Перемена мест слагаемых

Ямамото выходил из дома Гокудеры в глубокой задумчивости. Вообще, поначалу он не поверил увиденному. Такое положение вещей немного не вписывалось в его понятия о мире и высшей справедливости. Ямамото свято верил, что друзья – это навсегда. Они либо есть, либо мертвы. А здесь… Он не узнал Гокудеру. Вроде бы перед ним стоял его друг – тот же голос, взгляд, лицо… Но это был совершенно незнакомый человек. Это порядком выбивало из колеи и заставляло чувствовать себя не в своей тарелке. Такое же ощущение преследовало его в самом начале, когда он чуть не совершил главную ошибку в своей жизни – едва не сбросился с крыши. Тогда ошалевший от чудесного, в прямом смысле слова, спасения, полный благодарности к Цуне Ямамото впервые встретил этого парня. Искренний, даже слишком, громкий, шумный, эмоциональный, он сильно отличался от сдержанных японцев. Нелогичный, раздражительный, задиристый и невероятно сильный. И Ямамото имел ввиду не боевые навыки, – хотя их наличие он тоже признавал – а силу духа. Если бы Гокудера родился в Японии, то из него получился бы великолепный мастер меча… Но он был итальянцем – взрывным, под стать своему динамиту, упорным, целеустремленным и очень умным. Таким человеком можно только восхищаться. Сам Ямамото никогда не равнял себя с Гокудерой. Подумаешь, спортсмен, мечник, с пламенем дождя – Такеши и вполовину не был так потрясающ. Он самый обычный заурядный парень – в каждом классе найдется свой спортсмен и любимец девчонок, возможно, даже получше него. Хотя Ямамото вечно был склонен видеть в людях только хорошее, и у каждого находил что-то, достойное восхищения, но тут… Гокудера стал другом. Не сразу, постепенно, шаг за шагом… Это напоминало приручение хищника. Когда-то Ямамото читал похожую историю... Какой-то зарубежный рассказ, чье название и автор вылетели из головы… В нем говорилось о волчонке. Его вместе с матерью, единственного выжившего из помета, поймали люди. Индейцы не были особо ласковы со зверями, а хозяин волчонка и вовсе считал побои лучшим методом воспитания. Потом начал ставить его на бои против собак и других волков… Но потом волка выкупил белый человек, кажется, американец. Он приручал озлобленного и не доверяющего людям зверя постепенно, понемножку. Но это был волк. Он никогда не ластился, не рычал ласково и не вилял хвостом, как собака. Со стороны казалось, что волк просто терпел своего хозяина. И все говорили тому американцу: «Ну зачем он тебе, что ты возишься с этой неблагодарной тварью?» Но человек продолжал делать по-своему. А потом, когда в его дом забрался грабитель, волк пожертвовал жизнью, чтобы спасти хозяина. Нет, кончилось все счастливо. Волк выздоровел, несмотря на то, что был на шаг от смерти, у него даже появились щенки. Вот только зверь до самой смерти не ластился к хозяину, вел себя независимо и никому не доверял. Именно эта история приходила в голову Ямамото, когда он смотрел в знакомо-незнакомые пронзительные зеленые глаза. Ведь Гокудера уже стал ему другом, они даже сражались спина к спине… Ямамото понимал – что бы парень не говорил и как бы себя не вел, это было с его стороны признанием. Вообще-то, такие мысли для Такеши были довольно нетипичны – слишком уж они высокопарные. Но Ямамото ничего не мог с собой поделать. В конце концов, у него впервые в жизни появились настоящие друзья, а Гокудера, пожалуй, даже стал лучшим другом. Глядя порой на то, как парень общается с Цуной, как восхищается им, Ямамото понимал – вовсе Гокудера не такой закрытый. Просто он ничего этого показывать не умеет. Не умеет дружить, наверное, и доверять не научили. А узнав немного о его жизни, поняв, насколько тому тяжело пришлось, Ямамото уже не мог на это обижаться. Да и тот надлом, то болезненное равнодушие с примесью раздражения, что были в начале их знакомства, исчезли. Не полностью, но… Это бы прошло. Со временем. А сейчас – вот оно, снова. Все с самого начала. А Ямамото отвык от такого Гокудеры, он и сам уже изменился... И