***
Несколько часов и много бокалов спустя Луи очень успешно поговорил с другими гостями. Ну, может не совсем успешно. Последний парень без остановки говорил о яхтах своего отца. - Мы через столько прошли, даже не сосчитать. Один только мой брат разбил около десятки. Это, конечно, не проблема, мой отец ведь глава компании. У нас они всегда есть - уже места для них не хватает. Существуют люди, которые действительно находят такие разговоры интересными? - Ох, да, - поддельно соглашается Луи, кивая головой, будто он понимает проблему, - Мой отец владеет космической программой Британии, у нас тоже повсюду валяются старые ракеты и космические корабли. - Вау, правда? - заинтригованно спрашивает безымянный мальчик. Блять. - Нет, это шутка. - Ох. Наступает неловкая тишина. - М, а чем тогда владеет твой отец? Вот теперь Луи официально вылезает из этого диалога. Луи уже давно разделся до плавок (и да, он все же поймал на себе несколько взглядов, так что может он не такой бледный и болезненный на вид, как думал) и грациозно поплавал, затем заметил Лиама с Зейном и остался рядом с ними. Лиам даже один раз прыгнул с Луи за компанию в бассейн, но Зейн не раздевался до плавательных шорт, предпочитая сидеть на мраморной скамье, элегантно куря сигарету и поправляя шляпу. Что и не очень-то удивило Луи - Зейн не похож на того человека, который с разбегу будет прыгать в бассейн. Сейчас он в одиночестве лежит на холодном полу комнаты, смотрит на солнечное голубое небо, видное через окно на крыше. Его волосы все еще влажные, пальцы шероховатые, и ему не хочется ни о чем волноваться, лишь наслаждаться тишиной и спокойствием уединения. Может, он должен написать Найлу. Он тянется к своим брюкам, и путь перегораживает пара больших босых ног. Луи молится, воздает божеские почести, лишь бы это был не тот, о ком он думает. Он поднимает голову, чувствуя комок в животе. Да. Это он. Одет лишь в короткие розовые плавки. И, к удивлению Луи, у него есть татуировки. G на правом плече, A на левом, непонятные закорючки на ключицах и левом бицепсе. Маленькие картинки по всему телу; короны, треугольники, бриллианты, и что-то, похожее на рисунок кота, на запястье крохотный замок и знак Водолея. Интересно. (Нет.) - Ну, здравствуй, - говорит Гарри, наклонившись к Луи. Настолько низко, насколько могут себе позволить эгоистичные придурки. - Где Клеопатрик? - спрашивает Луи, не имея желания отвечать на приветствие. - Зейн смотрит за ним, - протягивает он, предлагая руку, - тебе помочь? - Почему ты решил, что я хочу встать? - Поговорить со мной. Мне одиноко. - Ты сейчас так шутишь, да? Гарри широко ухмыляется, стоит все еще с вытянутой рукой. И, еще раз, Луи бы мог поверить в искреннюю кокетливость - если бы не эти чертовы глаза. Полностью отсутствующий взгляд, который будет преследовать Луи по ночам. Все же Луи принимает его руку, но лишь потому что его задница уже начала болеть, и резко встает. И Гарри целует его руку. Он действительно целует его руку, холодные губы против теплой кожи. - Мы не в Диснее. Не нужно этого, - бормочет Луи, кривясь, и вытаскивает из руки Гарри свою. - Хей. Я всего лишь был вежлив, - он улыбается, его кудряшки лезут прямо на глаза. - Так и думал. Они смотрят друг на друга, Гарри широко улыбается, заведя руки назад, Луи следит за ним со скрываемым отвращением. - Ты опять пытаешься меня соблазнить? - твердо спрашивает Луи после колебаний, руки скрестив на груди. - Нет. И никогда не пытался. Я просто пытаюсь вести вежливый разговор, - мурлычет Гарри и смотрит вниз на привлекательные плавки Луи. - Но я был бы не особо против, разумеется, - его поведение грубое и унизительное, но к концу предложения Гарри улыбается, показывая ямочки, и наклоняет голову, поэтому Луи может понять, почему он опутывает столько наивных жертв. К сожалению для Гарри, Луи слишком далек от того, кого можно назвать наивным. - Знаешь, как дешево это звучит? Ни одна из твоих детских шуточек на мне не сработает. У меня есть душа, хотя, ты вряд ли с этим знаком. Его улыбка уже не такая широкая, и Луи опять видит огонек - то краткое, мимолетное мгновение настоящих эмоций, слишком мимолетных, чтобы их заметить и быть уверенным в их существовании. Глаза снова пусты. - Тебя пугают мои татуировки? - внезапно спрашивает он, Луи