К механику братья с Джином поехали на следующий день, так как вернувшийся с долгой дороги Эдвард безапелляционно заявил, что слишком устал и хочет есть. Кроме того, оставшаяся половина дня ушла на пересказ скучных подробностей «командировки». Сам Эдвард особой надобности в этом не видел и главным образом потому, что не хотел заставлять брата ужасаться тому, как с ним обращались лейтенант с сержантом, но Альфонс жаждал знать правду. Пришлось включить фантазию чтобы выставить себя в приглядном свете и свести к минимуму неприятные моменты.
Младший Элрик рос слишком впечатлительным, и Эдвард тщательно скрывал от брата любые жизненные уроки, которые щедро предоставляли ему сначала — когда ещё жива была Триша — соседские хулиганы, затем — «охотники» на Алхимиков вместе с мелкими преступниками и, да, органами опеки. Последние «учителя» были не так беспощадны, как первые, но на несовершеннолетнего беспризорника, который к тому же являлся «проклятым», по всей видимости, имели зуб. Сколько раз эти «защитники детей» пытались его поймать — и ловили ведь! — мальчишка уже и не помнил. Помнил только, что случаев таких было достаточно, чтобы написать средних объёмов книгу на тему «Как я сбегал от недоброжелателей». Вот только от брата все эти похождения старательно скрывались и в том случае, когда оставались какие-либо следы «стычки», умело маскировались под очередные «недоразумения» с обычным кругом неприятелей. А их у сорванца Эдварда было немало! Радовало лишь, что про младшего брата те ничего не знали.
Теперь, когда он стал государственным Алхимиком, забот у старшего брата стало чуть меньше: не нужно было думать о хлебе насущном да над крышей над головой и всегда быть готовыми к внезапной атаке. Но вместе с некоторым облегчением в жизнь четырнадцатилетнего парня ворвались и новые трудности, которые Эдвард условно разделил на три группы:
1: Полковник и армия в целом.
Что именно он чувствовал к своему курирующему офицеру, Стальной и сам точно не знал. С одной стороны, парнишка испытывал тайное уважение к тому, кто, пусть и случайно, оказался рядом в тяжёлый момент и вытащил их с братом на свет Божий. Мустанг был добрым, сильным, на него можно было положиться и, как Эдвард выяснил по возвращении в Централ, он совершенно точно ценил каждого из своих подчинённых. В противном случае в ониксовых глазах не было бы столько беспокойства. Хоть лицо мужчины тогда и не выражало ничего кроме праведного гнева.
С другой — была у полковника такая черта (исключительно по отношению к Элрику) — постоянно поучать и воспитывать. Вечно ему что-то не нравилось, вечно он ворчал и заставлял мальчишку по двадцать раз переделывать одно и то же. А будучи особой свободолюбивой и чуточку эгоистом, Эдвард терпеть не мог всех этих лекций и нотаций. Да и отвык он от них после смерти матери, особенно учитывая, что Триша редко когда ругала сыновей. А отец, по сути, никогда и не присутствовал в жизни братьев.
Когда Стальной только получил свой титул, Мустанг завалил его сводами правил и разве что не выучить всё это заставил. Особо тяжко Эду дались офицерские погоны. Мальчишка не горел желанием заучивать эту вереницу вариантов просветов и звёзд по той простой причине, что ему было абсолютно всё равно, с какого ранга офицером он встретится. С самого начала Эдвард невзлюбил субординацию. А уж загнать его в рамки военного дресс-кода не смог даже полковник. Правда, в этом мальчишке немного помог снимающий мерки портной, заявивший, что форму такого маленького размера пошить будет довольно проблематично. Как итог, бедный мужчина получил фингал под глазом и долгие извинения от Пламенного Алхимика, а новоиспечённый Стальной — долгое промывание мозгов от того же Алхимика и чёткое указание вдоль и в поперёк изучить все правила поведения в части и поработать над оным.
Иными словами, уважение Рой Мустанг получал со стороны своего юного подопечного только в том случае, когда не «капал на мозги» последнему и не читал ему морали. А учитывая страсть Эдварда попадать в неприятности, «воспитательные беседы» случались слишком часто в жизни юного Алхимика.