вряд ли сможет повторить весь путь с самого начала. Он ведь уже не тот «бейсбольный придурок», каким был. Смысл привычного ругательства тоже изменился – путь меча и полученный в сражениях опыт наложили свой отпечаток… Все изменилось! Как там говорится? «Поезд ушел»? И что теперь – предать друга? Так просто взять и отступиться? Но вот же он, Гокудера, – жив, почти здоров, бодро ругается… Пусть это уже и не его друг. Но тогда Ямамото просто-напросто вернет своего друга. В лепешку расшибется, но вернет ему память. И не придется больше думать обо всех этих сложных и выспренних вещах, не придется больше ломать голову и переживать… Все станет как раньше. И, кажется, Ямамото знает, с чего начать. Остановившись прямо посреди улицы, Такеши достал из кармана телефон, молясь, чтобы нужный номер оказался забит в адресную книгу. Номер, наверное, единственного человека, способного помочь Гокудере. *** Цуна в это время упорно отбивался от Ламбо. Ноющий теленок страшно мешался, яростно требуя к себе внимания. Он рассорился с И-пин буквально только что – и сразу же бросился к Цуне. Малыш хотел показать вредной девчонке, что с великим Ламбо все просто счастливы играть, и как много она потеряла, обозвав его «эгоистом». Что это слово значит, Ламбо не знал, но это было очень обидно. Но Цунаеши никак не хотел понимать всю глубину его горя. Он был занят делом поважнее – пытался дозвониться Реборну. Тот еще месяц назад по какой-то неизвестой причине уговорил маму купить сотовые Цуне и ему. Естественно, сказав, что это «на всякий случай» – и поставил у Цунаеши, не ладящего с техникой, свой номер на быстрый вызов. Стоило нажать и подержать немного, как сам набирался телефон репетитора. Тот всегда брал трубку, правда, только для того, чтобы фирменно обозвать Цуну «никчемным» и «трусом» и сбросить вызов. Но сейчас Реборн нужен был позарез. На Хару напали не просто так, а если учесть, что напала группа иностранцев… В общем, его репетитор точно мог об этом знать. Потому что единственная цепочка ассоциаций с иностранцами и нападениями вела к мафии. Но, как ни странно, в этот раз загадочный малыш не брал трубку. Дома его не было, естественно, что сообщать о своем местонахождении он никому не стал… Самостоятельно найти невесть куда запропастившегося репетитора Никчемный Цуна ни за что не сумел бы. Нет, был вариант – спросить у Бьянки, как у единственной, которая может что-либо знать о киллере. Вот только с того момента, как с ее братом случилось это… несчастье, она исчезла. Реборн сказал, что ей зачем-то срочно понадобилось поехать в Италию, и что Бьянки скоро вернется. Оставалось только ждать… А пока вот-вот должна была прийти Киоко. Цуна беспокоился, и не зря, если вспомнить нападение на Хару. А что, если?.. Цуна в панике заметался по дому, напугав Хару и маму, о чем-то болтавших на кухне. Запустив руки в волосы и ожесточенно трепя шевелюру, он лихорадочно думал, что делать? Бежать навстречу? Но они могут разминуться по дороге. А если на девушку напали? Или кто-то пристал? Киоко… Она ведь такая красивая… Черт, не об этом думать надо!.. Беспорядочные метания Цуны остановил звонок в дверь. Он кинулся к выходу, иррационально уверенный, что это пришла Киоко. Ну а кто еще, в конце концов? - Здравствуй, Цуна-кун. - Привет, Цуна-нии. - Здравствуй, босс. - А еда есть? - Успокойся, Кен… Здравствуй, Вонгола. - Хии?! *** Все было не так страшно, как показалось вначале. Фуута вышел с И-пин погулять – та очень просила, поссорившись в очередной раз с Ламбо. На полпути к парку они встретили Киоко и Хром, идущих к Цуне домой. С Докуро оказались еще и Кен с Чикусой, они наотрез отказывались отпускать ее одну в присущей им грубоватой манере. А Хром пригласил сам Цуна, намереваясь рассказать своей Хранительнице Тумана о том, что случилось с Ураганом и о нападениях. Конечно, Цуна поначалу хотел собраться у Рёхея – было бы нечестно не рассказать тому о произошедшем. Но подумав еще, решил собрать всех в своем доме, а потом уже кто