***
Ребята встречались в аудитории кружка по живописи практически через день после занятий, где в перерывах между созданием картины, они обсуждали другие два задания, выполнять которые им тоже нужно было вместе, ведь Блэйз был партнером как Теодора, так и Авроры на двух частях второго этапа, в которых участвовали музыканты. Для второго дня этапа Авроре нужно было придумать стихи для песни, которую исполнит Блэйз. Забини подсказывал ей возможные мелодии, которые мог бы исполнить, обсуждал с ней настроение, которое должна передавать эта песня, чтобы донести тот смысл, который Блэк вкладывала в текст. У Авроры кипела голова от мыслей о том, какую тему выбрать для своего нового сочинения и прочем. Для третьего дня этапа Блэйзу требовалось подобрать подходящую песню для исполнения, ориентируясь на одну из картин Теодора. Какую именно картину использовать, они выбирали вместе. — А эту нельзя? — спросил Блэйз, указывая на холст с незавершенным изображением его самого. Аврора и Теодор оторвали головы от своих бумаг и картин, переглянувшись. — А это очень интересный вопрос, — заметила Блэк. — Надо уточнить у организаторов, — кивнул Нотт.***
Маринэлла Марино, к которой и обратились студенты с этим дивным вопросом, тоже некоторое время провела в смятении, ведь подобное ни разу не оговаривалось. — Я уточню у директора, — сказала она. — Кстати, если будут проблемы… по моим дисциплинам, можете обращаться ко мне. И к профессору Флитвику, разумеется. Не забывайте об этом. Так она удалилась по направлению к директорскому кабинету, чтобы на следующий день ребята получили ответ: — Задания были придуманы таким образом, чтобы дать равномерную нагрузку на все направления. Иными словами, один из пары использует свои уже готовые материалы, а второй, опираясь на них, создает новые. Они помогают друг другу, но основная нагрузка ложится на кого-то одного. Таким образом, каждому участнику, нужно создать за этап только один… новый проект с нуля. Использование картины, написанной для другой части этапа не противоречит этой задумке, ведь мистеру Нотту не придется писать еще одну. Таким образом, Блэйз, смотря на приобретающие все более четкие очертания линии на картине, тихо мычал что-то себе под нос в задумчивости. У него были кое-какие идеи…***
Так прошли две недели, следующие за межэтапной встречей участников. Наступил день второй, проводившейся в том же формате. Ребята, уже ближе знакомые друг с другом, вели себя менее стесненно с самого начала. Многие продолжали работать над своими проектами, при этом спрашивая у окружающих мнения насчет интересующих вещей. Конечно, никто не раскрывал деталей своих проектов, но это не мешало весело перебрасываться мыслями и идеями, обсуждать интересующие вещи и жарко, но интеллигентно спорить о своих взглядах на искусство. — Знаете, я слышала, что после финала будет бал, — сказала Парвати. — О, неужели нам снова пригодятся наши наряды? — хлопнула в ладоши Лаванда. — Неужели танцы будут? — обреченно спросила Стася Ступицына, миловидная, но блеклая девочка тринадцати лет. — Можно я просто постою и подудю в углу, — пробормотала она, роняя голову на сложенные руки. Стася играла на свирели в ансамбле Колдовстворца, чем и продолжала бы заниматься, а рвения плясать в жизни не изъявляла. — Наверняка будут, — возбужденно заявила Скарлет, широко улыбаясь. — Люблю танцы! Кого бы пригласить… — Как думаете, не обязательно же только участников приглашать? Бал же для всех в школе будет? — спросила Аврора, которая прислушивалась к их разговору. — А у тебя есть кто-то на примете? — заинтересовалась Патил. — Мне казалось, ты пригласишь Теодора Нотта, — протянула Браун. — Ну, на самом деле, у меня нет кого-то определенного из парней, кого я хотела бы видеть партером по танцам, — покачала головой Блэк, мыслями улетая к возлюбленной. — О! Как