... мы застыли, глядя друг на друга в безмолвном ужасе, потрясённые тем напряжением, которое только что разделили. И на этом, конечно, всё закончилось... поцелуй решил всё. ©
***
После Нового Года — весьма тихого и скромного праздника для нашей семьи — жизнь вошла в привычную колею. Порой мне просто казалось, что я никогда и не покидала родной дом. Дни были пасмурными и дождливыми, но не было даже намёка на снег. Ривер-Нэт не замерзала, а деревья у нас во дворе оставались одетыми в тускло-жёлтую листву. Я действительно соскучилась по этому старому дому моего детства: его серые камни, темнеющие у самой земли, черепичная крыша, когда-то светлого синего цвета, и вечно скрипучая дверь с тяжёлым кольцом, за которое дёргали соседи и стучались, давая нам знать о своём визите. На столе, в крохотной светлой столовой, как и всегда, можно было найти деревянную доску, на которой мать обязательно забывала незаточенный нож, кусок сыра или большой ломоть хлеба под полотенцем. Из открытого окна, прямиком во двор, доносились запахи готовки; в детстве мы с сестрой, играя позади дома, сразу могли угадать, что ожидало нас на ужин. Так прошла неделя, или около того. Мне не нужно было заново привыкать к жизни без многочисленных слуг или горничных, наша пища была намного скромнее, но, стоит признать, и в деньгах мы более не нуждались. Время от времени мы получали небольшую сумму от пожилого камердинера моего мужа; он приносил конверт в воскресенье или понедельник, желал всего наилучшего и уходил. Мать вслух читала письма и откладывала деньги при мне, дабы я знала их местонахождение. Джейсон ни разу не попросил меня вернуться, больше не молил о прощении или о скорой встрече. Судя по всему, и он не собирался к нам. После спада холодов он думал продолжать работу, и его люди уже были готовы. К тому времени, как в городе стихли отголоски праздников, я стала понимать всю ничтожность нашей разлуки, но понятия не имела, как вести себя дальше. Едва не решив вернуться в Англию, я тут же передумала. Мать и отчим отговаривали меня, да и частые боли в спине намекали о том, что поздно было путешествовать. Я чувствовала себя хуже с каждым новым днём и, возможно, прокляла бы всё на свете, если бы не поддержка матери и Коллет, которая решила остаться с нами до рождения моего ребёнка. Вскоре я могла в полной мере ощутить все радости (и не только) своего положения. Но несмотря на ухудшающееся физическое состояние, я трезво смотрела на вещи и терпела любые боли и капризы своего тела. И я очень скучала по мужу. Я не решалась написать ему и просить приехать, мне казалось, что так я выставляю его дураком; я бросила его, а спустя несколько недель стала бы звать к себе, словно это было так легко! Я не могла так с ним поступить и решила немного подождать. — Вот увидишь, он приедет сам, — говорила мне мать время от времени. — Он гордый, конечно, но не настолько. Однако, примерно через месяц после возвращения домой, я получила письмо от Джейсона, которое разрушило все мои мечты и планы. Это было рано утром, тихим пасмурным утром, слишком уж тёмным; я проводила камердинера, закрыла дверь и отправилась в спальню, где и распечатала конверт. «Дорогая моя Кейтлин, Я не стану ходить вокруг да около, чтобы не оттягивать момент неизбежного. Спешу сообщить тебе новости из столицы: кое-кто из моих влиятельных знакомых решил пригласить меня для встречи с Её Величеством, которая выказала желание познакомиться со мной. Я был в равной степени как счастлив, получив это приглашение, так и напуган… Больше всего я жалею, что тебя не будет рядом. В таком случае я не мучился бы, а был уверен в решимости хоть горы свернуть! Встреча пройдёт в неофициальной обстановке, в её Кенсингтонском дворце, что, несомненно, только