Это было бы смешно, если бы не было так серьёзно.
Первое, что бросилось в глаза, это до рези ослепительный столп ярко-оранжевого, почти красного пламени, которое гладко вошло в квартиру, уничтожая всё на своём пути. Всепоглощающее и неумолимое, оно выглядело настолько обжигающим, что, казалось, всё в радиусе нескольких метров может вспыхнуть за считанные секунды. На деле же пламя оказалось холодным и безжизненным, способным только разрушать и ничего более. Будто нечто страшное и опасное, что всегда достигает своей цели и не останавливается ни перед какими преградами. Это было настолько великолепно и пугающе, насколько может восхищать неживой огонь, созданный из подручных материалов. Савада цепляется онемевшими пальцами о ледяную перекладину, в попытке зацепиться голыми ногами хотя бы за какую-либо опору, царапая беззащитные и нежные пятки до крови. Всё это кажется слишком нереальным. Она чувствует пронизывающий душу холод, а под ногами твёрдую опору и спешно перелезает на узкую металлическую площадку, испугано оборачиваясь в сторону брюнета. Прыжок казался непонятным и не поддающимся объяснению, будто всего секунду назад она стояла на родном и давно знакомом балконе, и вот уже усердно цепляется за пожарную лестницу, в попытке не упасть вниз с пятого этажа. Все последующие действия кажутся слишком хаотичными и смазанными. Она отшатывается в сторону, ощущая, как сильно расшатывается старая конструкция под немалым весом мужчины, а затем обжигающая шершавая ладонь сжимается на её кисти, дёргая куда-то в сторону. Они бегут вниз, спуск кажется настолько крутым и почти вертикальным, но Тсунаёши ловит себя на мысли о свободном падении и небезопасной постройке. Что-то путное совершенно не приходит в голову, будто в мозгах сейчас одна большая вязкая жидкость, которая при каждом движении перетекает из одного полушария в другое и никак не может собраться во что-то единое и действительно стоящее. За ними не бегут, по крайне мере первые несколько секунд, а затем тихая улочка буквально тонет в громких голосах и звуках выстрелов. Брюнет, бегущий впереди, злобно чертыхается, но не сбавляет скорости, наоборот усиливая напор. Тсуна боится обернуться, весь разум захватил какой-то непонятный азарт и чувство того, что скоро всё закончится. Не обязательно, что удачно, но закончится. И эти мысли были настолько апатичны и спокойны, словно она каждый день совершала подобное, и ей всё это успело порядком наскучить. Кажется, это состояние называется аффектом, нет? Казалось, они спускались целую вечность. Шатенка уже не ощущала той дикой боли в ногах, когда те соприкасались с закруглённой шипастой поверхностью ступенек, никакого дискомфорта от встречи рёбер и металлических прутьев, будто всё тело взяли в какой-то прозрачный и непроницаемый вакуум, пропускающий через себя лишь малые отголоски реального мира. Единственное, на чём девушка концентрировала своё внимание, это широкая шершавая ладонь, до хруста сжимающая её запястье поистине мёртвой хваткой и даже не думающая её отпускать. Когда ступни коснулись промерзлого и мокрого асфальта, Савада была готова свободно выдохнуть, но ничего подобного не случилось. Не останавливаясь ни на секунду, брюнет дёрнул её в прилегающий переулок, и они побежали. И побежали так быстро, как Тсуна не бегала никогда в своей жизни. Шатенка никогда не могла похвастаться хорошим дыханием, особенно после того, как она забросила занятия в тренажёрном клубе, однако сейчас всё было действительно хуже некуда. Лёгкие распирало из-за обилия поступающего туда кислорода, бок невыносимо колол, и, казалось, она буквально задыхалась, сгибаясь пополам и волочась по земле следом. Боль отдавалась ослепительными вспышками в сознании и перед веками, стоило их закрыть. Эти ощущения были настолько ошеломительными, что Тсунаёши просто не могла поверить в то, что нечто подобное происходит именно с ней. В какой-то момент захотелось резко остановиться, выдернуть руку и просто упасть на колени, упираясь ладонями в мокрую землю и задыхаться. Задыхаться, дыша и ощущая, как организм понемногу восстанавливается, приходит в норму и вновь начинает нормальную