***
На следующий день Луи возвращается с лекций в ужасно нервозном состоянии, уровень стресса в крови зашкаливает (сколько там ему проектов надо сделать? сколько конспектов выучить? ко скольким экзаменам нужно старательно подготовиться??), он даже умудряется забыть о Гарри, мыслями в оценках и расчетах вероятности завалить каждый курс. Это почти невозможно, но все равно может случиться. Настолько забывает, что оказывается у его двери, ноги сами пришли сюда из-за укоренившейся привычки, хотя привычке было взяться неоткуда, потому что у Гарри они занимаются не так уж и много. Или, возможно, Луи подсознательно хочет увидеть Гарри, и его ноги поняли это раньше, чем мозг. Хотя нет. Это самое маловероятное. Но все же, Луи почему-то здесь, смотрит на дверь Гарри, стресс отступает, потому что голову теперь занимают более реальные и мощные мысли. Гарри. Он не говорил с ним со вчерашнего вечера, с того самого момента, когда Гарри оставил его на улице со словами "Я сделал это не специально", крутящимися в холодном воздухе. Слова нельзя назвать особенными, но почему-то кажутся ему значимыми. Подготовив себя и свои натянутые нервы, он открывает дверь и заходит внутрь, ощущая беспокойство и успокоение одновременно, вдыхая знакомый запах квартиры Гарри - денег, книг, нежного парфюма. Может еще запах полировочного лака и продуктов для волос. Может немного домашнего—нет. Нет. Точно не домашнего. Это было бы странно. Нет. Не домашнего. Не важно, беспокойство и успокоение все еще есть, омывают Луи с головы до ног, тянут его вниз, просачиваются под одежду. Беспокойство и иллюзия мира моментально гаснут, как только он закрывает дверь и видит перед собой сцену. Это Гарри. И парень. Парень, который прижимает Гарри к стене, пожирает его тело бесстыдными голодными руками и отвратительно мокрым ртом, пока Гарри смотрит невидящим взглядом в потолок, откинув голову назад. Его рубашка расстегнута, наполовину скинута с тела, оголяет молочные плечи, обнажает грудь, покрытую татуировками. Его штаны расстегнуты, руки незнакомца забираются в них, видимо, совершенно не подозревая о присутствии Луи, ему жутко, ему противно, ему тошно - неизвестный просто пользуется им, и Гарри позволяет, равнодушно прижимая руки к стене, Луи не может даже нормально посмотреть на лицо Гарри, потому что эта сука окружает его, поглощает, топит, и блять- - Это что за хуйня? - гремит Луи, не в состоянии себя контролировать. Его тело начинает трястись, кулаки сжались, он перебирает у себя в голове, какой из учебников тяжелее (и нанесет максимальный вред, если его кинуть в чью-то голову), он несется вперед, роняя сумку на пол, пытается нормально посмотреть на Гарри, посмотреть ему в глаза, но ебаный незнакомец отстраняется от Гарри и резко поворачивается с шоком и злостью. Услышав голос Луи, Гарри тут же отворачивается, скрывая лицо, сжимая плечи, он выглядит таким беззащитным, отвергнутым, красивым, разрушенным, трагически сотрясенным, в Луи просыпается желание убивать. Он направляет всю свою злость на неизвестного перед ним, на парня с грязными светлыми волосами и ярко голубыми глазами с расширенными от желания зрачками, самое что ни на есть идеальное воплощение того, что хорошо бы смотрелось на кулаке Луи. Или вилах. Которые, наверное, есть у этого пацана, потому что хуйню, которую творит этот парень, может творить только дьявол. Луи горит и трясется от гнева. Парень смотрит на Луи, надменно и возмущенно, и снова тянется обратно к Гарри. - Не твоя очередь, - высокомерным голосом говорит он. И Луи бьет его по лицу. - ТЫ ЕБАНУЛСЯ?! - кричит парень, хватаясь за нос, из которого хлещет кровь, блять, Луи еще никогда не чувствовал себя так охуенно и удовлетворенно. - Выметайся нахуй! - кричит Луи, тело трясет от адреналина, ему плевать, если это пересекает все границы, или если Гарри на него разозлится - этому парню лучше свалить. И свалить побыстрее. И, видимо, Луи выглядит так же устрашающе, как и чувствует, потому что парень тут же пятится к двери, рукой закрывая лицо, другой слепо хватая жакет. Дверь захлопывается, Луи поворачивается к Гарри, который стоит, отвернувшись от всего, прижатый к стене. - Тебе не обязательно было это делать, - грубо говорит он, прорезая словами воздух. - Обязательно, - отвечает Луи, выдыхая через нос, грудь тяжело вздымается, и он осмеливается потянуться к Гарри и нежно положить руку ему на плечо. Тот вздрагивает и сбрасывает ее с себя. Грудь Луи сжимается. - Гарри, - голос