***
Чонде не спится в пустом доме под шершавыми горячими простынями. Луна льет скисшее от жары молоко сквозь резные ставни, кажется, кто-то скребется под полом. Духота. Ни капли дождя не пролилось за все это время на высохшую грудь земли. Дурак! Зачем он приехал в этот застывший, потерявшийся во времени город? Кого он хотел тут найти? Это грызет Чонде. Он чувствует себя обманутым, хуже того – полоумным. Устало вздыхает, отбрасывая простыню, обнажая сухое, поджарое тело. Он ударяет в стену в глухой озлобленности. Сотканные руками лучших восточных мастеров ковры на стенах впитывают звуки, пряча его гнев в своих узорах. Может, ночной воздух подарит ему желанный сон? Чен проходит по галерее во внутренний дворик, устланный синей майоликой. В нишах стоят узорчатые серебряные кувшинчики, источающие душный аромат розового масла. Темно отсвечивает стоячая влага в слезящемся глазе водоема в центре. Рыбы спят на дне. Он поднимает глаза к жаркому небу – Аль-Кальб*, означающая жало, грозно нацелилась в мякоть звезды Аш-Шуала**, что значит сердце. Он спохватывается, будто испугавшись, что может потерять под этими звездами что-то очень важное, и устремляется обратно, в паркое нутро дома. Там, в глубине дорожного саквояжа в розовом шелке, как в коконе, покоится старая книга в потертом переплете. Чонде бережно разворачивает струящуюся ткань. Жадно ласкает глазами, осторожно поглаживает пальцами теплую кожу, раскрывает, обнажая желтоватые иссушенные страницы. Он не может прочесть причудливую вязь сур Корана, но там, среди них покоится его главное сокровище – чуть поблекнувший цветок фиалки. Он наклоняет лицо ближе, вдыхая тонкий, очаровывающий аромат. Чен ощущает, что жало скорпиона почти вонзилось в его сердце – запах был еле уловим. Он прикасается запекшимися губами к цветку и шепчет: – Твой голос все тише. Скоро он совсем исчезнет. Прости, я все еще не нашел центр мира. Он забирается в кровать, поджимая ноги к животу, обхватывая крепко цветочную темницу. Щеки горят. Он зажмуривает глаза до золотистых пылинок под веками, пытаясь заснуть. Мягкая кошачья лапа дремоты гладит его по виску. Сквозь вязкий сон он слышит голос: – Найди его, торговца пряностями. Он укажет путь, – голос чуть осекается, – и расскажет обо мне. Чонде жалобно бормочет: – Я обыскал весь базар. Я не знаю, как он выглядит, я устал. – Ты все поймешь, когда увидишь его. Мое сердце должно привести меня, чтобы я смог отплатить, – шелестит голос. Подушка отдает фиалками. Flashback Два года назад Ким Чонде решил сделать подарок своему учителю, обожавшему всякие антикварные штучки, и набрел на букинистический магазинчик, где совершенно случайно и совсем дешево купил "одно из редких изданий Корана – большой раритет". Книга была с надлежащим почтением передана в руки нового (хотя и временного владельца) и ждала своего часа на полке – ровно до того момента, как сонсенним вернется из отпуска. Чонде было немного жаль с ней расставаться. Не то чтобы он знал арабский язык или был очарован восточными сказками тысяча и одной ночи, но книга манила его своей особой таинственной красотой, поэтому он внезапно решил оставить ее себе, а учителю подыскать что-то другое. Его однокурсник Минсок удивлялся: – Зачем она тебе, ты и корейский-то не знаешь нормально. Чонде отвечал глухо, сам удивляясь невесть откуда проснувшемуся инстинкту собственника: – Она моя! – Ты ее даже не открывал ни разу! – закатывал глаза Минсок, удивляясь, почему Ким так бурно реагирует на обычную шутку. В один из вечеров Чен, почти засыпая, вздрогнул от громкого шлепка – несостоявшийся подарок упал с полки, встрепенув крыльями страниц, и раскрылся, предлагая взглянуть на то, что хранил. Чонде болезненно сморщился – испугавшись неожиданного звука, он оцарапал руку о шершавый угол тумбочки – просто