2: Старые привычки.
Изменить привычке, какой бы то ни было, само по себе довольно трудно. А уж если только за счёт этой самой привычки ты и твой младший брат выживали на улице в течение пяти лет — тем более. Эдвард это понимал и принимал. Но он также понимал, что если не прекратит подворовывать, очень скоро ему это выйдет боком.
Просто чудо, что полковник за те две недели, что ребята жили у него, не заметил (или же сделал вид?) пропажи некоторых ничем не примечательных вещей. Несмотря на фактическое проживание в библиотеке Мустанга, старший и младший Элрики вплоть до самого экзамена не могли поверить, что уже не вернутся в прошлую жизнь. Потому и тащили (особенно) со стола всё, что подлежало долгому хранению. Печенье, пряники, пару пакетиков чая — всё это очень осторожно и в малых порциях собиралось в тряпичный пакет под кроватью Эда, который тот нашёл в библиотеке полковника.
Но деньги мальчишки не тронули.
Младший Элрик сразу заявил, что это будет уж «слишком» — всё же мужчина предоставил им крышу над головой, накормил, напоил да спать положил. Даже одеждой их снабдил за свои честно заработанные, между прочим, деньги. Поэтому «одолжить» у Мустанга пару-тройку деньжат с точки зрения Альфонса было бы не только позорно, но и просто не по-человечески.
У Эда на этот счёт поначалу было другое мнение. Как старший и ответственный брат, Эдвард заботился о благополучии младшего, и, что греха таить, на четвёртый день всё же стащил у Роя несколько купюр. Деньги эти не были большими, но в случае чего могли выручить. Вот только Мустанг об том прознал. В тот же день. Эдвард увидел это в его глазах: если в момент их встречи мужчина смотрел на них с сочувствием и лёгкой растерянностью, то тогда ониксовые глаза были наполнены некой отчуждённостью вперемешку с печалью и осуждением. Возможно, если бы его спаситель тогда наорал на него или хотя бы упрекнул, потребовал вернуть краденое, чувство вины так и не появилось бы в душе подростка. Но мужчина лишь отвёл взгляд да промолчал, после чего передал сорванцу пакет с ярко-красным плащом, на спине которого был вышит знак Фламеля. Эдвард буквально с первого взгляда влюбился в этот плащ: любимый алый цвет, длина, символ Алхимика — про который обычные смертные не знали — всё это было маленькой мечтой мальчишки.
Тогда-то совесть и начала свою «грызущую» работу. Под конец дня ребёнок сдался и, улучив момент, когда мужчина покинул кабинет, вернул деньги туда, откуда забрал их. На душе стало чуточку легче.
Но за каких-то шесть недель избавиться от пагубной привычки Стальной не смог, несмотря на огромную силу воли. Возможно, у него до сих пор не было уверенности, что старая жизнь осталась в прошлом. Вот и по возвращении в общежитие Эдвард с лёгким дискомфортом пощупал в кармане плаща пару монет, стащенных у какого-то невнимательного дядечки. Сумма была ничтожно мала, но факт оставался фактом — не смог удержаться. И это отзывалось стыдом глубоко в душе.
3: Отношение общественности.
С детства обладая цепким умом и рассудительностью, Эдвард Элрик прекрасно понимал, что изменить мнение даже одного человека — задача довольно тяжёлая и практически невыполнимая. Люди могут подстроиться под гласные и негласные правила, напустить на себя вид праведника и вроде-как-жить-по-закону, при этом думая и чувствуя совершенно иное. Что уж говорить о массах? Так уж сложилось в мире, что Алхимиков на дух не переносили. И никакой закон фюрера не мог сломать эти устои. Беззакония продолжались. Только уже не явно, а украдкой, когда поблизости не было правоохранительных органов и военных. Хотя и среди последних также встречались «партизаны».
