Повторный вопрос остался без ответа. Официантка не сводила внимательных глаз с Эдварда, а тот в свою очередь застыл изваянием и отвечал ей таким же изумлённым взглядом. Этот голос… Это совершенно точно была она — Винри Рокбелл — подруга детства братьев Элриков, с которой им пришлось разминуться не за долго до того, как их мать отдала душу Богу. Но почему она здесь, в таком месте?!
Эдвард не мог выдавить из себя ни слова, только безуспешно пытался сглотнуть ком в горле и найти какие-нибудь объяснения происходящему. Винри с бабушкой Пинако уехали в другой конец страны и никак не могли быть здесь, в Централе. Или могли?
Сцену напряжённого молчания прервал Альфонс.
— Винри! Ты ведь Винри? — голос охрип от волнения, а сердце забилось в районе глотки. Альфонс наблюдал за застывшей девушкой.
Та не сразу сориентировалась, что к чему, но, когда ментальный блок был разрушен, как-то странно всхлипнула и быстро-быстро закивала. Альфонс, даже не пытаясь скрыть охватившую его радость, вскочил с насиженного места и заключил Винри в объятия. Та также обхватила его руками, сжимая в одной из них меню. Около минуты эти двое так и стояли прижавшись к друг другу и одновременно бубня что-то плохо разборчивое, но очень-очень важное.
Отошедший от шока Эдвард расплылся в доброй улыбке: его брат всегда больше ладил с своенравной соседской девчонкой нежели сам Эдвард. И юная Рокбелл отвечала ему тем же. Нельзя сказать, что Эдвард не испытывал желания общаться с девочкой так же легко и беззаботно, как и его братец, но непонятное чувство внутри, появляющееся каждый раз при взгляде на Винри, старательно препятствовало этому. Сам не зная почему, маленький Эдвард вдруг начинал чувствовать себя неловко, когда подруга находилась слишком уж рядом. И это несмотря на то, что светловолосое трио сутки напролёт проводило вместе: дети катались на качелях, лазали по деревьям, гонялись за голубями и частенько спали вместе посреди дня, укрывшись от посторонних глаз на чердаке заброшенного дома. При этом братья нередко зажимали девочку между собой, создавая таки образом «защиту» для последней. Винри не была против.
Казалось, они были знакомы с самого рождения: с малых лет братья, проснувшись ни свет ни заря, бежали к соседнему дому — местной автомастерской, в которой проживала семья Рокбелл: тётя Сара, дядя Ури, бабуля Пинако и, конечно же, сама Винри — погодка братьев Элриков. Девочка была настоящим сорванцом в юбке. Именно от неё исходили самые интересные идеи для шалостей, именно она являлась заводилой в их миниатюрной группе и именно она — как бы Эду не тяжело было это признавать — являлась самой высокой из всей троицы. Как раз таки сей факт и служил по большей степени тем самым яблоком раздора, из-за которого старший Элрик и юная Рокбелл чуть ли не дрались между собой.
А началось всё с вполне безобидного вопроса, который маленькие мальчики часто задают понравившейся девочке, даже не осознавая всей его важности, но понимая, что от ответа будет (в какой-то степени) зависеть их дальнейшее общение: «Когда мы вырастем, ты выйдешь за меня замуж?» И вроде бы Винри, не имеющая друзей более, по всем законам жанра должна была с радостью ответить: «Да, конечно!», но что-то пошло не так, и вместо ожидаемого согласия девочка вдруг выдала совершенно иное, не входящее в представление Эдварда:
— Ни за что!
Сказать, что мальчик удивился, было бы слишком просто и банально. Эдвардом овладело чувство шока, праведной обиды и немножечко гнева: неужели он недостаточно хорош в глазах этой девчонки? Мама же всегда говорила, что он у неё самый лучший, самый умный, самый красивый! Одним словом: самый-самый! И даже лучше Альфонса. Да! И пусть последнее утверждение никогда не покидало уст Триши Элрик, её старший сын всегда понимал: мама просто не хочет расстраивать Ала, а Эдвард всегда был, есть и будет единственным и неповторимым, самым лучшим на свете! И нет, это не эгоизм или гордыня. Вполне обычное состояние ребёнка, желающего самоутвердиться в этом хмуром взрослом мире, чтобы после преобразить его исходящим из маленького сердечка светом. А Эдвард действительно верил, что способен изменить мир. Поэтому такой резкий и категоричный отказ подруги никак не желал восприниматься юным алхимическим гением.