возвращается к нормальному. - Гарри, эй, приятель. Посмотри на меня. - Что ты вообще здесь забыл? - отрешенно спрашивает Гарри и отходит от Луи, не поворачиваясь к нему. Почему он на него не смотрит? Луи сглатывает. - Я-я хотел заниматься. - Конец семестра. Тебе больше не нужна моя помощь, - наклонив голову, Гарри направляется в свою спальню. Луи идет за ним. - Я просто хочу заниматься. Здесь. Как раньше, - говорит он, его голос тихий, нервный, расстроенный, что происходит? Что-то случилось. - Просто уходи, Луи. Грудь сжимается снова, но Луи игнорирует тупую боль. - Гарри? Посмотри на меня. - Уходи, - командует он. Сжимается, не оставляя воздуха. - Посмотри на меня, пожалуйста, - просит Луи, ему плевать, даже если это мольба, он близко встает позади Гарри, тот останавливается, войдя в комнату, пыльные лучи, проходящие сквозь окна, падают мрачной тенью на его тело. Гарри напрягает плечи и сжимает кулаки. И медленно, очень медленно поворачивается, так же медленно поднимая голову. Улыбка, начавшая формироваться на губах Луи, когда он встречается со знакомыми глазами, тут же исчезает, и появляется грубая пульсирующая злость, забирающаяся в вены. Синяки. Темные отчетливые синяки. Один у виска, страшный и фиолетовый, один возле глаза, почти черный, разъедающийся красным. Один - Луи сглатывает - на шее. И он отвратительно похож на отпечаток большого пальца. Края губ опухшие, рядом небольшой порез. Воздух душит. - Гарри, - голос Луи ломается, рука тянется к его лицу, чтобы потрогать, чтобы утешить, но Гарри морщится, почти боязливо отшатывается, хмурит брови. - Они скоро уйдут, - огрызается Гарри. - Они не навсегда. - Я так не думаю. Луи хочется плакать. Или ударить кого-то. Но мозг не может нормально функционировать, и он не знает, кого ударить, или зачем, или за что, или как, или- - Кто это сделал? - спрашивает он, голос звучит спокойнее, чем он ожидал, ярость трясет его. - Этот убежавший кусок дерьма? - Нет, - сразу же отвечает Гарри и опять поворачивается спиной, он идет к пианино и поднимает крышку. Медленно садится, скамейка скрипит, и пыльный воздух дня - слишком холодный, слишком горячий - мучительно убивает Луи. - Кто это сделал? - повторяет он, ему хочется звучать мягко и ласково, он не хочет пугать Гарри, но эмоции блокируют разум, он не может думать и действовать, может только чувствовать. - Кто? - Блять, теперь это не важно, окей? - резко отвечает он, тело напряжено, головой ведет в сторону Луи, но не поворачивается лицом. И потом, внезапно, он тянется и начинает перебирать нотные листки. Луи беспомощно бесцельно смотрит. Он очень зол. И очень напуган. - Гарри, - пытается он, голос поддается телу. Такой же ломкий, разбитый и хрупкий. Гарри начинает нажимать на клавиши. Почти маниакально. - Гарри. Звук пианино давит, жестко и быстро лишает комнату пространства и воздуха, голова Гарри наклонена. И все еще открыта рубашка. Луи задумывается, не холодно ли ему, и единственное, что он сейчас хочет - это завернуть его в одеяло - во что-то мягкое, теплое и роскошное. Что-то, что успокоит его, защитит и вылечит. Луи хочется плакать. - Гарри. Беспорядочное клацанье по клавишам резко прекращается, Гарри обозленно опускает руки вниз, с бешеной скоростью встает со скамьи, сдвигая ее. - Блять, Луи, я занят. Просто уйди отсюда нахуй! - кричит он. Его грудь тяжело вздымается, руки трясутся, эхо пианино отбивается от стен глухим призрачным звуком. Картинка перед глазами размывается. В глазах встают настоящие слезы, он боится дать сбой, Луи ненавидит это, ненавидит, когда хочется рыдать навзрыд, но из глаз ничего не течет, щеки сухие, в горле ком, и ты балансируешь на грани самообладания и хаоса. Он выравнивает дыхание - которое предательски прерывается резкими вздохами - и смотрит вверх, заставляя глаза впитать слезы, запихнуть их туда, где им самое место - далеко, далеко от внешнего мира. - Я не хочу... - установив равновесие, начинает говорить он, но Гарри резко поворачивается, его собственные глаза стеклянные, красные, наполненные мучительной болью. - Мне похуй, что ты хочешь, - рычит он, сжимая кулаки. Сорвавшийся с подставки нотный лист падает на пол, примерно туда же, куда желудок Луи. И, видимо, еще и сердце. - Мне не нужна твоя гребаная забота, Луи Томлинсон. Не нужна твоя жалость, твоя назойливость, мне нахуй не нужно твое присутствие в моей жизни. Ты не знаешь меня - ты ни черта меня не знаешь - ты вообще ничего не знаешь, тебя