считаете, а девушку пригласить можно будет? — с энтузиазмом воскликнула она, переводя взгляд с одной знакомой на другую. — Понятия не имею, но обычно так не делают, — фыркнула Лаванда. — И зачем тебе приглашать девушку, если любой парень Хогвартса согласится стать твоим партнером? — Ой, ты меня переоцениваешь, — махнула рукой Аврора. «Да зачем мне эти парни, если я хочу держать за руку и талию Гермиону», — про себя вздохнула она. — Нисколько. Ты, как бы ни было это грустно признавать, одна из красивейших девушек факультета, — гнула свою линию Браун. Блэк рассмеялась. — Почему «грустно»? — Ну а как может быть не грустно признавать, что не являешь красивейшей девушкой факультета, хотя так стараешься следить за собой? — надулась Лаванда. — Ты милая, Лаванда. Зачем тебе занимать какое-то место среди красоток Хогвартса, чтобы быть хорошенькой и привлекательной? — подняла брови Блэк, осматривая одногодку, как показалось Лаванде, оценивающим взглядом. — Думаю, тебе самой просто нужно знать о том, что ты красива и можешь соблазнить какого-нибудь полюбившегося юношу, — поиграла бровями Аврора, уверенно усмехаясь. — Почему-то под твоим взглядом мне захотелось прикрыться, — пробормотала Лаванда, обхватывая свои плечи. Аврора в ответ рассмеялась еще сильней.***
Гарри сидел в компании Седрика и Полумны, рядом с которой пристроился Колин, по другую сторону от которого сидела Мелисса, что-то ему нашептывая. Раньше рядом с Поттером находилась еще и Лаванда, но после отошла к другим девчонкам, многие из которых образовали единый кружок по интересам и теперь, как слышалось Поттеру по обрывкам фраз, обсуждали предстоящий бал. До которого им еще жить и жить, ведь на дворе девятнадцатое февраля, а бал будет аж в мае. Почему же Гарри сидел в такой необычной компании? Это объяснялось распределением для второго этапа. В первый день Седрик должен будет выступать в паре с Лавандой, во второй же день вместе с Диггори в паре будет находиться сам Поттер. Колин в этот день будет вместе с Мелиссой, а вот уже на следующий, заключительный день этапа, Мелисса будет с Парвати, а Гарри с Полумной, которой в первый день нужно быть на сцене с Криви. Так или иначе, они все перемешались друг с другом в этих сложных цепях партнерских взаимоотношений. И пока Лаванда и Парвати отсутствовали, Седрик обсуждал с Гарри их проект на второй день. Колин строчил что-то на коленке: видимо, текст для проекта в паре с Мелиссой, которая будет петь то, что он в итоге породит. Полумна тем временем делала какие-то наброски в своем блокноте, держа рядом страницы с текстом Колина, который они выбрали для основы сюжета картины. Вырисовывающееся нечто, как вполглаза замечал Гарри, было странно похоже на него самого даже в случаях, когда и вовсе не являлось человеком. Собирательный образ? Иллюстрация к рассказу о герое? Что у них там вообще творилось? Не то, чтобы Гарри правда хотел это знать. Честно. У него не было сил на такие беспокойства, как минимум по причине наличия своих проектов, которые далеки от завершения, а также учебы, как максимум из-за жалоб на качество сна. Жаловался он сам себе и далеко за пределы своей головы эти стоны о несправедливости жизни не выносил. В основном всю эту палитру эмоций ощущал только Драко по связи в те моменты, когда Гарри беспечно терял над ней контроль и негатив его жизни просачивался к слизеринцу. Малфой пытался выведать причины его самочувствия, но сделать с происходящим все равно ничего не мог. Причина была в самих снах. Они не были поголовно кошмарами. Просто несли неясную тревогу, но не объясняли ее. Гарри казалось, что он всю ночь смотрит на экран маленького телевизора, рябящего серыми шумами с раздражающим свистяще-шипящим звуком на фоне. Директор особо не дергал его после начала Фестиваля, и это, подозревал Гарри, было одной из причин «эфирного