Тот, кто недостаточно храбр, чтобы заглянуть в бездну, недостаточно храбр, чтобы заглянуть в себя.
***
Один и тот же сон преследовал меня уже третью ночь. Несмотря на то, что ноябрь оказался самым продуктивным месяцем для всех нас, и мы с мужем, наконец, пришли к некой идиллии, меня не покидало тревожное чувство, возникающее время от времени, стоило мне остаться наедине с самой собой. Я знала чужие тайны и пообещала Джейсону хранить их от Эдварда и его семьи, в общем, от всех. Я прекрасно понимала, что могло бы произойти, узнай Роберт Уолш о моей осведомлённости, и не собиралась испытывать судьбу. Всё, чего я хотела, я уже получила. Я должна была совершенно успокоиться. Но некоторые неприятные мелочи имели место быть и порой приводили меня в замешательство. Коллет не отвечала на мои письма, а ведь они даже не возвращались обратно. Значит, доходили по назначению и попадали в руки ей или её мужу. И тот сон, заставлявший меня просыпаться в холодном поту, дрожащую и беспомощную. Я смотрела на себя со стороны, бредущую по пустому пожелтевшему полю с небольшим свёртком на руках. Я чувствовала себя потерянной, обделённой. Будто героиня Бронте, я бродила в одиночестве в поисках убежища и ждала, что мистер Рочестер позовёт меня домой. И гремел гром, лил самый мощный дождь, какой только можно было представить, а мои ноги увязали в грязи. Я защищала неподвижный свёрток в своих руках и плакала, не прекращая, снова и снова. Ни Дженни, ни миссис Фрай, которая была гораздо осведомлённей в толковании сновидений, не сказали мне ничего внятного. Я отказывалась верить в то, что сон касался моего будущего ребёнка, это пугало меня большего всего.***
В то утро, особенно холодное и серое, я проснулась слишком рано. В доме было тихо, за окном густой серый туман застилал вид на задний двор и сад. Джейсона не было в постели, и я мгновенно ощутила, как мне его не хватало. Обычно мы просыпались вместе, он будил меня неторопливыми ласками и нежными поцелуями. Я начала привыкать к его постоянному присутствию рядом. Хотя мой живот был едва заметен, узнавшая новость Дженни едва не плакала от счастья, а Джейсону внушила, что мне необходимо было уделять больше внимания. Но странный сон, где я страдала по непонятным мне причинам, снова повторился, и вот я сидела на постели, подтянув одеяло к груди, и смотрела на запертую дверь спальни. Через минуту Джейсон вышел из ванной комнаты, и я подняла на него глаза. Его тёмные волосы ещё были мокрыми, и я заворожённо проследила за несколькими каплями, стекающими по его лицу. Джейсон провёл рукой по влажной шее и, нежно улыбнувшись, посмотрел на меня. — Доброе утро, милая. Почему ты проснулась? Я слишком шумел? Я взглянула на слабо завязанный пояс его парчового халата и напрочь забыла о влажных волосах. — Куда ты уходишь так рано? — поинтересовалась я, кусая губы. — Я должен навестить Анри на стройке, чтобы вместе мы могли закрыть её до февраля. — Джейсон подошёл ближе и сел рядом, накрыв тёплой ладонью мою коленку. — Ты побледнела и взмокла. Что с тобой? Ты не заболела? — Просто дурной сон, и всё. — Снова тот же сон, что и на прошлой неделе? — он странно улыбнулся, будто вспомнил что-то неприятное. — Я попрошу миссис Фрай прекратить свои эксперименты с травяным чаем, которым она так любит тебя поить. Я не разделяла его настроения и просто отвернулась, тогда он осторожно взял мои руки в свои и поцеловал сжатые пальцы. — Почему у тебя такая холодная кожа? — спросил он, посерьёзнев, и снова прижался губами к моим рукам. — Я попрошу горничную принести тебе ещё одеял… Прежде чем он поднялся, я остановила его, потянув за рукав халата. После дурного сна, в такое