Новая сила

Шок. Неверие. Отшатываюсь от нее, как от прокаженной. Что-о?! Вспоминаю ту ночь. И в каком я был тогда состоянии. Неужто и снова подстава?! И ещё меня обвиняла в пьяном надругательсве? Мысли тут же потекли в сторону гоблинов: в чем их выгода? Ответ очевиден — будь я их марионеткой и добейся определенных успехов, всегда можно меня устранить и посадить управляемого наследничка. Ну и распоряжаться Родом налево и направо, до его совершеннолетия.  — Ты будешь жить, — изрекаю наконец, и внимательно разглядываю грязнокровку. Другого слова и на ум не приходит. Настолько к месту, что я произношу вслух: — Грязнокровка. Она заходится в приступе неудержимой ярости, но мне плевать. В последний раз окидываю взором измученную девушку. Тотальное разочарование… Как можно быстрее покидаю помещение. Учитель мирно попивает кофе. Сейчас его немного ошарашим. Вкратце излагаю суть.  — Что ты сказал?! Как такое возможно? О, Мерлин!  — Получилось, как получилось! Сейчас неважно. Дела давно забытых дней. Промывание крови не повредит плоду?  — Нет, ни в коем случае. Теперь я ещё внимательней буду за ней присматривать, — заверил мастер.  — До тех пор видеть её не хочу!  — Понимаю. Пытаюсь успокоить себя, вздохнуть глубже. Шок, конечно, но нужно жить дальше. Волан-де-Морт не дремлет. И кусочки души сами себя не уничтожат.  — Я должен кое-о чем рассказать. Места, где Темный Лорд спрятал свои крестражи.  — Крестра… что?! — стоило видеть, как вытянулось его лицо.  — Да. Их много — семь штук. Сейчас я готовлю отряд вампиров, и перед главной миссией мы должны отыскать и уничтожить их все. Иначе все тщетно.  — Подожди, ты сказал отряд вампиров? Твой?  — Долгая история, — вздыхаю, присаживаясь. — В общем, слушай… *  — И что дальше?! — раздраженно спросила Беллатриса, освещая тусклое пространство полуразваленной избушки. Несколько вампиров рассредоточились по окрестностям. Ещё парочка расположилась неподалеку, удерживая парочку повизгивающих от ужаса подонков. Несколько приговоренных к пожизненному заключению насильников тире убийц были похищены из близлежащей магловской тюрьмы. Больно уж защитил Лорд кольцо заковыристо. После описания проклятия дома Мраксов, Каркаров, пораскинув мозгами, выдал:  — Проще скормить ему парочку ублюдков, чем цацкаться с обезвреживанием. Больно уж сложное. Последние недели мы только то и делали, что обезвреживали крестражи. Наконец-то дошли и до них руки. Первой была уничтожена диадема Когтевран. Самое простое. Медальон Слизерина оставил о себе лишь память. Крестраж в моем лбу — благополучно скрылся в пасти дементора. Кольцо Марволо Мракса — наша нынешняя цель. К змее пока добраться нет никакой возможности, а чаша Пенелопы Пуффендуй… что ж, мы прихватим её, когда будем стирать Гринготтс с лица земли. Двое несчастных бились в предсмертных судорогах. Это Дамблдор великий и могучий светлый, что с помощью зельевара год удерживался на плаву. Маглов проклятье сожрало за считанные секунды, будто кто-то фильм поэтапного разложения человека поставил на ускоренную прокрутку. А вот и само колечко. И только сейчас возникла мысль: стоп, ведь я завладею всеми Дарами Смерти?! Стоп. Стоп-стоп. А что же произойдет?! Уничтожение крестража придется отложить: на непонимающие взгляды союзников отвечаю 'так нужно'. Палочка у меня есть. Камень тоже попадет в мои руки, достаточно аккуратненько мечом разрубить кристалл. Плащ всегда принадлежал Поттерам. И что произойдет? Вот надеваю я плащ, стискиваю кулаке воскрешающий камень и касаюсь Бузинной палочки. Конец света? Не в смысле электричество отрубят, а в целом. По району. Хаха. Или меня как-то по-особенному заколбасит, я воспарю в потоке неземного света, ощутив необоримую мощь? Или же просто… ничего? Быть может, вообще не рисковать с ними? Тогда встает вопрос: чем ещё могу я Лорда уничтожить? Лестрендж была явно не в духе. После того случая она словно замкнулась в себе, лишь односложно отвечая на вопросы и безжизненным роботом исполняя приказы. Ещё более почувствовал я отчужденность, когда она проведала о крестражах. В тот день я собрал весь свой клан и поведал им о тайном плане Волан-де-Морта. Красочно расписал все преступления, которые необходимо совершить, дабы запереть часть сущности в неодушевленном предмете. Многие ужаснулись, и ещё более затрепетали, когда услыхали число сотворенных крестражей. А Беллатриса даже бровью не повела, лишь нахмурилась. Единственная фраза, которую я услыхал от нее, была:  — Золотая чаша?  — Именно. Белла, послушай… — но она уже отвернулась и двигалась прочь. Я плюнул на все, и догнал брюнетку. Кладу руку на плечо и поворачиваю к себе.  — Да что с тобой твориться! Что я тебе…  — Изменщик! — припечатала женщина холодно. Звук застрял где-то среди горла. Я попытался вытолкнуть его, но получилось что-то вроде 'бульк'. Не понимаю. В груди возникло непонятное волнение. Чего это она?  — Эй, ну мы как бы, разве не… Разве ты сама, по доброй воле согласилась?.. Она смерила меня презрительным взглядом.  — Убить себя прямо перед алтарем проще простого, Поттер. Если бы я жизни предпочла смерть. Но я дала слово. Или слова клятвы, пусть и нежеланной, но произнесенные добровольно для тебя пустой звук? Ничего иного от маггла я и не ожидала. Гадливое 'маггл' прозвучало настолько презрительно, что я внутренне скукожился. И впрямь, ведь я, считая брак фикцией нарушил собственное слово. Пусть и нежеланные, но слова клятвы я произносил твердо и четко. Слово в слово. Тут не гнилая Грейнджеровская подстава, а личный, хоть и необходимый выбор. Беллатриса вновь намерилась идти прочь, но я не дал. Ухватил её руку и удерживаю в своей. Жена посмотрела на меня как-то странно:  — Ты чего, Поттер? Влюбился что ли? Пропускаю сей спич мимо уха. Смотрю в упор и в глаза.  — Да, ты права. Я чертов маггл в душе, я всегда был магглом и буду им до конца. Это мой род, мое племя, которое я считаю бесконечно выше и лучше волшебников. Не буду вдаваться в доказательства, но мы построили Мир из ничего. Взлетели в небо, покорили космос и победили чуму без всякого колдовства. В то время как магический мир подбирал объедки с нашего стола, замыкаясь в своей однообразной магической стагнации. Да, ты права. Я маггл. Я не воспринял слова клятвы всерьез, решил, что могу себе позволить поддаться соблазну, если клятва дана под давлением. Не отдавая отчета в том, что слово есть слово, и ты давала такое же обещание, которое вынуждена сдержать. Я лично, от лица Лорда Поттера и Блэк, а также, от лица, презренного тобою маггла приношу глубочайшие извинения. Прости меня.  — Рада, что ты понял все, Поттер, — не понятно, насколько мои слова подействовали на бесстрастную Беллатрису. — Так что будь добр, постарайся, пока брак не расторгнут держать себя в руках.  — Да не собираюсь я ничего расторгать! — вылетело прежде, чем я успел задуматься. Теперь уже брови Лестрендж изумленно поползли вверх. Она открыла рот и в полнейшем шоке уставилась на меня. Мозг быстро подыскивал аргументы: — Кто в здравом уме откажется от шести голосов Визенгамота? А от имени Блэков? Да и вообще, ты опасна на свободе, Белла, и вроде-как моя пленница. Так, что… На слове 'пленница' её лицо дрогнуло, а черты растянулись в улыбке. Как же она хороша, когда сияет! Я невольно залюбовался невиданным прежде зрелищем, но именно мое мечтательное выражение привело Лестрендж в чувство. Показалось, или мы чересчур близко стояли друг к дружке?  — Пойдем, составим план атаки на Гринготтс! — прерываю неловкое молчание и решительно направляюсь прочь. Мысли смешались в голове, и чтобы не натворить глупостей нужно выпить чего-нибудь. Явно не воды. И ещё нас ожидает невероятный, наполненный риском сумасшедший план. Атака на Гринготс — самое сердце гоблинского мира. Бой, который может стать последним. Но может и принести победу. Благо, гоблины сами указали путь к неограниченному могуществу. И я ни перед чем не отступлю! * Перекати-поле прокатилось по брусчатке Косого Переулка. Раннее, сонное утро. Солнце ещё не коснулось горизонта, и самая темная ночь, которая перед рассветом, вступила в свою недолгую, но абсолютную власть. Фонари тускло мерцали в предрассветной тишине. Вывеска банка Грингготс поскрипывала под дуновеньем ветерка. В самом белом мраморном дворце потихоньку начиналась суета. Ранние уборщицы вкупе с самыми предприимчивыми финансистами начинали активный рабочий день. На горизонте вспыхнули зарницы. Эхо отдаленного грома докатилось до покрытых инеем витрин. И внезапно громыхнуло прям над улочками, с такой чудовищной мощью, что половина жителей Аллеи Диагон подскочили с постелей. Впрочем, ненадолго, так как большинству скоро вставать на работу и пробуждение в предрассветную темень не входит в их планы. Ещё одна молния озарила улицу. Но произошла небольшая, но существенная перемена. Высокая, завернутая в черный плащ фигура стелилась по брусчатке. Вслед за ней будто тянулся мрак и волочилась тьма. От неизвестного пахло смертью. Субъект непреклонно двигался к одному ему известной цели. Которую он, впрочем, и не скрывал. Будто потоки темноты стелились к белому зданию с высокими мраморными колоннами. Фигура замерла у входа в Грингготс. 'Входи, незнакомец, но не забудь.' 'Что у жадности грешная суть, ' 'Кто не любит работать, но любит брать' 'Дорого платит — и это надо знать' 'Если пришел за чужим ты сюда, ' 'Отсюда тебе не уйти никогда! ' Из черного провала капюшона донеслось едва слышное презрительное сопение. Черные рукав дернулся, и в темноте шевельнулась бледная кисть, сжимающая волшебную палочку. Краткая секунда, за которую даже совы не успели бы ухнуть, и вывеску со знаменитой надписью начала поедать коррозия. Стихи рассыпались пеплом. Силуэт в черном облачении протек сгустком мрака ближе к зданию и положил ладонь на дверь. Заперто, но какая разница? Осталось недолго. Часы показывали четыре часа утра, когда что-то в пространстве дрогнуло. Если бы Аллею Диагон показывали в магловских новостях, то тысячи и тысячи зрителей закричали бы в ужасе. Ибо только с камеры вертолета можно было увидеть чудовищное массовое жертвоприношение. На мраморной крыше громадного Грингготса, а также нескольких построек помельче неподалеку, завернутые в черное мрачные тени убивали. Десятки и десятки жертв возникали в воздухе, удерживаемые чарами, чтобы тут же быть заколотыми в прямо в сердце. Реки крови заструились по крышам и стенам. Нити силы потянулись от эпицентров жертвоприношений к закутанной в черный плащ фигуре. И вливались в нее, питая. Я смел дверь одним сокрушительным ударом. Мощь! Невероятная сила! Переполняет меня! Отбрасываю одежонку за ненадобностью. Сейчас