молчания» его тревожных снов. Насыщенные сны появлялись в основном после просмотра воспоминаний, после тех секретных встреч, на которых юноше приоткрывали эту огромную тайну прошлого Дамблдора, которую вряд ли можно было узнать в таких мелочах от любого другого источника. Интуиция подсказывала, что все движется в правильном направлении, что скоро Поттеру откроется то, что он так жаждал узнать. В ночь перед этой встречей участников во сне Гарри появился тихий неприятный голос. Знакомый, но какой-то поломанный, неправильный. — Примешь меня – будешь жить. Прогонишь меня – будешь гнить. Голос нашептывал, наскрипывал это по кругу, становясь белым шумом. Но Гарри знал: это говорят не ему. Это говорит он сам. Тот самый Гарри-не-Гарри из сна. Это шептала Ариана. Но как она это делала, если была мертва? И кому?***
Так прошли еще две недели. Наступило пятое марта, а значит, и первый день второго этапа. День писателей и художников. Гарри сидел в зале, готовясь болеть и голосовать за своих друзей. Правда, за каких из них – это было тем еще вопросом. Круг его общения слегка вырос за прошедший месяц. Кроме Седрика, Полумны, Колина и Мелиссы, с которыми ему приходилось часто пересекаться из-за совместных заданий, он познакомился и с ребятами из других школ. Розье познакомила его с Александром Вороновым, по натуре не слишком разговорчивым человеком, иногда выражающим симпатию внезапно втиснутыми в руки рисунками с изображением получателя такого неожиданного презента. А также с Найрой Фолсом, милой мягкой девушкой, от которой, казалось, исходил теплый солнечный свет, немного слепящий глаза, несмотря на темный оттенок кожи. Если бы она ходила по домам, зазывая новых прихожан в секту, он бы, скорее всего, присоединился – настолько чистой аурой миротворца обладала Найра. И эмпатия Поттера ее улавливала. Теодор представил Гарри и Авроре Константина и Ярослава. Блэйз как-то неожиданно поспособствовал знакомству Гарри с кузенами Ряхиными, которые, неожиданно, своим напором и энергичностью напомнили Поттеру близнецов Уизли. А когда они рассказали о количестве своих братьев и сестер, появилась еще одна причина для этой стойкой ассоциации. Помимо них Забини представил ему Рогнеду Рагозу, Римму Стригу и Селин Сонг. Первая встреча участников не прошла бесследно и сильно расширила круг знакомств слизеринца среди музыкантов, которые тогда взяли его в некое подобие плена, откуда Блэйза никто не успел вытащить раньше, чем он проникся этими чудилами. От Милены Могилы Гарри было не по себе. Он до сих пор не нашел минутки для душевного разговора с этой девочкой, на котором та настаивала. Но временами преследующий юношу взгляд ее бирюзово-зеленых, словно светящихся изнутри, глаз, держал лжегриффиндорца в напряжении и не давал забыть о необходимости этого разговора. Кстати, исходя из того, что он успел разузнать из мимоходом сказанных фраз других студентов Колдовстворца, семейная ситуация Милены была сложнее, чем у Уизли и Ряхиных вместе взятых. Оказалось, она предпоследний ребенок в семье, после нее в Колдовстворец поступила только младшая сестра. Но зато старших у Могилы хоть отбавляй: у ее отца семеро детей от первого брака и шестеро от второго. Теперь Гарри вообще не удивлялся странному прозвищу «плодовитая могила», суть которого ему пояснили русскоговорящие знакомые. Аврора познакомила его с некоторыми иностранцами-писателями, такими как Кирилл Гайдаш, Шарлотта Фриман, Вероника Кошкина и Джун Долсон. Ребята своеобразные, но в целом оптимистичные, что Гарри нравилось в связи с тем, что стресса и негатива ему и так в жизни хватало – они прекрасно стекались к нему из других источников месяцами и годами. Те же самые школьные слухи до сих пор делали из него мировое зло и успешно пережевывали разные теории о его будущих злодействах и становлении Темным Лордом, стоило