нет в моей жизни, мне плевать на тебя, оставь меня, блять, в покое! Тишина. Комната превращается в дно океана - пиздец тихо, но давление разрывает тебя и твои мозги на части - Гарри злится, тяжело дышит, не контролирует себя. Он заметно дрожит, дрожит как лист, лицо красное, с фиолетовыми пятнами. В нем почти нет гнева, он паникует, напуган, слезы вот-вот потекут из глаз, но слова. Но слова. Слова режут Луи. Проходятся острием лезвия в тех местах, о существовании которых он даже не знал. Они разрезают жизненно важные органы, проходятся рывками по мягким тканям и костному мозгу, пронзают его насквозь, хирургически ровно отрубают конечности - от него не остается ничего. И все из-за слов. И не должно же это, блять, ранить так сильно. Ведь раньше такого никогда не было. Луи привык к словам. Он знает слова. Он их использует. Но не так, не такие и не в таком значении. Проходит минуты две в тишине, а может, два часа, Гарри сражается со слезами, не давая им вырваться, тело трясет, в глазах бушуют ураганы, смерчи - армагеддон, апокалипсис, конец света, называйте, блять, как хотите - бледная грудь покрыта татуировками - кровавой поэзией. Луи неподвижно стоит. Стоит до тех пор, пока не иссякают силы, потом он внезапно тихо поворачивается, уходит с дырой в теле, со рваными вырезами, Гарри дышит достаточно сильно, чтобы дышать за них двоих. Луи думает, каково быть тыквой на Хэллоуин, когда все режут тебя ради веселья. Он уходит, по пути поднимая сумку, глядит в потолок, потом глядит в небо, тихо закрывает за собой дверь, и он все время смотрит вверх, потому что как только он опустит голову, из глаз польются слезы. Он не будет плакать из-за Гарри Стайлса. Луи не опускает голову.***
Следующие две недели проходят в тумане стресса и шрифта ворда times new roman. Из-за написания конспектов, чтения учебника за учебником, пьесы за пьесой, книги за книгой, у Луи почти нет времени думать о чем-то другом. Он даже практически не видится с остальными парнями, изредка перекидывается сообщениями с Зейном и Лиамом (и Лиам все больше сходит с ума под натиском стресса и часто отвечает так, что и половина слов непонятна - видимо, его автокорректор тоже волнуется по поводу экзаменов, и как-то даже ответил с испанским восклицательным знаком, поставив его, по всем правилам грамматики, и в начало, и в конец˚), и, еще реже, иногда встречается с ними на поздних сессиях в библиотеке или комнате Лиама. Найла он тоже видит не особо часто - тот много блуждает по вечеринкам. Потому что, видимо, Найл толстокожий и неуязвимый, экзамены точно не та вещь, которая его беспокоит. Нередко Луи, возвращаясь в квартиру после лекции или семинара, обнаруживает там Рори, склонившегося над книгами, конспектами, судорожно исследующего википедию, очки для чтения спадают на нос, золотисто-каштановые волосы торчат в разные стороны. И Луи, уже по привычке, делает ему чай, предлагает сэндвичи, а потом пишет гневное сообщение Найлу: "Ты безответственный уеба", но ничего никогда не меняется, совесть Найла не просыпается, а Луи слишком устает, чтобы с ним регулярно бороться. Как-то Найл заходит в комнату, нихера не поднимая настроение разговором: - Через час я снова поеду в студию. Луи моментально захлопывает тетрадь, его очки слегка накренились, шапка скрывает волосы - и это хорошо, Луи почти уверен, что они воняют. - Снова? Найл кивает. - Гримшоу тоже бесится. Особенно, на счет этой вечеринки в честь релиза в конце недели. - Он трясет головой, откусывает кончик сигары. - Дес отказался приходить в студию, поэтому все, что нам остается - это склеить вокальные биты, которые мы успели записать. Ебать это муторно. Луи сглатывает, наклоняет голову, рассматривая конспекты. - Мм. Дес. Проблемы с Десом. Гарр-нет. Нет. - Этот чувак совсем спятил. Прикинь, пытался напасть на моего отца! Моего отца, - смеется Найл. Он трясет головой, смотрит светлыми голубыми глазами в окно. Напасть. Луи снова сглатывает. В горле сухо. - И он опять разгромил все оборудование. Тысячи ебаных фунтов выброшены в никуда. - И все из-за того, что он изменил мнение о песне? - спрашивает Луи, максимально напрягает голос, чтобы тот казался безразличным. - Он, блять, песню другую написал - мы ту даже не использовали! - восклицает Найл, зажигая сигару, щеки втягиваются внутрь, огонек лижет кончик скрученных листьев табака. - Не ебу, что у него там за проблемы. - Ну. Он психически нестабилен. - Он психически ебанутый, - клуб дыма