радует. К сожалению, именно от решения королевы зависит моё ближайшее будущее; поскольку сейчас она пребывает не в лучшем расположении духа из-за ссоры с премьер-министром, а мой влиятельный знакомый настаивает на своей кандидатуре в качестве такового хотя бы на ближайшие несколько недель, Виктория должна будет указать мне путь: остаться в столице или отправиться в Бирму, поскольку в Лондоне обеспокоены влиянием французов на местных… Все эти политические войны, из-за которых страдают невинные люди, совершенно не вдохновляют меня, Кейт. Надеюсь, ты не думаешь, что я становлюсь бесчувственным тираном, когда дело касается службы. В любом случае, я должен буду подчиниться Её Величеству. Правда, если её решение в большей степени коснётся Бирмы, мне придётся пробыть там не меньше года… Эти мысли убивают меня, как и то, что ты злишься, что ты уехала от меня. Но я буду терпелив, как и три года назад, когда понял, что нам судьбой предназначено быть вместе. С любовью, твой известный раб и муж, Дж.» Я почти скомкала письмо, но потом тут же распрямила листок и отложила его к другим бумагам. Тяжело опустившись на большой, дубовый стул, я склонилась над столом и сжала голову руками. Мне нужно было сосредоточиться и понять, наконец, как всё изменить, но я странным образом была зациклена на том, что написать Джейсону будет слишком эгоистично. Я страдала без него. Каким-то шестым чувством понимала, что он тоже дразнил меня. Он поступал так долгое время со дня нашей свадьбы, чтобы я не догадалась о его «вселенском» обмане. Я злилась на него, потому что он, как искусный механик, разобрал меня и переделал по своему желанию… и я влюбилась. Его план сработал, и я была счастлива, пока всё не раскрылось. Эти мысли помогали мне переживать долгие дни одиночества и истощения. Февраль уже вовсю вступил в свои права, а моё душевное состояние, вперемешку с физическим, оставляло желать лучшего. В конце концов, сама Коллет не выдержала и заявила, что отправит своего мужа в Лондон, и там он отыщет «этого проклятого англичанина» и заставит приехать в Глиннет. Я была благодарна ей за заботу, благодарна всем за то, что терпели мою меланхолию и бесконечные скитания по дому в ночное время (мой сон окончательно испортился), но не собиралась заставлять мистера Рэтмора делать подобное.***
За две недели до празднования дня святого Дэвида сестра с мужем уехали по неким делам и обещали вернуться совсем скоро; я сидела в столовой перед единственной горящей свечой и перечитывала короткое письмо, написанное мной много дней назад, и которое я так и не удосужилась отправить по назначению. Раньше я никогда не считала себя слабовольной. Это качество, скорее, больше подходило матери. Но теперь, после всего, что с нами произошло, я больше не ощущала себя независимой и сильной. Более того, мне казалось, что я таковой никогда и не была. По сравнению с этим одиночеством, которое высасывало из меня все силы и желания, жестокость Джейсона по отношению ко мне просто таяла на глазах. Бывало, я считала его страстную любовь едва ли не благословением, а в следующую секунду понимала, что это настоящая разрушительная сила, которая сметает всё на своём пути. Поэтому мне так боязно было отправлять то письмо. Когда огонёк свечи заплясал на сквозняке, я подняла голову и вдруг заметила за окном подъехавший кэб. Решив, что это Коллет с супругом вернулись домой, я медленно поднялась на ноги, пытаясь игнорировать тупую боль в конечностях, и поспешила открыть дверь. Однако, снаружи я обнаружила совсем не сестру. Сначала я услышала его голос, от неожиданности глупо уставясь в полутьму. Поскольку кэб отъехал слишком быстро, увозя с собой единственный горящий фонарь, я разглядела перед собой