Вступив в отряд «Цепных Псов», Стальной понимал, что лучшего отношения к себе и брату ждать не придётся: он слишком хорошо читал эмоции и легко распознавал притворщиков. Однако и мириться с таким пренебрежением к себе любимому парень не собирался.
«Когда-нибудь. Обязательно… Я заставлю их уважать Алхимиков!» — это стало второй по значимости целью старшего Элрика, после поиска философского камня.
— Уже приехали?
Альфонс с интересом припал к стеклу автомобиля, разглядывая небольшой одноэтажный домик с уже почти стёршейся на двери табличкой «автомастерская». Эдвард также оторвался от своих мыслей и выглянул в окно. Невооружённым глазом было видно, что если тут и жил кто, то совершенно не заботился о состоянии своего жилища. Небольшой сад сплошь зарос диким терновником, на котором уже набухли маленькие белые бутончики: еще каких-нибудь пару недель, и они зацветут, а после превратятся в тёмно-синие плоды, чем-то напоминающие сливы. Стальной тихо фыркнул. Как-то раз ему довелось попробовать этих «ягодок» — кисло-горький вкус во рту держался около часа, несмотря на все старания мальчишки перебить его.
— К сожалению, до родителей я вчера не дозвонился — они уехали на север за закупкой товара — поэтому точно сказать, остался ли дядюшка Коух проживать здесь, не смогу.
— В любом случае, мы уже здесь, — Эдвард слегка потянулся вперёд, пытаясь размять затёкшую от продолжительной поездки спину и руку. — Давайте пойдём туда и узнаем.
Братья вместе с лейтенантом вышли из машины и направились к дому механика. Подходя к крыльцу, Эдвард заозирался по сторонам, пытаясь выяснить, где здесь поблизости какая забегаловка, в которой можно было бы перекусить. Всё же знакомый Джина жил в довольно «продвинутом» районе, а его дом находился в непосредственной близости от ярмарки. По словам лейтенанта, ярмарка эта устраивалась дважды в год: в середине лета и зимой, во время новогодних праздников.
— Мистер Коух! Вы тут?!
Лейтенант яростно стучал в старенькую дверь, надеясь, что старик всё же решит показаться. Альфонс, стоявший рядом с Хэвоком, смущённо переминался с ноги на ногу, думая, как же быть, если механик уже… ну, не сможет им помочь. Наконец по ту сторону двери раздалось что-то похожее на ворчание. Спустя полминуты дверь открыли.
— Вам кого? — Сухонький маленький старичок с круглыми очками на носу и пышной седой бородой с интересом осматривал незваных гостей, пытаясь понять, что им от него понадобилось.
— Дедушка Коух, вы меня, наверно, уже забыли, но…
— Джинни? — механик удивлённо приподнял бровь и растянулся в радостной беззубой улыбке. — Как давно я тебя не видел Джинни. Сколько лет прошло уже… Да ты, я смотрю, не один. Проходите, не стойте на пороге, — старичок приветливо отошёл в сторонку, пропуская лейтенанта и двоих детей в своё жилище.
Младшего лейтенанта Хэвока старый механик знал, когда тот ещё даже не ползал. Коух дружил с четой Хэвоков не один десяток лет, а потому детство их сына — второго ребёнка в семье — целиком и полностью прошло на глазах старика. Тогда ещё мальчик Джин Хэвок и его сестра Нидори Хэвок, старшая его на четыре года, часто приходили к соседу-автомеханику «поглядеть на машины». Под «машинами» дети подразумевали всевозможные автопротезы, двигатели и просто целую гору запчастей, которых в доме мужчины всегда было куда больше, чем могло понадобиться. Этими визитами они «убивали двух зайцев»: родителям не приходилось, заламывая руки, искать непоседливых чад по всему городку, а одинокому механику на весь день была составлена приятная компания из весьма любознательных сорванцов. Поэтому Коуха, так и не женившегося и не заведшего собственных детей, вполне справедливо можно было назвать дедушкой для подрастающего поколения Хэвоков. Сам механик был только «за».