вырывается с губ Найла. Он смотрит на свои часы. - Я туда, вроде, последний раз еду. Релиз будет выпущен по расписанию - мы уже устроили промо - вполне укладываемся в сроки, даже перегоняем. Луи кивает. Он тасует в руках бумаги. - Кстати, я вчера Гарри видел. Кровь в жилах застывает. - Он уходил из студии как раз тогда, когда я зашел. Гарри? Студия? Зачем ему там быть? Луи чуть не ломает карандаш пополам. Руки дрожат. - У него огромный синяк на лице. Не знаешь, откуда? Найл не знает, что Луи с Гарри больше не разговаривает. Откровенно говоря, Луи не хватило духу рассказать ему. И определенно не хватает духу сказать сейчас - не тогда, когда он узнал, что синяков прибавилось. Прошло почти две недели с тех пор, когда Луи видел Гарри. Те, что были, должны были пройти. А они есть. Их стало больше. И волнуется даже Найл. На ум Луи приходит только Дес. От картинки, возникшей в голове, его желудок опять начинает резать. - Не знаю, - с трудом произносит он, закусывает губы, чтобы не сболтнуть лишнего. Найл, видимо, что-то замечает (единственный раз в жизни), потому что он больше ничего не говорит, лишь поднимает брови, зажимает сигару зубами и ретируется в свою комнату. Горло Луи жжет. Все и везде жжет.***
Каждый день Луи думает о том, чтобы написать Гарри. Но он не знает, что сказать, поэтому не пишет. Это случается лишь один раз: он покидает экзамен по прозе викторианской эпохи с новообретенной уверенностью, зная, что получит высокий балл - и все благодаря репетиторству с Гарри.'Теперь могу смело заявить, что сдал экзамен. Благодаря тебе. Спасибо, я ценю помощь, которую ты оказал мне в этом семестре.'
Он хочет пожелать ему удачи на собственных экзаменах, собирается спросить, как он поживает, но Луи даже не уверен, сдает ли Гарри экзамены, и ему кажется, что он знает ответ на вопрос о его самочувствии, поэтому он отправляет сообщение только со своей благодарностью, и только когда приходит оповещение о доставке, Луи жалеет о своем действии, мысленно делая заметку - больше никогда не разговаривать с Гарри. Ведь он, разумеется, ему не ответит. Кроме того, с Гарри покончено - Луи поднимает белый флаг, отступает, признает поражение, Гарри поставил на нем крест, отвергнул - теперь все изменится. Жизнь будет лучше, Луи хорошо отучится в университете, устроится на хорошую работу, заведет отличных психически стабильных друзей, будет много пить и трахать много людей, чьи имена он не будет знать. Университет не крутится возле ебаного Гарри Стайлса, с ним покончено, и жизнь будет лучше. Вот только. Жизнь не становится лучше. Не становится лучше, когда он не может спать по ночам и смотрит в свой телефон, ожидая свечения экрана, оповещающего о сообщении, всего об одном сообщении, большего он и не просит. Даже если это одна буква или пустое окно, что угодно. Не становится легче, когда ему приходится проходить мимо садов, и он не может не посмотреть в окно, ожидая увидеть затемненный силуэт Гарри. Не становится лучше, когда внутри он ощущает опустошение, когда он игнорирует предложения друзей отпраздновать конец семестра, когда с ним флиртуют симпатичные мальчики, когда люди здороваются и улыбаются ему, когда Найл пытается вытащить его в клубы. Ничто вообще не становится лучше. Он слышит его имя в коридорах, на лестницах, во дворе, в аудиториях - везде. Слышит шепот о похождениях на вечеринки, восхваление его завоеваний, его успеха, его обаяния, его тела, его денег, его причуд, и каждое слово, сказанное отравленным ртом, который нихера не знает Гарри, заставляет кровь Луи кипеть. Но он никого не затыкает, ничего не говорит, просто утыкается в учебники и учит, учит, учит, пока не забывается и не заебывается. Ничего не меняется и не становится лучше. Однажды он видит фотографию какого-то парня на фейсбуке. Гарри в красивой одежде, облепленный красивыми людьми, с расширенными зрачками и туманным взглядом. Синяки почти не видны из-за макияжа и темноты. Луи читает подпись к фотографии: "ЛУЧШИЙ ТРАХ В ЖИЗНИ", его желудок скручивает. И толком не от отвращения, а от волнения и страха. От всего, к этому прилагающегося. Иногда о Гарри небрежно упоминает Зейн, и тогда Луи прочищает горло и чешет затылок, Зейн одаривает его взглядом и прерывает себя. И для Луи это как помилование. А иногда на радио появляется одна из песен Деса, и это тоже, блять, не особо круто. А на экзамене еще был этот вопрос, об Оскаре Уайльде - и Луи застыл, ощущая, как в него ввинчивается эмоциональная спираль паники и отчаяния. Нет, пожалуйста, не здесь, не сейчас, думал тогда он. Да, нихуя ничего не становится лучше. Но, может, хотя бы со временем.***