утро, кажущееся слишком серым и давящим, для меня не было лучшего лекарства, чем он сам. И я сказала, кусая губы: — Не нужно никого звать. Останься со мной ещё чуть-чуть. И согрей меня. Джейсон взглянул на меня с явным удивлением, он не был готов к такому. Раньше я сама никогда не просила его заняться со мной любовью, потому что у меня просто не хватало смелости быть первой. Но каждый раз, когда он желал меня, не возникало даже мысли возражать. Его замешательство не продлилось и несколько секунд, Джейсон быстро сбросил халат и забрался под одеяло, прижавшись ко мне всем телом. Его волосы были мокрыми, а горячая кожа приняла аромат ягодного мыла, и у меня закружилась голова от внезапных ощущений, когда я притянула его к себе, обняв за плечи. Наши губы встретились в самом неистовом и жарком поцелуе; он не отпускал меня, даже когда пытался принять удобное положение. Нам пришлось прервать поцелуй, когда Джейсон встал на колени между моих ног, задрав ночную сорочку к самому животу, и я подумала, что он хочет снять её с меня. — Нет, на это нет времени! — рыкнул он глухо. — Боже, Кейтлин! Как хорошо, что ты такая маленькая, и я могу пробовать тебя всю. Меня бросало в жар от того, что он говорил. Иногда это были французские слова, смысл которых я не понимала, но звучали они слишком соблазняющее, и я хотела попросить Джейсона позже рассказать мне, что они означали, если бы могла трезво мыслить и не забыла об этом. Он почти рванул ворот моего одеяния, чтобы оголить грудь, но мне было всё равно. Стоя на коленях, он склонился надо мной, опираясь обеими руками на постель, и стал жадно целовать мою шею. Пока я изгибалась под ним, пытаясь выгнуться и приподнять бёдра, он оставлял обжигающие поцелуи на моей коже, опускаясь всё ниже. Я старалась касаться его везде, где только могла дотянуться. Резкое ощущение давления в моей груди всё нарастало, превращаясь в тугой ком, и мне было почти больно, если Джейсон ласкал губами и языком мои груди. — Тебе нравится, Кейт? Так хорошо? — звучал его голос, и, приоткрывая глаза, я видела его слегка раскрасневшееся лицо напротив своей груди. — Я так сильно тебя люблю. — И я люблю тебя… Джейсон… Боже, кто бы знал! И я сама не представляла, что человек, которого я совсем не знала три месяца назад, станет для меня настолько дорогим, настолько родным, практически центром моего мира. Как же хорошо было забыться вместе с ним, отбросить все разделявшие нас когда-то разногласия и просто оказаться близко друг к другу! Осознание внезапного счастья не покидало меня ни на минуту, стоило мне лишь взглянуть в любимые серые глаза, в которых (я верила) так ярко светилась взаимность и любовь. Он слегка подтянул меня выше, и я откинулась на большую мягкую подушку, прогнувшись в спине. Стало почти жарко, так что мы смяли одеяло, отпихнув его куда-то в сторону. Я чувствовала мягкие губы на своей шее, и как Джейсон неторопливо водил свободной рукой по моему уже совсем не плоскому животу. Затем он прошептал, подавшись ко мне и крепко прижавшись к моей груди: — Видимо, для нашего… общего спокойствия мы должны делать это несколько раз… за день! — Тогда придётся торопиться… потому что скоро я стану слишком большой и раздражительной для такой роскоши, — сказала я, и Джейсон тихо засмеялся. — Это для меня является роскошью — любить тебя, Кейт… Он снова принялся целовать меня, я же нетерпеливо захныкала и попыталась прижаться к нему бёдрами. Это было странно знать, что он полностью обнажён, а я — всё ещё одета, но больше меня это не волновало, потому что я уже ощущала его пальцы в себе, как он обычно подготавливал меня к близости. Я бесстыдно застонала и резко выгнулась