***
— Братец, не стоило воровать так много! Тебя могли поймать! — Ал обеспокоенно посмотрел на улыбающегося брата, который с явным удовольствием жевал кусок свежеиспечённого батона. — Да перестань, Ал, никто даже не заметил. Кроме того, большинство всего этого я прикупил на денежки того богатея и теперь у нас есть продукты как минимум дня на три-четыре! Если погода не будет жаркой и всё не испортится, конечно. — И всё же, тебе следует быть более внимательным и осторожным, — не согласился Альфонс, отправляя в рот кусок сыровяленой колбасы. — Вкуснятина! — У меня есть алхимия, если что, смогу напугать преследователей и… — И на нас начнётся новая охота. Забыл, чем закончилось твоё прошлое выступление? — в тон Эду продолжил его брат, неосознанно сжавшись в комочек. Огонёк уверенности вмиг угас в глазах мальчишки, и он вдруг стал очень несчастным и напуганным — в памяти возникли картины пятилетней давности… В Аместрисе, да и в остальном мире тоже, среди обычных людей иногда рождались дети с врождёнными уникальными способностями. Из-за нарушения генетического фонда на ранних этапах развития, эти дети, а после и взрослые, обладали сверхчеловеческими способностями и могли, к примеру, превращать предметы из одной формы в другую, восстанавливать что-то давно разрушенное и даже убивать одним незамысловатым жестом руки. Людей, обладающих такой силой, в народе называли «Проклятыми» и старались избегать встреч с ними; доходило даже до «охоты на ведьм», однако очень скоро правительство признало их уникальным живым оружием и «Проклятым» было предложено продать душу армии в обмен на звание «великих защитников Родины» и уважительное, человеческое обращение. Разумеется, уважительным обращение к ним было только в пределах военного штаба, так как народ по-прежнему не принимал и боялся тех, кого природа наделила сверхспособностями. Правительственная верхушка решила, что стоит всё же людям отличать обычных солдат от «Государственных Алхимиков», как их потом прозвали, и принудила последних носить специальные карманные часы. Серебряные, с длинной цепочкой, крепившейся на шлевки на брюках. Из-за этой цепочки в народе с чьей-то лёгкой руки появилось другое, не менее обидное прозвище, — Цепные псы армии или армейские собаки. Прижившееся оскорбление только усилило раскол между обычными людьми и Алхимиками. Эдварду и его младшему брату Альфонсу «посчастливилось» родиться от девушки, связавшейся с Алхимиком, и свои сверхспособности братья унаследовали от отца. Однако тот был полностью погружён в свои исследования и через год после рождения Альфонса покинул Патрицию Элрик — мать своих детей. Девушка осталась одна с двумя маленькими мальчишками на руках, но в отчаяние не впала. Эдвард и Альфонс росли смышлёными, и Триша нарадоваться с них не могла. Единственное, что тревожило сердце матери — это способности сыновей, унаследованные от её любимого. Понимая, что в мире, наполненном ненавистью к людям, подобным Эдварду и Альфонсу, её мальчикам придётся нелегко, Патриция с малых лет учила их не заниматься алхимией вне надёжных стен дома. И мальчишки поняли. Однако не всегда жизнь легка и полна приятных моментов. В один день алхимический эксперимент лишил ребят нормальных тел: Эдварду тогда оторвало правую руку и левую ногу, а его маленький брат повредил обе ноги и оказался парализован ниже пояса. Триша тогда места себе не находила и в конечном итоге продала свой дом, а за вырученные деньги смогла найти мастера автопротезов и «вернуть» старшему сыну руку и ногу. Об инциденте старательно умолчали, придумав версию с автомобильной аварией. С Альфонсом дела обстояли сложнее: мальчику требовалась дорогостоящая операция, а возможности её оплатить у женщины не было. Но и на этом их проблемы не закончились: когда Эдварду стукнуло девять лет, а Альфонсу, соответственно, восемь, в здании, где мать и двое детей нашли себе пристанище, случился сильный пожар, унёсший жизни многих постояльцев, в том числе и Патриции Элрик. Братья остались сиротами и, не желая жить в детском приюте, нашли более-менее уцелевший подвал в старом полуразрушенном здании, где и спрятались от рыскающих органов опеки. С того момента всё для них изменилось. Добывать продукты пропитания выходил только Эдвард, но делать это мальчик старался поздним вечером, когда его особо никто не мог заметить. Или ранним утром. Обычным делом стало воровство бумажников и немного подпорченных продуктов, что продавцы откладывали куда подальше от общей массы, и вечное оглядывание по сторонам в попытке быстро заметить любую угрозу и успеть унести ноги. Один раз Эдвард хотел помочь женщине исправить разбитую вазу при помощи своей алхимии, но та подняла шум и за братьями началась настоящая охота, которая продлилась несколько недель, прежде чем все всё