- Я достаточно важно выгляжу? - спрашивает Найл, крутясь на месте, раскинув руки в стороны, ему нужно честное, объективное мнение. Сегодня последний день семестра, а потом все разъедутся по домам на праздники. Случайным образом, сегодня ночью также вечеринка релиза нового сингла Деса и Ника Гримшоу "Certain Things", и Найл радушно пригласил Луи с собой на вечеринку. Последние пару дней он только об этом событии и говорил - полон энтузиазма, абсолютно уверен в своих навыках барабанщика (парень даже не пытается быть скромным), и он с нетерпением ожидает тысячи заявок и абсолютно уверен, что будет пользоваться спросом и станет следующей большой шишкой в современной индустрии музыки. Если честно, Луи бы не особо удивился, если бы это случилось и стало истинным призванием Найла. Возможно, ему стоит начать поиски нового соседа на следующий семестр. - Ты выглядишь достаточно важно для человека, который собирается предложить свои услуги и первоклассные умения для предстоящих треков музыкантов. Это считается? - спрашивает Луи, улыбаясь. Он бы хотел улыбнуться шире, но, учитывая окутавшую его хандру, не может. Найл, наверное, замечает это, потому что он подходит к нему, кладет руку на плечо и сильно сжимает. - Хей, - говорит он, Луи встречается с ним взглядом. - Сегодня мы повеселимся, да? Бесплатное бухло, бесплатные наркотики, масса возможностей для секса. Мы повеселимся. Я обещаю. Луи пытается шире улыбнуться. - Надеюсь. Какой-то момент Найл стоит, внимательно осматривая Луи, потом кивает и возвращается к застегиванию своего жакета. - Окей. Что ж, вечеринка начинается, ха? Луи смотрит вниз на свои руки. - Ага. Он пытается звучать радостно.***
Они приезжают под вспышки фотокамер и запах парфюма, и Луи чувствует себя настолько неподходящим к этому месту, что не может даже пошутить об этом. Он пытается узнать у Найла, придут ли Зейн с Лиамом, но тот не слышит его, он занят белозубыми мужчинами, которые проходят мимо и пожимают его руки, хвалят его навыки и громко поздравляют. Найл никогда не выглядел таким счастливым, его рукопожатия сильные, уверенные, остроумные шутки вылетают изо рта, заставляя дорогущие мужские сорочки сотрясаться от смеха. Он всех очаровывает, как и всегда, и через пару минут Луи теряет его вовсе. Поэтому большую часть вечера он стоит возле еды, наполняет свой рот закусками, заливает горло шампанским. Он пишет Лиаму и Зейну - нет, они не придут, у них 'ночное свидание' (как Луи еще не стошнило от этих двоих), надежды потеряны, нужно просто заесть свои чувства. Вечеринка гламурная - до отвращения гламурная - пришедшие знаменитости и громкий смех, конечно, разбавляют обстановку, но все кажется таким... поверхностным, пустым. И самое дерьмовое то, что Луи плевать на этих людей, их статусы, счета, какие-то понятные только их кругам шутки, поэтому он поедает улиток, перепелиные яйца и мечтает о том, чтобы он был сейчас дома в спортивных штанах, окруженный сестрами и видеоиграми. Штаны слишком узкие, ткань раздражает голую кожу бедер. Ботинки слишком тесные. Да вообще все дерьмо. А потом прибывает Ник Гримшоу, сопровождаемый Десом Стайлсом. И Гарри. Луи чуть не давится устрицами. - Почетные гости, - улыбающийся парень приветствует их со сцены, по комнате проходит рябь смеха, некоторые хлопают, некоторые растягивают улыбки шире, все пристально на них смотрят. Украшения людей блестят под светом инкрустированных люстр, и слишком много черного, и слишком много помады, и слишком много парфюма. Всего слишком много. И помимо всего этого, Ник Гримшоу - ходячая палка с уложенными вверх волосами и огромным количеством зубов - громко смеется, входя в помещение в красном костюме и клетчатом шарфе, и Дес Стайлс в сером костюме с запонками, цена которого больше, чем бюджет маленьких семей, угрюмо ухмыляется и смотрит вперед, под глазами заложены черные тени. И Гарри. По какой-то причине, Луи совсем забыл, что Гарри тоже может прийти. Блять, релиз трека его отца, конечно же, Гарри здесь будет. Как Луи раньше не догадался?? В любом случае, он здесь. Гарри. С блеклыми синяками, язвительной улыбкой, слегка цепляется за плечо отца (почти что робко), разодет в серый твидовый костюм с голубой бабочкой, в петлице - зеленая гвоздика. Вьющиеся волосы идеально уложены на сторону, они выглядят