Young and Beautiful

Весь следующий месяц Луи проводит рядом с Зейном Маликом. Дни его наполнены вином, сигаретами, пикниками на траве, пастелью и ланчами. Ночи - сигарами, мартини, дорогими одеколонами, танцами и поездками по городу в лимузине, на кожаных сиденьях которого удобно сидеть; они порхают с одного места на другое, запивая красивые тосты лучшими напитками, которые только могут купить деньги. Он привязывается к Зейну все больше. В его умиротворенность и невозмутимость, непретенциозные взгляды и томные движения. Находит странное сходство с парнем; он поэтичный и не надменный, вежливый и не фальшивый. В свободное время рисует на полотнах - Луи обнаружил, что красивые картины, висящие в комнатах Зейна - его творения - и очень часто на маленьких кусочках из ниоткуда взявшейся бумаги, затем незаметно кладет их в карманы ничего не подозревающих парней. Он веселый, с ним легко общаться, творческий, бескорыстный, верный, и каждый день Луи находит что-то новое, над чем можно с ним посмеяться, каждый день они придумывают новую пакость, которую можно совершить. Незаменимой частью жизни Луи стал и Лиам, только нужно учесть один факт - он чуть ли не боготворит Луи. Лиам опрятный и интеллигентный, всегда говорит правильные вещи и вытаскивает ребят из щекотливых ситуаций. Один раз он нашел Найла в школьном фонтане, тот был абсолютно без одежды и прижимал к себе огромную пиньяту. Он всегда помогает с радостью, любезностью и радушием сглаживает любые проблемы, и после, когда все восстанавливается в норму, и любопытные взгляды за ними больше не наблюдают, расслабляется сам, собирая в охапку все возможности, предложенные жизнью, и кидает их прямо вверх, в воздух, танцуя под ними как под проливным дождем. Он полон жизни и способен манипулировать ситуацией в свою пользу - черты настоящего бизнесмена - и Луи восхищается его истинной добротой и умением веселиться. Даже если тот иногда бывает конкретным кайфоломщиком. На удивление, Луи успевает идти в ногу как с учебой, так и с социальной жизнью, изредка ему удается убедить мальчиков позаниматься в библиотеке или в комнате Лиама, расположенной в дальнем углу школы, огромной и недосягаемой для шумных студентов. Луи мог бы даже похвастаться прекрасными оценками, если бы это не был скучный курс "Изучение Прозы Драматургов Викторианской Эпохи", отобравший у него все терпение. Он довольно уверен в своих силах, в том, что пройдет этот курс, поэтому может позабыть о нудных вечерах и не беспокоиться. Слишком много не беспокоиться. Его связь с мамой успешно свелась на нет (она, кстати, в порядке, если верить сообщениям сестер на фейсбуке), тело и мышцы время от времени получают физическую нагрузку - Лиам и Найл полюбили играть в футбол в странные часы дня, а именно после того, как они покурят и выпьют вечерний бренди. В целом, жизнь стала замечательной. Если бы не одно "но". В виде кудрявого, зеленоглазого напыщенного франта, расхаживающего по университету как владелец Вселенной и сменяющего свои интересы как перчатки. Каждый ебаный раз, когда Луи видел Гарри, он знал, что чье-то сердце завоевано, вспорото и растоптано. И все эти его "фетиши", к которым он так прикипал... были просто безумными и глупыми. На каждом светском рауте Гарри умудрялся удивлять, даже когда казалось, что больше некуда. Это могла быть трехдневная одержимость желтыми розами (все должны были одеться в желтое, и, во время прослушивания симфонии, Гарри заставлял всех кидать розы на сцену), или его увлечение словом "павлин", подстегнувшее его откуда-то взять этих птиц, выпустить их на лужайке дома Зейна у озера и гласно восхищаться ими во время игры в крокет ( - Они - мое тотемное животное, - пропевал он), или его раздражающая однодневная влюбленность в антикварные дверные ручки - он тогда еще отказывался открывать любую дверь, где их не было, тем самым заставляя других выполнять эти простые действия за него. Этим днем Луи пользовался по полной: он захлопывал двери прямо перед носом Гарри, если попадала такая возможность. Как же это было прекрасно. Вот этот "фетиш" был хорошим. Вечеринки - это отдельная история. Ночи, когда внутренние стены Гарри ломались, и он терял ту самую частичку себя в толпе, топил ее в алкоголе. Ночи, когда он разваливался на диване, заливал в себя абсент, стекающий каплями по подбородку, и накуривался опиума, окруженный бархатными подушками и цветами, которые прихватил с собой, пичкал других людей алкоголем из стеклянных бокалов и завуалированными оскорблениями. Он вел себя как король, как чертов король, и Луи мог лишь наблюдать за ним с напряжением и ожидать раскол холодной, не подпускающей к себе оболочки, чтобы смеяться и наслаждаться едва-человечностью, живущей в чертовом Гарри Стайлсе. Но оболочка не раскалывалась. Ни разу. И за все это время Гарри не обмолвился с Луи ни одним словом. Он смотрел сквозь него, проходил мимо, не задевая и не делая замечаний, смывал с себя всю маску очаровательного шарма, находясь рядом с ним. Он знал, что на Луи его схема не работает, поэтому и не пытался. И, в принципе, это прекрасно, но Луи никогда не был тем типом людей, которых игнорируют, поэтому он не мог смириться с такого рода поведением даже у Гарри - образ следящих за его действиями взоров и нашептанных слов с их последнего взаимодействия до сих пор вызывают у него дискомфорт - и он все еще считает, что это было очень грубо. Остальные, кажется, и не замечают суровую вражду между ними. Особенно Найл, тесно познакомившийся со Стайлсом — за что Луи постоянно его упрекает. (- ПРЕДАТЕЛЬ! - Просто он веселый. Тебя я люблю больше. - И правильно делаешь. Предатель.) Так что абсолютно нормально, что Луи не нервничает, направляясь в одиночестве в комнаты Гарри. В которых он раньше никогда не был. Он не нервничает. Абсолютно. Они все договорились встретиться после своих собственных лекций, и, так как у Найла до конца аудио-лекции еще около двадцати минут, после которой ему еще нужно кое-что уладить с Рори, Луи решил отправиться в опасное путешествие в одиночку. И он спокоен. Игнорируя неприятное досадное чувство в животе, Луи стучится в, он надеется, правильную дверь. Очень красивое место - его комнаты прямо возле сада и арок, с видом на озеро, и расположены вдали от рутинного шума - отсюда почти не слышно гула студентов и суматохи университетских будней. Пока Луи ждет, только и может надеяться на то, что он пришел не первым. Скоро они должны пойти на ужин - какое-то шикарно дорогое место, где, как уверил Найл, подают самые лучшие стейки и виски в стране. Поначалу они должны были встретиться прямо там, но у Гарри появился новый фетиш - вишневый сироп - и он позвал всех на коктейльный час, прежде чем они отбудут в нужное место. Вот так Луи появился здесь. Перед дверью Гарри Стайлса. Одетый в свитер цвета слоновой кости и темно-серые узкие джинсы, скрестивший руки на груди и пытающийся унять нервозность. Нет, просто так скрестивший, он не нервничает. Через пять минут, Луи, не дождавшись ответа, решает уходить. Может он вообще в неправильную дверь стучится? Круто повернувшись на носках с чувством отторжения, Луи достает телефон, чтобы написать Найлу гневное сообщение, но в это время дверь медленно открывается. В дверях Гарри. Нахмуренный. Одетый не в привычный костюм и бабочку, в которых Луи его только и видел, а в рубашку с сердечками. Действительно рубашку, усыпанную сердечками. Застегнутую на все пуговицы, глубокого синего цвета с огромными белыми, блять, сердечками. - Господи, что за херня на тебя надета? - на выдохе произносит Луи, вовремя себя не остановивший, и смотрит на ужас перед ним. Гарри хмурится еще сильнее, полностью себя оглядывая. - Что? - Это занавески? Гарри злобно на него смотрит. - Ты что здесь делаешь? Луи поднимает брови. - Мы договаривались здесь встретиться. Помнишь? Коктейльный час? - он поднимает интонацию голоса и, может, слишком преувеличенно закатывает глаза. - Я сказал приходить в четыре. - Уже четыре тридцать. - Именно. Нужно приходить спустя час после запланированного времени. Ты что, вообще ничего не знаешь? - сказано в той же манере, что и сказал Луи (что пробудило в нем желание снять ботинок и нещадно ударить Гарри по голове). Вместо задуманного, он лишь прищуривает глаза. - Это твои собственные шаблонные правила? Или ты на полном серьезе говоришь, что я пришел на полчаса раньше? - Ты пришел на полчаса раньше. Блять. - Что ж... - Луи почесал заднюю часть шеи, вместо Гарри смотря на поверхность и витиеватые петли деревянной двери. - Мне подождать или...? - неловко спрашивает Луи, в данный момент ожидая лишь необыкновенного исчезновения своей персоны с лица Земли, дабы избежать этой ситуации, либо более вероятного, но менее практичного выхода - уйти. Но куда он пойдет? Смысл возвращаться обратно к себе? Гарри лишь пожимает плечами, по-прежнему холодно смотря и не показывая никакой заинтересованности в решении проблемы. - Для меня это не имеет никакого значения. В любом случае, тебе придется самому себя развлекать. О, как мило. - Тогда, если тебе все равно, я останусь, - делает выводы Луи, напористо шагая вперед. Гарри открывает дверь, пропускает Луи, и, не сказав больше ни слова, разворачивается и исчезает в соседней комнате, плотно закрыв дверь с громким щелчком щеколды. Это уже чересчур. - Я просто буду чувствовать себя как дома, окей? - кричит Луи, закатив глаза. Ему не отвечают. Окей, вот теперь немного неловко. Благо, комнаты Гарри великолепны и хранят в себе достаточно хлама, разглядыванием которого Луи себя и займет. Здесь много пространства, даже больше, чем у Зейна, темно-алые стены и красное дерево создают особенную атмосферу, и, к удивлению, пианино здесь не наблюдается. Кстати, да - даже у Лиама есть одно, на котором он играет для Зейна, стоящего рядом с ним и поющего как ангел в Раю. Стиль Гарри эксцентричнее глянцевой роскоши Зейна; в то время как у Зейна матовая черная стереосистема и большие деревянные книжные полки, у Гарри - плотные бархатные шторы, патефоны, грампластинки, обрамленные рамками порнографические фотографии годов 20х-30х и ... статуэтки кошек. Огромное количество статуэток кошек. Он тычет пальцем в одну из жутких фигур, их слепые голубые глаза блестят под светом вычурных люстр, керамический мех торчит во все стороны. Следует признать, что некоторые из них довольно милые - пара стеклянных котят, чьи лапки обернуты вокруг фарфорового клубка пряжи действительно