ему навстречу… когда кто-то вдруг громко и настойчиво стал стучать кулаком по массивной двери спальни. Я вздрогнула от неожиданности и уже не смогла сосредоточиться, потому что стук всё не прекращался. Джейсон выругался, уткнувшись лицом в подушку, и я не сдержала улыбки, услышав его недовольное бурчание напротив своего уха. — Кто бы это ни был, тебе надо открыть, — прошептала я, и Джейсон посмотрел мне в лицо. — Я бы лучше проигнорировал их, — ответил он и потянулся, чтобы поцеловать меня, но некто за дверью уже терял терпение. А затем мы услышали недовольный голос Эдварда. Он в весьма взволнованной манере просил брата открыть ему. Я погладила Джейсона по растрепавшимся волосам и велела ему встать. Пока он с нескрываемым недовольством поднимался и надевал халат, то и дело рассыпая проклятиями в адрес старшего брата, я куталась в одеяло и едва сдерживала смех. Мой муж ещё никогда не выглядел более забавно. И хотя было немного обидно, он уже достаточно утешил меня; к тому же это было всего лишь одно прерванное утро. Джейсон приоткрыл дверь спальни и что-то очень тихо сказал брату. Он не пустил его в комнату, так что я не слышала и части их короткого разговора. Через минуту, не дольше, муж вернулся ко мне, сел рядом, и я увидела, что он был расстроен и чем-то подавлен. Джейсон взял меня за руку и посмотрел прямо в глаза: — Эдвард получил телеграмму. На стройке произошёл несчастный случай. Анри и один из его помощников оказались… на неустойчивых лесах… вдвоём. Они упали. Я не нашлась, что сказать. Во рту пересохло и стало неприятно горько. Джейсон молчал, бездумно глядя на смятое одеяло, укрывавшее меня. — Мне так жаль! Они сильно пострадали? — я слабо сжала его руку в своей, и он вздохнул. — Рабочий отделался ушибами и синяками. Но Анри повезло меньше. Там была твёрдая земля… Он сломал ногу. Сейчас его уже увезли в госпиталь. Я пододвинулась ближе и обняла мужа под грудью. Что ещё я могла сделать, кроме как утешить его? Мягкий халат мужа щекотал мне кожу, я потёрлась щекой о ткань и вздохнула. Я слушала, как бьётся сердце Джейсона, и чувствовала тёплое дыхание на своей макушке, когда он говорил: — Это ужасно. И меня снова не было там. — Вот ещё! — возмутилась я, не поднимая головы. — А вдруг ты бы пострадал? Ты хоть представляешь, каково было бы мне и твоему брату? — Кое-что случилось, когда я обучался во Флоренции, и учитель оставил на меня нескольких рабочих. Один из них погиб. Совсем ещё молодой парень оказался погребённым под каменной стеной, обвалившейся из-за ошибки в моих чертежах… Его голос звучал так тихо, так печально и виновато, что я с трудом подавила слезливый вздох. Он проносил через себя это горе, и я представить не могла, как тяжело было нести этот груз на душе столько лет. И вспоминать об этом теперь. — Ты не виноват, — сказала я, подняв глаза; наши лица отделяли всего пара дюймов. — Не нужно брать это на себя. Только не сейчас. — Спасибо, Кейтлин. Когда он поцеловал меня, положив ладонь мне под голову и томно застонав в мои губы, я безвольно обмякла в его руках. Иногда я боялась той власти, которую он имел надо мной: стоило Джейсону коснуться меня, и я оказывалась не способной мыслить здраво. Это странное противоречие сложно было объяснить. Я знала, что любовь могла творить с людьми странные вещи, но, кажется, мне просто не удавалось избавиться от тревожного ощущения, словно моя привязанность должна была привести к чему-то ужасному, непоправимому.***