так мягко, так идеально. Он высокий и бледный, и красивый, и... Господи, Луи так давно его не видел. Он слышал его имя в коридорах каждый день, слышал гуляющие по университету слухи, видел фотографии на фейсбуке, но. Луи так давно не видел Гарри вживую. Блять. Запахов, гула и людей становится слишком много. Несмотря на шум, звон бокалов и смех, люди замечают поднявшегося на сцену Ника, прерывают свои разговоры, и помещение взрывается в аплодисментах. Луи замечает, что Гарри тоже аплодирует. Также замечает, что он улыбается, смотря на Ника. Искренне улыбается. В животе разгорается огонь, его челюсть сжимается. Он отрывает от него глаза только когда голос Ника прорезается через динамики на всю комнату. - Внимание? - смеется он, оглядывается, одна рука в кармане, другая проходит по волосам, поднимая их еще выше, он выглядит... таким напыщенным. - Окей. Итак. Сингл выходит во вторник и... - Аплодисменты снова грохотом наполняют комнату, и он улыбается, кивает, ждет, пока они утихнут, и возвращается к микрофону. - Именно. Спасибо. В общем, сингл выходит во вторник, и мне просто хотелось поблагодарить Деса за то, что он такой великолепный музыкант. - Люди снова аплодируют, на этот раз еще громче. Дес, засунув руки в карманы, взглядом мечется по комнате. Он какой-то дерганный. Похоже, даже не осознает, что его хвалят, даже не слышит. - И, конечно же, его сына Гарольда, без которого мы бы не смогли ничего сделать. Луи резко смотрит на Гарри - он сияет, на щеках слабый румянец, аплодисментов становится больше, они давят на уши, люди одобрительно его изучают. Луи одновременно погружается и в лед, и в огонь. - И за то, что служит таким красивым дополнением в свете рампы сегодняшнего вечера, - продолжает Ник, подмигивая Гарри. Луи пускает по горлу еще один бокал шампанского, чуть не ломает хрупкое стекло, сильно его сжимая. - Итак. Спасибо за то, что пришли. Теперь ешьте, пейте, будьте паиньками. Или не будьте - мне похуй, - Ник заканчивает речь и машет рукой, волна смеха проходит по комнате и заглушается вновь включенной музыкой, болтовня возвращается. Ник спускается со сцены и возвращается к Десу и Гарри. Когда он подходит к ним, он шепчет что-то на ухо Гарри, широко улыбаясь, и Гарри смеется. Гарри смеется. Он смеется с другими людьми?? Луи выхватывает бокал шампанского у мимо проходящего официанта. Ночка будет длинной.***
Луи не видел Найла весь оставшийся вечер - ну, не совсем так. Он слышит его смех, слышит его голос, рассказывающий истории, которые заставляют всех смеяться, мельком видит его улыбающееся самодовольное лицо, освещающееся вспышками фотокамер фотографов, когда Найл стоит рядом с важными людьми, но он не проходит мимо Луи, не появляется рядом, от чего будит в Луи желание избить его. Потому что без Найла Луи здесь никого не знает. Кроме Гарри. На которого он может - а может и нет - одержимо смотрит весь вечер. Смотрит сквозь боль. Теперь, когда Ник Гримшоу оставил его, удалился очаровывать людей своим грандиозным стилем (кем вообще, блять, он себя возомнил? и откуда он знает Гарри?), Гарри будто завернулся в невидимый плащ, сотканный из тьмы. Он стоит отдельно от всех, молчит, будто...потерялся в себе. Его вид можно только так описать. Его взгляд устремлен вниз, лишь изредка поднимается и окидывает взглядом толпу, он истощен. Его руки крепко сжимают стакан нетронутого напитка. Луи неустанно смотрит на него всю ночь. Дес замечает Гарри лишь один раз, несмотря на то, что тот всегда робко ходит за ним, тревожно смотрит - он следует за ним на некой дистанции, словно разрывается между 'отдалиться сильнее' и 'подойти ближе'. Дес смотрит на Гарри темным возмущенным взглядом и отправляет его за алкоголем. Не колеблясь, Гарри срывается с места, кивнув и закусив губу. И когда Гарри возвращается обратно с двумя стаканами виски из бара, он видит Луи. Он резко останавливается, и его глаза, до этого нахмуренные тишиной, закрывающиеся от истощения, от удивления широко открываются. Луи словно сбивают с ног, ударяя под колени. Он сглатывает и хочет отвернуться, но не может и смотрит, стоит в окружении тарелок еды, пустых бокалов шампанского, соусов, может, к его жакету прилипли крошки, он хочет что-нибудь сказать, помахать рукой, нахмуриться, кинуть ебаную плошку супа ему в голову, что-нибудь сделать, но сил хватает лишь на это - он смотрит. И Гарри смотрит в ответ. - Окей, ребята, - голос Ника Гримшоу объявляет через динамики. Гарри продолжает пялиться на Луи немигающим взглядом. - Впервые, мы рады представить вам... 