даже ответить не может; что? Зачем он это сказал? Просто из ниоткуда? - Ты спрашиваешь, напугала ли меня краска, навсегда застрявшая в твоей коже? Или ты имеешь в виду картинки, которые эта краска нарисовала? Потому что ни то, ни другое не кажется мне пугающим, можешь поверить. Вот большой черный орангутанг напугал бы. - С осуждением в голосе проговорил Луи, убрал волосы из глаз, положил руки на бедра. - А что, если я набью орангутанга? - Все еще нет. Ты хочешь меня напугать? - Ты хочешь быть напуганным? - Нет, что за херня. Не тупи и не задавай глупых вопросов. - На самом деле, я гений. Я бы даже сказал необыкновенно одаренный. Все мои репетиторы так говорили. - Мило. Но для гения у тебя слишком много ужасных и глупых татуировок. Улыбка Гарри пропала. - Нет, они не такие. - Не, приятель, очень много. Теперь Гарри откровенно хмурится. - Мне они нравятся. Луи закатывает глаза и указывает на маленький замок на запястье Гарри, - вот эта неплоха, потому что она маленькая. Я, кстати, ненавижу татуировки. О, а здесь что? Что здесь написано? Имя твоей девушки? - нападающе спрашивает Луи, тыкая в татуировку, написанную жирным шрифтом, выглядывающую из-под часов Гарри. Гарри резким движением отдергивает руку, Луи еще никогда не видел в его глазах столько эмоций, поистине пронзающих его напряжением. Его блестящие зеленые глаза, без пафоса и пустой формальности, впиваются в Луи, и, черт. Первый раз Луи чувствует, что смотрит на реального человека, а не на манекен. Луи чувствует, будто он смотрит на настоящего Гарри Стайлса. - Не прикасайся к моим часам, - единственное, что говорит он, и даже голос другой - без музыкальных нот и глумления, он низкий и монотонный. - Почему? Потому что туда встроены настоящие бриллианты, как и положено всем миленьким богатеньким мальчикам? Не хочешь их запачкать? - реагирует он, чувствуя, как собственное терпение уже не выдерживает, старается выпустить наружу нрав. На секунду Луи кажется, что Гарри его сейчас ударит, что кровь его всполыхнет в жилах, злость выйдет наружу, и Гарри покажет всего себя. Но пламя потухает. Хмурый взгляд, живые глаза, его реальность - все потухает, их место занимает очередная очаровательная улыбка и безжизненный взгляд. - Конечно, это настоящие бриллианты, - говорит Гарри своим привычным голосом. - Я никогда не понимал причин покупать фальшивку. Мне нравится, когда вещи настоящие, - добавляет он. Это что, не шутка, это он-то любит, когда все настоящее? - Например, одной из причин может послужить цена, - сухо отвечает Луи. - Ну, знаешь, не все рождены в бескрайнем незаслуженном богатстве. Еще один танцующий огонек мелькает в нем на крохотную миллисекунду, сменяясь на широкую улыбку. - Понимаю. Но для меня цена никогда не была проблемой. Луи поджимает губы. Он может ответить ему тысячью разных саркастических фразочек. Он может раскритиковать его поведение в пух и прах. Вместо этого, Луи делает вдох и выдох. - Я пойду, - говорит он и уходит.***
Примерно полчаса спустя Гарри находит его снова и подходит к нему сразу же, как только Луи остается один, потому что Лиам и Зейн отошли наполнить свои бокалы. - Ты выглядишь ужасно трезвым. Ты точно достаточно выпил? - спрашивает он, подходя к Луи, на нем белая большая футболка, перекрывающая розовые плавки и большие странные сандалии на ногах. - Ты вернулся. Разве ты не должен управлять вечеринкой? - бормочет Луи, поджав губы и стараясь не смотреть на раздражающее явление перед ним. - Я управляю. Вот, разговариваю с любимым гостем, - он ухмыляется, смотря на Луи самым неискренним взглядом. Он больше выглядит скучающим, чем заманивающим, наверное, мысленно подбирает, что надеть завтра или какой наркотик принять следующим. - Ты со всеми флиртуешь? Даже с Клеопатриком? - Особенно с Клеопатриком. И прежде чем ты успеешь спросить, отвечаю, он с моим знакомым. Я за ним присматриваю, не думай, что я плохой отец. - Посмотрим, сколько ты продержишься. А теперь, беги. Мне нужно личное пространство, плюс ко всему, уже темнеет - тебе нужно переодеться в твой вечерний наряд. Гарри широко улыбается. - Откуда ты знаешь про мой вечерний наряд? Ты тоже с собой принес? - Не говори херни. - Можешь одолжить что-нибудь у меня, если хочешь. - Все еще говоришь херню. - Можешь помочь мне раздеться, - медленно