Порой случается так, что встреча с человеком, которого вы уже не ожидали увидеть, происходит, будто вам назло. В один из последних дней ноября мне не повезло остаться одной в гостях у очередной подруги, хорошей знакомой Лоры Смитт, вместе с несколькими леди, которых я никогда до того дня не имела счастья знать. Для меня не было ничего хуже, чем проводить время в обществе умудрённых жизнью матрон, много лет знающих друг друга, отчего я чувствовала себя белой вороной рядом с ними. Если бы не моё воспитание, вряд ли я задержалась бы в том доме. Но мой муж был слишком занят, чтобы, как полагается, проводить меня домой. Зато у него хватило наглости привезти меня туда, не пробыть со мной и десяти минут, а затем просто отлучиться, якобы по важным делам. Я старалась не обижаться: Анри всё ещё чувствовал себя очень плохо, и Джейсон был расстроен настолько, что несколько дней с того момента, как узнал о несчастном случае, пребывал в угрюмом настроении, мало разговаривал с нами и дольше положенного задерживался у себя в кабинете. И я действительно старалась не обижаться. Почему-то тогда это у меня не получалось. Стоило бы винить во всём моё положение, но я жаждала едва ли не ежеминутного внимания, а Джейсон мог просто отдалиться, как он всегда это умел. Неужели всё дело было в тяжёлой вине из-за смерти молодого рабочего, которую он ощущал после стольких лет? Терзало ли его что-то ещё? Он не говорил со мной об этом, и я не могла ему помочь. Я обдумывала это, снова и снова прокручивая в голове незначительные моменты последних дней, пока Лора и её болтливые знакомые хихикали над рассказами одной пожилой модистки — самой ярой сплетницы Бантингфорда. Чтобы не взвыть от скуки или не броситься прочь из комнаты, наполненной неприятным смехом и приторным запахом сладких пирожных, я решила сыграть на пианино несколько любимых итальянских баллад. Голос уже стал подводить меня, возможно, я волновалась, к тому же, мои руки предательски задрожали, и я, извинившись перед всеми леди, вышла на небольшую террасу, подышать свежим воздухом. В тот холодный день на мне было самое дорогое платье из плотной ткани бежевого цвета, которое Джейсон подарил мне несколько недель тому назад. Я ненавидела этот модный наряд за его цену, к которой мой муж отнёсся, как к пустяку. Ещё пару лет назад на такие деньги мы с матерью и Коллет смогли бы спокойно прожить не меньше месяца. Но вот, теперь это дорогое, но красивое платье и прилагающаяся к нему меховая накидка, были на мне; разглядывая белые манжеты на рукавах, я вспоминала о Джейсоне и его подарках, которые он делал Коллет за несколько дней до свадьбы… ставшей моей. Это было чужое венчание. Но сколько же времени прошло с тех пор, и как много изменилось! Во мне, в моём муже. Когда позади меня скрипнула дверь, я обернулась, стоя у широких перил, и увидела брата Мэгги Уолш — Роберта. Он почти не изменился с нашей последней встречи, был элегантно одет и, как и прежде, излучал мужественность и высокомерие, сквозившее в каждом его движении. — Неужели сегодня мне так неожиданно повезло, и я, наконец, встретил вас снова! Я смотрела ему в глаза, (порочные, тёмные глаза, как у его сестры), пока он не подошёл ближе и не остановился всего в паре шагов от меня. Мне не было страшно, только не теперь, когда я знала тайну его и Мэгги. К тому же, в доме было достаточно людей, чтобы его недопустимые действия не остались незамеченными. — Что же вы молчите, дорогая? — спросил он с усмешкой. — Не надо меня бояться. — Я и не боюсь. — Ваш муж сегодня не сопровождает вас? — Это вас не касается, — отрезала я и сделала решительный шаг вперёд. Я ожидала, что он пропустит меня, но этого не случилось. Он разглядывал меня с высоты своего внушительного роста без всякого стеснения, и я начинала жалеть о том, что сделала такую ошибку — осталась одна. — Что вы здесь