить признаки жизни. Альбус и Геллерт, тяжело дыша, смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Дамблдор-старший переводил взгляд на сестру и брата, тут же возвращая его обратно, не в силах принять то, что произошло. На бледном лице застыли паника и отрицание. В этот момент, казалось, разрушилась не только жизнь Арианы. От этого шального заклинания умер и Альбус, еще не полностью это осознав. Но тот ужас, что замер в его расширенных глазах, выдавал, что этот факт ухватило его подсознание.***
Вынырнув из омута, Гарри посмотрел на директора, что отказался в этот раз от своего присутствия в воспоминании. Казалось, даже так, просто зная о самом факте просмотра этого фрагмента в данный момент, он постарел еще лет на десять. — Так кто же убил ее, сэр? — Я.***
Той же ночью Гарри приснился тот-самый-сон. Звуки доносились нечетко, как сквозь преграду. И этому было разумное объяснение: кричащие люди находились за пределами дома, где находился «Гарри». Страшно-страшно-страшно, так страшно! Это были голоса братьев и Геллерта, они так страшно кричали друг на друга! И этот голос. Тот, что только что обернулся криком агонии. Это же Аберфорт? Что там происходит? Страшно-страшно-страшно. Но надо узнать, надо увидеть! Знакомая щель, это трухлявое дерево, что лишь разрушается от месяца к месяцу, расширяя обзор. Слышу имя, свое имя. Но почему? Почему они говорят его? Неужели они кричат из-за меня? Как они могут кричать из-за меня? Не понимаю! Не понимаю! Сердце стучит так быстро, так больно. Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук. Закладывает уши, мутнеет в глазах. Не вижу, что происходит?! Что происходит за этой дверью?! Это заклинания? Звучит как заклинания. Они атакуют друг друга?! Нет-нет-нет, это неправильно! Так не должно быть! Они же поранят друг друга! Они тоже… уйдут от меня? Как папа… как мама… Они тоже прогонят друг друга от меня? Нет-нет-нет. Ох, сердце… тук-тук-тук-тук-тук… как больно, тяжело… темнота, эта темнота, ее сдерживать все труднее… Она изменит меня, кто… кто я?... Я… нет, я не хочу, она заберет у меня все… Она… она убьет их… она убьет… меня! Шепот-шепот-шепот в ушах, не слышу голосов с улицы. Не слышу даже собственного дыхания. Не слышу… шепот вокруг. Зрение… если потереть глаза, может станет лучше?... Ох… Что-то… что-то видно! Это… Там столько заклинаний! Братья! Они… они оба кидаются ими в Геллерта! Геллерт! Геллерт! Геллерт-Геллерт-Геллерт-Геллерт-ГЕЛЛЕРТ! Эта дверь! Ее надо открыть, надо спасти, остановить! Геллерт! МОЙ ГЕЛЛЕРТ! Геллерт!... Дверь скрипит, но этого недостаточно, чтобы мужчины обратили на это внимание. Дверь скрипит, и с этим звуком отворяется последний засов, что удерживал тьму взаперти. Я чувствую. Я ее чувствую. Но это неважно, ведь надо спасти МОЕГО ГЕЛЛЕРТА. ТУК-ТУК-ТУК-ТУК-ТУК-ТУК-ТУК! Вспышка. Альбус…Сердце сжалось, повиснув мертвым камнем, тянущим в бездну. ТУК… больше не стучит. Но больно? Почему больно?... А… что такое больно?.. Тьма, скрутившись воронкой, подобно пружине, которую перестали сдерживать, резко расползлась по всему телу, заполнив изнутри до кончиков пальцев. Тело упало, старый хлам. Кости, кожа, кровь. Все осталось на земле. Но тьма жива. Тьма есть. Я все еще существую. Я все вижу. Я все…понимаю… Я – тьма… я – Ари… я…. Кто я?.. Кто… Я…я… Геллерт… мой Геллерт… Геллерт? Я… заберу его… Геллерт принадлежит мне… Я… заберу его… у Аль…Альбуса? Альбуса… Заберу… у Альбуса… Я… ненавижу… Альбуса… Я НЕНАВИЖУ АЛЬБУСА! Я НЕНАВИЖУ…! НЕНАВИЖУ… ненавижу-ненавижу-ненавижу… всех… всех. Всех…НЕНАВИЖУ ВСЕХ, УНИЧТОЖУ-УНИЧТОЖУ-УНИЧТОЖУ, КАК ОНИ УНИЧТОЖИЛИ МЕНЯ!..***