забыли и успокоились. Так прошло пять лет. — Прости, Ал… Я начал забывать тот случай… Прости… — старший Элрик виновато понурил голову и слегка закусил губу; всё же, за те дни, что была облава, его брату пришлось пережить немало ужасов. — Э-э-э, я не имел в виду ничего подобного! — панически замахал руками Ал, будучи прекрасно осведомлённым, насколько сильно его брат корил себя за тот свой поступок, — Забудь, братишка, давай обедать, я умираю с голоду, а ведь сегодня у нас целый пир! Эдвард криво усмехнулся, глядя на впившегося зубами в батон младшего брата. Пир, как же! Две буханки хлеба, палка колбасы да корзинка фруктов, на этот раз, правда, не сгнивших, а вполне нормальных. В памяти ещё теплились воспоминания об уютном тёплом доме, чудесном вкусе приготовленной мамой еды, нежной и ласковой улыбке матери и вообще о всех тех моментах, когда они все были вместе и ни о чём не беспокоились. «Ничего, Ал, я обязательно что-нибудь придумаю. Будет и на нашей улице праздник!» — старший Элрик непроизвольно улыбнулся своим мыслям, но очень скоро выражение его лица сменилось на решительное, уверенное, словно он что-то задумал. И Альфонс точно знал, что так оно и есть. Его брат и дня не мог прожить, чтобы не увязнуть в какой-нибудь неприятной истории, из-за которой страдали потом они оба. Однако сейчас младшего Алхимика больше беспокоил запах свежеиспечённого хлеба и колбасы, поэтому все свои размышления он решил отложить на потом, совершенно позабыв про не предвещающий ничего хорошего озорной блеск в глазах брата.1 — Братья из подворотни
29 апреля 2015 г. в 19:40
Над Централом медленно загорался рассвет. На улицах большого города только-только расступилась ночная тьма, начинали заводить свои трели птицы, радостно перелетая с ветки одного дерева на другое в предвкушении солнечного тепла. Шли только первые деньки первого месяца лета, и ночи всё ещё были довольно прохладными. На пока ещё пустынных улицах царили тишина и покой, изредка прерываемые далёким гудением старого поезда, отходившего на запасной путь, да проезжающими мимо машинами, число которых можно было на пальцах пересчитать.
В одном из немногих заброшенных кварталов царил полумрак несмотря на проникающие всюду солнечные лучи. Свет и тепло сюда словно не доходили, из-за чего вокруг пахло сыростью, а возле кустов смердело разлагающимися испражнениями. Когда-то переулок был живым и стремительно развивался — вокруг сохранились детские площадки с различными игровыми постройками, уличные шахматные столики и целая куча лавочек, возле которых ещё видны были остатки клумб — потом дома по неведомым причинам начали разрушаться и жители разъехались по городу, перебравшись в самое сердце столицы. В аварийных домах нашли себе убежища лица без определённого места жительства да те, кому не на что было покинуть неблагополучный квартал. Постепенно тут появились свои авторитеты, порядки и даже органы внутренних дел старались не показываться без повода.
В подвале одного из почти уничтоженного временем подъезда не было видно ни зги, периодично капала вода и стоял отвратительный запах сырости вперемешку с лёгкой гнилью. Если прислушаться, можно было уловить тихое шуршание — то бегали крысы. Несмотря на явную антисанитарию здесь всё ещё жили люди. Это можно было понять по аккуратно сложенным в углу рваным тряпкам да небольшому количеству подгнивших фруктов на побитой тарелке, что стояла на маленьком деревянном столике, явно сделанном наспех, ибо одна ножка его была заметно короче трёх других.
— А-а-у-у-а-а… — громкий зевок прорезал тишину, и в самом дальнем углу возникло шевеление. Спустя полминуты вспыхнул огонёк в керосиновой лампе, которую держал в руках светловолосый паренёк лет двенадцати-тринадцати на вид.
— Братец, ты зеваешь как паровоз, — пробубнил лежавший рядом ещё один мальчик, предпочитавший насладиться сном ещё немного, оттого и не встававший.
— Прости, Ал, не хотел тебя разбудить.
Проснувшийся мальчишка сладко потянулся и, опустив лампу на землю, поднялся с импровизированного ложа — кучки накинутых друг на друга старых матрацев. Отряхнув одежду от скопившейся за ночь пыли и грязи, он подошёл к тарелке с фруктами и запустил зубы в одну из груш, тут же скривившись от противного вкуса.
— Буэ! Выглядели они куда лучше, или это ночь без холодильника так на них повлияла? Ал, из наших запасов, похоже, только яблоки нормальными остались. Я пойду на рынок и найду нам чего-нибудь!
Не собираясь медлить с воплощением задумки в реальность, мальчишка бросил недоеденную грушу обратно на поднос и юркнул к покорёженной лестнице — единственному пути на выход.
— Будь осторожнее, Эд! Не нарывайся на неприятности! — Только и успел крикнуть Альфонс, прежде чем светлая макушка его братца исчезла на первом этаже разрушенного дома.
