Наследница Гонт-Певерелл

Выехали мы из Лондона не сразу – дорога предстояла не слишком дальняя. Всего двадцать пять миль к северо-западу от столицы. Но в то время это была уже провинция. Томас поместил багаж в специальный ящик. На последнее сидение мы поставили пару корзинок с едой, приготовленной нам на крайний случай заботливой домоправительницей. И ещё бы ей не быть заботливой – ещё в воскресенье разложила по всем коробочкам с чаем в доме свои специальные травки – так что уже сегодня можно было видеть результат утреннего чая. А зачем мне оставлять врагов в лондонском доме? Недолгую дорогу Томас развлекал меня рассказами о своей покойной тётушке и её семье. Я слушала внимательно, ибо хотела понять, что мне ждать от этого наследства. - Тётушка Эмилия – как и моя матушка – принадлежали к довольно состоятельной семье. Именно поэтому отец и женился на матушке – его собственное состояние уже не позволяло содержать усадьбу в должном виде. А ведь когда-то нашей семье принадлежали земли обеих деревень – и Литтл-Хэнглтон, и Гранд-Хэнглтон. Но уже к началу двадцатого века владения уменьшились до размеров поместья. Но после женитьбы на матушке – мисс Мэри Патриции Ливси – отец смог опять вести жизнь, достойную его происхождения. - Томас громко фыркнул и добавил, - это он так сам рассказывал. Да, если к концу прошлого века его семья еле сводила концы с концами на четыреста фунтов дохода в год, то матушка принесла в приданое отцу двадцать тысяч фунтов. Золотом. Положенные в банк, они давали ежегодно тысячу фунтов процентов, а это очень хороший доход. Был. До этой войны. Томас снова немного помолчал. - Всё равно отец успел отложить неплохую сумму на моё обучение. Да и тётушка Эми всегда ко мне неплохо относилась, поэтому всегда дарила мне небольшие денежные суммы на праздники. Но не лично в руки. После одной неудачной шутки, когда она послала мне пятифунтовую банкноту. Положив ее в рождественскую открытку, заклеив края, а сверху надписав: «С любовью и наилучшими пожеланиями. Боюсь, это все, что я в этом году могу себе позволить». Я так рассердился, что получил всего-навсего открытку, что бросил её в камин. Не распечатывая. Пришлось тёте подарить мне ещё одну купюру, вот только с тех пор она стала класть деньги на мой счёт в банке. И неплохие суммы, не скрою. А там и проценты набежали. Могу себе позволить маленькие слабости. – Он смущённо погладил руль автомобиля, обтянутый крокодиловой кожей. - Насколько мне известно, семья Ливси и сейчас проживает недалеко от Бристоля. Обычно старший сын в этой семье всегда становится врачом, продолжая семейную традицию. Впрочем, иногда это бывает и младший сын. Дядя Дэвид держит практику семейного врача в самом Бристоле. Он женат, а про детей не помню, честно. Пока я путешествовал, что-то могло и измениться у него. - А вот тётя Эмилия была старшей в семье. И причину, по которой она вдруг решила переехать, да ещё и купила себе собственный дом, не стала снимать его – мне неизвестна. Всё же наши беседы больше касались других тем. Да и неудобно мне было расспрашивать её о личной жизни. Может, теперь что-то станет ясно. Наверно, после неё остались какие-нибудь бумаги. - Маловероятно, - поразмыслив, возразила я, - она могла сжечь бумаги перед смертью. - А вот и нет! Она умерла в нашем доме в Лондоне. Скоропостижно. Так мне матушка писала. И я никогда не понимал, как можно иметь дом, но жить не в нём, а у нас в Лондоне. - Видимо, у неё были на это причины. – Равнодушно заметила я. Что мне эта неведомая женщина? Конечно, я закажу поминальные службы в местной церкви, ведь её смерть дала мне возможность стать домовладелицей. Но никаких чувств я никак не могла испытывать. Разве что любопытство, которое подогревалось рассказами Томаса. Торжественно въехали в деревню. Она была образована на пересечении двух дорог, а со временем от этих главных разбежалась целая сеть мелких улочек и переулков, на которых стояли живописные домики. Их