***
Была ли я рада, оказавшись в его постели тем пасмурным утром? О, я бы не смогла описать то самое первое ощущение, которое я испытала, окончательно проснувшись! Потому что это было новым, отличимым от прочих других ранних часов, когда мы были вместе. Медленно сев и откинувшись на подушки, я привыкла к этому щекочущему чувству радости. Будто меня заметили, будто сделали самый значимый и невообразимый подарок! Я была счастлива, потому что это был таинственный и интересный порыв, который я пока не могла объяснить, но точно собиралась. Джейсон спал рядом, повернувшись ко мне; его волосы были в полном беспорядке, и я осторожно убрала чёрную прядь с его лба. Я улыбнулась, когда он вздохнул во сне и повернулся на спину, подложив руки под голову. Его лицо было безмятежно, губы приоткрыты; мой взгляд скользнул ниже и остановился на вырезе его рубашки. Мне страстно захотелось положить ладонь ему на грудь, почувствовать мерное биение его сердца под кожей, поцеловать маленькую впадинку у основания шеи... Кровь дико запульсировала в венах, стоило мне подумать о большем, и знакомое уже возбуждение не заставило себя ждать. Вот, в кого он превратил меня — один сплошной напряжённый нерв, одна из его чудоковатых машин, работающая от звуков его голоса... да что там, от обычного созерцания его самого. Боль от осознания того, что я стала нежеланной женой, проще говоря, не той, меркнет, когда я чувствую этого мужчину рядом, а стоит ему поманить меня, я уверена — побегу и не оглянусь... Мне стало жарко под плотным одеялом и в своей ночной сорочке: пришлось судорожно выпутаться из этого плена ткани; я и не заметила, когда стягивала с себя ночное одеяние, что муж проснулся. Мой локоть коснулся его руки, и это было мгновенное, обжигающее прикосновение. Потом Джейсон встал на колени, подавшись ко мне, сам снял с меня сорочку и отбросил её куда-то в сторону. — Твоя очередь, моя милая, — произнёс он с хитрой, мальчишечьей улыбкой. Не отрывая взгляда от его лица, я протянула руки и, неуклюже и медленно, стянула его рубашку через голову. Мы оба, наконец, оказались обнажены, и меня больше не страшило то, что должно было последовать за этим обрядом. Джейсон сам обнял меня, потянул на себя, и в одно мгновение я оказалась на его коленях, согнув свои ноги и обвив руками его шею. Животом я касалась его твёрдой плоти, и каждый раз, стоило мне опустить глаза, я едва могла нормально вздохнуть. Было достаточно светло, я видела его всего, и у меня захватывало дух от вида его мощных плеч и рук, рельефного плоского торса, который так хотелось поцеловать... — Скажи что-нибудь, Кейт, — попросил он, но, мне могло и показаться, я расслышала отчаянные нотки в его голосе. — Скажи что-нибудь. — Я даже... не знаю, что сказать, — пробормотала я смущённо. «Мне кажется, что я влюблена в тебя! Ну не смешно ли это?» Он не делал попыток поцеловать меня или коснуться где-то ниже поясницы; просто удерживал, крепко прижимая к своему горячему телу, и смотрел прямо в глаза. — Ты принёс меня сюда ночью... Зачем? — спросила я, немного расслабившись. — Ты моя жена, Кейт. Ты сама сказала, что ты — моя. Ты будешь спать здесь, только здесь, со мной, и чёрта с два вернёшься в ту крохотную комнату! — Но вчера вечером ты даже не поцеловал меня, — пожаловалась я. — Будто тебе было всё равно! Это было неприятно. — А ты ждала, что я поцелую тебя, сладкая? — спросил он, и я почувствовала, как его ладонь опустилась на мои ягодицы. — Ты хочешь, чтобы я сделал это здесь и сейчас? Что ты хочешь от меня? Мне хотелось, чтобы он сделал больше, гораздо больше, но уговаривать его не пришлось. Правой рукой он скользнул между нашими телами и провёл указательным пальцем по моей влажности, а мне тут же захотелось застонать, что я и сделала. Моё тело дёрнулось