очаровательны, но многие остальные фигурки нервируют, и то, что на них нет пыли, говорит о тщательном уходе за ними. И Луи не знает, как к этому относиться. Медленно перемещаясь по комнате, он рассматривает полки, заполненные книгами (как и Зейн, Гарри, кажется, собирает только старинные, самые первые издания), проводит кончиками пальцев по корешкам, названия на которых стерлись под давлением времени. Он замечает довольно щедрую коллекцию книг Оскара Уайльда и размышляет, достаточно ли в Гарри человечности, чтобы по достоинству оценивать его творения, или он просто хранит их как предлог начать беседу, отвлекающий фактор или для видимости. Наверное, все три варианта будут правильными. Он собирается предаться комфорту, устроиться в матово-красной оттоманке, возле которой расположен крохотный изящный деревянный столик, загроможденный полупустыми бутылками ликера и позолоченными бокалами, когда слышит внезапный щелчок замка и звук открывающейся двери. Он оборачивается и видит красивую блондинку, одетую в мятое кремовое платье, одной рукой держит пару туфель, другой поправляет прическу. Гарри выходит прямо за ней в атласном малиновом халате, накинутом на отвратительную рубашку в сердечках и черные боксеры, босой. - Пока, Гарольд, - мурлычет девушка, оставляя поцелуй на его щеке, он даже не показывает вид, что замечает ее, вместо этого фокусируясь на Луи, смотрящем в ответ. Не дождавшись ответа Гарри, девушка уходит, мягко закрывая за собой дверь. Гарри продолжает смотреть на Луи, держа в руках бокал мартини. Блять, у него дом эльфы обслуживают? Откуда берутся все эти готовые напитки? - Я передумал. Хочу, чтобы ты ушел прямо сейчас, - говорит он и прижимает губы к холодному стеклу, выражая скукоту и показывая, что разговор на этом закончен. Что он сейчас сказал? - Прости? - Ты можешь вернуться тогда же, когда придут остальные, - протяжно вздыхает он, скука буквально сочится из него. Луи улыбается и садится в длинное кресло. - Ты очень смешной. Взгляд Гарри моментально вспыхивает, он наблюдает, как Луи поудобнее усаживается в оттоманке, стараясь это делать в наиболее выходящей за рамки манере. - Ты ведь понимаешь, что я могу тебя выгнать. Если потребуется, то силой. У меня есть множество вариантов, и осуществление любого из них не доставит мне никаких проблем. - Думаю, ты не понимаешь, насколько мало это меня тревожит, Кудряшка. И да, я бы выпил чего-нибудь, - не нарушая зрительный контакт, Луи хватает со стола ближайший бокал и выжидающе смотрит на Гарри, многозначительно поглядывая на бутылку шампанского слева от него. И вот оно, думает Луи. Гарри придется что-то сделать; вместо того, чтобы просто уйти, кинув раздражительный комментарий, Гарри должен ударить его по лицу, переворачивая мебель, потерять контроль над собой. И Луи почти хочет этого. Хочет оправдать всепоглощающую ненависть к этому мальчику, хочет объяснить самому себе, почему он централизует на нем внимание, почему ему не плевать, почему он вообще выделяет время, чтобы подумать о том, как этот ебаный Гарри Стайлс тревожит и докучает ему. Луи приподнимается, кладет руку на подлокотник (если его можно так назвать), напряжен, готовый защищаться и нападать. Но ничего не случается. Вместо этого Гарри смотрит холодным оценочным взглядом на Луи, затем, не прерывая зрительный контакт, подбирает бутылку и медленно подходит к нему. Вот сейчас он ударит ей по лицу. Или выльет прямо на голову, засмеется, а затем ударит ей по затылку и- Гарри наливает шампанское в бокал Луи. Его челюсть буквально отвисает. Что? ЧТО? Он смотрит, разинув рот (но надеется, что нет), Гарри наполняет бокал, смотря в ответ; Луи впечатлен его действиями, его способностью не глядя наливать шампанское, по-прежнему вглядываясь только в Луи, и становится впечатленным еще больше, когда Гарри удается остановить струю алкоголя точно в тот момент, когда бокал Луи до конца наполняется. Теперь Луи точно не знает, как реагировать на Гарри, молчаливо стоящего перед ним в потрепанной рубашке и жутком халате и выражением лица, граничащим между отвращением и озадаченностью, тонкую сжатую линию красных губ и запутанных кудрей, под светом солнца напоминающих клубы тумана. - Спасибо, - тихо бормочет Луи, все еще не опомнившись, Гарри кивает, ставя бутылку обратно. Гарри собирается что-то сказать, едва приоткрывает губы, но в его кармане вибрирует, разрывая неловкость в комнате. Луи посылает небесам молитву благодарности. Они оба смотрят вниз, Луи мечтает, чтобы это был Зейн, сообщающий, что он прямо за дверью (хаха), Гарри смотрит на экран, лицо на глазах теряет краски. Это странно, правда, выглядеть так разбито из-за телефонного звонка. Луи хочет спросить, кто это, но Гарри смотрит на него, затыкая мертвенной бледностью, которой раньше не было, прежде чем черты его лица с огромным трудом вновь разглаживаются в безразличие. - Угощайся, - на удивление спокойно говорит он монотонным и однообразным голосом, медленно поворачивается и исчезает в другой комнате, снова закрывая дверь. Но теперь не слышно щелчка замка, что наводит Луи на мысли, что они сделали незначительный, но прогресс в их, своего рода, отношениях. Если, конечно, не обращать внимание на загадочного абонента.

