Реальность была другой

В назначенный срок все было готово к торжеству. Тот самый день начался неимоверно рано для всех обитателей поместья, от слуг до хозяев. После короткого завтрака в распоряжение Хисаны прибыли несколько служанок, чтоб помочь ей сделать прическу, наложить косметику и одеться. Белоснежный свадебный убор, состоящий из нескольких юката, надеваемых друг поверх друга, широких оби, завязываемых тугими сложными узлами, и длинного кимоно сверху. В тяжелом наряде было довольно жарко и несколько некомфортно, но Хисана старалась не обращать на это внимание. Объемная прическа туго стягивала свободолюбивые волосы молодой невесты — множество шпилек и заколок не давало выпасть из грандиозной композиции ни одному волоску. Хисана преобразилась практически до неузнаваемости: лицо стало белым, как только что выпавший снег, ярко заалели губы, а нарисованные углём брови придали лицу какое-то другое, совсем не её выражение. Через несколько часов она была полностью готова, и служанки покинули комнату невесты. Оставшись одна, девушка подошла к большому круглому зеркалу, принесенному специально для нее, и начала внимательно разглядывать себя в нем. Такая… другая Хисана сейчас смотрела на нее из стекла. Девушка не знала, нравится ли она себе такой или же не совсем… Вроде бы ничего не поменялось, но совершенно другим человеком глядит на нее отражение. И только ли во внешности дело?.. Или же, как скрывая все недочеты лица, пудра так же скрыла особенности и неровности чего-то более сокровенного, внутреннего?.. Мысли прервал приглушенный стук в закрытые створки комнаты. В голове Хисаны проскочила только одна мысль: что церемония вот-вот начнется и за ней уже пришли. Но сёдзи открылись прежде, чем Хисана позволила это сделать, и на пороге возникла Акеми. Уловив в глазах хозяйки комнаты удивление, старшая сестра криво ухмыльнулась, прошла в комнату и плотно закрыла за собой сёдзи. Развернувшись и уставившись на Хисану каким-то странно-озабоченным взглядом, Акеми быстренько осмотрела девушку с ног до головы. Остановив взгляд на одной из шпилек в прическе, нахмурилась и уверенно произнесла: — Не так. Быстро преодолев расстояние до невесты, Акеми вытащила неправильно воткнутую шпильку и, наклонив голову Хисаны, зацепила как полагается. — Ну, вот так, — беззаботно улыбнулась старшая сестра, посмотрев Хисане в глаза. — А… Акеми… — ошарашенная подобными действиями, произнесла невеста. Мало сказать, что это было странно, просто… Это была не Акеми. Сколько себя помнила Хисана, они с сестрой только и делали, что ругались, ссорились, спорили о чем-то. И теперь, смотря на эту искреннюю улыбку, девушка просто не верила своим глазам. Акеми никогда не помогала ей, что же на нее нашло сейчас?.. — В зале уже народ собрался, каа-сан скоро тоже подойдет. Ты не переживай, выглядишь хорошо и кимоно нормально сидит, — Акеми тараторила и тараторила, что-то поправляя в наряде Хисаны, поворачивая и крутя ее, чтоб рассмотреть со всех сторон. — Акеми, почему… Почему ты здесь?.. — спросила девушка, наконец вырвавшись из цепких рук сестры. Акеми как-то наиграно-удивленно взглянула на Хисану, будто бы совершенно не понимала, к чему этот вопрос, будто бы он совершенно не логичен в данной ситуации. — Ну мы ведь сестры, — с некой задумчивостью проговорила Акеми, смотря прямо в глаза собеседнице. — Разве мы не должны помогать друг другу, делить между собой все радости и беды? Хисана, обескураженная до глубины души таким заявлением, только и могла, что хлопать глазами в ответ. Настолько неестественный для Акеми тон, настолько абсурдна вся эта ситуация. «Неужели под конец жизни в одном доме и в одной семье нээ-сан решила со мной помириться?..» А может, и наоборот: ее сестра всегда носила маски, а сейчас решила скинуть их хоть ненадолго, хоть на мгновение? И это та самая естественность, что она скрывает глубоко-глубоко внутри? — Я просто хочу, чтоб все было честно, — продолжала Акеми. — Пусть у нас и были разногласия, сейчас это не имеет никакого значения. — Взяв Хисану за руку, она смотрела в глаза сестре самым честным взглядом, на который, кажется, только была способна. — И ты прости меня, — проговорила Хисана, сжимая ладонь сестры. Девушка знала, что