работу. Нельзя. Сейчас, как никогда раньше девушка понимает всю угрозу ситуации, понимает, наверное, даже лучше, чем впереди бегущий мужчина. Работа журналиста требует от тебя огромных затрат. Ты должен быть вынослив, умён и просто обязан чувствовать ситуацию насквозь. Любое, даже самое малозначительное изменение в атмосфере ты обязан улавливать, даже находясь в пяти метрах от нужного объекта. Не сказать, вообще, что Тсунаёши была хорошим журналистом, она была чем-то средним, коих в их офисе огромное количество. Однако изменения она улавливать умела, не так хорошо, как профессионалы, но всё же на подсознательном уровне это было. И сейчас это был действительно тот момент, от которого зависело всё. Ключевой, переломный момент в ходе их истории. Здесь было лишь два выхода: либо они успешно скроются, либо их поймают. Третьего просто не существовало, и даже если бы ты попытался его найти, всё равно бы не нашёл, не в этот раз. Савада не знала, кто эти люди, пытающиеся их убить, она не знала, кто этот мужчина, так яро скрывающийся от них. Всё это было слишком. Слишком быстро и необратимо. Будто кто-то в одно мгновение с лёгкостью взломал толстую стену спокойствия и уюта, которую Тсунаёши возводила вокруг себя больше пяти лет. Они не могут оторваться, совершено и бесповоротно не могут. И шатенка понимает это до скрежета в зубах и подрагивающих от напряжения колен, мужчина тоже это прекрасно осознаёт. Если сейчас что-нибудь не произойдёт, то это будет концом. Она больше не может бежать, вся та сила воли и второе дыхание не срабатывали, всё накатилось слишком резко и бесповоротно, оглушающая реальность будто ведром ледяной воды вылилась на голову, позволяя почувствовать весь этот всепоглощающий ужас и страх, окутавший сознание. Они не могут бежать вечно. Те люди позади не могут вечно мазать, сейчас их пуля пролетела мимо, врезавшись в каменную поверхность всего лишь в паре сантиметров от ноги, а в следующую она уже пройдёт икру насквозь, заставляя обессилено вскрикнуть и мешком упасть на твёрдый асфальт. Невольно Савада замедляется, она действительно не хочет этого. Она не знает, что ждёт её, если она окончательно остановится, но явно ничего хорошего. Кажется, брюнет что-то злобно рычит, из-за оглушительного шума в ушах этого не слышно. А затем они останавливаются, это происходит настолько неожиданно, что девушка по привычке пробегает около метра и лишь потом разворачивается, чтобы взглянуть на причину торможения. Брюнет стоит перед ней, держа пистолет на согнутых руках и смотря точно на их преследователей, однако те по какой-то непонятной причине не собираются стрелять, будто под гипнозом смотря на одиночную фигуру, не представляющую опасности. А затем раздаётся взрыв и уже знакомый глазу столп пламени вырывается из дула пистолета, выжигая всё живое на улице. Тсуна словно завороженная смотрит на это зрелище, не в силах отвести взгляда. Казалось, что вся боль резко отодвинулась куда-то на самые задворки сознания, напоминая о себе лишь прерывистым и частым дыханием. Девушка стоит на месте, быстро-быстро вдыхая через рот и во все глаза смотря на непонятный феномен, не поддающийся науке. Брюнет спешно разворачивается, а затем вновь хватает её за кисть, увлекая куда-то в бок, не давая в полной мере понять всю глобальность проделанной атаки и осознать, что единственная действительно весомая опасность здесь — это он сам.***
Они останавливаются в какой-то грязной и забитой мусором подворотне. Савада громко дышит, облокачиваясь спиной о холодную стену и упираясь руками о потрёпанные синие штаны. Сейчас всё тело - это огромный ком неудержимой боли, которая так и рвётся наружу, желая полностью затмить разум. На восстановление уходит ровно минута. По крайней мере на восстановление дыхания примерно столько, хотя сердце до сих пор бьётся в груди, как сумасшедшее, с остервенением бросаясь на рёбра и грозясь в любую секунду выбраться на свободу. Девушка прикладывает руку к груди, ощущая этот бешеный ритм. Мужчина стоит в жалком метре от неё. Он хрипло дышит, одной рукой держа опущенный пистолет, а другой зажимая кровавые бинты, которые понемногу стали спадать