Гарри проснулся в холодном поту с дико колотящимся сердцем. Это была Ариана. Нет. Не так. Это было чудовище. Настолько беспроглядная тьма, что не было и мысли, что ее можно побороть. И самое страшное в этом всем для Поттера заключалось в том, что он помнил эту тьму. Смутно, как что-то очень далекое. Она была не настолько сильна, не настолько крепко пустила корни. Но в детстве, до того, как тетя развелась с Дурслем, отголоски похожей тьмы пытались прорасти внутри самого Гарри. С каждым криком о том, что он ненормальный, эта тьма откликалась, словно Вернон Дурсль имел цель поднять ее на поверхность, схватить и выдернуть наружу из Гарри, чтобы потрясти ей – его сутью – у Поттера перед лицом и размазать по нему же, чтобы эту грязь, эту ненормальность можно было увидеть каждому невооруженным глазом. И видя сейчас, к чему он мог прийти, если бы это не прекратилось… Гарри трясся, будто сгорая в лихорадке. Это было страшно.***
Первый день Фестиваля был наполнен предвкушением. В этот день, как и говорил Дамблдор, выступали со своими стихами и прозой участники из отделения литературы. Оно началось через час после обеда, чтобы длиться вплоть до ужина. В Большом зале убрали столы, чтобы заменить их на большее количество сидячих мест. В дни Фестиваля по специально оформленным в Министерстве пропускам в Хогвартс допускались журналисты для освещения мероприятия. И теперь, помимо студентов, в зале сидели все те, кто не побоялся прийти в школу, окруженную дементорами, поставив выше свою карьеру и погоню за сенсацией. Уж кто, как не журналисты, знает, сколько всего можно увидеть помимо самого Фестиваля, попав в Хогвартс. Как близко можно подобраться к грязным секретам профессоров и директора по счастливой случайности, как можно разыскать информацию по любовным интересам знаменитых и выдающихся школьников, чьи имена уже мелькали в прессе… Особенно Гарри Поттер приковывал к себе многие взгляды. Вот уж о ком может получиться статья на передовицу! Да и детишки местной особо лощеной аристократии тоже могут послужить неплохим материалом для статьи, особенно если показать их с определенной стороны – с той, с которой выгодно тем, кто за эти статьи платит. А те, кто хоть немного интересуется зарубежными новостями, могут заметить сына министра магического СССР, собрав слухи о котором и настроив гипотез о присутствии того в Хогвартсе, можно также сорвать куш. Да и девчонка есть, Милена Могила, чей отец – настоящий некромант на службе у их Министерства. Если дотошно покопаться в слухах об этой семье, можно узнать, что за многодетность их называют «плодовитой могилой». Да и среди студентов Ильверморни есть несколько с довольно высокопоставленными лицами в родственниках… Тот же Дэвид Дэниэлс, чей отец заведует в американском Министерстве в отделе магических игр и спорта. Или Хьюберт Хилл, чей дядя в том же Министерстве является судьей, а бабушка – одним из старейших членов Визенгамота, чья компетентность неоспорима, а власть уважаема. В профессорах Хогвартса притаился знаменитый Мастер в нескольких областях Дьюэйн Хартмен, уже не раз отмеченный в Великобританских и зарубежных магических изданиях. Да и Мастер Зелий Северус Снейп, пусть и славится неприветливым характером и угрюмой натурой, тоже может послужить благой журналистской цели. Что уж говорить про Дамблдора, о напряженных отношениях с министром которого чуть ли не легенды ходят! Так и не понять, то ли вместе они выступают за одно, то ли борются друг с другом за разное! Действия что одного, что другого в последние годы так спорны и неоднозначны! Стоит ли упоминать тех же дементоров, которых каждый представитель магических СМИ воочию видел при входе на территорию школы? О, этот Фестиваль – поистине благословение свыше! Можно ручаться, что давно магический мир не потрясала такая волна слухов и новостей, как потрясет грядущая за этим мероприятием!***