только тёмный силуэт мужчины. — Здравствуй, Кейт. Могу я войти? — сказал он, и я отступила, чтобы впустить его внутрь. Джейсон был одет в чёрное пальто, судя по всему, новое и весьма дорогое, костюм тёмно-синего цвета и начищенные до блеска туфли. Он улыбался мне так тепло и нежно, что я тут же вытянулась, а боль как рукой сняло. Я вдруг поняла, что смотрела на него слишком пристально, будто призрак увидала, но ничего не могла с собой поделать. Он был бледен и явно давно не брился, но на мой взгляд всё равно выглядел, как самый совершенный мужчина на свете. Не переставая улыбаться, он оглядел меня с ног до головы и весело сказал: — Надо же! Как ты изменилась! Тебя стало немного больше, Кейт, но от этого ты только красивее. Его комплимент показался мне слегка неумелым, но оттого, что я так долго не слышала его голос, не смотрела в эти любимые, серые глаза, сильнейшие чувства возобладали надо мной, и я поняла, что вот-вот разрыдаюсь. Что и вышло. Пока Джейсон думал, куда поставить свой саквояж, я опустилась в глубокое кресло у окна и тайком вытерла влажные щёки. — Видела бы ты меня на приёме у Её Величества! Это был настоящий позор! — говорил он с искренней весёлостью, снимая пальто. — Во-первых, я опоздал минут на тридцать, не меньше. Но она мне на это не указала. Во-вторых, я дрожал перед ней, как осиновый лист, и вообще имел неосторожность часто заикаться. Никогда так не волновался! К счастью, маркиз Солсбери отвлёк нас разговором. Позже он сказал мне, что я был похож на провинившегося школьника, а не на серьёзного капитана в отставке… Кейтлин? Я попыталась изобразить улыбку, но, скорее всего, это было жалкое подобие таковой. С минуту мы смотрели друг на друга; я — со слезами на глазах, он — спокойно и с нежностью. Наконец, он подошёл ко мне, опустился рядом, взяв мои похолодевшие руки в свои, и принялся успокаивать: — Ну что ты, Кейт? К чему теперь эти слёзы? Не нужно, не нужно плакать. — Я думала, что ты уедешь… и мы не увидимся, — произнесла я, всхлипывая. — Нет, твоему примеру я бы не последовал. Хорошо, забудем об этом, потому что не в моих интересах дуться. Я согласно кивнула и, глубоко вздохнув, сказала уже спокойней: — Ты не сердишься, что я оставила тебя? — Нет, ни в коем случае! — Я думала, что ты дразнишь меня долгой разлукой. И, на самом деле, я попалась. Как и всегда. Его улыбка померкла, теперь он выглядел, скорее, опечаленным. Протянув руку, Джейсон коснулся моей щеки и погладил пальцами кожу. — Я заслужил то, что ты заставила меня испытать. Вообще-то, я был немного удивлён, когда ты меня впустила. Это значит, что ты прощаешь меня? И в тот момент я вдруг поняла, что никакой обиды и не было. То есть, она была, но совсем не то, о чём я предполагала. Я злилась, потому что меня лишили жизни, о которой я и понятия не имела: одиночество где-то в чужом городе, работа с такими же чужими людьми, без точной гарантии на безбедное и светлое будущее. Вместо осуществления желаний юной, дерзкой особы, я получила шанс полюбить, как страстная женщина. К тому же, я сумела исправить ошибки, совершённые людьми, которые ранили Джейсона. Если бы не его действия, я могла бы сгинуть, как женщина, и остаться такой же холодной и слепой, какой была раньше. А он остался бы несчастным до конца жизни… — Раньше я об этом не думала, — произнесла я шёпотом. — О чём не думала? Простить меня? — переспросил Джейсон удивлённо. — Нет, это лишь мысли вслух. В его глазах я видела ожидание и сдерживаемое нетерпение. В душе я испытала настоящую радость, ведь он ждал меня. Ждал так же, как и я его. Моя ладонь скользнула в его руку, и я почувствовала знакомое тепло, как и всегда, от прикосновения к этому мужчине. Когда я выросла, обрела ясный ум и способность