Перемена мест слагаемых

Цуна шел домой, усталый, но довольный. Он как раз бегал по парку, опрашивая прохожих – не видели ли тут бледного иностранца хулиганистого вида со странной прической? Люди отрицательно мотали головой, и Цуна несся дальше. Но когда он уже отчаялся и остановился отдышаться, ему позвонил Дино. Каваллоне сказал, что подрывник нашелся, и сейчас довезти того до квартиры помогает Ямамото, который, собственно, и отыскал «несчастную жертву обстоятельств». Дино отключился, а Цуна медленно побрел домой, отстраненно размышляя над сказанным. Когда это Гокудера успел стать несчастной жертвой?.. Уже подходя к своему району, Савада услышал женский крик. Голос показался знакомым и прозвучал буквально за поворотом. Раздумывать было некогда – может, Цуна и побаивался вмешиваться, но рефлексы оказались сильнее. Мало ли, вдруг там Киоко или мама! Так что запыхавшийся от бега, взъерошенный, мелкий и жалкий Цунаеши героически понесся спасать кричавшую девушку. Картина была неутешительной – человек двадцать в одинаковых джинсах и толстовках с капюшоном медленно приближались к застывшей на месте Хару. Цуна выбежал как раз между ними, повернулся к нападающим и, отчаянно труся, произнес: - Эй, что вы делаете? – он честно пытался сделать голос уверенным, но вышло не очень. Толпа нападавших переглянулась, что-то тихо обсуждая между собой. У одного даже внезапно обнаружилась фотография, которую он принялся увлеченно сравнивать с внешностью замершего от страха Савады. Потом парень со снимком что-то негромко сказал остальным на чужом языке. Цуна на всякий случай запомнил – благо, на слух он не жаловался. В детстве его даже хотели отдать обучаться музыке, но вмешался отец, вовремя приехавший навестить семью. Так что пусть и тарабарщина, но об этом явно стоит сказать Реборну… Внезапно те парни неуклюже поклонились. Иностранцы они, что ли? В Японии даже маленькие дети кланяются лучше. В большинстве своем эта попытка напоминала какую-то странную ужимку из арсенала клоунов. Но все же, с чего это нападавшим ему кланяться? Неужели… Цуна знал, что воины кланяются друг другу перед схваткой, отдавая дань мастерству соперника или что-то типа того… «Сейчас нападут», – с ужасом понял Савада и героически зажмурился, выставляя перед собой кулаки. Если на него накинется такая толпа – Цуна точно не жилец. Что он может один? Драться с ними со всеми? Не смешно. Раньше рядом всегда были Реборн с его Пулями, кто-то из друзей, Гокудера, в конце концов! А сейчас он совсем один… И у Десятого босса Вонголы не хватало смелости даже открыть глаза. - Цуна-сан! Спасибо, что спасли меня! Хару так испугалась!.. - А? – Цунаеши открыл глаза. Впереди уже никого не было, лишь абсолютно пустая улица. Только перекати-поля, как в фильмах про ковбоев, не хватало. - Вы очень вовремя пришли спасти меня! Это было так смело! Хару тронута до слез! – щебетала девушка сзади, пока Цуна собирал пакеты с покупками. Кое-какие продукты вывалились на асфальт – благо, стояла хорошая погода, ничего не упало в лужу и не испортилось. Вот только кое-что смущало Цунаеши, несмотря на счастливое окончание очередного приключения, – почему эти хулиганы так ничего и не сделали? Неужели у них была его фотография? Одни вопросы, и никаких ответов. Интуиция – а если верить Реборну, то к ней следовало прислушиваться – говорила Саваде, что это только начало. Что все не так просто. И что лучше бы его избили сейчас… А Хару просто была очень рада, что и в этот раз ее герой Цуна пришел на помощь. В конце концов, у любой девушки должен быть такой герой – чтобы всегда успевал, с которым надежно и спокойно, как за каменной стеной. И то, что он со всеми так добр, Хару ни капельки не расстраивает, честно-честно. Герой ведь не может принадлежать ей одной?.. *** Казалось, вся ее жизнь устроена по принципу фотоаппарата. Щелчок – кадр. Ни слова, ни звука – это же не кино, это реальность. В жизни Эммы всегда было тихо. Только иногда раздавались щелчки. Щелк! На этот двор было невозможно не засмотреться – ровно подстриженный газон, кое-где цветы, вдалеке красивая пышная клумба. Он огорожен высоким кованым забором с острыми пиками. Непреодолимое препятствие для четырехлетнего ребенка. А так хочется изучить главное поместье сверху донизу! Но туда ее не водят никогда, хотя там играют другие дети под присмотром гувернантки – два старших братика и сестренка. Маленькая, в нарядном платьице