***

Прошло около получаса, Найл все еще не написал ответное сообщение, Зейн с Лиамом до сих пор не появились. И Гарри до сих пор в своей комнате. В принципе, все нормально, просто Луи выпил уже слишком много ликера, стоящего на столе, успел потыкать во все чучела животных - да, в дальнем углу комнаты на кожаном сундуке он обнаружил фигурки, на которых надеты шляпы и монокли. Так же он нашел диадему и потратил каждую унцию своей силы воли, чтобы не надеть ее и не сфотографироваться. Оокей, может, он сделал так. Но это была лишь одна фотография, которую он отправил Стену. Он был просто обязан. По собственным этическим причинам. Луи медленно шел в сторону кресла, чтобы и дальше скучно лежать, глядя в окно (и на рядом стоящее чучело совы, глаза которой слишком большие и милые, чтобы не встать и не обнять это чудо - не судите его, он и так уже сделал многое, за что потом будет стыдно), и услышал слабый звон клавиш пианино. Блять, куда без этого. Пианино прилагается при рождении каждого богатенького ребенка? Но в Луи достаточно алкоголя, повышающего настроение, да и комната уже вся обследована и не может предложить ничего нового, поэтому он идет к звуку, прикладывая ухо к холодному дереву двери. Мелодия ритмичная, сладкая и незнакомая, печальная сама по себе, но несущая еще проблески надежды. Она красивая, и, чем больше Луи слушает, закрыв глаза и впитывая текстуры мелодии, тем сильнее неоспоримое стремление для большего. Благодаря помутненному шампанским и джином разуму, он тихонько поворачивает ручку и приоткрывает дверь. В линию видимости попадается Гарри, сидящий за большим каштановым пианино с поникшей головой. Его руки - вне поля зрения Луи, погребенные под строгими линиями каркаса пианино - ловко и изящно двигаются, Луи, не дыша, следит за их движениями. Атлас халата ловит мягкие лучи света, струящиеся от линии окна за его спиной, контрастирующие с голубыми тенями остальной комнаты (свет выключен) и освещающие его кожу несколькими тонами, под разными ракурсами. Луи просто смотрит. Это не похоже на то, что играет Найл. Вся жизнь Найла - бесконечные вечно сияющие лучи, исходящие от него самого и освещающие других, но когда он погружается в свой инструмент и музыку, все его существо успокаивается. Пронзительная энергия, льющаяся из Найла, яркого маяка, которым он является, превращается в сфокусированную и тихую силу, когда он садится за пианино. У Гарри все наоборот. Гарри, с безжизненной улыбкой, пустыми глазами, само олицетворение "свет горит, но дома никого" в самом его ужасном смысле, несомненно зажигает музыку, которую играет, пламенем эйфории. Нет, он не улыбается и не выглядит менее несчастно, чем обычно, но что-то, не поддающееся четкому определению, в нем изменяется. Внутри него подлинность, искренность, страстное намерение, выливающееся наружу, стирающее с него границы, оставляющее разрушенным и настоящим. Под тяжестью теней едва поднимаются плечи. Будто все вспышки, что Луи хоть когда-то видел в глазах Гарри, когда тот был зол, здесь, собраны воедино и вылиты сквозь музыку в настоящий мир. Но потом звуки клавиш спутываются и смешиваются в беспорядочной путанице. Луи этого, поначалу, не замечает, увлеченный красотой момента выплеска чувств, звучит последний неслучайный "кланк" по клавише, полноценно заканчивая мелодию. Луи смотрит на лицо Гарри и- Черт. Его щеки мокрые. По его лицу текут обильные горячие слезы, размывают видение, прижимают слипшиеся ресницы к щекам; хоть Гарри не знал о присутствии еще одной души в комнате, тихо играл, позволяя чувствам вылиться, в Луи все равно разгорается чувство стыда за созерцание происходящего. Луи мог лишь мечтать о том, чтобы лицезреть это, он даже никогда не думал, что Гарри Стайлс умеет плакать, что Гарри Стайлс может быть настоящим, и сейчас, когда он должен злорадно праздновать победу внутри себя... не происходит ничего. Лишь надрывающее сердце чувство. Резкие всхлипы и блестящие щеки, скованные тенью и светом, причиняют Луи страдания, наполняют горечью, до этого не знакомой ему в полной силе. Луи почти уходит от двери, правда, но Гарри неожиданно нажимает на клавишу, хватается одной рукой за край пианино, отворачиваясь. Луи изучает его профиль - при таком свете слезы видны еще сильнее; он чувствует беспомощность, скованность, что он должен делать? Что вообще происходит? Он стоит, примерзший к месту, смотрит, как глаза Гарри закрываются, по щекам льются соленые капли. Гарри склоняет голову под тяжестью собственных мыслей, скользит рукой к кудрям, туго сжимает волосы в кулак и дергает вверх, борется с мучительным отчаянием, его тело начинает медленно качаться вперед и назад. Луи хочется убрать его руку, наорать на него, какого хрена ты творишь, но он лишь смотрит через приоткрытую дверь широко раскрытыми глазами. Всхлипы Гарри наполняют комнату, дрожащие пальцы сильнее тянут за волосы, он словно маленький брошенный ребенок. Луи не может выдавить ни слова, сделать ни шага, по непонятной причине ужасно мучающийся происходящим, в нем просыпается желание прикоснуться, утешить, даже если он не знает, зачем или для чего. Он кладет руку на дверную ручку, чтобы открыть ее полностью. И звонит телефон Гарри. С поистине пугающей скоростью, Гарри вытирает слезы рукавом рубашки, черты лица разглаживаются, фиксируют на лице маску спокойствия. Он сглатывает, несколько раз глубоко вздыхает, губы трясутся, тыльной стороной руки убирает с глаз волосы и плавным движением подносит телефон к уху, нажимая на кнопку ответа. - Зейн, дорогой, - здоровается он, его голос не показывает никаких следов только что произошедшего. От этого спокойного голоса Луи становится плохо, тошнота начинает разъедать слизистую оболочку желудка, головная боль колет непонятно откуда взявшейся виной во все углы черепной коробки. - Да, конечно, - пауза. - Никакой спешки, милый. С радостью жду вашего прибытия. Наденьте цвет ягоды - в настоящий момент это единственные тона, которые я воспринимаю. - Пауза. - Это просто прекрасно. Сообщи об этом Лиаму. И скажи, чтобы мальчики перестали решать за меня. - Пауза. - Да, Луи здесь. Луи будто что-то кольнуло, когда он услышал свое имя на губах Гарри. Очень странно, ведь он не в первый раз его произносит, но нервы Луи напряглись и дрогнули. Он молится, молится, лишь бы Гарри не обернулся. - Разумеется, - продолжает он, потирая большим и указательным пальцами глаза. - Да, милый, звучит прекрасно. Скоро увидимся. Кстати, я думаю, фиолетовый. Тебе очень к лицу этот цвет. - Он прощается, широко улыбаясь, Луи закатывает глаза, Гарри кладет трубку. Черты его лица спокойны, на лице нет улыбки, нет боли, лишь хрупкость, которую легко скрыть любой другой эмоцией, если понадобится. Опасаясь за собственную жизнь, если Гарри его обнаружит, Луи делает шаг назад, закрывая дверь как можно тише. Безмолвно возвращается к креслу, садится, ноги ставит на пол, локтями упирается в колени и смотрит на стену перед ним, все еще ощущая тошноту, как из-за алкоголя, кипящего в крови, так и из-за Гарри Стайлса и его слез, из-за последнего, наверное, больше. Он упирается лбом в ладони, мечтая, чтобы Зейн пришел как можно быстрее. Сегодня на него свалилось слишком многое, и он чертовски уверен, что не сможет быть наедине со своими мыслями.