'Certain Things'! - громко говорит он, и свет выключается, на каждой стене появляется видео. Луи больше не видит Гарри, только темные литые тени и свет прожекторов. Нет. НЕТ. Луи не закончил, не сделал ни одного движения, не двинул ни одним мускулом, он не хочет заканчивать с Гарри вот так - глупо таращась на него как рыба - он рвется вперед, мчится, но все, что видит - темноту, ощущает слишком много тел, комнату заполняет хриплый голос Деса и ему вторит голос Ника Гримшоу, гармонируя с мелодией, все смотрят на стены, на музыкальное видео, и только Луи ищет Гарри - пропавшего в неизвестности. И когда свет, наконец, врубают, Ник спрашивает толпу, понравилось ли им видео (толпа встречает его бурными аплодисментами), а Гарри нигде не видно.***
Дес рано уходит. Он штурмом проносится мимо людей, избегая столкновений и матерясь, поднимает вверх ладонь, раздвигая пальцы в V-форме˚˚ и выходит, надев солнцезащитные очки и подняв воротник пальто. Это случается в отсутствие Гарри - он либо в туалете, либо вышел покурить - и он не понимает, что произошло, потому что спустя пару минут Гарри начинает подходить к незнакомцам и спрашивать, где его отец. На это больно смотреть. И Луи знает, знает, что ему должно быть плевать, знает, что ему не должно быть жалко Гарри, потому что Гарри уж точно не жалко Луи, ему вообще похуй на его существование... Но Луи ничего не может поделать. Он наблюдает, как Гарри бегает от человека к человеку, оглядывает толпу, ищет ответы, его лицо бледное, идеальное, живое воплощение трагедии Шекспира. Как финальная сцена Гамлета, только в чертах его лица. Массовое убийство, тотальное разрушение, кровопролитная битва. Вот только Луи кажется, что Гарри — Офелия, и, скорее всего, уже утонул.***
Позже, далеко за полночь, вечеринка становится лишь громче, больше тел набивается в пространство, и элегантность ускользает, превращаясь в нечто более привычное - разврат. И Найл, наверное, в самом сердце течения без морали, Луи следует найти его в ближайшее время, если он все же хочет добраться обратно до своей квартиры, но все мысли о безопасности и извлечении полезного из уроков прошлого вылетают из головы, как только Луи замечает, что Гарри ушел. Он пропал, пока Луи ходил в туалет - и пытался отделаться от скопления очень настойчивых мужчин, рассматривающих его так, словно готовы были целиком сожрать - Луи обыскал каждый чертов уголок здания, обнаружив целое ничего. И когда он уже был на границе пропасти, готовый сдаться, крикнуть в бездну "пошло все нахуй" и нырнуть в отвлечение и удовольствие, к нему приходит озарение, внезапно, Луи знает, где Гарри. Просто знает. Он тихо выходит наружу. Бредет, не разбирая дороги, вдоль границы здания, ищет прищуренным решительным взглядом в темноте, сталкиваясь с холодным бризом, тусклой луной в тумане, пока не видит одинокую фигуру, сидящую на ступенях большой каменной лестницы, ведущей на балкон. Луи сразу понимает, кто это. Он не тратит время на робкое, аккуратное появление, не дает себе время подумать, стоит ли это делать, или все потом обратится в ошибку. Просто идет к нему, поднимается по лестнице; как только замерзшая трава под ногами Луи издает первый хруст, доходящий до Гарри, его голова тут же поднимается. Тьма скрывает его лицо. Луи видит лишь очертания тела и силуэт беспорядочно вьющихся волос, обрамленных голубым свечением. Не говоря ни слова, Луи садится рядом с ним. Ощущение холодного камня мгновенно посылает дрожь по телу. А еще здесь очень твердо. Благо, Луи выпил много шампанского. Гарри смотрит на него дико, растерянно, почти со страхом, он полностью повернут лицом к нему, между бровей сильная складка, вгоняющая в неудобство. Черты лица светятся лунным светом, они выглядят хрупко, словно сделаны из фарфора и хрупкой керамики. По правде говоря, весь Гарри сделан из хрупкой керамики. С маленькими, маленькими трещинами, покрывающими поверхность. Трещинами, в данный момент выявляющимися на лице Гарри. Луи старается их не замечать, в хлопке соединяет руки вместе и смотрит на небо. - Что ты делаешь? - спрашивает Гарри низко, хрипло. Не моргает. - Сижу с тобой, как видишь, - Луи ухмыляется, игнорируя бабочек, режущих острыми крыльями его внутренности, пытающихся вырваться наружу, чтобы пролить свет на ситуацию. Полная тишина. Затем: - Почему? Тон голоса не холодный, не злой; он сбитый с толку, оборонительный. Он... надеющийся? А