— Но почему?!
Возможно, если бы девочка сказала что-то типа: «Ты не в моём вкусе» или «Мне больше нравится Ал» или ещё что, Эдвард, быть может, и постарался бы смириться с горькой правдой. Но Винри тронула святое — то, чем Эд (не)гордился и о чём постоянно переживал: его рост.
— Я никогда не выйду замуж за парня, который ниже меня.
Как отрезала. И, казалось бы, внутри более-менее смирившийся и давно заметивший эту неприятность Эдвард не должен был так бурно реагировать, но…
— Кто это здесь на муравья похож?!
Вот она, жестокая правда жизни. В свои четыре с половиной года юный Алхимик был самым старшим из всего трио, но одновременно с этим и самым маленьким. Альфонс — младший брат — был сантиметра на три выше Эда, а Винри — на все пять! И где в этом мире справедливость?!
— Если хочешь взять меня в жёны, тебе придётся пить молоко. Чтобы вырасти.
Наверное, тогда у Эдварда окончательно закрепились комплекс роста и ненависть к молоку. Что касается последнего, Винри он любил, конечно, но молоко он не любил куда больше, чем любил Винри. Во всяком случае, много лет назад. И именно тогда Эдвард мысленно пообещал себе, что никогда, никогда в жизни он не станет пить эту «коровью жидкость из вымени», даже для того (особенно для того) чтобы стать выше. Никогда! В конце концов, рост в людях не главное — главное их душа. А душа у маленького Алхимика была большая и широкая. И в глубине этой самой души Эд всё же очень надеялся, что девочка когда-нибудь осознает эту простую истину и заберёт свои глупые слова назад.
А потом в Аместрисе началась гражданская война, и родители Винри — профессиональные врачи — отправились в Ишвар лечить раненых солдат. Там их и убили. Братья тогда могли лишь беспомощно стоять в дверях автомастерской Рокбелл и смотреть на рыдающую навзрыд подругу, утешить которую не могла ни бабушка, ни друзья, ни кто-либо ещё. Винри тогда только пять исполнилось. Через два года Пинако с внучкой покинули Ризенбург, переехав куда-то ближе к южной границе страны. Примерно через пару месяцев братья нарушили алхимическое табу, сделав себя инвалидами, и, спустя год, потеряли в огне мать. Эду тогда было восемь, Альфонсу, соответственно, семь.
— Эд!
— Брат!
Синхронный зов со стороны подруги детства и брата заставил Эдварда поморщиться: всё же, это было слишком громко. Стальной неслышно выдохнул и, собравшись с мыслями, посмотрел на подругу детства. Эдварду не нужно было носить негласный титул «юного дарования», чтобы прочитать в голубых глазах девушки несказанную радость встречи. Казалось, она сейчас даже расплачется.
— Привет, Винри. Давно не виделись… Я…
— Постой. Братики, давайте поговорим наедине? — Винри неловко потёрла затылок и осмотрелась: на них всё ещё пялились остальные посетители. Да и офицер рядом с друзьями напрягал: что у Эда с Алом может быть общего с армией? Разве только что в государственные Алхимики записались, но ведь они ещё не совершеннолетние.
На удивление, Эдвард согласился почти сразу, и воссоединившиеся друзья скрылись в недрах кафе. Правда перед этим Рокбелл пришлось упросить Ами — коллегу по работе — подменить её и прикрыть перед шефом.
Очутившись в небольшой комнатке, которая, как догадался Стальной, использовалась персоналом для лёгкой передышки и восстановления сил, Эдвард вновь поднял глаза на Винри. В помещении было светло и атмосфера располагала, поэтому парень позволил себе наконец рассмотреть ту, с которой не виделся много лет. Винри действительно изменилась. Не то, чтобы слишком сильно, но вполне заметно. От детской пухлости не осталось и следа: лёгкая маечка с шортиками удачно подчёркивали стройную фигурку; бледно-золотистые волосы, что раньше обрамляли её лицо каре-стрижкой, достигли поясницы и были собраны в высокий густой хвост; большие голубые глаза сияли так же ярко, как и до расставания, но, к величайшему удивлению Эдварда, ни на ресницах, ни на веках девушки не было и капли косметики.
