Наследница Гонт-Певерелл

Я перевела взгляд на Томаса. Выражение его лица показывало, что он ни сном, ни духом не помышлял о подобных сокровищах в аквариуме старой девы. - Это что? – Пролепетала я, переводя ответственность на Томаса. Тот встряхнулся, решительно вынул камень из моих дрожавших пальцев, осмотрелся в поисках подходящего ему предмета. Просветлел лицом, подвинул к себе опустевший аквариум, резко провёл гранью камня по крутому стеклянному боку. Послышался противный звук. На стекле появилась чёткая белая полоса. - Это что же получается? Это точно - бриллиант? – С детским недоумением повторил он мой вопрос и сам себе ответил. – Очевидно. - Но откуда тут этот бриллиант? – Я перевела взгляд на солидную кучку камней, высившуюся над столом. Шёпотом добавила. – И не один? Томас тоже перевёл взгляд на стол. Потом мы одновременно потянулись к статуэтке. Столкнулись руками. Я всё же потрогала её пальцем. Да, грязь, покрывавшая её, легко счищалось, так что простого Эванеско оказалось достаточно. Она была золотой. Не по цвету, а просто она была отлита из золота. - Теперь я понимаю, почему аквариум был такой тяжёлый, - покрутил головой Томас. – Да и саму фигурку еле вытащил. Я разглядывала фигурку и откровенно любовалась тонкой работой. Золото золотом, но и мастерство неизвестного ювелира поражало воображение. Это был мужчина, ещё не старый, гладко выбритый. Красивые локоны обрамляли его худое тонко вырезанное лицо Из-под прямых бровей смотрели спокойные, но пронизывающие глаза. И этот взгляд и правильной формы нос гармонировали с твердой, решительной складкой его губ. Видно было, что одежда его стоит дорого – только пышный кружевной воротник, каждая складка которого было тщательно вырисована на статуэтке, тянул бы на неплохую цену. В правой руке он держал подзорную трубу, левую - положил на эфес короткой шпаги, которая была прикреплена у него на боку. Правой ногой он эффектно опирался о небольшой сундучок внизу. Потом начинался небольшой постамент. Тоже золотой. Я машинально отчистила от грязи всё, что лежало на шторке. И камни заиграли разноцветными огоньками. А те чёрные жгуты, что тянулись за фигуркой, оказались серебряными и золотыми цепочками, к которым крепились удивительные, восхитительные прозрачные камни – синие, зелёные, красные, бесцветные. Они соединялись в прихотливом порядке, образуя лёгкие воздушные украшения. Но были и цепочки, которые смело можно было бы назвать цепями – такие толстые они были. Да, было и несколько массивных золотых перстней, напомнивших мне своей массивностью и грубой работой то кольцо, которое я нашла у себя на руке после Ритуала. Знаменитое кольцо семьи Гонт. Вот только камни в тех перстнях были тоже цветными, а не чёрным, как в моём кольце. Но всё же больше всего в кучке, лежащей на столе, оказалось именно отдельных камней, когда-то вынутых из оправ. Это было видно, так как сохранились дырочки от креплений в украшениях. Я вопросительно посмотрела на мужа: - И какие мысли сейчас в твоей голове? - Это очень дорогие вещи, - медленно, тщательно подбирая слова, заговорил он. – Мы не можем предъявить документы на право владения ими – в завещании указан только дом и небольшая сумма денег для оформления наследства. - Только дом? – фыркнула я. – А всё, что внутри – кому принадлежит? Чужому дяде? Или всё же содержимое дома тоже относится к полученному наследству? - Не могу сказать, - отвёл взгляд Томас. – Это может принадлежать и другим родственникам тёти Эмилии. - Надо будет посоветоваться с твоим поверенным. И, если всё это наше по закону, то надо продумать заранее, что со всем этим делать. Сразу обратить всё в деньги? Или продать несколько вещиц, а всё остальное положить в банк? Продавая только по необходимости. - Надо расспросить соседей о тётушке. Написать дяде Дэвиду – как будто я хочу восстановить родственные отношения. - А почему – как будто? – удивилась я, - это вполне нормально, выяснять свои корни, выводить своё генеалогическое древо. Никто не запретит. Можно расспросить о семейных легендах и преданиях. А пока – куда нам спрятать это сокровище? - А если обратно в аквариум? - Томас зачастил. – У тебя так быстро получилось всё отчистить. Может, и обратно замаскировать получится? - Попробовать можно. Вот только я ЭТО тут в гостиной не оставлю. Меня прямо всю так озноб и пробирает, как подумаю, что те, кто убирались здесь, могли выбросить старый пустой аквариум на помойку. Прямо так. Мы переглянулись и в один голос сказали: - А мусор где? - Из гостиной, - добавила я. - Может, что и выбросили. Надо посмотреть. А порасспросить нужно осторожно, мотивируя тем, что ты не можешь найти какую-то фотографию, о которой тебе говорила матушка. Ведь могло быть так? Томас согласился. - Разумеется. Когда относили аквариум в одну из неразобранных пока комнат, Томас зацепился за изящный столик с шахматами и перевернул его себе на ногу. И потом долго шипел и ругался, пока я смазывала ему полученные ранки. Мало того, что фигурки были сделаны в старинном стиле – с копьями и прочими острыми предметами, так ещё оказалось, что половина из них тоже сделана из золота и вычернена до неузнаваемости. Вторая же половина оказалась сделана из серебра и выкрашена уже в красный цвет. Хорошо, что сам столик не пострадал – доска была украшена перламутром и чёрным деревом. С очень тонкой инкрустацией по ребру столешницы. - Вот, - задумчиво проговорил Томас, когда я заканчивала обработку синяков и дула на них, чтобы смягчить боль. - Есть повод и матушке написать. Пока что – только о тёте Эмилии. Без подробностей, что теперь дом тебе принадлежит. - Не жалеешь, что дом мне отдал?