здраво смотреть на окружающий мир, я пожелала стать свободной. И я стала, он помог мне в этом. Я больше не могла полагаться на то, что гордость станет моей защитой. Да и не хотела этого. Я сама потянулась к нему, взяла его лицо в свои ладони и коснулась губами его колючей щеки. Когда его губы прижались к моим, а тёплые руки сжали плечи, я в каком-то немом изумлении подчинилась и подалась вперёд, к нему, обнимая, открываясь ему. А через несколько мгновений, когда он вдруг отстранился, я ощутила слабый, но резкий толчок своего ребёнка. Ладонь Джейсона была прижата к моему животу, и, когда наши взгляды встретились, я поняла, что он разделил со мной момент этого бесконечного родительского счастья. Мы улыбались, глядя друг на друга, и я знала, что была навеки соединена с этим мужчиной…ЭПИЛОГ
… Если бы меня попросили описать тот день, когда родился мой сын, я бы охотно сделала это, не упуская ни одной подробности. Так уж сложилось, что солнце в то утро впервые за несколько недель явило себя, и дождя не было. Пока город готовился к празднику Весны, наш дом готовился принять нового члена семьи. Из-за продолжительных болей и соответствующих недомоганий я невольно превратилась в злую и раздражительную особу, совершенно непохожую на себя и способную только охать и хвататься за любой предмет в доме, чтобы как-то перетерпеть муки. Я не замечала, с какими лицами вокруг меня суетились родители и сестра, даже не слышала, как утешал меня муж. И только когда всё случилось, мне сообщили, что прошло несколько часов. Несколько часов мучений, о которых я почти ничего не помнила! — И слава Богу, дорогая! — говорила мне мать. — Тебе повезло родить такого крепыша без последствий, знаешь? Сестра твоего отца была такой же худенькой, как и ты, а вот с её беременностью всё кончилось печально… Джейсон тогда поспешил выпроводить разнервничавшуюся матушку из спальни и закрыл за ней дверь. Он тихо опустился на край постели, где отдыхали я и маленький сероглазый человечек, который мирно спал рядом со мной и лишь иногда шевелил крохотными пальчиками во сне. — Знаешь, почему королева тогда не послала меня в Бирму? — шёпотом спросил мой муж. — Нет, ты ведь так и не рассказал, — ответила я так же тихо. — Между делом я сообщил ей, что ты беременна, и я скоро стану отцом. — Он улыбнулся, глядя на сына, и хмыкнул. — Тогда она назвала меня «полным ослом» и велела быстрее возвращаться домой, к жене, которую я должен боготворить и на руках носить. Она оказалась права, я был ослом… — Я рада, что ты так хорошо воспитан. Королевские приказы нарушать нельзя. Сдерживая улыбку, я мысленно благодарила Господа за то, что он создал Джейсона таким, и за все его хитрости, и горячее, страстное сердце, принадлежавшее мне до конца дней. И то утро, наполненное гармонией, утопало в тишине, пока в соседней комнате не запела маленькая, жёлтая канарейка.***
Письмо Кейтлин Готье для Джейсона Готье; незаконченное, неотправленное:
«… я начала привыкать к мысли о том, что и дня не могу прожить без твоей улыбки. Без разговоров с тобой, без твоего голоса, отвечающего мне. Тогда этот день наступил, и он был отвратительно тяжёлым, как я думала. Но нет! Следующий день был ещё тяжелее. Когда ты теряешь кого-то, это не просто случай или событие. Это не происходит один раз. Я теряю тебя каждый раз, когда пью твой любимый чай, или пою твою самую любимую песню, или случайно нахожу твою одежду среди своих вещей. Я теряю тебя каждый раз, когда думаю, как целую тебя, обнимаю или желаю тебя. Я засыпаю поздно ночью и теряю тебя, когда вдруг хочу рассказать тебе о том, как прошёл мой день. И ранним утром, когда я просыпаюсь и касаюсь рукой пустых, холодных простыней, я начинаю терять тебя снова и снова… » [1]2015-2016