я — Сила во плоти. Я — могущество в истинном величии. Я — демон. В прямом смысле этого слова. Приемный холл Грингготса пустует, что мне только на руку. Лишь только оттенок желания, и все здесь переворачивается вверх дном. Но я стремлюсь дальше. Отталкиваюсь от поверхности, и вертясь волчком вокруг оси прорываюсь сквозь узенький перешеек в громадную пещеру. Невообразимо огромное пространство, испещренное лентами рельс и будто муравьиными сотами. Тянущее на целую бесконечность вниз. Взмываю ввысь, почти под самый потолок. Громадная трехметровая фигура замирает во всей красе. Метров на десять в размахе крылья синхронно работают, удерживая полтора центнера смертоносной мощи на весу. Сила десятков жертв вливается неиссякаемым потоком. Все как тогда, только сейчас я действую осознанно. Управлять подобной мощью — истинное из блаженств. Я — сокрушитель миров. Я — пожиратель душ и вершитель правосудия. Выхватываю заряженный под завязку артефакт — сейчас он лишь призрачная подпорка моему могуществу. Развожу руки в стороны, а затем стискиваю в вытянутых руках. Меж ладоней зарождается вибрация. Вот уже я еле сдерживаю слепящий шар огненного могущества. Сворачиваюсь в позе эмбриона, фокусируя силу. Наливая энергией, злобой. Концентрируя волю. Сжимаю пружину. И вышвыриваю в пространство Смерть. Конечности раскидывает в стороны, мой неистовый рев оглашает подземный мирок. А с небес уже падает огненная погибель. Словно река жидкой пламенной лавы наполняла ущелье. Она испепеляла мосты, заполоняла собою сейфы и хранилища. Многие и многие сегодня утратили свои богатства. Естественно, мы учли сохранность средств нас и наших союзников. Но я не стою на месте. Сильным рывком бросаю себя вниз пламенной кометой. Обгоняю ревущий поток пламени, ниспадающий сверху. Внизу мельтешат фигурки, задирая головы. Гоблины высыпают отовсюду, будто горох из банки и в ужасе закрывают головы. Вас всех ждет смерть. Внизу, на самом дне ущелья скалит пасть окованный дракон. Здоровенная, покрытая чешуйчатой броней тварь. Жажда боя кипит во мне. Падая камнем, наношу сокрушительный удар. Голова дракона выбивает каменную крошку из собственной кладки. Оно уже мертво. Приземляюсь на одно колено и складываю крылья. Выпрямляюсь во весь рост. И в тотчас ниспадающий Огнь касается дна пещеры. Первая волна накрывает меня с головой, ни капли не вредя. Я иду сквозь огненное море. Пламя бессильно лижет черные пластины шипованной брони. Даже ласкает. Сочащиеся чернотой глаза находят нетронутый обширный проход вглубь подземелий. Явно главное ответвление. Туда не добралось пламя. Но туда доберусь я. Умирает очередной гоблин. Мне даже не нужно касаться жалких слабых тел. Где-то далеко позади тоннели и ответвления гоблинского муравейника планомерно зачищают вампиры. Вытягиваю руку и очередное помещение наполняется огненной смертью. Каждое новое убийство насыщает меня и пополняет резерв для новых свершений. И, наконец, я оказываюсь посреди громадного зала, напоминающего бесконечную дорогу в никуда. И открывшееся зрелище было настолько невообразимым, что я встал как вкопанный. Сотни и сотни существ. Старики, женщины и дети. Громадная, черная зала запружена спасшимися под завязку. И все стоят на коленях. Впереди всех высится сморщенный старый гоблин. Он, вместе со свитой олицетворяет верхушку гоблинской расы. Но примечательно следующее: Прямо перед ними повалены скованные и обездвиженные десятка три гоблинов. Среди них каждый, кого я видел хотя бы раз за все время контакта с ненавистной расой. Каждый проклятый гоблин, кто стоял или смотрел, был свидетелем или пытал меня лично. Нахожу взглядом гоблина, который ликующе скалился организовывая брак с Беллой. Не миную вниманием черного сморщенного цохрванга — явно титулованную сволочь. И, конечно же, Грабодрогг.  — Меня зовут Яррогарр, — изрек король гоблинов. — Наша жизнь — в ваших руках, и мы просим пощады для нашей расы. Каждый из предателей, каждый заговорщик обнаружен и принадлежит вам.  — Это, безусловно, так, — мягко соглашаюсь. Однако каждый гоблин вздрогнул от угрозы, спрятавшейся среди слов. Вытягиваю руку и три десятка ненавистных гоблинов начинают корчиться в невыносимых муках. Их крики наполняют помещение, но я наслаждаюсь ими. Выделяю глазами Грабодрогга. Его злобное личико перекошено от страдания, но глазки продолжают ненавистно поблескивать. Подхожу в плотную и подвешиваю врага на невидимом аркане. Приближаю лицо вплотную.  — Ты чувствовал, не так ли? Ощущал где-то в глубине души, что расплата не минует никого? Час возмездия пробил, Грабодрогг! Медленно и неспешно, сложив когти лодочкой, миллиметр за миллиметром погружаю кисти во вражескую плоть. Тьма, сочащаяся из глаз не отрываясь впитывает каждую эманацию страданий гоблина. И когда пальцы насквозь проходят сквозь тело, одним, мощным рывком разрываю ненавистную плоть! Ликующий рев наполненный злым торжеством оглушает столпившихся коленопреклонённых. Подхожу вплотную к сжавшемуся, но держащемуся достойно царьку. Не забывая мучить одновременно тех самых избранных гоблинов, выданных на убой. Жалкая попытка откупиться. Но их страдания мешают оформлению капитуляции, поэтому помимо массового невербального Круцио пришлось заткнуть им рты. Минута абсолютной тишины. Я стою, и склонив набок рогатую голову с любопытством изучаю правителя. Что же мне делать с ними?  — Мы выдали вам заговорщиков, их жизнь в ваших руках! — голос Яррогарра дрожит, но в грязь лицом не падает. — Мы также компенсируем ваши потери! Любая сумма… Громогласный хохот разорвал пространство. Возвышающийся монстр изрыгнул из себя громогласный рык:  — Сумма?! По-вашему, душа имеет цену?! Любое преступление можно забыть, но вы покусились на самое святое — на душу. По-вашему, перспективу рабства можно просто списать со счетов?! Я у вас спрашиваю! От ярости, переполнявшей воздух, колыхался потолок. Стены тряслись. Матери прижимали детенышей к груди, а отцы поглаживали супруг. Царь стоял, будто последняя преграда пред всесокрушающим абсолютным злом.  — Однако, — пророкотал голос. Лицо демона просветлело, будто на ум пришла интересная мысль: — У вас будет выбор, которого не было у меня. Все вдохновенно подняли голову.  — Вы умираете сегодня все. Все, до единого. Каждый ребенок, женщина или муж. Наследие гоблинов сгинет в веках, и расплавиться во всепожирающем пламени. Все содрогнулись. Вековое наследия. Тысячи шедевров искусства, копимых средств, гоблинских семей. Все обесценилось сейчас, и приравнялось к нулю. Судьбы гоблинов — в руках Повелителя Инферно.  — Или, вы можете искупить преступление. Вечным служением. Моя цена — полный вассалитет гоблинской расы. Заверенный самой магией. Вовеки веков. Полнейшая тишина. То, что предложил демон — немыслимо. Однако, единственный шанс выжить и уцелеть. Гоблины по натуре своей не могут махнуть рукой на наследие и сокровища, пестуемые тысячелетиями. Потерять все сейчас, или продолжить жить, но под началом страшнейшего существа?  — Мы выбираем жизнь, — твердо ответил царь гоблинов.  — Разумно, — оскалилась тварь довольно, и на глазах изумленно толпы обратилась Лордом Поттером собственной персоной. — Естественно, на людях все будет по-прежнему. Вы будете также работать, развиваться и процветать. Но я, а также каждый мой сын и внук… И правнук и его правнук будем единовластными правителями и теневыми Владыками вашей расы. Девять десятых, да что там! Девятнадцать двадцатых гоблинов даже понятия не имели о заговоре, и уж, тем более, о настоящей сущности демона! И вверять судьбу народа в руки человеку?! Но наследие не могло быть утрачено. Гоблины должны жить. Пусть даже и настолько чудовищной ценой. Яррогарр с грустью подумал, что именно при его правлении раса гоблинов докатилась до того, чего пуще огня боялась все прежние века — прямое подчинение человеку. Бесчисленные договора, уступки и спекуляции, лишь бы не допустить самого страшного. Царь снова обвел взглядом стены древнего зала. Тысячи соплеменников, женщин и детей. Вспомнил о шедеврах, изготовленных братьями, которое неминуемо пожрет вечно голодное пламя…  — Мы принимаем условия сделки! Гоблины будут жить. Стоящий перед ними паренек довольно оскалился. Но глаза его были черны, будто ночь. И Бездна шла вслед за ним. Яррогар вначале не расслышал, что тот сказал:  — И ещё. Мне нужна малю-юсенькая чашечка из сейфа моей дражайшей супруги. А затем нацелил повелительный перст на продолжающих корчиться в муках пленников. И те умерли. * 'Интересно, кому теперь будет служить Гермиона, учитывая, что гоблины принесли присягу мне? Злобному демону. Ведь меня тоже можно прибавить к числу угнетенных рас? ' Мысли лениво плавали в голове, пока я отмокал от крови и грязи в пенной речушке комнаты старост. Я наглым образом вломился в святая святых привилегированных членов общества. После Грингготса хотелось отдохнуть, но и затягивать не стоило. В компактной сумочке неподалеку лежали камень, палочка и мантия. Осталось только уничтожить крестраж. Поэтому я планировал проникнуть в директорский кабинет посреди ночи. Позаимствовать ненадолго меч Годрика Гриффиндора. К сожалению, Адское пламя — слишком весомый аргумент и может непоправимо навредить камушку. И если чашечка благополучно расплавилась, будто и не было, то Воскрешающий камень… Кабинет директора остался точь-в-точь таким, каким я его запомнил. Новоиспеченная директриса не посмела, или не захотела ничего менять здесь. Первым делом поворачиваю голову, выискивая один единственный портрет. Альбус Дамблдор крепко спал, склонив голову на грудь. Очки-половинки слегка съехали с усталого лица, а руки чинно покоились на груди. Фоукс притих на директорском плече. Я весь дрожу в предвкушении. Должно произойти что-то действительно грандиозное. Я чувствую! Вытягиваю из Распределяющей Шляпы узкий серебристый клинок, и через секунду дух Реддла, издав далекий затихающий вопль растворился в небытии. И все три составляющих у меня. То, от чего отказался в свое время Поттер — в моих руках. И вот, час настал. Куранты бьют двенадцать. Камень, извлеченный из перстня, крепко стиснут в левой ладони. Легкий шелест — мантия невидимка укутывает меня с ног до головы. И пальцы вытаскивают Бузинную палочку из кармана. И ничего. Несколько секунд я глупо торчу в ожидании какого-то чуда. Явления самой Смерти, трансформации трех составляющих в убер-артефакт… Показалось, или портрет Финеаса Блэка тихонечко хихикнул?  — Неужели ты думаешь, что первый, кто собрал все три Дара, и остался ни с чем? — спросил знакомый голос со стороны. Резким рывком оборачиваюсь. Дамблдор! Великий волшебник успел проснуться, и теперь новоиспеченный портрет взирал на меня участливо-понимающим взором все тех же синих пронзительных глаз. Мы несколько секунд играем в гляделки, а затем накопившееся отчаяние выплескивается из меня:  — И что теперь?! Вы, вместе с Грин-де-Вальдом и Фламелем не сумели обуздать Темного Лорда! Я уничтожил все крестражи, осталась только змея! Но КАК, черт побери, КАК я должен победить в схватке с ним?! Он просто… И в сердцах швыряю никчемные дары на пол. Падаю в пустующее кресло. Все почти как всегда, только собеседник чуть правее и выше.  — Знаешь, Гарри, меня тут приглашает на чашку чая одна волшебница из портрета на четвертом этаже… — голос Альбуса отстранен и мечтателен. — Представляешь, она работала в Хогвартсе некоторое время, более сорока лет назад, прежде училась в этих стенах. Та ещё егоза! Так вот, женщина ещё при жизни заказала полноценный слепок души, практически живой портрет. И в завещании четко дала понять, что хочет видеть сей портрет в стенах школы после своей смерти. Минута молчания. Неожиданно пробрало любопытством.  — Ии?!  — Представляешь, какое мужество нужно, чтобы признаться уже немолодому директору Школы Чародейства и Волшебства в своих чувствах? А после закономерного отказа, лекции и порции доброжелательных, но абсолютно равнодушных вразумлений пронести чувство через всю жизнь. Не знаю, где её настигла злая гибель, но после моего появления здесь, она пришла ко мне сквозь раму, чтоб повторить все слово в слово… и знаешь, теперь мой долг посвятить здешнюю вечность именно ей. А может, и не только здешнюю… Он всмотрелся в небеса блестящим взором. У меня аж дух перехватило. Вот как бывает, творит великий судьбы мира, а личное счастье коротенькой вспышкой мелькнет, позовет, и утихнет. Но будет ждать. Я невольно провел ассоциации. Интересно, он снова намекает, или?..  — А по поводу того, что ты говорил, Гарри, — Дамблдор светло улыбнулся и комнате потеплело. Внезапно стало очевидно: даже погибни я злой смертью на правильном пути — все будет хорошо. — Помни, твое сердце и твой разум — то оружие, которое не переборет никакая магическая мощь. И чтобы победить, не обязательно нужно одолеть. Помни об этом и никогда не забывай. А мне пора! Нехорошо заставлять даму ждать. И, лукаво подмигнув, скрылся за краешком рамы. Показалось, или из глубины портрета донесся счастливый смех? * Находясь под светлым впечатлением необдуманно аппарирую прямо в покои Беллатрисы в пикантный момент, когда она заканчивала вечерний туалет. Её черные, как смоль волосы рассыпались по белой ночной рубашке. Свечи неярко светились в темноте, оттеняя приятную белизну северной кожи. Аристократические пальчики сжимали гребешок, которым она мерно расчесывала волосы перед зеркалом. Однако темные омуты, тихие и печальные прежде, вспыхнули неподдельным негодованием.  — Ты совсем ополоумел Поттер? Тебя сюда звали?! Мне же плевать на нее. Мне совсем безразлична моя пожирательница, преступница и садистка. Только почему в сердце будто иглу вонзили? Пятясь невольно я опускаю взор, лишь бы не показать плескающую через край боль. Подумаю об этом позже, а сейчас единственное желание — оказаться как можно дальше отсюда. Кивнув холодно, стремительно покидаю комнату. И не успеваю увидеть, как в глубине черных глаз что-то неуловимо изменилось.  — Поттер, быть может соберешься, на тебе лица нет! — рявкнул Каркаров во время утреннего чаепития несколькими сутками позже. — Чего маешься?! Гоблины у тебя под каблуком! К слову, это неслыханное достижение и победа всего магического сообщества векового значения. Крестражи уничтожены, змея? Ну и что змея? Уничтожим заодно с Темным Лордом!  — Как? — только и спросил я. Совсем не желая показывать, что причина сильнейшего уныния совершенно в другом.  — Это я у тебя должен спрашивать, как! — прогрохотал учитель. — Ты у нас всемогущественный демон, победитель Турнира, Владыка вампиров и Король гоблинов! Ты уже смог проделать невероятные вещи! Именно у тебя все должны советы спрашивать, Поттер. Отставить хандру! Ты смог сбросить с шеи рабский поводок. Мало кому удавалось преодолеть гоблинов в их родной вотчине! Сквозь вехи истории гоблины славятся своим коварством, подлостью и предательством. Они изобрели столько всего, что не то, что одолеть, а покорить их доселе считалось невозможным. И… Но я уже не слушал. Я зацепился за смутно-знакомое, неуловимое, витающее на самом краю сознания. Некие слова-якори: 'коварство и подлость гоблинов'… 'вехи истории'. Что-то подобное я смутно помню, читал или слышал, и может… Я поднимаю взор на Каркарова. Тот осекается на полуслове и с недоумением смотрит на меня. Я вспомнил.  — Что? — спросил учитель. — Неужто?..  — Нам потребуется маггловское оружие, — я широко ухмыляюсь. Подбираю палочку, надеваю плащ. — Много маггловского оружия. Придется снова посетить Гринготтс. Ведь только у гоблинов, можно заказать и превратить воспоминание в реальность. Однажды, перед роковым приказом шерстя тонны информации о ненавистном противнике я наткнулся на упоминание об одном особом изобретении. Антимагическая бомба. Я вспомнил время, когда просиживал ночами за книгами. И непростительно позабыл настолько ключевое изобретение. Это все радикально меняет. Сразимся-ка с Волан-де-Мортом на поле, лишенном магии! Покажем Лорду чистокровных всю мощь маггловской цивилизации! Много оружия необходимо — бесспорно. Но ещё больше требуется времени. По словам шокированного Яррогарра, угнетенного моей осведомленностью, восстановление чертежей, а также сама работа займет по меньшей мере месяц. Или два. Никак не меньше. И вообще: сами гоблины почти забыли о позорном инциденте, а тут какой-то человечишка знает?! Однако блаженство свободного выбора навсегда покинуло гоблинскую расу. Они вняли приказу. И начали работу. Что делать столько времени?  — Скрываться, — сказал наставник. — Выпал действительно невероятный шанс. Один на миллион. Атаковать Реддла лишенного магии. Застать врасплох. До сей поры затаиться должны мы в тени. Стать недосягаемы. Предпочтительно даже на время покинуть Англию. Я сказал, что подумаю над этим. Отчего-то факт четкой и обнадеживающей перспективы не вызывал положительных чувств. Я сидел на постели неподвижно, вглядываясь в одну точку. Да что же со мной творится?! Надо бы покопаться в себе, но страшно. Вдруг узнаю нечто такое, после чего не смогу быть прежним? Раздался тихий скрип двери. Поворачиваю голову. Беллатриса стоит в дверях ехидно ухмыляясь. Её бедро опирается о косяк, а палец замысловато накручивает черный локон. Но отчего-то темный взор поблескивает странной решимостью.  — Я тут прослышала, что вы раскопали очередной бесполезный план по уничтожению Лорда? Спешу вас расстроить — у вас ничего не выйдет. Ибо вы в целом смешны. Так, я не понял, она что, поиздеваться приперлась?!  — Беллатриса, ты бы… — начинаю сухо.  — Поттер, да ты себя видел со стороны?! Ты воистину жалок. Ой, Боже, мамочка сказала грубое словечко, так нужно раскиснуть и ходить с обиженным видом. Как ребенок, ей-богу!  — Лестрендж, я тебя предупреждаю… Она подошла ещё ближе. Её черные омуты сияли нездешним пламенем. Но было ещё что-то, что я не заметил из-за наплывающей ярости: дрожание тела и некий дух ключевого витка судьбы.  — Ты хоть заметил, какой ты слабак по жизни? Ты плясал под дудку гоблинов, а должен был встретить смерть достойно. Тебя попользовали, и Грин-де-Вальд и Фламель! Ой, не стоит…  — Ты был обведен вокруг пальца грязнокровкой, как последний лопух, стыд-то какой! — её будто бы несет. — Да Мерлиновы кальсоны!!! Ты даже пожалел эту безмозглую рабыньку, по всем статьям шлюховатую Стюарт! Ты даже её не трахнул, как следует, не взял свое ни тогда, ни сейчас. Потому, что ты — просто слабак. Ничтожество. Она хоть понимает, через ЧТО мне прошлось пройти и ЧТО пережить… она не смеет…  — И тебя даже седобородый старик из могилы умудряется иметь, ведь ты, Поттер, продолжаешь соваться в самоубийственную авантюру, как тупой гриффиндорец! Ты ведомый по жизни. Не творец судьбы, но пешка, ведомая течением, по насмешке судьбы одаренная чуть большей силой! Ты никогда не мог взять своего. Знаешь почему? Ты просто не мужик! Невидимый крючок был сорван. Тот Я — которого с малых лет приучают сдерживать, наказывая за проявление естественных желаний. Тот Я, который был ограничен моральным догмами, лживой моралью и кодексом чести — умер именно в текущую секунду мировой истории. Погиб, чтобы восстать диким Зверем. Пространство подернулось кровавой пеленой. Я лишь ощутил, как мой мозг 'отпускает'. Я поднял лицо, доселе скрываемое в ладонях. Ишь, до чего довела, сучка! Все в прошлом. Того меня — больше нет. Я посмотрел на Беллатрису. Она бросилась бежать. В три прыжка настигнув её, обхватываю бешено брыкающуюся женщину за грудь и ударом плеча сношу прикроватную утварь. Ярость и боль клокочут внутри, разрывая грудную клетку на части. Пол уходит из-под ног, а хриплое дыхание вырывается сквозь заострившиеся клыки. Стой здесь кто-либо ещё, я бы мгновенно и без колебаний снес тому голову. Лишь бы выплеснуть неистовую злобу, переливающуюся через край. Швыряю суку на постель лицом вниз и рывком срываю одежду. На правой части спины и аппетитной ягодице остается три красных полосы от удлинившихся когтей. Плевать. Хочется ударить её раз, другой, третий, но из последних сил сдерживаю себя. Дьявольски хохочу. Она же хотела другого?! Пусть получает!!! Лестрендж отползает, суча ногами, забивается в самый дальний угол. Ночная рубашка сбилась в ком на груди, она будто пытается втиснуться в саму стену. Но будь я не настолько ослеплен, меня бы, возможно, удивило несоответствие выражения глаз творящемуся действу. Рывком, да так сильно что она чуть не перекрутилась волчком, переворачиваю самку на спину. Грубо подтягиваю к себе. Ты такого 'не слабака' хотела?! Дьявольский рык разрывает пространство. Её лицо впервые по-настоящему искажается от ужаса: она поняла, что может не пережить следующих минут. Ни капли не щадя, не убирая когтей срываю со спины остатки одежды. На нежной коже остаются красные полосы, особым контрастом светящиеся на белом фоне. Ты этого хотела? Я спрашиваю тебя?!! Ты выпустила Зверя из клетки!!! Она аж рыдает, и суча ногами пытается отодвинуться, не в силах совладать с диким ужасом, охватившим каждый нерв обнаженного тела.  — Смотри на меня! — прорычал я ей в самое лицо и коснулся щеки удлинившимся языком. А затем хватаю за голову и рывком поворачиваю. — Я сказал смотреть на меня!!! Впиваюсь взглядом её в самые глубина черных озер, проникая в самую душу безумной огненной стихией. Теперь она получит, что хотела! Расплата. За все нужно платить. Нравиться?! Такой Я — лучше?! Пять минут спустя все было кончено. Я отвалился от сжавшейся и трясущейся в рыданиях женщины. Складываю когтистые руки за головой. Из глотки вырывается довольное кряхтенье. Проходит минута. Ещё одна. Гнев утихает. Сознание возвращается в резонанс с реальностью. И накатывает… Что же я натворил?! Когда схлынула красная пелена, я с ужасной отчетливостью осознал, до чего докатился. Пять минут назад я проиграл. Поступил как никчемный подонок, которых сам хотел бы истреблять пачками. И то, насколько сильно выводила из себя несносная женщина не есть абсолютным оправданием. Что же я натворил… о Боже… Когда я научусь поступать правильно?! Истинно-верно в каждую секунду своего бытия?! Да — она выводила, да — она действовала на нервы. Я должен был быть выше. Остаться собой, а не пасть в состояние… Она притихла в уголочке. Сжалась маленькой зверушкой — раненой и беззащитной. В мыслях мелькнуло Дамблдорово лицо, и его светлая история, рассказанная напоследок. Счастливое лицо женатого мастера. Укор на давно забытом лице бывшей супруги из прошлой жизни. Белла куталась в простыню, комкая подушку и пряча лицо. Грудь её то и дело вздымалась в рыдающих спазмах. И сердце пронзила такая щемящая жалость к беззвучно плачущей рядом женщине, и такое глубокое раскаяние, что у самого чуть слезы из глаз не брызнули. И — принятие. Ещё не решив окончательно, впиваюсь взором в хрупкое и беззащитное тело. И посылаю все преграды прямиком в пекло. Я приподнялся на локтях и наклонился над сжавшейся перепуганной ланью Беллатрисой. Что я наделал… Но теперь я хотел иного. Я хотел открыть ей то, что сейчас творилось в душе, требуя осчастливить эту женщину сию же минуту. Стереть её слезы. Увидеть улыбку, однажды мелькнувшую на просветленном лице. Я мягким массажным движением прижал её за плечи, и наклонился к дрожащему личику. И целую в лобик. Крайне осторожно, вкладывая всего себя. Затем нежно, будто величайшую драгоценность, начал покрывать поцелуями белоснежное тело, вначале расцеловав алые щеки, затем закрыл поцелуем глазки…  — Не надо… уйди.  — Никуда я не уйду. И никогда. И ты ничего не сделаешь.  — Уйди сейчас же! — она попыталась меня оттолкнуть, глупенькая. — Ты всегда уходишь. Уходил раньше…  — Больше никогда. Я покрывал её нежнейшими из поцелуев, на которые был способен. Некоторое время только то и делал, что целовал, даря нежность, и вдыхал её небесный аромат. Мозг разрывался от счастья, и неважно, что будет завтра. Здесь и сейчас Вселенная принадлежит нам. Сердце излучало неописуемое чувство, таящееся в каждом. И оно засияло вдвойне, когда я ощутил под пальцами невольные, едва заметные намеки навстречу. Я потянулся дальше, и опустился чуть ниже, даря ей всю свою душу без остатка. Каждое движение наполнилось стремлением передать всю нежность и все чувство, на которое я был способен. Все те мучительные минуты, когда я 'не знал, что чувствовал' и сомневался, смиряя себя согласно непостижимым логике мотивам. Каждую ноту душевной симфонии я переносил в касания и поцелуи, как художник палитру красок на тоненький и хрупкий холст. Беллатриса протяжно застонала, поддавшись, и признавая мою власть над собой. И, положив руки мне на затылок, сама притянула для страстного поцелуя, от чего сердце возликовало и вознеслось к неведомым вершинам. Внезапно женщина меня нежно отстранила, и испытующе заглянула в глаза:  — Неужто любишь?  — Люблю… — и она снова прильнула ко мне. А дальше была Любовь двоих. Любовь мужа и жены, что есть одно целое, и самое сокровенное чувство, пережитое за все существования. Я понял, что все, испытанное доселе было жалкой калькой нынешним переживаниям. Я люблю, как никогда в жизни. И вдвойне счастлив, чувствуя её счастье и восторг через образовавшуюся между нами связь. Недолгие часы Истинной жизни, именуемой Любовью. Мы проклинаем ночь, что уступает дню. Лишь с первыми лучами солнца супруги обессиленно уснули. *  — Повелитель, к вам гости, — отрапортовал рядовой вампир.  — Как это возможно? — поворачиваю голову. Кто мог 'прийти в гости' в вампирские катакомбы?  — Какие-то две девушки. Говорят, вы знаете кто они. Прибыли сюда порт-ключом. Вот же Гринграсс! Как знал, что нельзя доверять ему координаты базы, пусть даже и под Обетом. Но пожалел, оставил на крайний случай. Теперь получай двух сестричек в комплекте!  — Приму их в комнате ниже! — бросаю отрывисто. — В той зале, что обставлена поприличнее. Вампир понятливо кивнул, и поспешил скрыться. Быстро привожу себя в порядок, поспешно затирая последствия бурной ночи. При мысли о моем всепоглощающем счастье на лицо сама выползает глупая улыбка. До сегодняшнего дня я не верил, что можно любить так сильно. А главное — взаимно.  — Гарри, это мы! — раздался до боли знакомый девчоночий голосок за поворотом, — Астория с Дафной. — Открой нам, пожалуйста. Я, проклиная свою неосторожность, снимаю охраняющее апартаменты заклятье, впуская девушек. Целые две минуты спокойно наслаждаюсь зрелищем двух смущенных донельзя красавиц, облаченных в великолепные вечерние платья. И куда это они так расфуфырились, с утра пораньше?  — Проходите, присядем, — галантно предложил я девушкам, показывая путь. — Добби!  — Да, сэр, — учтиво поклонился домовик, тотчас явившись на зов.  — Притащи-ка кофе и чего-то сладкого для меня и гостей, будь добр.  — Будет сделано, господин! — ликующе заверил Добби, и бросился выполнять поручение.  — У вас тут очень мило, — заметила Дафна, пятью минутами позже, больно собственническим взглядом окидывая подземелья. Небось, жить тут собралась? — Слегка старомодно, но очень даже поправимо. Я едва кофе не поперхнулся. Что за?!  — Гарри, перейду сразу к сути, — деловито перебила Астория, наклонившись ко мне. Девушки расположились напротив, и если Тори, чем-то смущенная, но довольно активная и решительная, то Дафна залилась густой краской, покручивая локон темных волос.  — Ты так долго не писал нам, забыл нас, наверное, — с горечью сказала Астория, уткнувшись взглядом в пол, — и не оставил нам иного выбора, кроме как сделать то, что мы хотим сделать… Отец нам сказал о твоей позиции, о том, что ты воин, который не может рисковать семьей…  — Ии? — поторопил я мнущуюся девушку.  — Должны признаться, мы обе любим тебя Гарри, я и Дафна, — я все-таки не удержал кофе внутри, и поперхнулся, выпучив пораженно очи. — И пришли узнать, кого из нас ты выбираешь, на ком хочешь жениться? К другой стороны, уверяю, Гринграссы — одна из лучших партий сейчас, во время войны. А если учитывать такие факторы как материальное положение и красоту избранниц, то мы — вне конкуренции. Я сидел, словно громом пораженный, неверяще взирая на двух отчаянно стесняющихся девушек. Причем, если Астория выглядела бодрячком, то Дафна, привыкшая лишь получать мужское внимание, а сейчас находящаяся в позе просительницы, чудовищно стеснялась, залившись краской, едва ли не до слез.  — Девчонки, вы впечатляете, безусловно… — только начал я, но был прерван пламенным признанием.  — Я люблю тебя, Гарри! — горячо выдохнула Дафна, до боли сжав кулаки и не отрывая от меня мерцающих темных глаз. Жаль, что я уже потерялся в иных озерах…  — Да подожди ты, дура! — резко махнула рукой Астория, и повернулась ко мне. — Я понимаю, это все несколько, мм, неожиданно, и мы готовы дать тебе время поразмыслить. Главное, что ты знаешь о наших чувствах к тебе, и мы ждем твоего решения. Ты наш герой! Ты нас столько раз спасал, проворачивал такие вещи! Отец рассказал, по строжайшему секрету, что ты сделал с гоблинами. Это невероятно!  — Девочки! — я яростно замахал руками, — вы не представляете, как я вас люблю и ценю… обеих. Но подобное решение…  — Я поняла тебя, Гарри, — тихо перебила Астория, и сама залилась краской почище Дафны. Теперь на лицах девушек можно было хоть яичницу жарить. От пылающих щечек казалось, на пару градусов поднялась температура в комнате. Стало очень жарко. — Мы предполагали подобное, на крайний случай. Ведь мы понимаем, как тебе тяжело выбрать одну из нас, не обидев другую.  — Вот-вот! — успел поддакнуть я, довольный направлением мысли младшенькой, и не ожидая подвоха. А зря.  — И мы готовы использовать древнюю магическую традицию, — выдавливая из себя слова, продолжила Тори, — и стать твоими женами… одновременно! Естественно, когда война окончиться, и ты, ну-у… освободишься от данных в неволе обязательств! И вся сжалась от охватившего её стыда и смущения.  — Да Гарри, мы будем вместе, и тебе не придется выбирать! — счастливо выдохнула Дафна, нагибаясь поближе. Я рефлекторно отодвинулся, старательно не глядя на нагло выпячиваемое декольте.  — Ой-ой, не так быстро молодые леди, — раздался мурлычущий голосок за спиной. И лишь мой опытный демонический слух уловил в нем смертельную угрозу двум наивным сестренкам. Беллатриса, обернутая в одно лишь полотенце после душа, продефилировала от входа в мою сторону, и положила изящные аристократические ручки на саднящие от её же коготков плечи. И всё-таки, любуясь происходящим, я не мог не восхитится, сравнивая новоиспеченную жену с двумя молоденькими девчушками. Даже по сравнению с Дафной Белла выигрывала сто очков вперед. Напротив заносчивой молодухи стояла ослепительно красивая, изящно-стройная и абсолютно зрелая красавица, полностью сформированная, на самом пике истинно-женской красоты.  — Этот молодой человек уже занят, племяшки, — промурлыкала женушка в самое ушко и на глазах пораженных до глубины души слизеринок, дерзко провела мне языком по мочке уха. У сестриц просто челюсти отвалились. Не скрывая чудовищного изумления, Дафна с Асторией, разинув рты, тупо пялились на нас с Беллой, не в силах вымолвить ни слова. Шок лишь усилился, когда Беллатриса, проведя рукой по моим волосам, будто невзначай продемонстрировала поблескивающее обручающее колечко.  — Тетя Белла… мы…  — И должность наложниц, я полагаю, будет невостребованная ещё лет эдак… вечность. Правда, милый? И закрыла уста поцелуем. Ради такого стоило умереть, воскреснуть, попасть в рабство, и снова умереть и снова воскреснуть. Я счастлив. Миг блаженства вскоре прервали:  — Но она же должна сидеть в подвале! — возмутилась Дафна. — Почему она…  — Хватит! — с усилием отстраняюсь и резко обрываю дискуссию. — Астория. Дафна. Рад был вас видеть, — киваю обоим. — Для меня узы брака священны. Так и передайте Лорду Гринграссу. И добавьте, что негоже самим дочерям свататься вместо лорда. — их лица побагровели. — Всех благ. И, когда они, вняв недвусмысленному намеку скрылись, я повернулся к смущенно водящей ножкой по полу супруге.  — Итак, на чем мы остановились?.. Она обольстительно улыбнулась.