вверх в ответ на его ласку, а он, убрав руку и сделав резкое движение, усадил меня на себя, и его плоть полностью вошла в моё лоно. Это быстрое, резкое слияние едва не свело меня с ума; чувствовать его в себе, мягко принимать и обхватывать мышцами, было сравни эйфории. Я закрыла глаза, и когда Джейсон немного приподнял меня, держа ладони на моих ягодицах, меня поразила горячая пульсирующая боль, сосредоточенная внизу живота, и она усиливалась с каждым нашим новым движением. Его руки умело направляли моё тело, он точно знал, как нам обоим получить удовольствие, а когда я открыла глаза, то увидела, что Джейсон смотрел на меня. Наши лбы соприкоснулись, и он вдруг вовсе перестал двигаться, отчего я жалобно захныкала, оставшись на грани экстаза. — Кейтлин... Кейтлин... — зашептал он в мои губы. — Ты хоть представляешь... что делаешь со мной? Я была поражена и всё ещё витала где-то между наслаждением и опустошением, однако, нашла в себе силы заговорить: — Это не я вовсе. А ты... Ты сводишь меня с ума. — Я целовала его, как безумная. — Тебе это нравится? Поскольку он до сих пор был во мне, и я была напряжена до предела, то ответом стал мой протяжный, глухой стон. — Скажи, что ты любишь меня, Кейт! Мне показалось, будто меня что-то ударило, проникло в сердце и сжало его. Необъяснимая, невидимая сила сдавила мне горло, и я уставилась на него, на своего мужа, чувствуя, как рушатся последние баррикады моей защиты. — Скажи мне это, Кейт, — умолял он. — Скажи, и я всё сделаю для тебя! Что оставалось мне, бедной маленькой женщине, находящейся во власти неведомых до того мгновения чувств? Мне, смотрящей в бездонные глаза совершенного мужчины, которого я сама для себя выбрала! Разве я уже не призналась сама себе? Разве я не пообещала развеять в его тёмном мире все страхи и печали? Заворожённая, покорённая, наконец, я доверилась ему и себе, взяла его лицо в свои ладони, невесомо коснулась кончиками пальцев его губ и прошептала: — Я люблю тебя, Джейсон. И хоть моё собственное наслаждение сошло на нет, угасло так же быстро, как и пришло, я была счастлива, потому что испытала больше, чем просто физическое удовлетворение. Я нашла в себе силы и призналась, что полюбила его. Мой голос дрожал, когда я произносила его имя. Но не от смущения, или страха, или недоверия. Так раскололась на части моя гордость. Джейсон судорожно вздохнул, затем, всё ещё крепко прижимая меня к себе, опустился вместе со мной на постель, и я оказалась под ним. Я смотрела ему в глаза, пока он двигался, медленно, плавно, словно опасался причинить мне боль, и я увидела, поймала тот момент, когда он достиг пика наслаждения. Резко, с неистовством, он вошёл в меня последний раз, и вскоре его тело обмякло, расслабилось. — Моя милая Кейт, моя, моя... — говорил он нежным шёпотом и целовал меня, пока мои руки гладили его влажную спину и плечи. Оцепенев, то ли от радости, что я стала свободной в своём признании, то ли от счастья быть нежно любимой в ответ (никак иначе я не могла оправдать то, как говорил со мной муж), я лежала у него под боком, положив голову ему на грудь; левой рукой он лениво водил по моему обнажённому плечу, своей правой рукой я обнимала его за талию. Его дыхание было таким же ровным, как и моё. Когда я быстро чмокнула его в гладко выбритый подбородок, Джейсон коротко засмеялся. — Утро воскресенья. Мы должны бы быть в церкви, — напомнила я с неохотой. — А что мы делаем? — Я её ещё не достроил, ты не забыла? — сказал он насмешливо. — Так что у нас есть довольно сносное оправдание. — Ты прекрасно знаешь, что все ходят в те кошмарные развалины в конце главной дороги. И ничего! Может, и нам бы стоило пойти хоть раз? Он хмыкнул, повернулся на бок и посмотрел мне в глаза. — Я уже замаливал грехи, Кейт. Я