***

Все мальчики, наконец, приходят (Найл самый последний, потому что он настаивал на покупке сегвея), наливают себе коктейли с ягодным сиропом или крепкий ликер (как это сделал Найл, отказываясь пить любое, кроме чистого алкоголя, все остальное заклеймив как "сок") и уходят на очень дорогой и роскошный ужин, с, как Найл и говорил, просто огромными порциями. Все счастливы: Зейн размышляет, размахивая сигарой, над жалобами Луи о всех мудаках на его курсе (некоторым из них нужно, блять, знать меру), Лиам хихикает над всем, что видит и с благоговением смотрит на небо, расположив руку на ноге Зейна. Гарри счастливее их всех. Ну. "Счастливее." Он всем наполняет бокалы, громко смеется, делая тосты небу, звездам, всему миру, поправляет галстук-бабочку (да, он переоделся в сиреневый костюм, прикрепив к петлице веточку ягод), сверкая кольцами на не дрожащих пальцах. От одного лишь взгляда на это Луи становится плохо. Потому что это фальшивка, и теперь он знает насколько фальшиво; с каждым громким всплеском смеха Гарри, каждой широкой улыбкой, освещающей комнату, каждым поглаживанием руки Зейна и каждым кликаньем стекла его бокала о бокал Найла перед Луи встает картина поникшего за роялем мальчика, заливающегося слезами. Но ему плевать, ему должно быть плевать на это, поэтому он запивает это глотком алкоголя, заедает стейком и картофелем, ругая Найла за покупку сегвея. - Сегодня вечером ты домой не вернешься, и я предупрежу об этом Рори, Ирландец! - Ирландец? Ты только что назвал меня Ирландцем? С небольшим успехом Луи удается запихнуть вылезающие наружу мысли глубоко в себя.