Аврора, сидя на одном из мест, отведенным участникам, нервничала, крутя в пальцах кончик рукава мантии. Единственное, что сейчас выделяло ее из обычных студентов-зрителей, это значок участника, приколотый на жилет, выглядывающий из-под расходящейся по сторонам мантии. Впрочем, так было у всех: все, сидящие рядом, были одеты в форму своих школ, сверкая значками с эмблемой Фестиваля на груди. Погрузившись в свои мысли, вспоминая все, что говорили профессора о порядке проведения этапа, Блэк не замечала недоброго взгляда, которым ее окидывали. Если бы она проследила его, обернувшись по диагонали на задний ряд сидений, то увидела бы девчонку лет четырнадцати, на чьем лице застыло равнодушное выражение, но глаза не дали бы обмануться: в них подобно каплям кислоты шипела зависть, а враждебность в ауре, казалось, можно было бы потрогать рукой. Но все же это недоброжелательное внимание прошло мимо Авроры незамеченным, потому она продолжала вспоминать слова профессоров. Им всем предстояло продемонстрировать свои произведения, но тексты – не картины, с ними не устроишь выставки. Их нужно озвучить, на что требуется время, а также умение рассказчика: выразительность интонаций, способность удержать внимание публики… Блэк не могла не думать о том, что что-то может пойти не так, несмотря на все репетиции, на ежедневное чтение вслух. Не запнется ли она? Не запутается ли в собственном тексте? Не даст ли голос петуха на особенно важном моменте? По установленным правилам полностью зачитывались стихи и короткие рассказы. Если кто-либо написал длинное произведение, из него зачитывался отрывок, и в целом такой роман описывался дальше в виде рецензии от ответственного за направление профессора школы участника. Автор также оставлял собственный комментарий о своей работе, в котором рассказывал свои мысли о написанном, своем вдохновении и прочем. На пустом месте, освобожденном от профессорского стола и кафедры, была устроена сцена. Сбоку от нее, казалось бы, незаметно, стояло странное сооружение, предназначения которого Аврора не понимала. О чем-то таком им не рассказывали. Зачем тут эти ящики с прорезями? О них не было и слова! Все прояснилось, стоило директору пройти на сцену и усилить голос Сонорусом. Выступая с очередной официальной речью, больше на потеху сидящим в зале СМИ, он рассказал также и о ящиках: — Здесь вы можете наблюдать устройство для подсчета голосов! Участники Фестиваля еще не были поставлены в известность об этом, но во время первого этапа проходит оценивание! Благодаря нему мы узнаем, в каком составе команды от каждой школы будут проходить следующий этап! Не бойтесь, речь идет ни в коем разе не об исключении из Фестиваля! Все, кто выступит сегодня и в последующие два оговоренных дня, будут участвовать в мероприятии до конца! Голосовать будут участники Фестиваля из других отделений! Единственное правило – нельзя голосовать за участников от своей школы, ваш голос не будет засчитан! «Вот же старые жуки! — возмущенно подумала Блэк. — Об этом еще позже сказать не могли?! Какое оценивание?! Все недостаточно переживают? Это проверка на стрессоустойчивость?! О, Мерлин, Колин там не задохнулся?» Взгляд девушки пал на младшего товарища, сидящего в том же ряду, что и она. Колин Криви, казалось, забыл, как нужно дышать, суетясь от волнения. В целом, от команды Хогвартса выступало четверо: Аврора Блэк, Колин Криви, Седрик Диггори и Падма Патил. Казалось бы, с целого Хогвартса могло бы набраться и побольше участников, однако и из команд гостей было человек не больше. Как на подбор – видимо, все же хотели сделать равное количество участников — из всех трех команд