покаялся, простил себя. И всех тех, кто делал мне больно. Теперь я чувствую себя свободным, впервые за много лет. Мне стало грустно от мысли, что двадцатилетний красавец целых десять лет провёл с женщиной, которая сделала его несчастным. Я не знала всей истории, но догадывалась о его чувствах. Улыбнувшись, я взяла его руку в свою и прижалась щекой к его тёплой ладони. — Почему ты не хочешь рассказать мне всё? Я бы поняла, я бы не осудила! Возможно, и тебе было бы легче... — Я никогда не позволю тебе окунуться в ту тьму, из который я выбрался, Кейт, — заключил он решительно. — Ты должна остаться тем же светлым лучиком, который привёл меня к тому, что я имею теперь. В полном недоумении я посмотрела на него, даже приподнялась на локте; мои спутанные волосы касались плеча мужа, и он ласково провёл большим пальцем по моей щеке. — С тобой я счастлив, Кейт. И я хочу всеми способами тебе это показать. Мгновение, и я вдруг оказалась под ним. С той же хитрой улыбкой озорника Джейсон навис надо мною, затем стал медленно, как бы дразня, опускать голову всё ниже и ниже. — Ты не успела за мной сегодня, верно? — спросил он, а я жутко покраснела, закрыв ладонью рот. — Ничего! Сейчас я это очень быстро исправлю...***
Я как раз перечитывала «Мельмот Скиталец», которого нашла в библиотеке, в отделе готических романов, когда в гостиной появился Джейсон и объявил о приглашении Смиттов в оперу, которая находилась в паре часов езды от нас, в Бэкингемшире. Я не ждала никаких выходов ближайшие несколько дней из-за детей. Джейсон проводил с ними и братом всё больше и больше времени, так что у Эдварда почти не оставалось шансов приглядывать за мной. Прошло два дня с того самого воскресного утра и моего... внезапного признания. Супруг с тех пор ни разу не заикнулся об этом, о том, что я сказала. Всё шло так, как и раньше. Разве что Джейсон стал ко мне немного более внимательным. Это было заметно по его взглядам, касаниям и даже нашему обоюдному молчанию. Несмотря на то, что мы не затрагивали эту тему, я знала (и надеялась): Джейсон неравнодушен ко мне. Возможно, он мог бы меня полюбить. Так что же чувствовала я? Я ощущала свободу, лёгкость, ощущала себя нужной, словно я, наконец, нашла своё место. Анаис помогала мне с платьем, пока я застёгивала серьги перед зеркалом, и поддерживала мои волосы сзади. Я ужасно волновалась, поскольку только раз посещала оперу, да и то я была ещё девочкой. Мне запомнилась лишь вычурная помпезность и излишняя роскошь Craig-y-nos — премьер-оперы и театра в Уэльсе — и её гостей, так что тогда я нашла подобные светские сборища скучными, хотя и была захвачена талантом и очарованием Аделины Патти. Теперь я понимала, что новый статус супруги небезызвестного в Англии предпринимателя обязывал меня время от времени присутствовать на различных празднествах и приёмах. Не стоит упоминать о том, как важно было Джейсону сохранять хорошую репутацию, а я могла бы ему в этом помочь. Я собралась достаточно быстро, поблагодарила Анаис и спустилась в гостиную, где ожидал Джейсон. Он был одет в тёмно-серый фрачный костюм, в котором выглядел невероятно привлекательно, весьма по-деловому и изысканно. Не глядя на меня, он возился с малышкой Элизабет, пока та находилась на руках у матери, а Эдвард стоял поодаль и улыбался. Я бесшумно спустилась по лестнице, ощущая всю ту же нервную дрожь, как и всегда, перед любыми важными событиями, и супруг тут же оказался рядом. — Прекрасно выглядишь, — прошептал он, помогая мне надевать пальто. — Нам пора. Он подал мне руку, попрощался с Дженни и братом, и мы вышли в ранний осенний вечер, ещё тёплый и наполненный чудными запахами из сада. Я удивилась, когда увидела роскошный экипаж перед воротами поместья, поскольку ожидала более скорой поездки в автомобиле. Через