во время бега. Его лицо сложно разглядеть в полутьме, однако девушка могла поклясться, что оно сейчас искаженно в гримасе боли и ненависти ко всему живому. На целую долю секунды, ей становится его жаль, всего на секунду, а затем разум застилается пеленой негодования и гнева, пополам со страхом. Ведь теми непонятными атаками он за раз убил несколько человек, уж точно больше двух. — Что это была за хрень? — Савада говорит предельно тихо, всплескивая руками и смотря в сторону брюнета, который никак не отреагировал на этот порыв. — Что это была за хрень, я тебя спрашиваю?! — Заткнись, — он говорит это скорее для галочки, нежели действительно приказывает. И Тсунаёши точно улавливает его усталую и апатичную интонацию, что лишь больше распыляет её характер. — Я не могу заткнуться. Из твоего грёбанного пистолета два раза вырвался столп огня, — Савада уже кричит, беспомощно махая руками и всё время тыча в мужчину, будто пытается доказать это себе, а не ему. — Огромный столп пламени, который сжигает всё! Как… Что… Что это за чёрт?! — Не твоего ума дела, — косясь в её сторону, раздражённо произносит брюнет. — Заткнись и пошли. — Да пошёл ты! — шатенка дёргается в сторону, однако не успевает сделать ни одного шага. Крепкая рука безжалостно отбрасывает её назад, прижимая к стене. Тсуна беспомощно открывает рот, не в силах сделать ни глотка воздуха, ощущая, как лёгкие, наполненные кислородом, болезненно сжались, а на глазах выступили непрошенные слёзы. — Они всё ещё у нас на хвосте, — злобно прорычал брюнет, прожигая шатенку гневным взглядом бордовых глаз, которые, казалось, светились в темноте непонятным кровавым цветом. — Поэтому прекращай истерить, если не хочешь получить несколько десятков пуль. Почувствовав, что её больше никто не держит, Савада придушённо всхлипнула, скатываясь на грязный асфальт и закрывая окровавленными ладонями лицо. Все эмоции, которые до этого держались в узде, были в один миг выпущены наружу и затмили весь реальный мир разом, будто погасив все краски. Тсунаёши плакала очень тихо, можно было подумать, что она не плачет вовсе, но нет. Тяжёлые всхлипы и шумное шмыганье носом, то и дело разносилось по переулку, шатенка размазывала слёзы и запекшуюся кровь по лицу, дрожа всем телом и не в силах успокоиться. Казалось, что с каждой секундой плакать хотелось всё больше и больше. Брюнет стоял неподалёку. Мужчина потупил взгляд, не решаясь подойти к девушке или вновь сказать ей что-нибудь. Вообще, каким бы он не был жестоким и грубым, женских слёз он просто не переносил ни под каким предлогом. В его детстве было слишком много этой солёной жидкости, и переносить её ещё раз он не желал. Кинув короткий взгляд в сторону девушки, мафиози бесшумно вздохнул, поднимая голову к ночному небу, на котором появились первые еле видные звёзды. Нужно идти, как можно быстрее. — Ладно, я перестарался, перестань, — уже более миролюбиво произнёс мужчина, ответом ему был неуверенный всхлип. — Давай договоримся, хорошо? — О-о чём? — поднимая голову, поинтересовалась девушка, смахивая мокрые дорожки с щёк, пытаясь успокоиться. — Сейчас мы спокойно продолжаем путь, — мужчина запнулся, пытаясь подобрать слова, — а когда окажемся в безопасности, то хоть обревись, идёт? Савада судорожно вздыхает, напоследок передёрнув плечами и несмело кивая, поднимается на ноги. На улице до жути холодно, это стало понятно, стоило ей немного прийти в себя и успокоиться. В голове до сих пор творилась полная каша, но в словах мафиози был большой резон. Шатенка представить не могла, почему этот человек потащил её следом за собой и даже после временного прекращения погони не бросил. И это было до жути интересно и пугающе, что ему понадобилось от неё. Она ничего не знает, абсолютно ничего. А то, что брюнет решил помочь ей по доброте душевной, верилось с огромным трудом. Потерев озябшие пальцы друг о друга и поджав ступни, девушка с готовностью посмотрела на мужчину. Видя, столь быстрый переход в нормальное состояние, Занзас невольно удивляется, впрочем, стараясь себя ничем не выдать. Те немногие женщины, побывавшие в его жизни, обычно после масштабной истерики брали себя в руки ещё очень не скоро, что невольно раздражало и выводило мафиози из душевного равновесия. Вздохнув, мужчина поправил сползшие бинты, закрепляя их на время. Было необходимо оставлять после себя как можно меньше улик, неприятности им в такой ситуации были ни к чему. — Сейчас нам необходимо…***