Винри ведь младше его всего на два месяца — значит, ей сейчас тоже четырнадцать — а в этом возрасте девушки чуть ли не фанатеют от всевозможных помад, тушей и другой фигни, названия которой Эд так и не запомнил. Во всяком случае, «боевую раскраску» — именно так и никак иначе Элрик называл чрезмерное употребление косметических средств — носили почти все девушки, с которыми ему пришлось сталкиваться. Взять хотя бы парочку из вагона поезда, молоденьких девчат из Лиора и тех редких представительниц прекрасного пола, с которыми ему доводилось сталкиваться в Централе.
Словно подслушав его мысли, Винри вдруг смутилась:
— Ты так смотришь… Наверное, я стрёмно выгляжу? Не было времени накраситься и, если честно, я больше предпочитаю оставаться естественной, хоть…
— Н-нет! Всё прекрасно! — Эдвард почувствовал, как начинают гореть щёки, и спешно опустил голову: — Тебе не нужно ничего с собой делать… Ты и так… — Договорить фразу мальчишка так и не смог, ибо это было бы уж слишком. Он и так сказал куда больше, чем хотел. Кто его за язык тянул говорить, что Винри прекрасна? Теперь она решит, что он к ней клеится. Или не решит?
— Брат, ты в порядке? У тебя всё лицо красное, лихорадка? — Альфонс взволнованно положил ладонь на лоб Эда и посмотрел на Рокбелл, ища поддержки. Девушка неловко стояла рядом, понимая, что надо бы сменить тему. В противном случае, старший Элрик вполне рискует получить ожог лица из-за своего собственного смущения. Взгляд Винри гулял по странному красному плащу друга и вдруг наткнулся на нечто ужасное.
— У тебя что, автопротез?! Что случилось?! — Винри с неподдельным шоком и беспокойством прильнула ближе к Эдварду, по-хозяйски схватив того за протез, часть которого так не вовремя выглянула из-под рукава плаща.
— Д-да… Ну… это… почти сразу, как ты уехала… — Замявшись, Эдвард посмотрел на брата в поисках поддержки, но Альфонс лишь неопределённо пожал плечами: дескать, ты старший, тебе и решать. Не то чтобы это облегчило выбор.
С одной стороны, мальчишке жутко не хотелось вспоминать
тот день — самым противным было осознание, что в случившемся виноват лишь он один. Ал не хотел в этом участвовать, и всё же… Эдвард буквально вынудил его. И во что это вылилось: оба стали инвалидами. С другой стороны, Винри была лучшей подругой Элриков и имела право знать правду. Тем более, Альфонс, судя по всему, не был против.
— Что ты мямлишь?! Я же вижу, что не всё в порядке: немедленно говори, что с вами обоими приключилось? Почему ты и Ал пришли в кафе в компании военного? Что стало с твоей рукой? Где вы сейчас живёте? Выкладывай всё — я имею право знать. — Винри гневно нахмурила брови и упёрла руки в бока. Она всегда знала, что братья-Алхимики не могут не вляпаться в какую-нибудь неприятную историю, и весть о том, что Эд лишился руки, сильно шокировала девушку.
Юная Рокбелл ещё в детские годы отличалась особым упрямством и умением выпытать нужную ей информацию, ну, а Эдвард по опыту знал, что противиться желанию этой особы докопаться до истины не только бесполезно, но и опасно для здоровья: в минуты раздражённости и гнева девочка имела привычку бить его по голове отвёрткой или гаечным ключом. Смотря что попадало под руку. Поэтому выбор, в сущности, у самого молодого государственного Алхимика был невелик: сразу чистосердечно во всём сознаться и, возможно, остаться целым и невредимым, либо сперва отведать болючих тумаков, которые всё же побудят его рассказать обо всём, и уже после, надеясь на милость «Принцессы ключей», остаться целым и не совсем невредимым. Как там говорится, из двух зол выбирают меньшее? Вот Эдвард и выбрал.
Тяжело вздохнув и собравшись с мыслями, Стальной Алхимик жестом показал подруге приблизиться и, смотря куда-то в пол, принялся за рассказ…
***
Джин Хэвок доел уже третью порцию ксингского сукияки и растянулся в блаженной улыбке: сегодня можно было не ограничивать себя в меню и заказать немного больше, чем он обычно себе позволял. Всё же такой шанс неизвестно когда ещё выпадет: юный майор пообещал оплатить весь счёт в благодарность за знакомство с мастером Коухом.