делаете? — сдержанно спросила я. — Один из гостей является моим давним приятелем… — Разве провинция вас привлекает? — Не совсем. Я люблю столицу, но с некоторых пор этот город меня не отпускает. — Он странно сверкнул глазами и чуть наклонил голову в бок. — Я полагаю, вы не получали моих писем, где я старательно пытался излить вам душу. — Какие ещё письма? — Значит, не получали. Я знал, что прислугу в доме Готье сложно подкупить, так что он, видимо, с радостью проверил каждое письмо, которое было адресовано вам. Я ничего не могла понять, его слова будто оглушили меня. Этот человек пытался связаться со мной? Джейсон перехватывал мою почту? Тогда, может быть, и письма из Глиннета тоже? Растерянная, я стояла перед ним, не зная, что сказать. Я снова посмотрела в его глаза и ощутила присущую ему властность, а таинственность его слов вызвала во мне едва ли не ужас. — Хотите узнать, ангелочек, что было в тех письмах? — спросил он бесхитростно. — Нет, меня это не интересует. Я не желаю слышать ни о вас, ни о вашей семье… — Почему вы так упираетесь, Кейтлин? — его голос по-прежнему звучал ласково, но я не могла не уловить в нём приказные нотки, от которых меня бросило в холод. — Поверьте мне, в этом нет ничего постыдного. Многие имеют своих фаворитов, даже будучи женатыми. — Единственное, чего я хочу, это чтобы вы оставили меня и моего мужа в покое. Можете даже передать мои слова своей… любимой сестре. Даже на расстоянии я поняла, что он напрягся. Но до этого упоминания мной его сестры не вызывали такой реакции. Что-то в моём тоне показалось ему подозрительным, и я испугалась. Я могла выдать себя, а заодно и своего мужа, просто потому что хотела задеть этого неприятного человека. Я не могла пройти мимо него, к тому же он всем своим видом давал понять, что не собирался вот так заканчивать разговор. — О моей сестре не беспокойтесь, — произнёс Роберт холодно. — Так что же? Вы и дальше будете терзать меня? Или всё-таки согласитесь хотя бы на одно короткое свидание… Продолжи он говорить и дальше подобные гадости, я не смогла бы больше сдерживать предательски подступающие слёзы. Мысленно я умоляла, чтобы кто-нибудь пришёл мне на помощь. Кто угодно. — И если уж вы так боитесь своего недотёпу-муженька, то уверяю вас, он ничего не узнает. — Это не страх, это любовь! — выпалила я, сжав кулаки; наконец-то моя неловкость была вытеснена возмущением. — Мой муж — самый благородный и самый невероятный мужчина из всех! А вы вместе со своей сестрой не стоите и одного его мизинца! Узнай он о том, что вы предлагали мне сегодня, он бы просто стёр вас в порошок. Но я промолчу, не ради вас, а ради его же спокойствия, потому что я люблю его. — Любите? Несмотря на всю его самоуверенность, Роберт пасовал перед возможностью провала. Но по его довольной ухмылке я поняла: он готов был откровенно высмеять мои чувства. Что сразу же и сделал: — Джейсона Готье нельзя любить. Возможно, вы ещё слишком наивны, ангелочек. Впрочем, это мне в вас и нравится… Нас с вашим мужем в женщинах привлекает много чего общего, кстати! А возможно, вы страдаете из-за недостатка внимания, отчего и выдумываете всю это романтичную чушь. Я была зла, так чертовски зла! Но я знала, как должна была ответить. Слова сами сорвались с моих губ, а, когда стало поздно что-либо исправлять, я даже не поняла, что натворила. — Вам ли не знать, какой жестокой бывает любовь. Никто не выбирает, кого любить, верно? Красивое лицо Роберта побагровело, глаза налились кровью. Поразительно, с какой быстротой может меняться настроение у мужчин. Не будь я достаточно зла и возмущена поведением своего ненавистного собеседника, меня бы попросту напугал его злой