Это уже потом, когда Джина сначала просто призвали в армию, а после он сам решил остаться в вооружённых силах, отношения между соседским юношей и стариком-механиком начали стираться. Но эти двое так и не забыли друг друга и каждый раз, когда, нет-нет, да встречались, долго судачили на различные темы. Вот только за последние три года дел у лейтенанта оказалось невпроворот и даже в родительский дом он мог приехать не дольше чем на тридцать минут. Вот и не состоялись за это время душевные встречи со стариком Коухом.
Старый мастер внимательно выслушал братьев Элриков и, задав старшему несколько не совсем понятных вопросов, прискорбно вздохнул, сообщив, что максимум, на что он сейчас способен, это поставить примитивные металлические протезы: молодые годы давно уже позади, а рисковать чужими жизнями никогда не доставляло ему радости. Эдвард слегка поник, но согласился. В конце концов, передвигаться на, пусть и допотопных, но целых протезах куда легче и комфортнее, чем на тех обломках, которые остались у него от прежней автоброни.
На демонтаж непригодных «конечностей» у старика ушло около сорока минут, а на постановку новых — час с лишним, поэтому к концу процедуры Эдвард уже и не рад был, что согласился. Пришлось изрядно поскрипеть зубами, прежде чем новая «нога» заняла своё место. Тем не менее, Эдвард не мог винить старика Коуха за нерасторопность. Джек Сандос — первый его механик — управлялся с соединением протеза с нервами максимум за пять-десять минут. Было больнее, но зато и сам неприятный процесс занимал меньше времени, а значит, Эдвард быстрее возвращался к нормальному состоянию. Вероятно, причиной тому был опыт работы Сандоса с мальчишкой — после смерти Патриции Элрик он продолжил исправно, уже не требуя оплаты, менять растущему Эдварду протезы, не позволяя тому обрести уродства вследствие ставших ма́лыми металлическими конечностями. Не особо вникавший в особенности анатомии и протезирования Эдвард вдруг с ужасом осознал, какие огромные проблемы бы у него были, не предложи механик ему свою безвозмездную помощь. Наверное, он бы вырос кособоким и согнувшимся в три погибели, не будучи способным нормально передвигаться.
В голову пробралась здравая мысль отыскать своего спасителя-механика и — теперь такое было возможно — оплатить ему все те издержки, что возникли при помощи ему, Эдварду Элрику…
— Ну, мистер Элрик, готово! — старик облегченно выдохнул и стёр пот со лба — годы давали о себе знать.
Эдвард полежал около десяти минут, восстанавливая дыхание, после чего осторожно встал на ноги. Боли не было.
— То, что надо! Спасибо! — Эдвард широко улыбнулся и радостно посмотрел сначала на механика, потом на брата и только после этого уделил немного внимания и довольному собою Джину: — И вам спасибо, лейтенант Хэвок. Если бы не вы, ходить мне неопределённое время на тех обломках.
— Без проблеем, босс. Рад, что смог помочь вам. — Джин махнул рукой и потянулся за пачкой сигарет, попутно отходя к входной двери: старик Коух на дух не переносил табак.
Эдвард повернулся к механику:
— Сколько я вам должен?
— Да перестань, сынок, из меня уже мастер никакой, а учитывая, какой автопротез я тебе поставил заместо старого, мне даже стыдно брать с тебя деньги.
— И всё же.
— Нет. Иди так.
Элрик вздохнул про себя и вытащил из кармана ручку с эмблемой белого дракона сбоку. Эту ручку он в первые дни своей военной карьеры стащил со стола зазевавшегося Мустанга и до сих пор никак не мог (или же не хотел?) отдать. Подойдя к подоконнику, на котором лежала небольшая стопка бумаг, Алхимик что-то чирканул на одном из листов, после чего передал его старику: — Покажите это в любом банке, и они выдадут вам деньги. Здесь мой номер и сумма, которую я обещаю вам выплатить.
— Э-э? Да не нужно… — Коух не успел толком понять, что произошло, когда Эдвард буквально силой вручил ему вдвое сложенный лист бумаги и исчез вместе с братом за дверью. Развернув «чек», старик не поверил своим глазам: — Да это же… Целое состояние!