может, Луи все выдумывает. - Потому что. - Луи полностью поворачивается к Гарри, встречается с ним взглядом, он так близко к нему, он так давно его не видел; года, века, тысячелетия. Эпохи. - Я хочу знать, что с тобой все в порядке. Вот оно. Вот. Черты лица Гарри физически рушатся, складка между бровями разглаживается, в глазах что-то топится лавинной волной, губы слегка приоткрываются. Он трясет головой, трясет головой с неверием, его голос всполошен, испуган, вымучен. - Почему тебя это волнует? - отчаянно спрашивает он, но не отодвигается от Луи, не отводит взгляд. Луи глубоко вздыхает, выдыхает, здесь так холодно, он может умереть от гипотермии, но продолжает смотреть на Гарри и мечтает прижать подушечки пальцев к его коже, убедиться, что Гарри настоящий, что он не рассыпается на части. Убедиться, что трещины ненастоящие. Он сжимает ладони, лежащие на бедрах, в кулак, пытаясь побороть желание. - Потому что, Гарри. Волнует. Даже если тебе на меня плевать, мне - нет. Я волнуюсь. Вот и все. Мне просто нужно знать, в порядке ли ты, - тихо говорит он; откровенность голоса режет горло. Будто поверхность земли трещит напополам. Вот на что это похоже. Потому что Луи смотрит на Гарри так, будто тот за стеклом, далекий, неприкасаемый, и вдруг, все стекло ломается, все лопается, и Гарри рушится вместе с ним. Он начинает плакать, захлебываться - открыто, резко, не стесняясь - он съеживается, обнимая себя, пока слезы текут по лицу, и Луи ошеломленно смотрит, как глаза Гарри сильно сжимаются, рот открывается, он видит, как Гарри рыдает, разрушается прямо перед ним. - Гарри, - лишь может выдавить Луи, шокированный, в состоянии аффекта он проклинает себя и свой ломающийся голос, и эту ебаную дыру, которая образовывается в нем. Ему плевать, он должен, блять, дотронуться до Гарри, успокоить его, он обнимает Гарри за плечи и притягивает к своей груди, чувствуя, как перед собственными глазами размывается картинка. Гарри не сопротивляется, даже не пытается отстраниться, позволяет себе захлестнуться в эмоциях, сильно хватается за рубашку Луи, пропитывая ее слезами, его руки трясутся - Луи ощущает это своим телом, душой, и он прижимает его сильнее. Луна наблюдает за ними. - Луи, - выдыхает Гарри между всхлипами, голос такой разбитый, такой уничтоженный, такой несчастный, что Луи может утонуть вместе с ним. Он может умереть по-настоящему, прямо здесь и сейчас. Потому что в этом голосе ощущается каждый поломанный кусочек внутри Гарри. Ощущается каждая гребаная вещь, пошедшая в его жизни неправильно, каждая борьба и каждая ощущаемая унция боли, и теперь он все понял. Понял, насколько все хуево. Он слышит все, ощущает шероховатую поверхность - как в старинных пещерах, где, если громко крикнешь, падает весь потолок, начиная от свода и заканчивая темнотой в конце бесконечности - души, каждый моральный шаг по стеклу и боль от проникновения стекла, каждый порез, сделанный так аккуратно и так глубоко, что вряд ли шрамы когда-нибудь должным образом залечатся или хотя бы уменьшатся. Он позволяет собственным слезам упасть - и как же, блять, он ненавидит плакать, особенно когда слезы катятся вниз по шее и забираются под воротник рубашки - но он ведь всего лишь человек. И Гарри. Гарри. Гарри, которому сейчас дерьмовее всех на свете, который ищет убежища в руках Луи и буквально вышептывает его имя сквозь слезы, ломая его сердце, Луи же не робот, да? - Прости. Прости, прости, - продолжает шептать Гарри, его губы трутся о рубашку и грудь Луи, и Луи думает, слышит ли Гарри биение его сердца - неистовое, острое, буйное - или может чувствует кожей горячую кровь в груди, текущую через ебаный орган. Луи ненавидит, когда другие знают, что они выбивают почву у него из-под ног. Ненавидит, когда люди знают, что он чувствует, о чем думает, и все остальное дерьмо, связанное только с ним. Но он не против, если будет знать Гарри. Он даже хочет, чтобы Гарри знал. Хочет, чтобы Гарри знал, что сердце Луи стучит так бешено именно из-за него, для него. - Все хорошо, - бормочет он в его волосы, старается звучать невозмутимо, успокаивающе, пытается не давиться собственными слезами. - Я здесь, - снова и снова повторяет он. - Я с тобой. Я всегда буду с тобой. Из Гарри вырывается еще один рваный всхлип. Луи прижимает его сильнее, до невозможности ближе, зарывает свое лицо в его кудрях и понимает, признает, что, несмотря ни на что, он никогда, никогда не отпустит мальчика.