говорит он, ему, наверное, кажется, что это искушение, в то время как Луи чуть не выплюнул все шампанское, что он выпил за весь день. - Господи! - восклицает он, полностью поворачиваясь к Гарри. - Не пойми меня неправильно, я очень хорошо знаю, что значит быть привлекательным, - Гарри поднимает бровь, - но ты правда веришь, что люди хотят тебя настолько сильно? Ты действительно думаешь, что такие слова нужны? Что такие слова вообще нужно говорить хоть кому-то? Ты говоришь такое дерьмо и выставляешь себя полным придурком. Гарри сразу же перестает улыбаться, глаза блистают огоньками, отсвечивающими от цветной подсветки в комнате. Луи замечает его часы и кольца на пальцах, сжимающихся в кулак. - Могу я принести тебе чего-нибудь, - внезапно говорит он, не спрашивает, а неуступчиво настаивает. - Нет, спасибо, я, если что, и сам могу, - отвечает Луи, соответствуя тону Гарри. Не постояв ни секунды, Гарри уходит прочь. Победа.***
Остаток вечеринки Луи был рядом с Лиамом и Зейном. Они смешались с толпой, Лиам с кем-то вежливо общался, пока Луи и Зейн смеялись над пьяными медленными подростками и милыми накуренными девушками. - Я с ним в школу ходил, - Зейн слегка хихикает, показывая на мальчика, запрыгнувшего в фонтан без трусов, собирающего в ладони шампанское и пьющего прямо там. - От него всегда пахло клеем. - Он и выглядит соответствующе, - смеясь, соглашается Луи и чокается бокалом с Зейном. - За нашу свежесть! Зейн улыбается, делает глоток шампанского, ставит бокал у ног, вытаскивает длинный кейс и открывает его. Он предлагает сигару Луи, но тот отказывается. - Ты должен постоянно ходить с нами куда-нибудь, - бормочет Зейн, губы обхватывают сигару, пока он поджигает в ней жизнь. Луи наблюдает, как пламя охватывает кончик сигары, и как губы Зейна идеально втягивают благоговейный дым. - Я могу убить твоего друга. Зейн выдыхает дым сквозь улыбку. - Только если он тебя первым не убьет. - И то правда, - смеется Луи. - Я серьезно, приходи завтра. - Ну если ты приглашаешь, окей, приду. Я приведу с собой своего соседа. - Кто он? - Найл Хоран. Он тот ирландский- - Я его знаю. Хороший парень. Очень общительный. - Это еще мягко сказано, - Луи закатывает глаза, - Он веселый, да. С ним не соскучишься. Зейн кивает, снова затягиваясь. - Ты тоже веселый, - говорит он, смотря на Луи пронзающим взглядом с черными ресницами. Парень потрясающе красив. - Я? - спрашивает Луи, удивленный такой искренностью. - Да. Мне нравится, что у тебя нет никаких границ. Говоришь, что хочешь и кому хочешь. Это круто, - спокойно произносит он, заставляя Луи улыбнуться. - Иногда у меня из-за этого проблемы. - Я за тобой присмотрю, - обещает Зейн и нежно касается плеча Луи, едва-едва, но искренне улыбаясь. - Спасибо, приятель, - отвечает Луи, пораженный. Зейн кивает в ответ и глубоко затягивается. - Кроме того, Лиаму ты тоже нравишься. - Мне что? - возникнув из ниоткуда, спрашивает Лиам, наконец освободившись от сноба, с которым ему пришлось разговаривать. - Тебе нравится наш Луи, да? - спрашивает Зейн, широко улыбаясь, обнимая его за плечи. Луи не может не восхищаться тем, как красиво вместе смотрятся Зейн и Лиам; Зейн ни для кого так не улыбается. По крайней мере, Луи никогда не видел. - Я люблю Луи, - подтверждает Лиам, смотря на Луи, - он веселый. - Видишь, я же говорил, - Зейн улыбается, и Луи поднимает свой стакан. - За нас! - громко восклицает он, поднимая шампанское вверх. - За нас! - хором повторяют они, позволяя холодному сладкому напитку потечь по горлу, еще никогда Луи не наслаждался алкоголем настолько сильно.***
Вечер постепенно перетекает в ночь, света становится все меньше, музыка все громче, гости - более развязные и яркие. Иногда Луи замечает Гарри. Он отправил сокола куда-то в другое место, потому что здесь стало слишком шумно, да и он сам сейчас еле в состоянии следить хотя бы за своими заплетающимися ногами. Несмотря на его явное опьянение, он прекрасный хозяин. Он прихорашивается, позирует и смеется в нужное время, призывает всех желающих попробовать устрицы, щелкает пальцами, когда у кого-то пустой стакан и слегка прикасается к локтям собеседника, смеется над их шутками и улыбается прямо в глаза. Он полон дерьма, а люди этого не замечают. Люди верят ему и следуют за ним. Он как