***

Они ехали обратно в университет на машине Зейна, еле как поместившись. Лунный свет освещал небо над их головами, прохладный вечерний ветер хлестал щеки, и Лиам предложил поехать на вечеринку. - Мне весь день писали о ней. Там, должно быть, весело? - Ну, сейчас пятница, - объяснил Луи, лукаво улыбаясь, Зейн ухмыльнулся ему в зеркало заднего вида. - У меня точно такие же мысли, Луи, - тихо сообщил Зейн, придерживая рукой руль, со скоростью несясь по мощенной дороге. - Значит, вечеринка. - Прекрасно, - улыбнулся Гарри, доставая телефон. - Я как раз думал, под каким бы предлогом позвонить кое-каким людям. - С каких это пор тебе нужна для этого причина? - одаривает взглядом Зейн. - С никаких, мне не нужна причина, - он пожимает плечами, улыбаясь еще шире, - просто пытаюсь быть вежливым. Найл смеется, обнимая Гарри за плечи. - Правильно, ведь ты всегда получаешь то, что хочешь! - кричит он, Гарри подхватывает его смех, запрокидывая голову назад. Луи наблюдает за ним, сидя по другую сторону Найла, и, лишь почувствовав колкое жжение в груди, сразу же поворачивается взглядом обратно на дорогу. - Давайте сделаем эту ночь самой лучшей? Да, парни? - легко ухмыляясь, произносит он, поднимая брови. - Да, Луи, - улыбается Зейн, нажимая на педаль. Лиам хлопает, как дельфин, в ладоши и с энтузиазмом кивает, Найл поднимает кулак вверх, и Гарри издает рык в бессловесную пустоту ночного неба. По крайней мере, у Луи всегда есть нужные ему люди, алкоголь и трава, которые отвлекут его от ненужных наплывающих мыслей. И сегодня он остро нуждается во всем из перечисленного.

***

Дикая вечеринка в пентхаусе, наполненном дымом, красивыми людьми и светом ламп. Подносы с хрустальными бокалами абсента и коньяка, люди в сверкающих масках, музыкальная группа, члены которой одеты в кожу и намалеваны краской, дорожки кокаина между разбросанными на столах ювелирными украшениями и часами. В обычный день Луи вся затея показалась бы веселой, но сейчас это лишь отвращает. С тех пор как Лиам и Зейн исчезли в водовороте людей и больше нигде не показывались, Луи неуклюже шатается возле Найла. Он подпрыгивает, а не ходит, натыкаясь на девушку за девушкой, разговаривает с ними, заставляет их смеяться, но не потому что сам этого хочет, а потому что вынужден - здесь все так делают. Луи понимает, что мешает Найлу, когда цинично, но не специально, смотрит из-за его плеча на любого, кто подходит к Ирландцу, и поначалу он чувствовал странное равнодушие к своему невежественному поведению, сейчас же ему становится ужасно неуютно вот так вот подставлять друга. - Я, пожалуй, отойду от тебя и предоставлю самому себе, - говорит он, когда вот уже шестая девчонка проходит мимо, встречаясь со стальным взглядом Луи. - Пожалуй, - соглашается Найл и разводит руками. - Но я не возражаю. К черту все, я просто хочу хорошо повеселиться. Какая нахер разница, кто будет рядом со мной? Если не хочешь уходить, не надо. Я говорю серьезно, Томмо. Луи улыбается и кивает (неужели Найл в любой ситуации такой прямой и простой в общении?), тронутый его преданностью и добротой, и хлопает по плечу. - Думаю, я тебя с этой оставлю, Ирландец. Когда соскучишься, найдешь меня, окей? А я пойду исследую местность и посмотрю, можно ли отсюда что-нибудь украсть, - подмигивает он и уходит, проводя ладонью по плечу. - Очаруй дамочек! - выкрикивает он, оставляя улыбающегося Найла с подошедшей девушкой. Может, Луи сделал так из собственных побуждений и ему нужно побыть одному. Может, толпа орущих людей не заглушает бушующие мысли. Потому что в кругу шумящих людей в его голове бешено крутится лишь одна мысль — найти, где Гарри. И он хочет убрать ее куда подальше.