палисадники пестрели разными яркими цветами. Видно было, что здесь в почёте ухаживать за растениями. Так что и мой будущий огородик с лекарственными травами вполне может уместиться в местные традиции. Церковь была видна издалека. Подъехали туда, в надежде узнать у священника дорогу к моему владению – ведь он посылал туда кого-то прибраться к моему приезду. Не нашли там никого, пришлось обратиться за помощью в трактир «Голубой кабан», что стоял аккурат напротив церкви. Удобное же это место – пересечение дорог! Я тихо похихикала, что в моей жизни стало много кабанов – Хогсмид, Хогвартс, теперь вот и трактир нарисовался. Мальчишка-подавальщик, которого мы оторвали от важного дела – он как раз доламывал пару старых стульев – согласился за пару монеток указать дорогу к дому достопочтенного мистера Леонарда Клемана. Думаю, что он просто воспользовался случаем. Прокатиться по всей деревне в такой роскошной машине, как Роллс-ройс – не каждый день удаётся. Нам пришлось вернуться немного назад по Хай-стрит, так громко называлась главная улица деревни, заодно познакомились с некоторыми достопримечательностями и знаменитостями. Потом повернули налево возле дома миссис Лестрейндж – я сделала мысленно стойку на этой фамилии. Проехали дом местного доктора Джерарда Хейдока и добрались до дома священника. Он оказался весьма приятным человеком. Познакомил нас со своей молодой женой Гризельдой и юным племянником Деннисом – тем ещё шалопаем. Одна его ухмылка многое могла рассказать. Думаю, что Томасу надо будет очень тщательно прятать автомобиль. Как выяснилось – дальше нам плутать не придётся. Усадьба Вистерия-Лодж находилась совсем недалеко. По этой же улочке – ближе к небольшому лесу, что находился на окраине деревни. Нашей непосредственной соседкой была миссис Марта Прайс-Ридли. Сразу за оградой её дома нам открылся удивительный вид. Теперь мне стало понятно название – заросли глицинии с пышными гроздьями цветов разных оттенков сиреневого издалека притягивали глаз. И стена, разделяющая наши участки, и та, что выходила прямо к неглубокому ручью – уже на окраине деревни, - всё было увито цветами. А ограда перед домом представляла собой невысокую кованую решётку и открывала чудесный вид на сам дом. От небольшой калитки дорожка шла вверх - прямо к крыльцу дома. Тоже очень интересной архитектуры. Казалось, что дом – одноэтажный. Таковым он выглядел от ограды. А вот зайдя с другой стороны, можно было увидеть сразу два этажа. При этом дом имел пристройку – уже целиком двухэтажную. Стеклянная галерея, увитая с одной стороны побегами вьющейся розы, с другой – виноградом, соединяла оба здания. Соответственно под этой галереей находилось уютное местечко для отдыха летом или тёплой осенью – там стояли уютные кресла и невысокий столик между ними. Деревянные, разумеется. Для большего уюта можно было использовать небольшие подушки, которые в изобилии находились на диванах гостиной первого флигеля. На самом краю земельного участка, тоже прикрытое побегами глицинии спряталось невысокое приземистое здание – бывшая конюшня, как объяснили нам мисс Кэролайн Уэзерби и мисс Аманда Хартнелл. Именно они присматривали по просьбе ещё предыдущего священника за домом покойной мисс Эмилии Ливси. Но лошадей в конюшне не было давно. По крайней мере, уже на их памяти это здание использовалось только как сарай для всякого хлама. Но вот перед ним - уже на территории усадьбы - была площадка, засыпанная гравием. Так что можно было поставить туда машину и некоторое время не беспокоиться за её сохранность. Пока не осмотрим завалы в бывшей конюшне, которую Томас сразу окрестил гаражом. Будущим, разумеется. Обе дамы проводили нас до дверей, убедились, что мы благополучно перенесли внутрь свой нехитрый багаж, распрощались с нами. Мне пришлось пригласить их на угощение по случаю переезда. Позже, когда я тут немного осмотрюсь. - Да-да, обязательно всех приглашу. У меня и особые открытки уже приготовлены – в Лондоне