оскал. И то, с каким напряжением он процедил сквозь зубы: — Да, я знал, что Готье — глупец. Но не настолько же! Разве он не понимает, чем может обернуться его болтливость? Странно было слышать эти слова и понимать, что его спокойствие медленно угасало. Смысл слов, которые Уолш с таким трудом произносил, доходил до меня постепенно. Я испугалась за Джейсона, за себя и за своего ребёнка, в конце концов. — Никто мне не говорил, — солгала я неуверенно. — Я сама догадалась. — Вы не умеете врать. Значит, теперь и вас посвятили в нашу маленькую семейную тайну? — Он самодовольно хмыкнул и расправил плечи. — Это меня огорчает. У вас сильные крылышки, ангелочек. И сегодня вы больно ударили меня своими крылышками. Так больно, что мне вряд ли удастся об этом забыть. — Я не боюсь. Ни вас, ни вашу сестру. И прежде, чем он снова открыл рот, я вскинула руку и произнесла: — Я не то, что касаться вас… я даже смотреть на вас не могу. Вы омерзительны, порочны, и мне отвратительны. Мы больше никогда не увидимся. И, клянусь Богом, я надеюсь, что вы никогда больше не попадётесь Джейсону на пути. Я прошла мимо него, задев его мускулистую руку плечом. Кровь прилила к моим щекам, мне казалось, словно я горела в лихорадочном жару. И мне не хотелось разговаривать ни с Лорой, ни с её вездесущими соседками. Когда я избавилась от общества Роберта Уолша, сердце моё принялось часто-часто биться. Проходя через гостиную, я держала голову прямо, гордо, и всё из-за страха, будто если я опущу глаза и посмотрю в пол, то провалюсь сквозь него и никогда больше не увижу свет. Не выберусь, не вздохну. Я не победила, я знала это. На меня давили злоба и жалость к себе самой, будто каменными плитами они придавливали меня к земле, а неведение и обида в очередной раз растаптывали моё спокойствие. Роберт Уолш знал о том, что Джейсон рассказал мне тайну их с Мэгги порочной любви. И он грозился пресечь любые попытки разглашения этой тайны. Эти мысли терзали меня весь остаток дня… И то упоминание о письмах. Какие-то неприятные вещи он мог бы писать мне, а мой муж перехватывал их — правда ли это? Если правда, возможно, он мог перехватить весточки и от Коллет? А может быть, он сам писал ей? Почему он снова скрывал что-то от меня? Проклятый Роберт Уолш умудрился испортить всё, что только возможно было испортить, и посеять семена сомнения между мной и Джейсоном. Мне отчаянно хотелось разрыдаться прямо по дороге домой, сидя позади кучера.***
В ту ночь я не стала мучить Анаис со своим вечерним туалетом, под конец дня девочка едва стояла на ногах. А всё из-за надоедливой экономки, которая, не переставая, нагружала её домашними делами. По возвращении домой я с лёгкой небрежностью указала миссис Фрай на её место и сказала, чтобы она не трогала Анаис какое-то время. Из-за последнего разговора с Робертом я не могла как следует проконтролировать прислугу и приступить к своим обязанностям хозяйки Лейстон-Холл. Что ответила мне тогда экономка, я даже не запомнила. Горничная ушла спать, рассыпаясь в благодарностях, а я, после того, как Анаис закрыла за собой дверь, ещё какое-то время неподвижно сидела перед овальным зеркалом, бездумно разглядывая себя. Мне нужен был Джейсон, мне нужен был мой муж, без которого я не представляла своей жизни. Но я не могла перебороть себя и забыть всё: его прошлое, преследующее нас, и то настоящее, которое он так мастерским сумел окутать тайнами. Волосы я заплела в косу на правый бок, как обычно делала это перед сном, без Анаис. Я вышла в коридор, надев халат поверх пеньюара. Странно, что именно в тот момент я вспомнила слова отчима: как-то раз, увидев маму в её новом пеньюаре синего цвета, он