от сектора литературы выступало по четыре человека! Как стало известно позже, когда представили всех участников нынешнего этапа, от Ильверморни приехали: Лайонел Лонг, высокий, но худощавый парень с добродушным лицом лет семнадцати, Лейла Льюис, черноволосая бледная поэтическая часть ильверморнинских «Проклятий» с недовольным лицом, Шарлотта Фриман, девочка с густыми каштановыми волосами и открытым лицом, Джун Долсон, смуглая шатенка старшекурсница с энтузиазмом ожидающая возможности выступить и послушать остальных. От Колдовстворца же ожидалось выступление таких обладателей странных для уха имен как: Кирилл Гайдаш, высокий блондин с длинным низким хвостом и настолько же длинным незримым списком экстравагантных нарушений, собранным к семнадцати годам, Нина Зверева, тринадцатилетняя девочка с короткими каштановыми волосами и мрачно-меланхоличным лицом, в чьих глазах можно было бы прочитать, в каких депрессивных пируэтах только не крутила ее жизнь, Вероника Кошкина, девочка с горящими интересом зелеными глазами, за спиной которой в косу были собраны длинные черные волосы, и Никодим Белан, невысокий темно-русый юноша с бледной веснушчатой кожей, в чьих также зеленых глазах было прописано желание поскорее убраться от этого шумного сборища интеллигентов. Когда речь зашла об очередности выступлений, Хогвартс оказался в самом конце. Видимо, почетное звание принимающей школы притянуло его как можно ближе к завершению мероприятия, когда кому-то из зрителей явно надоест сидеть в зале… Первыми выступали гости из Ильверморни: и стихи, и проза – все было на достойном уровне. Что-то, однозначно, на любителя, но в помещении размером с Большой зал явно таковой обнаружится (и даже не один). Следом настала очередь Колдовстворца. Самым загадочным моментом, над которым Аврора ломала голову, был перевод стихов. Магические артефакты переводчики каким-то образом в рифму переводили стихотворные строфы, в оригинале созданные и даже читаемые авторами на русском! Работа этих переводчиков поистине изумляла. Участники видели свои тексты на русском, произносили их на русском, а звук в итоге складывался в стихотворные английские формы! Поразительно же! И вот настал черед Хогвартса. Блэк выступала первой. Она представляла короткий рассказ. Аврора пришла к такому увлечению, как писательство, постепенно. Что-то писала временами для себя еще до поступления в Хогвартс – это было баловство, игра для одного, которой она была одержима в моменты, когда хотелось побыть в одиночестве. Пробовала писать и стихи, но сильно этим не увлекалась. Но вот проза… ее увлекали книги, но не так сильно, как жизнь вокруг. Ей нравилось чтение, но не так сильно, как до зуда в пальцах порой хотелось писать, создавая свои миры. А уж после собирания школьных слухов, идеи для новых историй рождались сами собой, плача каплями чернил, просящимися на кончик пера. «Король леса лжи» — так назывался ее рассказ. История о юноше, который по уши утоп в чужой клевете, при этом скрывая собственную правду за честным-лживым лицом. И все в атмосфере сказочного леса. Сплошной романтизм, декоративным фантиком прикрывающий трагическую линию сюжета. История, вдохновленная Гарри. Слухами про Гарри. И тем, как сильно они искажали реальность. Тем, как иногда абсурдными путями, но попадали в точку, чего нельзя было признать. В этом рассказе не узнать в герое «Гарри Поттера», ведь это совсем не он. Да и сюжет диктует этому герою другие проблемы и иную клевету. В целом, при такой переработке «первоисточника», на месте главного героя можно было бы представить и других реальных знакомцев Авроры, о чем она предпочитала не думать. Теодор, сидящий в зале, тоже старался не концентрироваться на так и