купила! – щебетала я, смущённо оглядываясь на мужа и старательно создавая образ недалёкой деревенской девушки, которой несказанно повезло выиграть в лотерею Большой Приз. Это я о Томасе, если кто не догадался. Они ушли недалеко, направились сразу к миссис Прайс-Ридли. Я так и думала. Начнут теперь перемывать мне косточки. Тем больше поводов у меня поскорее убрать всё в доме, чтобы пригласить всех главных сплетниц деревни на мой лучший чай. Опустила занавеску, из-за которой наблюдала за улицей. Осмотрелась. Да. В относительный порядок были приведены только две комнаты – гостиная, в которой мы сейчас находились, и небольшой кабинет-библиотека рядом с ней. Другие комнаты, как сообщил смущённый мистер Клеман, были личными покоями мисс Эмилии. Поэтому и был закрыт дом на замок, только изредка проверяясь на сохранность дверных запоров и оконных ставень. Диваны, стоящие в гостиной, давали возможность переночевать тут пару ночей, пока не будет сделана до конца уборка. Что ж, удобный случай применить мои новые бытовые чары. В разумных пределах, разумеется. Заметила, что Томас остановился у невысокого столика на тонкой резной ножке, задумчиво разглядывая стеклянный сосуд, стоявший там. Подошла, восхитилась дивной инкрустацией с перламутром на столешнице и тоже уставилась на – что? Больше всего мне это напомнило круглый аквариум. В это время? Возможно, пожилая леди увлекалась аквариумными рыбками. Спросила у Томаса. Тот провёл пальцем по краю аквариума, посмотрел на пыль, что в изобилии насела на стеклянные стенки – всё-таки прошло уже три года с момента смерти тётушки. И задумчиво сказал: - Помню, что тётя Эми часто и с удовольствием подолгу гостила у нас в Лондоне, но ни разу не упоминала о своих бедных питомцах, оставленных дома. А ведь за такими нежными созданиями надо тщательно ухаживать. Да и трупов рыбок я здесь не вижу. Мы чуть не столкнулись лбами над аквариумом. Хихикнули, Томас ухватил оказавшийся весьма тяжёлым сосуд, перенёс его к большому столу. Поставил там. Я зажгла несколько шариков и подвесила их над столом. Не боялась, что увидят, ибо ставни мы пока не снимали, да и помутневшие от грязи стёкла не позволили бы разглядеть, чем это мы там занимаемся. Дверь я предусмотрительно закрыла на засов сразу же, как только любопытные мисс покинули наш дом. Что же там такого таинственного в этом стеклянном сосуде? Посередине возвышался прямоугольный камешек, на котором стояла искусно сделанная фигурка человека в старинном камзоле, со шпагой на боку. Небольшие размеры фигурки не позволяли рассмотреть все детали. Возможно, что в воде, исполнявшей тут роль линзы, всё было бы гораздо крупнее. У подножия этого миниатюрного памятника была насыпана крупная галька. Чем-то похожая на ту, которой была выложена площадка у конюшни. Нет, только похожа. У этой было слишком много острых граней, хоть и она была покрыта такой же коричневой окалиной, что и та на улице. Вот оно что! Острые грани. Мы с мужем переглянулись, он осторожно опустил обе руки в сосуд, ухватился за статуэтку, стал вытаскивать наружу. За статуэткой потянулись какие-то странные чёрные жгуты. На них в причудливом порядке висела эта самая галька. Я быстренько осмотрелась по сторонам, нашла самую простенькую шторку, решительно сдёрнула её с окошка. Пару раз чихнула от поднявшейся пыли. Расстелила её на столе. Томас бережно опустил статуэтку на скатерть. С лёгким звяканьем улеглись и эти непонятные жгуты. Но на дне аквариума осталось ещё много рыжеватых, чёрных, бурых камушков. Я приподняла аквариум и осторожно перевернула его, высыпая оставшееся всё на ту же многострадальную занавеску. Получилась солидная такая горка камушков – этот аквариум имел толстое дно, которое снаружи не было видно, тем более, что мешала эта галька. Я осторожно взяла один из камушков, нежным Агуаменти намочила его, бережно вытерла его уголком скатерти. В моих пальцах сверкал в лучиках моих огоньков великолепный прозрачный камень.