по линии жизни проступили алые росинки. Между страницами лежал засушенный цветок. Темно-синий в сердцевине, переходящий по краям лепестков в глухую черноту, он бархатисто отливал в свете ночной лампы. Фиалка трехлистная - цветок мертвых. Чонде хотел было выбросить приносящую несчастье импровизированную закладку, но упрямое растение будто приросло к странице. Чонде дернул рукой, неловко измазав край лепестка кровью. Чертыхнувшись, он захлопнул книгу, сунув ее обратно между глянцевыми комиксами "Мстителей", и поплелся в ванную за пластырем. В эту ночь он впервые услышал голос. Он вливал в уши томный шепот, пересыпая знакомые слова непонятными напевами: – Ты разбудил меня, теперь ты должен дать мне дыхание. Теперь мы связаны. В комнате сгущался аромат фиалок. Чонде казалось, что он сошел с ума. Голос говорил невозможные вещи, которые с каждым разом казались все более реальными. – Су, меня зовут Су, – горячо шептал он, – и теперь ты – мое сердце. Ты поведешь меня туда, где все начиналось и все начнется заново. Чен слишком поздно понял, что скорпион в тот миг вонзил жало в него. Он был готов подчиняться этому ночному голосу, не по свой воле стал одержимым идеей подарить ему жизнь во что бы то ни стало. The end of flashback***
В самом сердце мира Чонде бродит по пыльному базару дряхлого города, изнывающего от жары. Разносчики воды охрипшими голосами зазывают покупателей за два медяка купить живительную влагу. Сук*** казался пестрым морем, рокотавшим сотней незнакомых уху наречий. Он хищно лизал ноги сухим языком, дыбился волнами пыли. Чен бродил в этой сутолоке, невольно впитывая все звуки – вот гончары звонко стучат палочками по красным бокам горшков, уговаривают послушать и прикоснуться к сизым от влаги бокам наполненных сосудов, купить себе. Чеканный ряд резал глаза медным блеском, воздух постанывал от переклички молоточков, выбивающих в сложном ритме узоры на подносах и ручных зеркальцах. В маленьких пыхтящих горнах тягуче разливалось золото, бежало серебристыми змейками серебро, опадали на черный бархат, раскинутый на прилавках, сверкающие россыпи камней, тепловатые от замшевых шлифовальных кругов. Невдалеке раскинулись ковры – цветистые, узорные, вытканные руками персидских, дамасских и текинских мастеров. Теплый ветер нес в руках густую волну ароматов из соседних лавок – розовое масло, амбра, мускус, фиалковая вода, пряности и специи. Жирные менялы лениво перебирали пальцами монеты – все смешалось тут, на перекрестке мира. Что он ищет в этом изнеженном и лукавом городе? Он и сам уже не мог бы сказать. На минаретах протяжно пели муэдзины, солнце клонилось к закату. Белые простыни развевались на ветру – театральные подмостки для крадущихся теней. Он шел мимо собирающих товар торговцев, снова ощущая сосущую под ложечкой пустоту неудачи. Но тут, когда он уже хотел уйти, сердце вдруг ёкнуло, а просто перед глазами возникла лавка, у входа стоял владелец, вперившись в него взглядом и насмешливо ухмыляясь. Торговец пряностями. Он подошел ближе. В глазах горела решительность. Тот прищурил глаза и нараспев произнес: – Входи, покупатель. В прохладной темноте жались друг к другу мешки со специями и сушеными фруктами, а на веревках висели пучки увядших трав. Продавец выжидающе уставился на него. Чонде за все время, проведенное тут, в крошащихся стенах человеческой цитадели посреди иссушающей пустыни, звенящей тягуче бубенцами на шеях верблюдов, немного выучил язык. Откашлявшись, он первым нарушил тишину и ткнул пальцем в темно-синие сморщенные гроздья, разбросанные на прилавке: – Что это? – Гроздья гнева, – ответил продавец – смуглокожий, с кошачьими желтоватыми глазами. Чонде подумал, что неправильно понял, и показал уже на кажущееся более знакомым: – А это? Перец? Тот отрицательно покачал головой: – Стручки ненависти. Сейчас их разбирают очень быстро. Хочешь купить? От двадцати рупий еще добавлю сверху молотой черной злобы. Чонде отрицательно покачал головой. – Не надо злобы. Мне нужно другое. То, что не продается. Он колеблется, все еще не доверяя незнакомцу, но потом вытаскивает из-за пазухи книгу. Чен протягивает торговцу раскрытую книжную плоть, обрамляющую втопленный в нее цветок. – Я хочу подарить Су дыхание. Продавец округляет рот в изумлении: – Он сказал тебе свое имя? – и бормочет про себя, – значит, теперь нас двое. – Да, а что тут такого? – с вызовом парирует Чонде, понимая краем сознания, что "такого" тут все абсолютно. Но темнокожего, похоже, это уже не тревожит. Он лениво сцепляет руки в замок над головой, снисходительно спрашивая: – Ты хоть знаешь, кто он? Чонде мотает головой. Ему стыдно за себя: – Придурок! – мысленно корит он себя, – тебе же никто не верит. Продавец широко улыбается: – А узнать хочешь? У Чонде уже слезы выступили от желания сбежать от пытливого взгляда. Он представлял, как тот произнесет ожидаемое: – Твоя галлюцинация, – и вышвырнет его прочь. Но владелец лавки замечает смятение в глазах Чена и ободряюще поплескивает его по плечу: – Я знаю, что ты чувствуешь и что слышишь. И у меня все равно нет да нет закрадется мысль: "Тао, да ты просто псих!" Взгляд Чонде просветлел. – Тао, – устало начал он, – я его почти не слышу, он исчезает. Он сказал, что ты знаешь… Тао махнул ему рукой: – Пойдем. Они прошли вглубь лавки. У Чена зачесался нос от взвеси специй в воздухе. Тао разлил по тонким, почти прозрачным пиалам чай, поставив на низкий столик сласти и, усевшись по-турецки на гору подушек, жестом пригласил присесть и послушать. – Он – джинн. Точнее, малик – один из шести, что правят миром духов. Он был создан из чистого бездымного пламени. Каждый из шести обладает особым даром – повелевать стихиями и земным временем. Джинны могут являться перед нами в облике человека, животного или растения. Хотя они во многом схожи с нами, людьми – они нуждаются в пище, любят, растят детей и умирают, – но их силы разрушительны и опасны, потому что они руководствуются совсем другими целями, чем мы. Поэтому было создано шесть книг, чтобы заточить их в темнице священных сур. Ты нашел одну из них и разбудил Су. – Но откуда ты знаешь все это? – ошеломленно воскликнул Чонде. Тао усмехнулся: – Я разбудил другого – Се.***
Ветер надувает белые паруса простыней. Гроза собирается над городом в самом сердце мира – высокой белой башне. Чонде ловит этот ветер пальцами, подставляет ему лицо. Он слышит голос: – Напои меня. Лучше всего цветы пахнут после дождя. Чонде теперь знает, что значат эти слова. Арба судьбы скрипнула натужно колесами, начиная свое неизбежное движение – тут все началось – здесь все и завершится. Небо проливается ливнем на город. Чонде раскрывает книгу, вознося руки над головой, поднося ее к небесам. Капли размачивают суры на истонченных страницах, лижут влажным языком синеву цветка, возвращая ему первозданный сочный оттенок. Чонде закрывает глаза, чувствуя на веках тяжелые и холодные жемчужины дождя. Дождь идет и сердце Чонде плачет от облегчения – он стал сердцем Су и привел его к башне. Теперь все остальное неважно. Он теперь тоже неважен. Чен открывает глаза. Мокрые волосы прилипают к вискам. Ладонью он вытирает лицо от слез и капель небесной воды. Нежный, тонкий, щемящий аромат фиалок разливается над городом. Перед ним стоит тот, кто был ночным цветком. Цветом мертвых запредельных далей. Невысокий, белокожий, со сладострастным изгибом губ, он всматривается в лицо Чонде большими, темно-синими, уходящими почти в черный бархат глазами. Губы открываются призывно, и до боли знакомый голос шепчет: – Ты подарил мне дыхание, взамен я дарю тебе свою любовь в самом сердце мира.