несколько минут мы уже были на пути в маленькую деревушку Пакридж. Нам предстояло проехать по южной дороге и повернуть незадолго до самого Лондона. — Почему ты так внезапно решил сегодня развлечься? — спросила я у Джейсона, когда экипаж проезжал мимо поредевшего леса. — Разве тебе не наскучила компания книжек или моих вездесущих племянников? — Нет, я бы так не сказала. Они все очень милые, особенно Элизабет. Я просто не ожидала, что ты вдруг решишься появиться со мной в обществе так скоро. Всё это время он сидел напротив меня, абсолютно расслабленный, спокойный, и улыбался, затем с некоей томной грацией опустился на сиденье рядом со мной. Порой я замечала за собой, что не могла оторвать взгляда от него — очередная моя привычка — как он всегда двигался, элегантно и неспешно, и это заставляло меня замереть с наивно-влюблённым выражением на лице. Джейсон взглянул на меня, приобняв за плечи; наши губы теперь разделяли всего несколько дюймов. — Ты всё думаешь о Мэгги? Поверь мне, милая, три года было достаточно, чтобы я полностью избавился от её влияния, — его голос звучал тихо, но уверенно; я взяла его руку в свою и слегка сжала тёплые пальцы. — А если общество будет шептаться о нас и обвинять меня в чём-либо... То мне всё равно. Тебе же нечего опасаться. Ты ни в чём не виновата. И никто не посмеет обидеть тебя, Кейт. Он вдруг приблизился и поцеловал меня, его дыхание и губы ещё хранили аромат мяты, перед отъездом он пил тот замечательный, вкусный чай миссис Фрай. Джейсон взял моё лицо в свои ладони и углубил поцелуй, так что мой тихий вздох остался незамеченным. — Я тебе верю, — сказала я после, откинувшись на мягкую спинку сиденья. — Даже если ты что-то скрываешь и не желаешь делиться со мной. Что-то промелькнуло в его глазах, удивление или же страх, не знаю; что-то такое произошло с ним, отчего он вдруг замер и отодвинулся от меня, опустил голову и уставился на свои руки, лежащие на коленях. Почему-то у меня возникло чувство, вполне знакомое даже, будто он вот-вот скажет мне нечто важное. — Больше не будем говорить об этом, Кейт, — лишь произнёс он устало. — Сколько можно возвращаться к одному и тому же? Не надо испытывать моё терпение. — Извини меня, — только и могла сказать я, поражённая переменой его настроения. — Нет, нет... Ты прости. — Джейсон протянул руку, и его пальцы скользнули в мою ладонь; я не осмелилась даже дёрнуться. — Ты старалась быть терпеливой со мной... с моим упрямством. Но, поверь, тебя не должно волновать ничего из моего прошлого. Я отвернулась и сосредоточилась на пейзаже за окном; луг медленно сменялся каменным забором и садами, не такими цветущими и яркими, как летом. В одиноких домиках, находившихся в нескольких футах от дороги, уже горел свет; кто-то разжигал печи, где-то были слышны весёлые детские крики и смех. В напряжённом молчании мы прибыли в город и встретили чету Смиттов уже в большом, сверкающем холле здания оперы. В тот вечер давали «Любовный напиток» Доницетти, это была первая итальянская постановка в восточной Англии, поэтому я ничуть не удивилась бесчисленным гостям. И снова, как когда-то в детстве, я была окружена незнакомыми людьми, богачами, умирающими от скуки в своих фамильных замках и приехавшими сюда ради очередного шанса похвастать собой и выпить лишний бокал шампанского вне дома. Многие знали моего мужа, и я замечала, что они приветствовали его с холодной вежливостью. Впрочем, он и сам не задерживал на ком-либо своё внимание. Для нас была выкуплена вторая ложа, так что, стоило мне оказаться наверху и, наконец, избавиться от неловкости нахождения в толпе, я словно забылась, и вернулся тот искренний, детский восторг, который я так редко могла себе позволить. Я сидела между Лорой и Джейсоном, но, когда грянул оркестр, и началось