вползающих голову аналогиях с одним хорошо знакомым персонажем, сидящим на соседнем сидении. Блэйз со своим редким загадочным хмыканьем в течении прослушивания истории никак ему в этих стараниях не помогал. Гарри с мрачным настроением слушал эпизоды с упоминанием клеветы, перед внутренним взором видя чужие лица, наполненные страхом, отвращением или ненавистью. Он хорошо помнил эти лица. Ему не дают их забыть, ведь кто-то смотрит на него так до сих пор. Насколько бы скоротечным ни был срок жизни слухов, они все равно оставляют определенный осадок, какое-то послевкусие – мерзкое такое – как в восприятии их жертвы, так и «переносчиков», плотно ими зараженных. Подробности сочиненных глупостей может и забылись, но вот гадостный душок, намекающий собой, что именно об этом человеке говорили «тако-о-о-ое» – остался. Лжегриффиндорец искренне сочувствовал герою Авроры и даже почувствовал какое-то облегчение от концовки. Герой умер, символизируя своей смертью исчезновение выстроенного окружающими и поддерживаемого им самим образа, которого никогда не существовало. При этом волшебный лес, что был туманным и душным большую часть истории, осветился солнцем и зашелестел листьями деревьев от пронесшегося ветра. С учетом того, что Блэк связывала состояние леса с чувствами героя, это было хорошим знаком. Герой воплощал собой дух леса, и он наконец был счастлив и свободен. Гарри тоже хотелось бы однажды стать таким. Счастливым и свободным. Чтоб не видеть и не слышать того, что о нем сочиняет людская молва. Чтоб не ощущать нависшей опасности и неизвестности, с которыми он не может справиться. Чтоб не бояться кого-то могущественного, нацеленного на него самого с тревожными целями. Чтоб просто воссоединиться с семьей и не знать таких проблем, каких обычно не бывает у рядовых тринадцатилетних мальчишек. И чтобы все дорогие ему люди были такими же счастливыми и свободными. Он сильно сожалел, что не мог проголосовать за Аврору в конце этого этапа. Ведь именно ее работа задела его за душу сильнее, чем чья-либо еще.***
Аврора ошалело смотрела на результаты голосования. Она! Заняла! Первое место! — Вау! — выдохнула она, осматривая зал, откуда ей махало множество рук, заметив ее взгляд. Знакомых, кстати, рук. Аврора была девушкой общительной, так что не упустила на Рождественских каникулах шанса познакомиться и, не преувеличением будет сказать, подружиться с иностранцами. И вот она видит, как ей машет Римма Стрига, певица-народница из Колдовстворца, а вон – Рогнеда Рагоза, что солирует в хоре, приехавшем оттуда же. Селин Сонг и Скарлет Стоун из Ильверморни тоже подают знаки. Найра Фолсом с Дэвидом Дэниэлсом сидят и говоряще улыбаются. Все они, значит, голосовали за нее? И, кто знает, кто еще! В шальном онемении, довольно своеобразно осознавая окружающую действительность, Блэк вновь не замечала пронзающего ее взгляда из-за спины. Зависть и неприязнь в нем выросли в разы. В голове Лейлы Льюис начал выстраиваться одной ей ведомый план.***
Через неделю все повторилось, однако теперь Большой зал напоминал картинную галерею. Все стены были заняты: их условно поделили на части, раздав художникам по месту, где они смогут развесить свои картины. Этот этап в первую очередь представлял собой большой просмотр, на котором гости могли прохаживаться вдоль стен и любоваться выставленными произведениями искусства. Этот этап собрал больше восторгов, чем предыдущий, что было заметно невооруженным глазом. Люди слетались как мотыльки на красивые картинки, которым радовались их глаза. Потом каждому участнику дали высказаться. По очереди двенадцать волшебников поднимались на специально возведённую маленькую сцену в центре помещения, чтобы рассказать о своей деятельности