горячим темам недели поутихнуть. Наравне с ним обсуждали и других популярных учеников. И Аврору с Теодором это не обошло: многие уже месяцы строили догадки, что происходит между ними, будет ли помолвка, или они расстались. В том, что они встречались – уверены были все, кто видел их рядом осенью. Блэк в устах некоторых стала приобретать сомнительную репутацию охотницы за наследниками древних родов, несмотря на то, что крепко продолжала держаться в некоем «топе популярности» на высоких местах. Почему-то их не смущало, что Аврора сама по себе представительница древнего рода, самого многочисленного в истории магической Великобритании. Но зато то, что в ее постоянном окружении находилось шестеро парней, стало причиной недовольства и какой-то черной зависти. Гарри представлял, как Аврора смеялась бы, если б ей пришлось выслушивать все эти домыслы толпы. С ее-то давней любовью к одной лишь Гермионе, кроме которой ее глаза никого и не видели в романтическом плане. На Теодора посматривали как на любителя красоток, по Авроре составив мнение о его предпочтениях в девушках. Зная, что у наследника Нотта нет невесты, некоторые родовитые и не очень девицы желали попробоваться на эту роль если не напрямую, так через родителей. Женихом Теодор Нотт все же был завидным. Не Драко Малфой и не Гарри Поттер, конечно, но там, как большинство поняло, ловить им нечего. Блэйза слухи тоже не обходили стороной, но в них не было… фантазии, что ли? Забини слышал одни и те же шепотки с раннего детства – в совершенно разных кругах люди говорили об одном и том же. Людей не столько интересовал он сам, сколько его семья. Его мать, о которой ходило множество толков. Не сказать, что неправдивых. Но все же, домыслы были домыслами, пока их не подтверждали. И вот сейчас к детям аристократов просачивались новости о том, что нынешний муж леди Забини одной ногой в могиле, а цветущая женщина все чаще бывает замечена на улочках магической Великобритании и на светских мероприятиях в компании лорда Нотта. Что говорили про самого Блэйза? Обычно ничего. Просто смотрели косо, осуждая не пойми за что. Но в последние годы стали потихоньку разрастаться шепотки о том, что мальчик идет по стопам своей родительницы, интересуясь ядами и сильно преуспевая в их изготовлении. Следует ли ожидать появления нового Черного вдовца, когда Блэйз окончательно покинет стены Хогвартса? Такие подозрения бродили в умах девушек, ограждая Забини от возможности обрастать поклонницами и воздыхательницами. Только если те не самоубийцы и не сталкерши, которые готовы провожать его взглядом издалека. Да, обладая такой мрачной славой, Блэйз действительно мог понять Гарри, как не кто другой из его друзей и сверстников. И теперь, сидя перед сценой, Поттер и Забини наблюдали за открытием, после которого последовало выступление Авроры и Теодора. Блэк рассказывала, что картина основана на ее истории «Король леса лжи», о которой уважаемая публика имела честь узнать на первом этапе. Она вкратце пересказала сюжет, и Теодор снял с полотна ткань, до этого скрывающий его картину. Из зала послышались вздохи и одобрительные восклицания. Блэйз не знал, какую эмоцию испытывал в этот момент. Он далеко не в первый раз видел эту картину, но в этот раз было что-то особенное. Вероятно, во всем виновата была торжественная обстановка и подача. А также вид Теодора, смотрящего на собственную картину гордо и даже как-то… влюбленно? Восхищенно, трепетно. Будто на холсте поселилось божество. Гарри восторженно смотрел на творение друзей. На картине был Блэйз, за спиной которого были сложенные полупрозрачные крылья, укрывающие спину, подобно изящному плащу. Но взгляд цеплялся не за них, а за взгляд сидящего на лесном троне Короля фей. Мрачный, пустой взгляд погрязшего во тьме окружающих существ героя, что так контрастировал с его тонкой