представление, я забыла обо всём; даже чуть наклонилась вперёд, держась за обитый бархатом бортик ложи. Любимые итальянские мотивы заставили сердце биться чаще, а уж этот чарующий язык из уст Неморино! Истинный язык любви! Я острее почувствовала эту историю, хотя и знала её наизусть, но теперь, когда я сама познала любовь, слова и музыка больше не ограничивались пустыми звуками без смысла. Я знала, каково это — терзать себя из-за любви. Я была так восхищена зрелищем, что во время любимой партии «Una Furtiva Lagrima», вдруг посмотрела на своего мужа, и я увидела, что он глядел на меня, неотрывно, очень пристально. И лишь один Господь знает, что он хранил за этим тёмным взглядом! Полутьма в нашей ложе окутывала его с ног до головы, музыка и тенор солиста наполняли пространство, но я находилась достаточно близко, чтобы видеть его глаза и, в конце концов, потеряться в тайне, что они скрывали. Одно лишь я снова осознала, ясно и точно поняла, что я любила его. С той минуты опера интересовала меня чуть меньше, и я досматривала постановку, будучи немного рассеянной и дезориентированной. В антракте мы со Смиттами спустились в холл, и Джейсон познакомил меня с двумя своими партнёрами, с которыми работал в Италии, и их жёнами. Многие знакомые, такие, как Смитты, отнеслись с интересом или хотя бы вежливой учтивостью к маленькой провинциалке, которая, к удивлению многих, внезапно возникла рядом с молодым и богатым архитектором, который в свою очередь, ни на минуту не отпускал её руки, будто боялся потерять где-нибудь в толпе. Но нашлись и те, кто смотрел на меня с нескрываемым презрением. Я замечала холодные, пустые взгляды, в большинстве своём, принадлежавшие женщинам. Меня ослепляли блеск их драгоценностей и яркие наряды, в которых я не видела смысла. И я решила не обращать внимание на эти странные взгляды, сдержанные кивки и поклоны и ухмылки, за которыми скрывалась насмешка. Опера была прекрасна, и вечер обещал закончиться на приятной ноте, если бы я на мгновение не отвлеклась и не потеряла Джейсона из виду. Мистер Смитт с удовольствием намекнул мне, что видел моего мужа снаружи, и, оставив Смиттов у гардероба, я вышла на балкон, расположенный над небольшой площадкой. Было темно, и поначалу я слышала только шорохи в темноте и шелест листьев плюща, овивавшего стены и балкон. Перегнувшись через мраморные перила, я заметила внизу какое-то движение, затем спокойный женский голос произнёс: — ... и говорил о том, что ты свободен от любви? Теперь ты противоречишь себе, дорогой. О какой любви может идти речь? Ты её совсем не знаешь. Я узнала этот голос! Я узнала бы его, где угодно. Трудно было поверить в то, что Мэгги Уолш оказалась в тот вечер в опере случайно. Именно тогда, когда Джейсон приехал в город. А ведь мы даже не увидели её среди других гостей. Я задрожала, когда подул холодный ночной ветер, ведь я вышла без пальто. Чтобы остаться незаметной, но видеть её внизу, на площадке, мне пришлось встать на колени у самого края балкона, между узкими колоннами перил. — Не смей называть меня так!.. В нескольких шагах от её темнеющей на фоне светлых плит фигуры появился Джейсон. Я видела лишь его макушку и слышала голос, очень злой и раздражённый голос, который поначалу и вовсе напугал меня. — Даже не думай, что твои сладкие речи подействуют на меня в этот раз. Я изменился, и здесь больше нет того бесхребетного юнца, которого ты... — Которого я... что? — резко спросила она. — Это ведь не я заставляла тебя бегать за мной, будто преданную собачонку. Я не заставляла тебя говорить о том, что я являлась для тебя всем на свете. — Похоже, со временем, у тебя не только испортился характер, но и память стала хуже, Мэгги. То, что ты сделала... о, ты меня убила! Но теперь всё изменилось. Особенно