и работах. В конце вновь пришло время для голосования. Участники из других направлений отдавали голоса авторам понравившихся работ, и при подсчете обнаружилось, что первое место получил Теодор, пускай разрыв по баллам со вторым и третьим минимальны: их заняли Константин Данковский-Рахманинов и Александр Воронов, заставив участников из Ильверморни кусать локти от досады. Все же, все они получили меньше голосов, не выбившись в лидеры, хотя работы их тоже выглядели достойно. — Это все вкусовщина, — пожал плечами Константин, слушая возмущенные перешептывания участников, оказавшихся на последних местах. Теодор, стоящий рядом, согласно кивнул. — В мире изобразительного искусства нет места соперничеству и справедливости, — вздохнул Александр, утомленно массируя плечо. — Кто-нибудь бы поспорил, — хмыкнул Данковский-Рахманинов. — Кто-нибудь, но не я. Скорей бы отпустили. Спать хочу. — О, я тоже не отказался бы вздремнуть, — согласно протянул Константин, через мгновенье поворачиваясь на звук голоса соседа по комнате. Ярослав Ветров, весело болтая сразу с шестью людьми, явно не планировал затыкаться и терять энергию. — «Но, видимо, не сегодня», — про себя закончил мысль Данковский-Рахманинов, неуловимо мрачнея лицом.***
Еще одну неделю спустя наступил заключительный день первого этапа. В Большом зале вновь сделали сцену, перед ней разместили места для зрителей. Сегодня их ждал настоящий концерт. Было решено перемешать участников в порядке, не зависящем от принадлежности к какой-либо школе. Честь открывать музыкальную часть этапа выпала хору лягушек во главе с профессором Флитвиком. Следом выступила Найра Фолсом – девушка с нежным завораживающим голосом, которой аккомпанировало несколько ребят с разными инструментами. Это была этническая индейская музыка, которая, казалось, погрузила слушателей в благоговейный транс. За ней выступила Римма Стрига, певица-народница с аккомпанирующим ей ансамблем Колдовстворца, увлекшая публику за собой в глубоких драматичных мелодиях и задорных ритмах попурри. Настала очередь Блэйза. Он запел тягучую, затягивающую, словно морская пучина, мелодию, так характерную для сирен. Она мистическим образом сочетала в себе звуки буйства природы и переливы английской любовной баллады. Забини старался не смотреть в зал, опасаясь сбиться от возможной реакции слушателей, но, пересилив себя, посмотрел, отчего глаз невольно дернулся. Люди будто бы обратились недвижимыми статуями с мечтательными лицами. Кто-то слегка качался – видимо, танцевал словно водоросль в такт музыки. «Надеюсь, они не лишаются мозгов прямо сейчас», — с истерично-нервной ноткой в мысленном голосе подумал Блэйз. — «Спишем эти странные лица на искреннее восхищение. В любом случае, чем больше баллов наберу, тем лучше. Большая ли разница, каким образом», — отмахнулся он в конце концов, чтобы не растерять концентрацию. «Он ангел», — всплыло в создании Теодора, завороженно смотрящего на друга. Он следил за изящными движениями стройных смуглых рук с длинными пальцами, не в силах оторваться. Жесты так органично дополняли песню, словно околдовывая – возможно, даже в прямом смысле. Но даже если это и правда была магия, Нотту не хотелось вырываться из-под ее влияния. В голове вдруг возникла картинка: Блэйз стоял не на сцене, а среди дивного леса у журчащего ручья, окруженный разноцветными искрами магии и какой-то сверкающей пыльцой. А за спиной его были сложены крылья, характерные для фей. «Не ангел. Фея. Король фей. Лесной король фей», — заключил он, не замечая, как губы складываются в улыбку, а в глазах зажигается огонь вдохновения. Перед внутренним взором Теодора совершенно внезапно родилась абсолютно невероятная муза.***