захочет, тот и навестит больного. Была небольшая вероятность, что вместо Хром придет Мукуро, или – что и случилось – заявятся Кен и Чикуса. Уж они-то точно раненого Рёхея навещать не пойдут. Но все же, раньше эти двое присматривали за Хром, бредя в отдалении и будто нехотя. Кен вообще постоянно рычал, пугая Цуну и оскаливая клыки, словно хотел напасть. А сейчас – они стоят рядом. Странно… Цуна даже рискнул спросить об этом: - А… почему вы пришли с Хром? - Не твое дело! – завопил возмущенный Кен, аж подпрыгивая на месте. Более сдержанный Чикуса только поправил очки – но у нервного Цуны создалось впечатление, что он только что попал голышом в Антарктиду. У очкарика были свои… методы устрашения. Хром только потупилась, беспокойно сжимая пальцы на подоле юбки. Цуна насторожился, сам не зная почему. Интуиция подсказывала, что ничего хорошего его не ждет. Конечно, не гипер-интуиция, в жизни вполне хватало обычной. Цуна отлично чувствовал неприятности – они сваливались на него с завидной регулярностью и отличались большим разнообразием. И вот сейчас в голове засела взявшаяся из ниоткуда тревожная мерзкая мыслишка. Но выспрашивать непонятно что и непонятно о чем, вот так, в коридоре, особенно у стеснительной и замкнутой Хром – Цуна не был настолько невоспитан. Следовало пригласить гостей на кухню – в его комнате такое количество народу бы не поместилось, да и беспорядок там – и дождаться, пока девочки закончат греметь чашками. Хорошо, что мама ничего никогда не спрашивает. Надо поговорить с друзьями – пожалуйста, маме как раз надо убраться в дальней комнате или срочно поиграть с детьми. Пусть малыши сидят, они не мешают ничем – хорошо, я и сама справлюсь. Мам, я потом тебе помогу – буду очень рада, Тсу-кун! И приготовлю на обед гамбургеры! Хорошо-хорошо, Ламбо-кун, и шарики из осьминога тоже будут. Ладно, веселитесь, ребята! Цуна очень любил маму – пусть она и казалась легкомысленной и иногда слишком равнодушной к его проблемам, но Савада Нана была прекрасным человеком. Оптимистичным, веселым и абсолютно нетребовательным. Только спустя год опасных приключений и полного сумасшествия, творящегося вокруг, Цуна понял – маме достаточно, что он рядом и в порядке. От мужа она и этого не требовала. Как бы эгоистично это не звучало, Цунаеши все устраивало – впрочем, он всегда старался помочь маме, как мог. Например, по дому или с детьми. А сейчас ему предстояла намного более сложная работа – объяснить девочкам, что теперь они находятся в постоянной опасности. И, скорее всего, благодаря ему… Не зря, ой как не зря те парни ушли, стоило им разглядеть лицо Цуны. И более сложной задачей было убедить Ламбо, что теперь нельзя играть так, как он хочет, потому что это стало очень опасно. И-пин умная девочка – поймет, и на Фууту можно рассчитывать, но вот «великий киллер» был проблемой. Но сложнее всего рассказать ребятам о другом – о том, что стало с Гокудерой. Они все были к нему привязаны – и Киоко, и Хару, даже Ламбо с И-пин. Несмотря на свой сложный и в чем-то довольно гадкий характер, Гокудера запал в душу слишком многим. А многочисленные бои, через которые они прошли вместе, только укрепили эти узы. Обводя напряженным взглядом все таких же шумных детей, тихую Хром, уже протянувшего руки к угощению Кена, настороженного Чикусу, разливающих чай Хару и Киоко, Цуна выдохнул и шагнул к столу. Тянуть больше некуда. Он обязан это сделать. *** Кусакабе стоял у кабинета Хибари и переминался с ноги на ногу. Признаться, он изрядно нервничал. Не сказать, чтобы новости были неутешительными – они были… необычными. И именно это и беспокоило заместителя директора Дисциплинарного Комитета. Недели две назад преступный мир этого очень небольшого и спокойного городка зашевелился. Но опять же, как-то странно – беспорядки проходили тихо, без огласки. Заметить, что что-то происходит, было не так-то просто – на улицы разборки не выходили. Непонятное оживление закончилось через три дня. Как и прежде, шпана снова стала приставать