» A0FMA1123784ED23
Благодарю за вашу помощь и не могу не выразить свою признательность.
Так как сумму вы так и не назвали, очень надеюсь, что
774 818.61 ¥
будет достаточно, чтобы покрыть расходы на автоброню [(и даже больше! (~__0)]
P.S. Не смущайтесь, я хочу и могу вас отблагодарить.
P.P.S. Не все государственные Алхимики плохие.
Эдвард Элрик. Стальной Алхимик.
! Всегда на стороне простого народа!»
— Братец, давай посетим ярмарку! Когда мы в последний раз отдыхали?
Альфонс зачарованными глазами смотрел на высившиеся разноцветные шатры павильонов, пытаясь представить, что их владельцы могут предлагать покупателям. От механика они сбежали довольно быстро и, поскольку впереди был ещё почти целый день, братья уговорили лейтенанта посмотреть окрестности. Впрочем, тот особо и не возражал.
— Давай! Всё равно это лучше, чем возвращаться в штаб и выслушивать очередные наставления полковника.
— Брат, он ведь заботится о тебе.
— Нифига! Он думает только о своих погонах и том, что я, видите ли, добавляю бумаг на его столе. Делать всё вовремя надо, тогда и этих гор из документов не будет!
Стальной насупился и сложил руки на груди под дружный смех брата и лейтенанта. Альфонс потёр затылок и то ли виноватым, то ли насмешливым голосом попытался оправдать Мустанга:
— Но признай, твоя первая миссия оказалась немного… затратной.
— Не виноватый я! Просто так получилось — не обеднеет наше правительство, если слегка потратится. — Эдвард категорически помотал головой, давая понять, что разговор на эту тему окончен. Серьёзно, ему с лихвой хватило вчерашней лекции от начальника, поэтому выслушивать, что по этому поводу думают брат с лейтенантом, Стальному не хотелось.
Джин Хэвок и Эдвард с Альфонсом не спеша прошли сквозь главные ворота и оказались на территории ярмарки. Тут и атмосфера была другой: повсюду раздавались радостные голоса, детский смех и лёгкие перебранки торговцев, пытающихся переманить потенциальных покупателей от конкурента к себе. Так же в воздухе витал запах пищи: через каждые пять-шесть палаток находились закусочные, в которых поживиться можно было чем угодно — от лёгких пирожных с заварным кремом до неясной субстанции с Ксинга, которая, несмотря на свой довольно непривлекательный вид, весьма быстро исчезала с прилавка.
Хэвок предпочёл перекусить свининой в томатном соусе, Альфонс остановил свой выбор на Ксингской кухне, решив отведать мисо-суп и творожный десерт, а Эдвард с самым страдальческим видом изучал меню, пытаясь понять, что же из всего перечисленного великолепия он хочет съесть больше. В конце концов, голодный желудок не выдержал такой пытки и жалобно заурчал, заставляя своего хозяина покраснеть аки маков цвет.
— Э-эх… Что ж тут поделать… — Эдвард взметнул вверх левую руку, подзывая к себе официанта — худенькую девушку с бледно-светлыми волосами, собранными в высокий хвост. — Принеси всё, что есть!
— А?! Извините, я правильно вас услышала: вы хотите… заказать… всё? — Голубые глаза официантки широко распахнулись от представленной в голове картины, и девушка едва сдержалась, чтобы не засмеяться. Как мальчишка лет двенадцати на вид мог вместить в себя всё многообразие их меню, юная официантка не знала. И что-то дёрнуло её заявить об этом в глаза клиенту.
— Кого это ты назвала таким маленьким, что он сможет наесться бобовым зёрнышком?! И мне скоро пятнадцать! — последнюю фразу Эдвард произнёс куда тише, но ситуации это не изменило: одним своим выступлением он обеспечил их столику всеобщее внимание.
— … Эд? — Официантка осторожно наклонила голову, пытаясь разглядеть лицо опустившего от стыда голову посетителя, чувствуя, как сердце в груди начало гонку.