Следующим выступал Дарен Фэлл. Большая часть зрителей из числа студентов резко воспылала жаждой крови, так контрастирующей с умиротворением и восторгом, которые они источали несколько минут до появления нового участника. Этот мелкий тип в шапке попортил жизнь и студентам Хогвартса, и Колдовстворца. Что уж говорить про ребят из Ильверморни, чьей карой было существовать с ним в одной школе столько лет! Вот уж кто лучше всех знал о его паршивой натуре. Его жанр – рэп. И если бы он не был в этом так хорош, его никогда не взяли бы с собой на Фестиваль. Его выступление нашло отклик у публики, однако половина тех, кому понравилось, не собиралась в этом признаваться и голосовать за него, потому что своим отношением к окружающим Фэлл за предыдущий месяц сильно испортил себе репутацию и нажил врагов. — Быстро скороговорки свои зачитывает, сразу видно, что трепло то еще, — наморщилась Лаванда, перешептываясь с Парвати. — Дружок Фишера, сразу понятно, почему они сошлись, — поддакивала Патил. — Оба невыносимые. — Да-да, помните какую он чушь нес? — присоединилась Падма. — Мало того, что Фишер Чанг и других девочек оскорблял, так ведь этот Фэлл небылицы про Поттера рассказывал. — Да и не только про Поттера, — махнула рукой Парвати. — Постоянно врет о ком-то, да еще и сам драккл пойми чем бахвалится. — Вы знаете какие слухи о нем ходят? — прошептала Лаванда, оглядываясь. — Какие? Неужели есть что-то эдакое? — О-о-о, я слышала от старшекурсников, что они видели у него то самое. — О чем ты? — Запрещенные вещества! Пыльца фей, знаете же? Она как дурман действует, если ее в больших количествах вдыхать. — Ничего себе! — Какой ужас! Это отвратительно. — Уж такого я даже от этого типа не ожидала! С мрачными настроениями толпы помог справиться выступающий следом ансамбль Колдовстворца со своим личным номером. Их веселые мотивы вернули зрителей в хорошее расположение духа. И наступила очередь Гарри. Мелисса сидела в зале, затаив дыхание. Друзья лжегриффиндорца не выглядели ошарашенными его появлением на сцене, а все оттого, что еще на первом дне этапа стало ясно: Поттер входит в число участников, ведь у него было право голосовать. Тогда-то он и раскрыл всем то, о чем до этого не особо распространялся. Стоя на сцене, Гарри нашел взглядом Драко. Тот, излучая уверенность, кивнул ему, улыбаясь. Эта уверенность по связи передавалась лжегриффиндорцу, окутывая в теплый кокон чувств, внушая ощущение защищенности и неуязвимости. Он все сможет! Даже если Гарри сам в этом сомневался, Драко верил в него на все сто. Он нашел в толпе и Мелиссу, которой уже сам захотел передать это чувство уверенности. Розье была одной из тех, кто больше всего ждал его выступления, и больше прочих ждала его успеха. Он пел традиционную английскую балладу «Ярмарка в Скарборо», с которой изначально хотела выступить Мелисса. Плавная мелодия переплеталась с историей о людях, что когда-то были возлюбленными. Печальный мотив создавал атмосферу светлой печали и трепета, одновременно контрастируя и сплетаясь со смыслом слов о придумывании невозможных заданий, которые лирический герой просил передать своей бывшей возлюбленной из Скарборо – лишь выполнив их, она смогла бы снова быть с ним. «Какой изящный способ сказать: «Нам никогда больше не быть вместе» — удивительно, как сильна у менестрелей тяга к иносказаниям», — скептически выгнув бровь, подумалось Малфою, что уже не первый раз слушал эту песню. Однако впервые – в исполнении Гарри, тем более в такой торжественной обстановке, с аккомпанементом от профессора Флитвика и бэк-вокалом от нескольких девушек из хора лягушек. И Драко нравилось. Не важно, что за глупости увековечили в виде английского фольклора, но то, как они звучали в устах его