Эдвард выполз из подвала и напряжённо осмотрелся по сторонам: не хватало привлечь внимание немногочисленных, враждебно настроенных ко всем и вся взрослых к их скромному убежищу. Убедившись, что вокруг никого нет, мальчишка стрелой промчался по кварталу, выскочил на узкую улочку и, попетляв ещё немного, оказался перед входом на рынок. Место это было хлебное как для торговцев и покупателей, так и для простых карманников. Находившиеся относительно недалеко от заброшенных кварталов, жилые улицы не воняли рыбными консервами вперемешку с испражнениями, не было синюшных физиономий на каждом шагу и дома были пригодны для жизни в них. Создавалось впечатление, что это два разных города, но нет — Централ просто забыл о существовании определённых своих территорий. Увы, Эдвард с Альфонсом не могли позволить себе перебраться в этот привлекательный район в силу обстоятельств. Весьма неприятных обстоятельств.
Ужом проскользнув к главным воротам, вытянув шею и убедившись, что все палатки ещё закрыты и ни продавцов, ни покупателей пока нет, Эдвард побарабанил пальцами по железному узору, подумал и расплылся в нехорошей ухмылке. Это был его шанс переодеться. Если поспешить, с большой вероятностью получится стащить с балкона какой-нибудь неосмотрительной хозяйки пару приличных вещей! Тогда среди пёстрой толпы, не замечающей худобы и болезненный цвет лица, зато ясно видевшей потрепанную одежонку он не будет выделяться и сможет принести в своё убежище достаточно еды. Возможно, удастся даже сладостей добыть — очень хотелось хоть чем-то побаловать младшего брата. К тому же парню банально хотелось сменить своё рваньё на что-то более-менее приличное и чистое — возможности постирать одежду или нормально выкупаться в забытом страной районе не было. Взбодрённый своей идеей, он припустился бежать по просыпающимся улицам.
Может у судьбы было хорошее настроение, может ей просто захотелось встретиться со своим юным носителем лицом к лицу, а не тем самым местом, что обычно, но в этот раз она не пыталась подставить ему подножку на каждом шагу и не натравливала на него редких прохожих. Эдвард умело вскарабкался на один из балконов, на котором флагом развевались выстиранные вещи. Прихватив с собой явно детские рубашку и штаны, мальчишка ловко спрыгнул на землю и укрылся в тени сада, где и произошла смена имиджа. Одежда на нём висела и, вероятно, всё же привлекала внимание, но она хотя бы была чистой — это автоматически исключало заинтересованность им местных жителей.
Теперь дело обстояло за малым: добыть продукты пропитания.
Жизнь на улице, где, чтобы добыть хоть крошку хлеба, приходится бороться и идти на различные уловки, научила, как незаметно выкрасть у прохожего кошелёк, стащить с прилавка небольшой кулёк чего-нибудь съестного и не быть пойманным и многим другим премудростям, о которых среднестатистический житель Централа никогда не задумывался.
Вернувшись к рынку, с удовлетворением отметив про себя, что тот уже распахнул свои ворота для покупателей, Эдвард ещё некоторое время просидел в ближайших кустах, наблюдая, а потом около часа плутал меж рядами, подмечая, где что плохо лежит — пока народу было мало пытаться что-то стащить было смерти подобно. Любые его уловки были бы замечены, пресечены и, соответственно, сулили бы море проблем. А вот смотреть никто не запрещал. Чем Эдвард и пользовался, старательно запоминая номера приглянувшихся палаток и лотков. Время шло, рынок заполнялся людьми и скоро стало не протолкнуться. Все что-то щебетали, жестикулировали, просили показать ту или иную вещь и тем самым, сами того не желая, создавали идеальную среду для воришки.
Обведя наметанным взглядом толпу, мысленно прикинув время, Эдвард понял, что настал час действовать. Оставалось выбрать жертву. Почти сразу внимание мальчишки привлёк молодой мужчина, одетый в военную форму, поверх которой был накинут чёрный тренчкот. Подросток удивлённо окинул незнакомца взглядом и едва не покрутил пальцем у виска — на улице лето, а тот в пальто. Холодно ему, что ли? Понаблюдав за странным офицером ещё немного, Эдвард решил не обращать на него внимания и сделать то, за чем он, собственно, и явился на рынок. Подходящая жертва нашлась скоро — пухленький низкий мужичок, весьма заинтересованно разглядывающий товар мясника и весьма опрометчиво перекинувший сумку через плечо так, что та оказалась на спине. Идеально. Специально подойдя ближе, сделав задумчивое лицо, будто решал, какой кусок свинины лучше, Эдвард незаметно вытащил из сумки бумажник, после чего печально покачал головой и поспешил скрыться в толпе. Полный удивления и негодования крик раздался через пару мгновений, когда жертва карманника, скорее всего, остановила свой выбор на определённом куске мяса и потянулась за деньгами. Эд мысленно скривился, свернул через ещё два пролёта и подошёл к прилавку со свежими фруктами — Альфонс просто обожал яблоки и груши, да и сам Эдвард не брезговал. Благо деньги теперь имелись — куда больше, чем он ожидал — и не нужно было рисковать ещё больше, пытаясь стащить еду из-под носа бдительных торговцев. С беззаботной улыбкой забрав пакетик из рук пожилой продавщицы, мальчишка двинулся в сторону булочной.