дрессировщик, бросающий вверх кольца, а люди прыгают в них и ждут от него сахарку. Комната наполнена смехом и плеском алкоголя, разливающегося по бокалам, Гарри в центре внимания, позирует для фотографий и выкрикивает поздравления в воздух, и крутится вокруг всех, как громкая, пьяная беззаботная балерина на вершине мира. Но почему никто не видит? Почему никто не замечает поверхностное поведение, фальшивую детскую невинность, холодность и его нервирующую способность превращать безэмоциональность в широчайшую улыбку за миллисекунду? Почему этого не видит никто, кроме Луи? Это злит его, злит слепой яростью и до макушки наполняет разочарованием. - Я ненавижу его, - Луи кричит Лиаму прямо в ухо (спасибо, алкоголь), когда музыка вокруг них начинает орать громче, со всех сторон кричат и смеются. Лиам смеется, не удивившись словам. - Гарри сложный, да. Но трудно не любить кого-то настолько очаровательного! - он кричит в ответ и пропадает в объятиях Зейна, засасываемый толпой и весельем. Найл не врал. Лиам действительно адреналиновый наркоман. Днем он чувственный и взвешивает каждое слово, но ночью - кричит, смеется, размахивает руками и не отпускает Зейна в бесконечной туманной завесе дыма и спиртного. Луи по-прежнему смотрит на Гарри через комнату. Он окружен людьми, цепляющими ему в волосы цветы, улыбается и смеется, преувеличенно вскидывает руки. Центр внимания. Спустя какое-то время покидает компанию и отходит ото всех. Он подходит к окну, подбирает несколько пустующих бокалов и поднимает их на свет, смотрит сквозь стекло с бесстрастным выражением лица, вращает в руке. Наверное, он до жути накурен. Лучи лунного света скользят по его лицу, освещая бледную кожу, малиновые губы и нежные лепестки цветов в волосах. Вечеринка вокруг идет полным ходом (и вечеринка просто чертовски хороша, нужно признать), но он будто в своем собственном маленьком мире, безэмоционально смотрит на стекло, непроизвольно создавая блики в глазах. И вдруг его глаза закрываются, голова опускается, руки падают в безвольном поражении, и сквозь опьяненный мозг до Луи доходит, что он идет к нему, побужденный любопытством. Он хочет спросить Гарри, почему он такой. Хочет спросить, почему он рассказывает милые шутки и говорит красивые вещи, но говорит не от себя, играет чужую роль, и почему он кажется искренним только тогда, когда расстроен. Почему он ядовито очаровательный и странствующий, и полностью отрешен от реальности. Почему прямо сейчас, среди толпы жаждущих его людей и моря гедонизма, он стоит один с опущенной головой, будто застыл во льдах. И также внезапно, без предупреждения или плавного перехода, Гарри оживает, прыгает на край фонтана, закидывает голову к небесам и, раскинув руки, кричит: - Я НЕ НАСТОЛЬКО МОЛОД, ЧТОБЫ ВСЕ ЗНАТЬ! - он разрывает воздух, глубокий голос эхом отражается от стен. Вокруг воцаряется тишина, все головы поворачиваются в его сторону; а Луи стоит и не может оторвать взгляда от его застывшей фигуры c распростертыми руками — как при распятии; шампанское фонтаном плещет за его спиной, глаза широко распахнуты, слепы и наполнены лишь звездами с неба. Это бьет под дых, Луи не может дышать. Как по часам, все разрываются в смехе, некоторые громко хлопают, и вечеринка продолжается. Что произошло? - Ох, Гарольд! - он слышит смех девушки, будто он всегда так делает, и Луи не может сопротивляться и бросает в ее направлении испепеляющий взгляд. Гарри спрыгивает вниз, дико улыбаясь, сразу же погружаясь в толпу сверкающих тел, открытых в смехе и возгласах ртов. Вскоре он теряется в толпе, добавляет в хаос свое присутствие, оставляя Луи в потрясении и с дезориентированным шумом мыслей в голове.***
В последний раз, когда Луи видит Гарри, он покидает здание в окружении пьяных мальчиков и девочек, некоторые из них обвили вокруг него руки и поддерживают его в ходячем состоянии. Его незримые глаза расширены, кожа блестит от капелек пота, кудряшки прилипли ко лбу, и галстук-бабочка едва зацеплен и давно забыт. Он - ничего не соображающий хаос, управляющийся нежными и горячими телами. "Да, я определенно не буду с этим связываться и постараюсь держаться как можно дальше." - последнее, о чем Луи думает, прежде чем алкоголь и усталость (и обещание, что в холодильнике есть торт) тянут его в квартиру.