Возможно, не знай Хэвок, хоть и примерно, какую зарплату получают государственные Алхимики, лейтенант бы возмутился и не позволил ребёнку платить за себя. Но… судя даже не по крикам полковника на Стального, а по бурной реакции старого механика, чьи вопли удивления были слышны даже за тяжёлой дверью, Джин затолкнул совесть в дальний уголок сознания и позволил себе насладиться сложившейся ситуацией. Кроме того, девушка-официант, оказавшаяся знакомой братьев Элриков, очень удачно утащила последних в служебную комнату.
У Хэвока было неопределённое количество времени, чтобы заказать и съесть всё, что ему приглянется. Почему бы и нет? Деньжищ у четырнадцатилетнего Алхимика целый вагон и маленькая тележка: если он и оплатит один полноценный обед лейтенанта, точно не обеднеет.
К тому же, Хэвоку грела сердце мысль, что полковник Мустанг так и не сказал Эду о приравнивании его статуса Гос. Алхимика к званию майора регулярной армии Аместриса.
***
Братья беспомощно переглядывались между собой и с обеих сторон приобнимали плачущую Винри. Они ожидали от девушки криков, упрёков, ударов по головам, на крайний случай, но никак не то, что она расплачется. Да, Рокбелл всегда была личностью довольно ранимой и жалостливой, но в общении с братьями-Алхимиками всегда проявляла себя скорее как строгий воспитатель и, быть может, немного диктатор, нежели тихая, спокойная девочка.
— Ну, не плачь, Винри. Всё ведь уже хорошо: я поклялся, что найду способ исправить свою ошибку и поставить Ала на ноги по-настоящему. С потерей мамы мы же смирились, значит и из-за этого убиваться не стоит. Всё будет хорошо, я правда в это верю.
— Мы также должны вернуть твои руку и ногу! — Альфонс слегка нахмурился, давая понять, что не желает быть единственной причиной их поиска философского камня. Потеря конечностей братом жутко беспокоила младшего Алхимика и, конечно, он всегда настаивал, что в нарушении табу была вина не только Эда, но и его самого.
— Я… Понимаю, но… Просто это так ужасно, — Винри ещё раз всхлипнула и вытерла слёзы: — Насчёт твоих протезов, дай посмотреть.
Стальной послушно снял плащ и, насколько возможно, закатал штанину: снимать штаны перед девушкой было по меньшей мере неловко.
— Да уж, на таком протезе много не походишь, — Винри критично осмотрела только недавно поставленную «ногу» и поморщилась: такой тип автоброни выпускали и использовали лет двадцать назад, если не больше. Бабушка в своё время показывала ей «поделки» и фотографии своей молодости и именно такие автоматические «палки» занимали большинство свободного места. Рокбелл подняла глаза на Алхимика. — Что за механик у тебя такой… древний?
— А? Старик Коух вовсе не мой механик: его порекомендовал мне лейтенант Хэвок — тот самый военный, с которым мы пришли сюда — так как мой мастер, Джек Сандос, куда-то переехал. В очередной раз сменил ставшие маленькими протезы и смотался куда-то. А никого другого я не знаю. Кстати, может ты по своим автомастерским знакомым поможешь найти его? Хочу оплатить все те операции, что он провёл мне.
— Вот оно как, — девушка задумчиво прижала палец к подбородку и слегка прикусила губу. — – Я спрошу бабушку – она больше моего с механиками знакома… Значит, вы теперь работаете на армию, живёте здесь, в Централе, в военном общежитии и путешествуете по стране в надежде найти какой-то камень, чтобы вернуть ваши тела в нормальное состояние, так? Я ничего не упустила?
— Ну, почти. После моей аттестации прошло только три с половиной недели и мой начальник только-только дал мне первую миссию в Лиоре, но она не была связана с камнем и ездил я туда один, без Ала. А в остальном ты права. План именно таков. — Стальной смущённо потёр затылок и рискнул посмотреть в глаза подруги, однако та опустила голову, из-за чего чёлка скрыла почти всё её лицо.
Прошла минута напряжённой тишины.
— Ладно! Я решила, что буду помогать вам, пока вы не вернёте свои тела! — выкрикнула внезапно подскочившая на месте Винри, слегка шокировав друзей детства. Рокбелл перевела на Элриков уверенный взор голубых глаз и, тепло улыбнувшись, пояснила:
— Знаю вас обоих, вы всегда впутываетесь в неприятности, а поскольку у Эда автоброня — ему наверняка время от времени будет требоваться её ремонт. Я буду помогать вам: всё же, я лучший механик в своём городе, а так как бабушка планирует возвратиться в Ризенбург уже в начале осени, добраться к нам вам труда не составит.