лукавой улыбкой. При этом кожа, волосы и одежда Короля светились внутренним светом, делая его фигуру ярчайшим пятном на полотне. Вся природа, что его окружала, была прописана темными красками, грязными оттенками, что сразу подводили к ассоциациям с застоявшимся болотом. Лес, что показывал действительное душевное состояние героя, был туманным и душным, каким и описывала его Аврора в большей части своей истории. Король, каким бы не казался ярким, пока жил и боролся за свою правду, непреклонно затухал, что хорошо показывал его мертвый взгляд. Он в три четверти оборота сидел на широком троне, похожем на ствол старого дерева, его локоть лежал на подлокотнике и костяшки пальцев согнутой руки служили опорой для виска Короля. Голова, склоненная вбок и слегка вперед, была увенчана изящной ажурной короной из магически переплетенных ветвей и лиан. Длинная зачесанная набок черная челка струилась в сторону наклона головы, остальные волосы были забраны в не очень длинный низкий хвост, лежащий на плече. Взгляд направлен вниз, куда-то в сторону от ног, одна из которых ступней упиралась в землю рядом с противоположным подлокотником, а вторая опиралась щиколоткой на колено первой. Во второй руке, опущенной к бедру ноги противоположной ей стороны, лежал кинжал. Рукоять лежала на ладони, а на лезвии отражалось яркое солнце, которое невозможно было увидеть в прорисованном вокруг пейзаже. Это был символ, связанный с концовкой рассказа, пророчество, обещание. На герое была белоснежная рубашка с рукавами фонариками, что несколько оголяла его грудь из-за распахнутого глубокого выреза с оборками по сторонам, облегающие ноги черные штаны и кожаные высокие сапоги, доходящие практически до колен. Король на картине был прекрасен. И Гарри не осуждал Теодора, чей взгляд, не отрывающийся от картины, он прекрасно видел. Юноша обернулся к Блэйзу, но ничего не сказал, всмотревшись в его лицо. Забини явно был очарован, и, если приглядеться, можно было найти намек на смущение. «Почему мне кажется, что все сейчас смотрят на меня, словно я голый?» — дернул бровью слизеринец. — «Эта картина… Она… Тц, она о персонаже, а не обо мне. Мне просто кажется, что она слишком похожа… Просто совпадение, что они так напоминает мне собственную суть», — мрачно подумал Блэйз, отводя взгляд от холста, чтобы вновь посмотреть на Теодора. — «Чувствовать ли мне себя счастливым или сердиться от того, что ты смог слишком хорошо понять меня, Тео? Понять и передать так четко. Смог бы ты это сделать без осознания?» — усмехнулся он про себя, возвращая лицу невозмутимость с зарождающимся веселым лукавством в уголках губ. Но пока он смотрел на друзей на сцене, мертвый взгляд ему не грозил, ведь их фигуры отражались в его глазах яркими бликами, подобными звездам.***
Следующими выступали сестры Патил, чей проект был пропитан атмосферой Индии, затем Седрик с Лавандой продемонстрировали пропитанную романтикой юности и домашним уютом комбинацию из рассказа и картины, следом Колин и Полумна показали изображение, смело могущее называться достойным представителем сюрреализма, созданное на основе рассказа Криви о героизме маленького человека. Гарри даже восхитился, как тот описал героя и его жизнь. Честно, он не ожидал чего-то настолько здравого на тему героев от того, чей образ – это фанатеющий от Мальчика-Который-Выжил до дрожи в коленках начинающий фоторепортер. Пришла очередь участников от Ильверморни, первыми из которых на сцену поднялись Лейла и Дюк, на картине которого была изображена печального образа девушка в мрачных тонах, сидящая среди котлов, подвешенных сушеных трав и грязных оконных стекол, за которыми шел дождь. За ними вышли Шарлотта и Кейт, чья картина была пронизана свежим холодным ветром серого ноября, изобрающая скалы, бущующее море и маленькую фигуры волшебницы с ярко-красным вязаным