***

Луи проводит ночь, стоя на балконе, смотрит на звездное небо, оперевшись о стену; тишина не отвечает на вопросы. Он пытается напевать что-нибудь, пить, есть, лишь бы отвлечься от мыслей, лишь бы сорвать с кончика языка разъедающее его имя. Безмолвно молится, чтобы Найл написал ему: "Давай уйдем отсюда и накуримся." Но Найл не пишет. После четырех гребаных часов шум изнутри практически сходит на нет, нежеланные гости (этот балкон - место Луи, сюда никто не должен заходить) перестают появляться, он решает, что пора найти Найла и покинуть это место. Хватило сполна. Доставая его телефон без новых смсок и пытаясь убрать скуку из глаз, потирая их, он заходит внутрь, пытается отыскать Найла, или Зейна, или Лиама - все безрезультатно. И после того, как он обыскивает дом так тщательно, как может незнакомый с местом человек, он сдается и встает посередине разгромленной комнаты: на полу разлито пиво, перемешано с рубиновыми струями другого алкогольного напитка, сломанные маски и стаканчики хрустят под ногами, все вокруг пахнет перегаром, в воздухе по-прежнему витает дым, лишь быстрый взгляд на комнату отвращает и выводит Луи из равновесия. - Ты где? - он пишет Найлу, глаза болят от яркого экрана, но ни на чем другом сфокусироваться не могут, ноги подкашиваются от истощения и морального положения. Блять. Он просто хочет домой. И совершенно не знает, что теперь делать. К счастью, его друзья знамениты. В комнате, на удивление, учитывая время, пусто - может все просто переместились в место получше? Он замечает одну девушку, подходит к ней, хватает за потную руку и смотрит умоляющим взглядом в глаза брюнетки. - Ты, случайно, не видела Найла? Девушка ошеломленно улыбается. - Неа, прости, милый. Уже часа как три не видела. Пиздец. - А Зейна Малика? - О. Да. Он и Лиам Пейн только что ушли. Луи стоит, не моргая. Дерьмо. - Я еще успею их поймать? - Сомневаюсь. Когда я видела их, они уже садились в машину. Прости. - Она пожимает плечами, медленно моргает, накуренно ухмыляется и уходит. Прекрасно. Охуительно. И что теперь? Истощенный безнадежностью ситуации - и когда Луи успел стать беспомощным, и вообще, почему он не подготовился к таким конъюнктурам? - он шагает из комнаты в комнату, пытаясь найти хоть какое-то решение из ситуации, человека, хотя бы немного связанного с ним. Но вместо решения проблемы он находит Гарри Стайлса. Он прямо там, через комнату, едва в сознании, едва стоит на ногах, облепленный потной кучкой людей в слишком дорогой и безвкусной одежде. Они сжимают его со всех сторон, потирают руки, будто он напичкан золотом (Луи все-таки кажется, что он напичкан лишь экстази), смотрит на них почти не открывающимися глазами, а они прижимаются холодными яркими губами к его бледной коже. Чем больше он смотрит на это, тем сильнее в нем кричит сигнал тревоги, и, почти не осознавая, что делает, он идет в направлении присосавшихся пиявок. Их голоса становятся четче, слова, как и дерьмовая музыка - более разборчивыми, он идет к ним сквозь облака дыма, витающие в комнате. - Он мой, - произносит симпатичная рыжая девка, округляя глаза, и кладет руку под куртку Гарри. - Он мой! - настойчиво требует молодой, наверное, не больше шестнадцати, мальчик, сильнее сжимая его плечо, и насильно убирает ее руку. - Да ладно тебе, чувак, ты уже попользовался, - жалуется другой парень и тянет куртку Гарри в свою сторону, от чего Луи становится плохо. Он в ужасе смотрит на происходящее перед ним, с трудом осмысливает тот факт, что эти люди дергают Гарри Стайлса как тряпичную куклу, тянут его в свои стороны и трогают каждую частичку его тела, будто он не живой вовсе. И еще больше ужасает то, что Гарри этого почти не осознает, слишком опьяненный неважно чем он себя напичкал, его тело склоняется из стороны в сторону, глаза мутно смотрят в пространство, рот слегка открыт, капельки пота покрывают кожу. Ну уж блять нет. Так нельзя. - Ладно, народ, завязывайте, - громко произносит Луи, втискиваясь в потную массу гарпий. - Руки свои убрали. - Он оттаскивает их по одиночке, они стонут и злостно на него смотрят. Один из парней встает рядом с ним, выкатив грудь, раздувает ноздри, будто сейчас сорвется. - Кто сказал, что он сейчас твой? - гремит он низким голосом, изо рта таращит водкой. Луи сморщивает нос от запаха - и от вида его лица - и закатывает глаза, закидывая руку Гарри через свою шею, другой обхватывая за талию. - Я уже за него заплатил, - выплевывает Луи самым язвительным тоном, он произносит это так грубо и дерзко, что не удивится, если его сейчас ударят по лицу и начнут драку. Но, к его же ужасу, глаза мальчика наполняются абсолютным пониманием. - Ох, прости, приятель, я не знал. Луи хочется блевать, орать и плакать от того факта, что его слова были приняты серьезно. Сжимая зубы изо всех сил, чтобы не сказать ничего, что крутится у него в голове (это сейчас никак не поможет, ему просто нужно убрать Гарри подальше отсюда), он гневно смотрит на них в последний раз. - Ебаные твари, - не удерживается от комментария он, выходя из комнаты. Проблема отбытия из этого места все еще не решена - стала даже еще больше - но ему плевать, сейчас его волнует лишь одна сложность - долговязое тело, от которого пахнет потом и цветами, голова не в состоянии держаться прямо и опущена на плечо Луи, а ноги едва поднимаются. - Я так рад, что ты хорошо повеселился, Кудряшка. Правда круто. Просто великолепная, мать ее, идея, - он стискивает зубы от раздражения и ползет к лифту. Двери сразу же открываются, позволяя им зайти в золотую кабину, и Луи нажимает на кнопку первого этажа гораздо сильнее, чем требуется. - М'ня зовут Гарольд, - очень тихо бормочет Гарри, - не 'Кудряшка'. Луи просто хочется петь, слава небесам, Гарри в сознании, с Гарри можно связаться. И сейчас самое важное - машина. - Кудряшка! Гарри. Гарольд. Ты живой, ура. Окей, теперь скажи, как нам добраться до дома? Потому что у меня никаких рабов нет. Он видит слабую черточку на лбу Гарри, говорящую о том, что он хмурится (Луи засчитывает это как достижение - даже в таком состоянии он может заставить Гарри сердиться). - Мой тел'фон. Шофер. - Хотя бы сейчас Гарри идет навстречу, еле двигая губами. - Точно, куда ты без него, - ворчит Луи, достает телефон Гарри из кармана, находит имя и звонит, очень надеясь, что его голос не звучит настолько же истощенно, насколько он сам. До приезда машины Гарри что-то бубнит в его плечо, то подключаясь, отключаясь от реальности.