с рюшками. Оно розовое, и так красиво переливается… Маленькой Эмме это кажется сказкой. У нее самой платье не такое красивое. Оно зеленое и какое-то тусклое. Но все кажется невыразительным, когда играть приходится в одиночестве. А за забором, за клумбой и еще за газоном – другие дети, на которых можно только смотреть. И непонятно, то ли из-за расстояния, то ли из-за шума работающих недалеко машин, но она не слышит их голоса. Дети смеются, болтают, а Эмма, будто оглушенная, не может уловить ни единого звука. Уже в который раз. Щелк! Ей шесть, Эмма уже совсем взрослая. И она сегодня увидит маму! Эмма так долго ждала этого дня. Она выучила красивый стих, крепко-накрепко, сделала все уроки и умные книжки все-все прочитала. И няня – новая, совсем недавно пришла, тетя Мэри ведь уже очень долго с ней возилась, целых полгода! – заплела красивые косички и надела туфельки с бантиком. Эмма так давно не видела маму! Интересно, что случилось? До маминого дня рождения еще очень долго, сейчас ведь конец лета. Почему она придет? Мама проходит в комнату. Она самая красивая на свете! Только почему-то недовольна. Ее кто-то обидел? - Завтра ты едешь в закрытый интернат для девочек. Я хочу, чтобы ты была самой лучшей там и ничем не опозорила семью. Понятно? Мама… Девочка кивает. Выученный стих испаряется из памяти. Она открывает рот, хочет что-то произнести, но не решается. - Что? – женщина замечает ее потуги, наклоняется к ней, обдавая запахом тонких духов. - Мама, тебя кто-то обидел? – лепечет Эмма, хмуря брови. Красивое лицо не меняется, но в глазах мелькает холод. Она сказала что-то не то? - Я уже говорила, чтобы ты не смела называть меня «мамой». Собери сегодня свои вещи. Девочка молчит. Спина мамы удаляется и будто расплывается в глазах. Эмма абсолютно не слышит хлопка закрывающейся двери. До нее всегда было так далеко?.. Щелк! Белые пустынные коридоры, большие окна, пейзажи в строгих рамках. Интернат действительно роскошен, но она провела тут четыре года и уже почти не обращает внимания на привычную обстановку. Здесь тихо. Очень тихо – никаких ковров, скрадывающих звуки, на полу нет. Истинная леди не должна создавать лишнего и вульгарного шума, тем более при ходьбе. Сейчас идут уроки, на которых Эмме делать нечего. Можно считать, что у нее особая программа – в конце она сдаст безупречно сделанные письменные работы и получит свой заслуженный высший балл. Жаль, что практические занятия, вроде танцев, музицирования и флористики никто не отменял, как и занудные уроки этикета. Эмма их не любит, хотя бы потому, что там приходится разговаривать, выдавливая непослушные звуки из горла. Она любит тишину. Или тишина ее любит? Не разберешь. Но ее все устраивает. Эмма любит книги. Ей нравится писать, оставлять свой след на бумаге, делать что угодно, только бы не нарушать тишину. Тишина – это спокойствие. Блаженная серая хмарь, в которой ничего не происходит. Спасительная пелена, защищающая ее от всех бед. Настолько же сдержанная, насколько выразительная. Молчание ценнее слов, тишина громче крика. Надо просто уметь слушать. Все свободное время Эмма проводит в библиотеке. Она невероятно велика – потеряться здесь очень просто. Но только не Эмме. Она прочитала огромное количество книг, но никому нет до этого дела. Эмма знает шесть языков – и это никого не интересует. Она обещает стать великолепным стратегом, но об этом мало кто знает. Ее бы назвали гением, Эмму Кранберри. Но саму Эмму это не волнует. Всего этого она добилась благодаря своей фамилии. Малоизвестной, немного нелепой, в переводе означающей «клюква» – мелкая кислая ягода, противно вяжущая язык. Но так и должно быть – кому надо, тот знает настоящее лицо старинной Семьи, заправляющей в Англии. И не будь этот род настолько богат и настолько равнодушен к ее персоне, она никогда бы не получила таких учителей. И не смогла бы выучить предметы, которые немыслимы в школьной программе для молодых леди. Но завтра эта фамилия ничем ей не поможет. Эмма впервые в жизни встретится со своим отцом. Она не знает, зачем это понадобилось. Она не представляет, что у нее вообще есть отец – девочке никогда не говорили о его существовании. Он оказался итальянцем, видимо, поэтому заставляли учить этот язык… Чужой человек. Незнакомец. Впрочем, Эмма умеет быть «леди» – этому очень хорошо учат в школе. Намного лучше, чем остальным предметам. Она справится. Щелк! Собранные вещи, аккуратно