хмыкнул и сказал: — До чего же сильное оружие соблазна. Легче было бы спрятать под одеждой всё, а не оставлять мне волю для фантазий. Тогда я не придала значения его словам. Теперь я понимала, как же он был прав. Дойдя до кабинета мужа, я остановилась, собираясь с духом, чтобы открыть дверь, но вдруг заметила, что она вовсе не была заперта. Из комнаты до меня донеслись голоса, разговаривали Джейсон и его брат. По старой (к сожалению, уже выработанной) привычке, я замерла и хорошенько прислушалась. В проёме между дверью и стеной я могла видеть только стол и книжные полки; братья находились в другой части кабинета, но я отлично их слышала. — … и то, как ты об этом рассказываешь… Господи, Джейсон! Когда ты превратился в это? — голос Эдварда звучал глухо, такого отчаяния с его стороны я прежде не замечала. — Во что? Ты так и будешь обвинять меня, снова и снова, пока я стою перед тобой с обнажённой душой? Я тебе открылся для того, чтобы ты поддержал меня. Чтобы ты знал, как всё это началось, и понял меня. А в особенности Кейтлин. Они говорили обо мне. Эта мысль будоражила моё воображение, и я пожалела, что не застала самое начало разговора. — Я уже давно понял, братец, кем является твоя жена. Неискушённый, невинный ребёнок. И я больше ни в чём её не обвиняю. Когда я узнал её лучше, то просто не мог перестать думать о том, какие же вы разные! Послышался недовольный стон, видимо, со стороны моего мужа, но Эдвард всё продолжал говорить, повысив тон: — К чёрту всё! Я догадывался, что ваш брак был основан на обстоятельствах, которые вы оба скрываете, но это… это… У меня нет слов. — Значит, ты считаешь меня монстром за то, что я сделал? — произнёс Джейсон отрывисто. — Если хочешь так думать… — Я знал, ты меня не поймёшь. — Зачем тогда рассказал? Повисло напряжённое молчание, я ждала и от нетерпения кусала губы. — Видимо, я понадеялся. Или ошибся в тебе, — устало сказал Джейсон. — Как и ты ошибся во мне много лет назад, когда оставил меня здесь и сбежал в Америку. — Не о том речь. — Теперь ты всё расскажешь Кейтлин, да? — с сильным чувством спросил Джейсон. — Нет, не расскажу. Хотя должен бы. Чтобы она узнала, какой ты на самом деле. Чтобы не оставлять её в неведении и уничтожить иллюзию той жизни, на которую ты её обрёк, — Эдвард тяжко вздохнул. — Нет, я ничего ей не скажу. Но я хочу, чтобы ты знал кое-что. Ты её потеряешь. Обязательно потеряешь, братец. Ты не сможешь скрывать от неё правду всю оставшуюся жизнь. — Когда-нибудь я ей сам всё расскажу. Когда она будет готова, она поймёт. Потому что она уже любит меня. Я не могла больше вынести этого. Моё тело охватила дрожь — то ли от разочарования, то ли от гнева. Обман, обман, кругом был один только обман! Возможно, мне стоило ворваться в кабинет уже тогда и заставить их обоих признаться, но я просто застыла в оцепенении у двери и была без сил думать связно. — Одной только любовью ты себя не спасёшь, — прозвучал голос Эдварда. — Будь готов к худшему. — Ты же сам сказал, что… — Конечно, я буду молчать! Ты всё-таки брат мне. — Спасибо... — Я буду хранить твою тайну, но и в этом доме оставаться я больше не могу. Так что с последствиями своих поступков ты будешь справляться сам. Это была последняя фраза, которую я услышала, потому что сразу же поспешила вернуться в спальню. Там я разделась и легла в холодную постель, укрывшись одеялом. Не было слёз, не было страха. Только непонимание и сдерживаемая ненависть. Моя сестра не отвечала на письма, супруг лгал о чём-то, и ложь та была настолько ужасна, что даже испугала его брата. Я чувствовала себя разбитой, и тонкая нить уверенности, за которую я ещё держалась, наконец разорвалась.