***

Когда "Шофер" высаживает их прямо перед школой, Луи чувствует, что уже на грани срыва, он слишком долго удерживал тяжелое тело Гарри в сидячем положении, слишком долго слушал пьяные бредни и шипения, но оставить его здесь - очень плохая и эгоистичная идея. Совесть берет верх, и Луи, собрав все моральные силы, подхватывает Гарри посильнее и идет в сторону его комнат - несправедливо далеко расположенных от комнат Луи и Найла. Довольно сложно поддерживать полумертвое тело Гарри и открывать дверь в темные хоромы, с которыми он познакомился лишь сегодня. Он спотыкается, натыкаясь на слишком много мебели и острые углы, один раз чуть не роняет Гарри на горшки с кактусами, расположенные слишком близко к тому месту, где он собирался пройти. Хоть было бы и весело (зачем вообще Гарри кактусы?), Луи даже думать не может о том, чтобы нечаянно создать еще одну проблему и тратить силы на нее, он готов молиться всему, что только существует, когда, наконец, открывает дверь в спальню Гарри, и, спотыкаясь об пианино, валит его на кровать. Все, больше он ничего делать не обязан. Сказал он это себе. Больше он ничего делать не обязан.

***

Вот только Гарри едва расположился на кровати, половина тела свисает, грозясь потянуть на пол за собой его всего, подушка слишком далеко от головы. Он двигает его за плечи ближе к изголовью, двигает руки и ноги, пока они не оказываются удобно расположенными на кровати. Неосознанно расстегивает бабочку и пару первых пуговиц рубашки, умудряется снять с него куртку и только потом удивляется, как он смог сделать это, не разбудив Гарри. Он расшнуровывает и снимает ботинки, мокрой тканью вытирает что-то липкое на шее и руках (и не хочет знать, что это) и кладет холодную руку на покрытый испариной лоб. Вот теперь он должен идти. Он позаботился о Гарри, буквально вымыл его и сделал все, что был должен, учитывая, что он ему вообще ничем не обязан, и теперь Гарри должен уважать его так же, как он уважает крабов. Хотя, наверное, крабов все-таки Гарри уважает больше. Он ему это сам в машине сказал. Луи закатывает глаза, представляя, как он выглядит со стороны, держа сырую тряпку в руках и смотря на него спящего. Такой контраст по сравнению с их обычными взаимодействиями. В очередной раз Луи вспоминает более ранний момент, лицо и позу Гарри, плачущего и что бы там ни чувствующего, играя на пианино; сейчас Гарри такой же настоящий, как был тогда. Луи смотрит на него, не в силах отвести взгляд и определить чувство в животе, а потом до него доходит, что он каким-то образом положил свою руку на руку Гарри. Он сразу же хочет убрать ее. Но не делает этого. Сидит и смотрит на ураган, в который превратился парень, на его глубокие тени под глазами и темные кудри, и, блять, держит его за руку как маленького ребенка, не может оторваться и уйти, несмотря на то, как сильно хочется спать. В конце концов, давление сегодняшнего дня становится до жути невыносимым, он убирает свою руку и оглядывает спящее лицо. Луи понятия не имеет, увидит ли он когда-нибудь еще раз такого открытого и уязвимого Гарри; эти мысли делают ему больно, но в то же время дают облегчение. Последний раз посмотрев на Гарри, попрощавшись, Луи закрывает дверь, крепко сжимая в руке мокрую ткань, и стремительно идет в свою квартиру; каждый шаг дается с трудом. Луи не хочет, чтобы наступал завтрашний день. Ведь тогда ему придется столкнуться с тем, чего он так сильно избегал.