Двадцать лет и четыре зимы

Место мое здесь. Пусто и холодно мне. От тоски и молчания рвется надежды нить. Место твое здесь. Руки мои берешь и греешь, Нежным дыханием, вновь заставляя жить. Кукрыниксы — Холодно Первая зима. Первая встреча. Гилберту шесть лет. Он в этом году поступил в школу и поначалу просто раздувался от гордости под восхищенным взглядом младшего брата. Потом ему стало скучно. Людвиг еще совсем мелкий и не понимает, что в школе нет ничего особенного. Гилберту вот хватило полугода, чтобы понять. Теперь его главное развлечение в стенах элитного учебного заведения — доводить учителей до белого каления и задирать одноклассников или же дергать за косички девчонок. Большинство из этих самых девчонок вовсе не против. Они еще очень малы, но уже понимают, что Гилберт «крутой». К сожалению, юный Байлшмидт тоже это понимает и оттого ведет себя еще наглее. Все мальчики в классе хотят дружить с ним, а девочки сидеть рядом, но Гилберт предпочитает сам выбрать себе «свиту». Пока что первым и единственным другом маленького «короля» стал Эрж, венгерский мальчик с длинными ореховыми волосами и удивительно сильным для его возраста ударом. С последним Гил познакомился на собственном опыте, когда попытался отобрать у мальчишки учебник, за что получил им же по голове. И тут же решил, что с ним надо дружить. Так, на всякий случай. Потом он знакомится с Тони и Францем — они на два года старше, но довольно неплохо ладят между собой и немца приняли в свою компанию на удивление легко. Позже вся школа очень пожалела, что эти трое вообще познакомились. Так, понемногу, Гилберт втянулся в размеренную и скучную школьную жизнь. Иногда он начинал задирать кого-то, просто чтобы проверить, что он все еще самый главный. Возражать ему не смели, и альбинос, довольный тем, что в этом маленьком царстве он единоличный правитель, оставлял свою несчастную жертву в покое. А потом, прямо как в сказке, случилось нечто из ряда вон выходящее. Обычно в сказках это происходит после слова «однажды». Однажды зимой к ним в класс привели новенького. Новенький Гилберту сразу не понравился. Мальчик был пухлощекий, но бледный, с шапкой пепельно-русых волос и в смешном сиреневом свитере с оленями. Он смущенно смотрел в пол, пока молодая учительница, держа его за ручку, представляла классу. — Дети, это Ваня Брагинский, он будет учиться с вами. Не обижайте его, хорошо? — она с надеждой оглядела класс, но маленькие бесята притихли и с любопытством рассматривали чужака. Гилберт в предвкушении потер ладошки. Кажется, новая жертва нарисовалась. *** На первой же перемене Гилберт подскакивает к парте, за которой сидит новичок, и нависает над сидящим мальчиком. Тот удивленно смотрит на него, но молчит, пока немец с интересом рассматривает потенциальную грушу для битья. Теперь, с близкого расстояния, можно было увидеть необычный цвет глаз мальчика. «Сиреневый, как мамины фиалки», — подумал Гилберт, ощущая на себе ответный изучающий взгляд и чувствуя странную нервозность от этого. Он уже начал злиться. Да что за черт? Кто ему позволял так смотреть на «короля»? — Эй, ты! Ты знаешь, что я здесь самый главный? — нахально спросил Гилберт, уперев руки в бока и задрав нос. И тут же изумленно вылупился на новенького, когда тот, совершенно не стесняясь, искренне рассмеялся. — Это ты, что ли, главный? Такой мелкий? В сиреневых глазах блестели смешинки, а шарф забавно сбился на бок. Мальчик аккуратно поправил его и, встав, подошел к Гилберту. Он оказался выше его на полголовы. Такого отношения «король» снести не мог. К лицу прилила кровь. Гилберт ощущал направленные на них двоих любопытные взгляды. Всем было интересно, чем же закончится выяснение отношений. Даже будучи шестилеткой, Гилберт прекрасно понимал — один раз спасовав, будешь лузером всю жизнь. Поэтому он ударил первым. *** Разумеется, их растащили. И нажаловались родителям. Мама Гилберта пожурила сына и пригрозила оставить без сладкого, но обещание, как всегда, не сдержала. Что ни говори, а быть любимчиком хорошо. Она даже оставила ему горсть шоколадных конфет и леденцов-петушков на палочках. «Поделись с друзьями, сынок», — проворковала Грета, взъерошив торчащие белые волосы сына, и упорхнула в директорский кабинет, оставив мальчика сидеть на стульчике в коридоре. Естественно, делиться Гилберт ни с кем не собирался. Вот еще. От мыслей о возможном наказании от отца (несомненно более суровом), если мать все же расскажет ему, Гилберта отвлекли тихие шаги. Иван почти бесшумно подходит к нему и садится рядом. Он сутулится и кажется меньше Гилберта, хотя это не так. Он не пытается заговорить с ним, понравиться ему или угодить, как это делают все другие дети. И это… подкупает. Он еще раз внимательно окидывает взглядом своего «не-друга» — его свитер весьма потертый, маленькие ботиночки видали и лучшие времена. На нежной щечке уже начал наливаться небольшой синяк. Он настолько странно и чужеродно смотрится здесь, в этой школе с «золотыми» детьми, что невольно возникает вопрос — как он вообще тут оказался? Разумеется, будь Гилберт старше, он бы подумал над этим, но сейчас ему все равно. — Эй, где твоя мама? Вопрос срывается с губ быстрее, чем Байлшмидт успевает себя остановить. «Король» не разговаривает с кем попало. Но в этот раз он сделает исключение. У Ивана пугающе холодные и пустые для ребенка глаза. Он похож на Кая, похищенного Снежной Королевой. С ледяными руками, будто припорошенными снегом пепельными волосами и неестественной примерзшей улыбкой. — Она умерла. Гилберт хмурится. Он весьма смутно осознает, что такое смерть, но знает, что в этом точно нет ничего хорошего. И это по крайней мере объясняет, почему Иван здесь один сидит. У Брагинского такой потерянный взгляд, что он напоминает Гилу Марти, бездомного пушистого котенка, которого они с мамой нашли пару месяцев назад и забрали домой. Немец ощущает странное чувство неловкости, и оно влечет за собой волну раздражения, потому что Гилберт не привык быть виноватым. Он шарит по карманам с полминуты, а потом достает сладкого яблочно-алого петушка на палочке и грубовато пихает в руки опешившему мальчику. — Спасибо, — улыбается Ваня, сжимая в ручке угощенье. Гилберт тут же задирает нос и презрительно бросает: — Не думай, что мы теперь друзья. Кончики его ушей почти такие же красные, как леденец.