застеленная кровать, слегка влажный после недавней уборки пол. Пустая, больше не принадлежащая ей, абсолютно чужая комната. Девять лет. Даже с половиной. И один небольшой чемодан. За ней приехал старший брат Майкл. Отец Эммы все тогда рассказал, в их первую и последнюю встречу. На прощание он подарил один-единственный предмет – кольцо с желтым камнем. Сейчас в памяти Эммы остались лишь сдержанная манера речи и горькая история, вновь мелькающая в подсознании вместе со щелчками фотоаппарата. Ее мать была любимицей, младшей дочкой главы клана. Наследницей. Умная, жесткая, прекрасная – и смертоносная. Отец не мог в нее не влюбиться со всем пылом горячей итальянской крови. Мать приехала на переговоры с дружественной Семьей, к которой тот принадлежал, и ей понравился статный красавец, приближенный босса. А потом родилась Эмма. Вне брака, и без всякой возможности им сочетаться – обе Семьи ни за что не отпустили бы молодых людей. Да и ни тому, ни другой это было не нужно. Мать потеряла все уважение и столь долго упрочиваемое положение наследницы, расположение отца и первую любовь. Аборты в столь уважаемой английской семье были невозможны – к крови мафии относились крайне бережно. А Эмма… Эмма оказалась не нужна. Родись она мальчиком – все сложилось бы более удачно, осталась бы в семье, пусть и всегда на заднем плане. Максимум, что светило бы, – быть одной из помощников наследника. Но она родилась бесполезной девчонкой. Отца у нее не могло быть – семья матери запретила даже видеться. Он приехал лишь один раз. Эмма была его единственным ребенком – отец, по заключениям врачей, больше не мог иметь детей. Подаренное им кольцо являлось доказательством того, что у нее есть небольшой выбор: стать бесправной помощницей босса и быстро умереть во благо семьи или на родине, или в Италии. Отец не смог бы защитить Эмму, если бы и захотел. Он умер год назад. Сейчас же в кабинете директрисы сидел брат, с которым она разговаривала сегодня впервые в жизни. Эмму срочно вызывает дед. В эту комнату она больше никогда не вернется. И в эту тишину. Щелк! Она сидит в самолете, летящем в Японию, отрешенно глядя в иллюминатор. В полете больше ничего не оставалось делать, кроме как вспоминать, проматывая фотопленку в голове и вслушиваясь в издевательски-тихие щелчки. Ей сделали то самое предложение, от которого она не могла отказаться. Да и не захотела. Ей предложили жизнь. Жизнь без клана, вне стен интерната, там, где Эмма была нужна. Кольцо загорелось желтым пламенем, когда она подписывала документы. Теперь ее зовут Эмма Миртилли. Фамилия итальянская, в переводе означающая «клюква» – мелкая кислая ягода, противно вяжущая язык. Что-то все же не меняется. С фотографии в досье, изученном уже вдоль и поперек, на нее смотрит широко улыбающийся парень с короткими белыми волосами, серыми глазами, пластырем на носу, шрамом на виске и боксерскими перчатками на шее. В документах также имелись сведения об увлечениях, о семье, боевые навыки… Все, что только можно было. Это ее первое задание. И последнее. Эмма выполнит его во что бы то ни стало. Кольцо снова загорелось ярким желтым пламенем. Сверху, будто откликаясь, сверкнул лучик солнца. Эмма подумала, что все это не так уж и плохо. *** Хром не знала, что ей делать. Стояла, сжимала в руках обычную школьную сумку и молчала. В ней лежали кое-какие продукты – Чикуса попросил, он-то чипсы терпеть не может – и пара новых вещей. У девушки одежды особой не было, а в форме все время ходить невозможно, да и на ночнушку она не похожа. А главное – в сумке лежал сложенный трезубец. Выхватить его можно было довольно быстро, но Хром пока медлила. Ей было попросту жаль противника. Мальчик, где-то на год младше, тоже иллюзионист, довольно молодой и неопытный. Докуро бы справилась, пусть и с трудом… Но он напал на нее, стремится убить, а она не настолько сильна, чтобы суметь оставить противника в живых и не покалечить. Что ей делать?! Хром не может убить, она не сумеет… Нет, нет… Но и умирать она не хочет, не может, не имеет права! Что делать?! «Не беспокойся, милая Наги… Предоставь все мне», – раздался мягкий голос в сознании. И Хром с радостью провалилась в спасительную темноту, зная, что Мукуро пришел. Все закончилось, не успев начаться. Когда появлялся Мукуро, все становилось легко и просто, как по мановению волшебной палочки. И лишь одно омрачало счастье Хром – так не могло продолжаться вечно.