- испытующе взглянула на мужа. - Глупенькая... - потянул он меня к себе. - Иди ко мне, колдунья моя... Так что, когда постучали в дверь, ждать им пришлось долго. Пока я привела себя немного в порядок, да Томас сменил рубашку. От той только лохмотья остались. Всё равно, вид у меня был довольно встрёпанный, поэтому местный констебль, стоявший за дверью, постоянно отводил глаза от меня. А вот не будете приходить неожиданно к молодожёнам, уважаемый констебль Хэрст! С ним рядом топтались и отводили глаза обе сплетницы. Оказывается, им от ограды дома миссис Прайс-Ридли послышались странные звуки в нашем доме. И они сразу бросились за представителем власти, будучи уверены, что муж меня убивает. И встретили его на полдороге – тот и так направлялся для беседы к новым жителям деревни, будучи предупреждён достопочтенным отцом Клеманом. Я хмыкнула. - Убивает… Да ещё как. Нежно… - запахнула на груди накидку, спешно наброшенную на плечи, как раз, чтобы скрыть от чужих глаз особенно заметные свидетельства этой любви. В дом я их приглашать не стала, а вот попить чаю на площадке перед домом – позвала. Томас, умница, пока переодевался, сообразил достать один из сервизов покойной тётушки. Пока он расставлял блюдца и чашки на столе, вытирая их полотенцем, я метнулась и быстро заклинанием вскипятила чайник, представив всё так, как будто мы сами уже собирались чаёвничать. Ну и конечно – достала свой «особый» чай. Начинаем вживаться. К концу нашего чаепития мисс Кэролайн Уэзерби уже просила называть её просто Кэрри, а мисс Аманда Хартнелл превратилась в Мэнди. А я получила имя - милочка Меропа, Томаса ласково переименовали в Томми-бой. Пусть хоть горшками назовут, лишь бы в печку лезть не заставляли. И да, за чаем много разговаривали о покойной владелице дома. Да, только хорошее: – Отличная соседка, никаких проблем со стороны усадьбы никогда не было, - авторитетно заявил мистер Хэрст. - Вот только... И все трое отвели глаза в смущении. Выяснилось, что в последние годы жизни мисс Эмилия Ливси стала весьма недоверчивой особой, она проявляла всё больше и больше подозрительности, не доверяя никому. Она рассказывала о своих знакомых или родственниках – кузен, который потерял деньги, вложив их в банк. И ещё знакомый, которого разорил адвокат, скрывшийся с его деньгами. Да и она сама потеряла кое-что при злонамеренном банкротстве одной компании. Так уж случилось, что в годы войны её вклад в банке несколько раз обесценивался. Впрочем, это случалось со всеми в те годы. Она дошла до того, что принялась утверждать, будто единственный здравый и безопасный способ сохранить деньги - это превратить их в наличность и закопать. Все спорили с ней, доказывали, что при этом она не будет получать доход по процентам, но она стояла на своем. Но и дома хранить она не собиралась, всякий раз в беседах за чашкой чая громко заявляя, что живёт она одна, воры могут и убить её из-за её же денег. Нет, она обязательно придумает что-нибудь такое… Этакое… Например обратит все свои деньги в золотые монеты и закопает их в саду. - Пусть наследники потрудятся. Так она говорила. – Хихикала Кэрри. Не обращая уже внимание на то, что наследники как раз и сидят перед ней. На осторожные расспросы Томаса, куда девали мусор из гостиной при уборке, показали на небольшую компостную кучу за домом. Уходили от нас неожиданные гости нашими лучшими друзьями. Констебль с уважением осмотрел наш автомобиль, присвистнул в восхищении, когда узнал его ходовые качества. Мне-то они совершено ни о чём не говорили, но видно было, что и мистер Хэрст одержим этими рычащими и гремящими железками. Впрочем, с Томасом они уже вполне общались по имени. Похвалил нас за предосторожность с парковкой машины у конюшни. Посетовал на юных хулиганов, которые, увы, были и в этой деревне. Мэнди и Кэрри пригласили меня приходить на заседания кружка рукодельниц. (Неофициальный клуб сплетниц, что ли?) Я с благодарностью приняла их приглашения. Но после того, как немного приберусь в доме. А то даже их пришлось принимать на свежем воздухе. От предложенной помощи в уборке дома решительно отказалась. Оглядываясь на мужа, прошептала, что ему бы не понравилось, что вещи его покойной. И нежно любимой тётушки. А возможно, что и вещи его собственной матери, будут трогать чужие руки… Сплетницы активно закивали, соглашаясь со мной. - Да-да, это понятно, - наперебой говорили они. Ещё бы! Травки-то действовали. А теперь нужные нам слухи сами пойдут по деревне. Насколько в них поверят? Посмотрим через недельку. Пока будем изображать то, кем мы есть на самом деле. Молодая супружеская пара, живущая практически только на наследство от тётушки да на некоторые денежные вливания от родителей. Не уточняя, чьих родителей – моих или Томаса.