на улицах, немногочисленные грабители скрывались в темных переулках, мошенники оживлялись с приходом сезона распродаж в супермаркетах… Но были и изменения. В город пришла новая банда. Ходили слухи, – распространяли их тихо, шепотом, оглядываясь по сторонам и наклоняясь к уху собеседника, – что они из Италии и самые настоящие мафиози. Кто-то, услышав такую версию, недоверчиво качал головой и возражал: пусть некоторые из пришлых и были светловолосыми, но говорили они на японском очень хорошо, да и выглядели соответственно. Из толпы их выделял разве что неплохой загар, будто эти люди дружным скопом вернулись из отпуска. Другие выдвигали свое предположение – мол, это монголы. Они чем-то на японцев смахивают, и вообще, такой беспредел в духе этих сумасшедших коммунистов. Им возражали не менее яростные скептики – да какие же из японцев монголы, глаза хоть разуйте! Кто-то грешил вообще на арабов, были паникеры, которые вопили про Америку и начинавшуюся экспансию… В общем, информация была очень противоречивой и зачастую сильно преувеличенной. Но все сходились в одном – пришельцы крайне опасны. Уж больно красноречивым было самоубийство одного мелкого политика, считавшегося главой преступности города и крепко замешанного в контрабанде. Полиция тогда не смогла отыскать веских улик, дело закрыли – а позже этот политик умер накануне одного «серьезного разговора» с конкурентами. Естественно, его коалицию порвали на куски, влияние и деньги поделили – из-за чего и случилась разборка – и затаились. Все – от тех самых конкурентов на звание «главы преступности» и заканчивая шпаной на улицах. Сильнейшими без всяких споров и разговоров признали пришлых, а банда убитого политика, лишившись своего лидера, стала одновременно и кинутой подачкой, и предупреждением. Никто не сомневался в личности подстроивших это пресловутое самоубийство. Дальше пошло хуже. Пришлые, которых так и назвали, – те не стали тратить время на то, чтобы упрочить свое положение в городе или присвоить себе оставшиеся от политика богатства и контрабанду, – начали крутить свои делишки. Одну банду хулиганов, всего пару лет назад выпустившихся из Средней Школы Намимори, наняли для банальной драки, потом принялись набирать осведомителей… Что самое подозрительное – пришлые, похоже, деньгами не интересовались. И платили очень и очень неплохо. Возникало впечатление, что им ни этот город не нужен, ни что-то еще… Судя по тому, сколько они платили осведомителям и как тщательно следили за их успехами, они кого-то искали. Но вот кого? И еще. Мукуро. Кусакабе был в курсе, насколько трепетно к старому врагу относился Хибари. Одно то, что этот школьник из Кокуё живет в относительной близости от Намимори, уже являлось поводом для раздражения. Что между ними такого произошло, заместитель не знал, но догадок хватало. Скорее всего, глава Дисциплинарного Комитета наконец нашел себе соперника. Настоящего, способного его победить – или и вовсе победившего. Нет, Мукуро был такой не один – насколько Кусакабе знал, Хибари неоднозначно относился еще к нескольким людям. Но сейчас речь шла именно о Мукуро. Сегодня один член Дисциплинарного Комитета передал письмо от него. Причем, клятвенно заверял, что понятия не имеет, как оно к нему попало. Вот просто раз – и в руках оказался аккуратный конверт, на котором были указаны только имена отправителя и адресата. Увидев имя Хибари, парень тут же доложил Кусакабе – к главе рядовые члены Комитета традиционно не совались без спроса. И теперь Кусакабе предстояло доложить все Хибари. И можно было только догадываться о том, какая за этим последует реакция – глава всегда отличался абсолютной непредсказуемостью. Даже для своего заместителя, который стоял на этом посту три года. А знал Хибари и вовсе с первого класса начальной школы. Глубоко вздохнув еще раз, Кусакабе поднял руку и аккуратно постучал в дверь кабинета. Откладывать больше некуда – наверняка Хибари уже знает, что он давно тут мнется. Не стоит испытывать его терпение.