шарфом поверх мантии, выпускающей из палочки закручивающийся в спираль луч заклинания. Джун и Хьюберт представили большое полотно, на котором крадется сквозь темный зеледенелый лес вендиго – великан-людоед с ледяным сердцем, дух зимнего голода и стужи. Вышедшие за ними Лайонел и Дэвид помогли зрителям избавиться от мурашек страха от картины Хилла. Их картина изображала теплую саванну, где среди трав резвились духи, похожие внешне на болотные фонарики, играясь с дикими животными. Настала очередь Колдовстворца, и умиление от игривости в саванне сошло на нет, ибо первыми вышли Нина и Александр. У Зверевой было множество довольно мрачных сочинений, какие-то стихотворения можно было бы назвать остросоциальными, но в основном они несли в себе уху приятное из-за эстетики, но все же страдание. И вот, это страдание оказалось помножено на черно-белую графику Воронова, по природе не являющегося пушистым радостным зайчиком. Их проект был воплощением несвободы, безвыходности и человеческого отчаяния. Впечатление создавал сильное, но при этом тяжелое. Следом пришла очередь Кирилла и Константина, на картине которого герой летел на странном сооружении, в коем студенты Колдовстворца опознали ступу, с метлой в руках. Под ним простирался хвойный лес, рассветное солнце освещало теплым желтым светом лицо героя. И все бы ничего, но герой озирался и по лицу было видно, что пребывал он в напряжении. Как рассказал Гайдаш, за героем шла погоня. Кирилл поглядывал на картину с непонятной ностальгией, вздыхая. За ними вышли Вероника и Ярослав с изображением Алконоста и Сирина – легендарных птиц с женскими лицами – разделяющих холст на две части: со стороны Алконоста было много света и ярких красок, со стороны Сирина же царила тьма, темные и блеклые оттенки. Последними вышли Никодим и Оксана. На их картине был изображены пышущая здоровьем и красотой девушка и скелетообразный старый Кощей: и его поза, и все на фоне, включая то, как лежали свет и тень, передавало ощущение, что он удерживает юную девицу в неволе, имея власть над ней. Белан пояснил, что главным героем его истории является славянский злодей, известный не только бессмертием, сильной магией и нелюдимостью, но и желанием похищать девушек. Северус, также находясь в зале и наблюдая за ходом второго этапа, невольно сравнил образ этого Кощея со змееподобной личиной Волдеморта, в которой тот стал появляться на публике и среди внешнего круга Пожирателей в последние годы перед… развоплощением. Было что-то на картине отдаленно похожее… Снейп моргнул, прогоняя эту мысль, и даже потряс головой, чтобы в нее такие глупости не лезли. Он же смотреть на него, даже големообразного, не сможет – смех задушит!***
По результатам голосования, первое место вновь отошло истории Авроры и иллюстрации к ней. Сердце Блэк колотилось как бешеное, а широкая улыбка бесконтрольно лезла на покрытое счастливым румянцем лицо. Она сверкающими глазами посмотрела на Теодора, гордого и глубоко удовлетворенного тем, что их работу оценили. Нотт посмотрел в ответ и раскрыл руки, после чего подруга тут же влетела в его объятья, попискивая от раздирающих эмоций. Лейла смотрела на них с отвращением, прицыкнув языком. Стоящий рядом с ней Дюк посмотрел на напарницу с вопросом в глазах. — Снова она первая. Бесит, — тихо произнесла Льюис. — И что ты с этим сделаешь? — хмыкнул Фишер насмешливо. — Голосование прошло, реванш не возьмешь. — Я устрою для нее собственный реванш, — криво усмехнулась Лейла, отворачиваясь от бесячей девчонки. — Ты же поможешь? — Неужели так срочно? — недовольно промычал Дюк. — Не срочно. На следующей неделе наш сектор снова участвует. Посмотрим, так ли она хороша в песенной лирике, — презрительно скривилась она, скосив на Аврору взгляд, полный превосходства. — Но вот после… — Что же? — Кто знает… Мне нравятся ее сережки.