я сам. Услышав язвительный женский смех, я содрогнулась всем телом; словно меня облили ледяной водой. — Ты же знаешь, я не верю в то, что люди меняются. А уж тем более такие, как ты. — Она сделала шаг к нему, и ещё один, но он не двинулся с места. — Такие, как ты, дорогой, не похожи на других, нормальных людей. Мужчины, как ты, могут лишь притворяться и делать вид, что их хоть что-то заботит! Ты вечно был холодным... омерзительно, удивительно безразличным маленьким богачом, любимцем этого старого дьявола, твоего деда! Джейсон молчал. Анри однажды рассказывал мне, что Мэгги часто измывалась над молодым супругом подобным образом, и флиртом и кокетством с другими мужчинами пыталась добиться от него неведомо какой реакции. Но Готье терпел, поскольку так уж был воспитан, и ничего не предпринимал. Подслушивая их разговор, я ясно представляла прошлое, где Джейсон взрослел в одиночестве, под давлением этой женщины, напоминающей мне гадюку. — В тебе нет никакой любви, — тихо произнесла Мэгги. — Не было и нет. — Ну, ты меня так и не научила, каково же это, — ответил Джейсон и обошёл её справа. — А раз ты знаешь о любви всё, поделись ею с кем-нибудь из своих знакомых. Всё! Больше не желаю тебя видеть. Я решила, что их разговор, наконец, был окончен, и уже собиралась подняться. У меня кружилась голова и дрожали руки. Но сварливый голос этой неприятной особы заставил меня замереть на коленях вновь. И я прислушалась. — Со мной ты был так далёк и недоступен. А что же сейчас? Если ты действительно изменился... Это даже как-то... странно привлекательно. Отдаю должное твоей новой жёнушке. Я готова даже поверить, что она на самом деле особенная, как ты и говорил. Возможно, не зря мой брат так страстно желает познакомиться с нею поближе. Как жаль, что ему так и не удалось застать её одну! И снова повисла напряжённая тишина, я больше не слышала ни звука, а когда всё же взглянула на площадку внизу, то увидела только Мэгги, а мой муж стоял в тени, и его голос вдруг зазвучал приглушённо, призрачно и мрачно. Раньше я никогда не замечала, чтобы он говорил так угрожающе: — Передай своему брату, чтобы держался как можно дальше от Кейтлин. Иначе, Богом клянусь... Я убью его. Его быстрые, тяжёлые шаги возвестили о его уходе. Но пока они не стихли, Мэгги произнесла в темноту, стоя там в одиночестве: — Она всего лишь девчонка, дорогой! А я — женщина. Между нами огромная разница! И тебе захочется большего! Быть таким же несчастным и одиноким, как когда-то со мной... Больше я не желала её слушать и ушла оттуда, как можно скорее. Расстояние между холодным балконом и переполненным людьми холлом показалось мне вечностью. Я замёрзла и была вне себя от отчаяния и горя. Я уже не помнила, кто подал мне пальто и провёл к выходу. Но едва я приблизилась к высоким, резным дверям, как услышала Джейсона, зовущего меня по имени. Стоило мне взглянуть на него, и я поняла, он был в ярости. Он прошёл через толпу, и некоторые гости оглядывались на него с возмущением, затем он оказался рядом и схватил меня за руку. — Где ты была? Ты не должна оставаться одна, слышишь?! Ах... к чёрту! Мы уходим! Я не задавала никаких вопросов, и супруг повёл меня к готовому экипажу. Я чувствовала спиной любопытные, осуждающие взгляды и готова была поклясться, что наш уход не остался незамеченным. Джейсон буквально толкнул меня внутрь, сказал что-то кучеру, и через минуту мы резко тронулись с места. Муж сидел рядом и всю поездку молчал, ни разу не посмотрев на меня. Я боялась, что он догадался обо всём. Что я подслушивала и сделала это намерено. Я чувствовала, он разозлился не только на Мэгги, и не решалась заговорить первой. И я не знала, что ждало бы меня дома. Но эта ночь должна была что-то решить и поставить точку хоть в одном из вопросов.