Скуало упал на диван, раздражённо рыча себе под нос итальянские ругательства, проклиная всех окружающих его людей. От босса не было ничего слышно почти третьи сутки. Если говорить честно, то в прошлом брюнет пропадал и не на такое время. Его могло не быть в особняке неделями, но, чёрт, в таком случае Суперби точно знал, где именно находится этот мудак и в каком состоянии. Сейчас же от него была идеальная тишина, что невольно заставляло усомниться в целости его костей. А ведь мечник прекрасно осознавал, чем это окончится. Но нет, ты что, мы ведь главные. Мы ведь должны потешить своё самолюбие, чёртов ублюдок. Вообще, непонятное зудящее чувство чего-то неправильного не покидало альбиноса ещё тогда, когда они получили это письмо с приглашением. В тот момент Скуало долго и пристально вчитывался в каждую строчку, однако, не обнаружив ничего паранормального, всё же передал конверт в руки брюнету, однако сильно сомневаясь в своём решении. И как оказалось, не зря. То, что это была ловушка, они узнали буквально сразу, после того, как по Занзасу открыли пальбу. Конечно, Суперби выполнял приказы босса, впрочем, частенько пренебрегая некоторыми пунктами, как было и в этот раз. На эту встречу мечник послал за мужчиной пару мафиози, которые скрыто сопровождали его вплоть до места назначения. Как брюнет не заметил никого из них, оставалось загадкой. Или же он всё же заметил, но не подал вида, кто его разберёт. Поэтому доклад о предательстве поступил практически незамедлительно, впрочем, Скуало именно этого и ждал, выезжая почти мгновенно. Однако они опоздали. Как эти придурки умудрились проворонить самого босса Вонголы, было непонятно. Суперби тогда долго и тщательно орал на них, используя всю возможность своего не тихого голоса вдоволь. Когда же альбинос всё же соизволил остыть, встал другой вопрос: «Куда испарился раненный и обозлённый Занзас?». То, что этот мудак выживет, сомнений не было никаких. Скариани был из такого типа людей, которые выживают даже в самых безвыходных ситуациях, и после этого умудряются сказать пару пафосных фразочек и выхлебать в одну харю бутылку спиртного, чтобы потом не менее пафосно грохнуться в обморок. Однако даже это не отменяло того факта, что он их босс, а это значит, что без него они никаких глобальных действий касательно внешней политики проводить не могут. А значит, не могут грохнуть тех ублюдков, посмевших покуситься на представителя Вонголы. — Включи телевизор, — раздался над ухом заискивающий голос, заставляющий мечника неловко дёрнуться и гневно обернуться в сторону говорившего. Привыкший к таким взглядам блондин лишь невинно усмехнулся, разводя руками в разные стороны, строя из себя святую невинность. — Если это опять твои шуточки, — предупреждающе тянет альбинос, но всё же послушно тянется к пульту, лежавшему на кожаном подлокотнике. — Что именно? — Я так полагаю, новости, — манерно произносит мафиози, грациозно опускаясь рядом с мужчиной, поправляя рукой съехавшую в сторону диадему. — Ты можешь быстрее, капитан. — Заткнись, — беззлобно кидает Скуало, наконец, находя нужный канал. Вначале было совершенно ничего не ясно. Огромное количество людей, суетящиеся пожарные и непроглядная туча репортёров, показателя свидетелей и глупые предположения, а затем всё резко встало на свои места, словно по щелчку пальцев. — Вот же грёбанный идиот, мог бы и менее масштабным способом дать о себе знать. — Так мы едем за ним? — складывая руки на груди, заинтересованно тянет блондин, наблюдая за тем, как альбинос вскакивает с кресла и бросается к двери, с явным намерением пешком добираться до нужного дома. — Тц, — Суперби останавливается, недовольно поджимая губы, будто вспоминая о чём-то немаловажном. — Свяжись с Мармоном, пусть взломает все уличные камеры в районе того дома, он не мог далеко уйти. — Ши-ши-ши, как скажете, капитан.