партнера, определенно было красиво. Да и импульсы удовольствия, которые улавливала магическая связь, говорили Малфою о том, что, несмотря на волнение и прочие мелочи бытия, пение лжегриффиндорец полюбил и наслаждался процессом выступления. Драко довольно ухмыльнулся. «Вот, Потти, я же говорил тебе, что тебе нужно петь! И был абсолютно прав!» — мысленно воскликнул он. Мелисса, слушая результаты их с Гарри занятий, тихо роняла слезы. «Бабушка, ты видишь это? Я научила его, я передала свои знания, и Гарри не подвел! Хотя бы так… Я смогла исполнить твое желание? Будет ли теперь спокойна твоя душа?» — вопрошала она, костяшками утирая соленую влагу. Саша Воронов, сидя рядом, похлопывал ее по спине, ничего не спрашивая.***
«В Гарри таились неожиданные таланты», — заключил Северус, сидя рядом с остальными профессорами, полным составом присутствующими на мероприятии. — «Хотя», — черная бровь взметнулась вверх, — «Учитывая рулады его отца на моей каминной полке, этого следовало ожидать. Сильная наследственность».***
Следом выступили Милена Могила, Селин Сонг и Скарлет Стоун, получив своими выступлениями с оригинальными песнями должную долю оваций и зрительской любви. И завершил первый этап Фестиваля хор Колдовстворца с солисткой Рогнедой Рагозой. Из студентов Хогвартса лидирующее по баллам место занял Блэйз, который не сильно радовался победе и больше как-то тревожно, с пробивающимся сквозь сладкую улыбку нервным тиком, оглядывал проголосовавшую толпу, ища признаки одурманивания. Единственным, что его успокаивало, было получение первого места Найрой Фолсом, после которой он сам шел вторым в списке всех участников. Гарри не сильно отставал от них, находясь на втором месте среди магбританских студентов. На этом первый этап Фестиваля Изящных Искусств завершился. И лишь в этот вечер все узнали, для чего проводилось голосование. Бодрым голосом Дамблдора было произнесено следующее: — Голосование определит ваших партнеров для второго и третьего этапов Фестиваля! Не так важно, сколько голосов вы набрали среди всех участников. Важна лишь разница в ваших баллах с вашими товарищами по школе и направлению. Исходя из того, какое место вы заняли по своей школе, будет определено, кто будет вашим партнером из другого направления: вы находитесь на одинаковых местах в своей, скажем так, категории. Директор сделал пасы палочкой, разворачивая в воздухе огромный свиток, на котором со свечением магии начали выписываться слова, в итоге становясь длинным списком. И важнее всего Гарри и его друзьям было увидеть следующее:«Второй этап Команда Хогвартса День первый: писатели и художники 1. Аврора Блэк, Теодор Нотт … День второй: писатели и музыканты 1. Аврора Блэк, Блэйз Забини 2. Седрик Диггори, Гарри Поттер … День третий: музыканты и художники 1. Блэйз Забини, Теодор Нотт 2. Гарри Поттер, Полумна Лавгуд …»
— На свитке вы можете видеть информацию по второму этапу. О заданиях для них мы поговорим с участниками лично завтра. Если есть какие-либо вопросы, на них тоже будут ответы завтра! Жду всех участников и ответственных за их творческую деятельность профессоров в десять часов утра здесь, в Большом зале! А сейчас, когда все условности соблюдены, прошу всех удалиться и привести себя в порядок! Через полчаса будет ужин! Гарри, не обращая внимания на поднявшийся радостный гул со стороны голодных студентов, продолжал смотреть на свиток. Там, в рядах музыкантов, в двух строках не было написано имени: «Колин Криви, ?? ??» «?? ??, Парвати Патил» «Неужели это?..» — Гарри резко повернулся туда, где в последний раз видел Мелиссу. Та, с таким же задумчивым лицом, разглядывала эти же строчки, неосознанным движением потирая горло. В ее глазах теплилась надежда.