нээ-сан никогда не извинится в открытую, но этого и не нужно. Главное, что она пришла, а значит, для нее это важно. Хисане отчаянно хотелось верить в проснувшуюся совесть Акеми и в то, что теперь они станут хотя бы разделенными расстоянием, но друзьями. — Конечно, — буквально пропела старшая сестра, отступая на шаг и задорно улыбаясь, расставила руки в стороны, будто приглашая в свои примирительные объятья. И Хисана, так же радостно улыбнувшись, с готовностью и доверием нырнула в них, конечно не обратив внимание, что сестра обняла ее лишь одной рукой, и естественно не замечая ножницы во второй. Она опомнилась лишь тогда, когда сестра крепко прижала ее к себе, а прическа вдруг резко ослабела. А затем, увидев, несколько летящих на пол прядей ее волос… — Акеми! — вскрикнула девушка, стараясь вырваться, но та, закончив, выпустила ее сама. Схватившись за затылок и отчаянно глядя на улыбающуюся сестру, Хисана отскочила как можно дальше. — Что ты… Зачем? Акеми! — Девушка рухнула на колени, обнаружив, что ее еще мгновение назад длинные пряди теперь едва достают до плеч. Девушка в красном, стоящая напротив невесты улыбалась, пощелкивая ножницами и внимательно изучая еще больше побледневшее лицо и покрасневшие глаза Хисаны. — Ну я же сказала, что хочу, чтоб все было честно. Но заметь, ты мне жизнь испортила, репутацию, а я тебе всего лишь прическу. Все равно обмен неравноценный. Подумаешь, волосы укоротила. Отрастут… когда-нибудь. Да ты не плачь, а то еще и макияж испортишь, совсем из тебя невесты не выйдет. Хотя о чем это я вообще?.. Одно твое присутствие и так позорит все собрание, и это уже ничем исправишь. Что ж, удачи, госпожа Кучики, — с этими словами Акеми покинула комнату невесты. Хисана сидела посреди комнаты на коленях. Рука еще держалась за затылок. По лицу, оставляя следы на сухой пудре, текли немые слезы. «Как же так?! Акеми?!» — только и крутилось у нее в голове. Сместив руку на затылке несколько левее, Хисана обнаружила лишь одну оставленную прядь прежней длины. Шпилька, что держала ее, несколько минут назад была заботливо поправлена старшей сестрой. Внутри что-то защемило так больно и резко, что девушка просто не смогла сдержать отчаянного стона. Она ведь почти поверила ей! Поверила, что сможет наконец найти общий язык с Акеми Охаяси! Слезы текли по щекам, некрасиво преображая искусно раскрашенное лицо, и падали на белоснежный убор. Нет, дело было совсем не в обстриженных волосах — Хисана убивалась из-за собственной наивности. Глупости. Из-за того, что так легко сделать ей больно, так просто навредить. Из-за того, что она настолько уязвима. И в этом ей больше некого винить кроме себя самой. Еще один громкий стон и столь же тяжелый всхлип. — Хисана!.. Хисана!!! — до боли знакомый голос, мягкие руки, и ее глаза встречаются с глазами самой близкой на свете женщины. — Каа… Каа-сан, — со всхлипом выдавливает из себя девушка и тут же утыкается лицом в плечо матери. Она чувствует, как та гладит ее по голове, говорит что-то успокаивающее, и затем замолкает, коснувшись кончиков коротких волос, понимая причину слез. Она отстраняет от себя дочь и смотрит в заплаканные глаза. По взгляду сразу ясно, что женщина все понимает, понимает, чьих рук это дело, понимает, каково сейчас Хисане. Она молча встает, поднимая девушку за собой. Заставив ее подойти к зеркалу и посмотреть на себя, она останавливается позади, закрывает своей ладонью одну половину ее лица и произнесла: — Знаешь, кого я вижу в зеркале? Я вижу маленькую девчонку, обиженную на весь мир, который не признает ее индивидуальности. Девчонку, которая боится сделать шаг, опасаясь неодобрения общества. Ту, что общается только с книгами, что живет в них, а не в реальности. — Госпожа Охаяси поменяла руки и закрыла другую половину. — А вот так я вижу сильную, выносливую девушку, которая не боится, которая готова обойти весь Руконгай в поисках своей цели, которая стойко принимает все удары судьбы, которая доверчива, в силу своей доброты, но горда и независима, в силу своего происхождения. Та, что рассчитывает только на себя. Та, кому суждено стать госпожой Кучики. — Каа-сан убрала обе руки, положив их на плечи девушки. — А вот так я вижу тебя, Хисана. Благодаря этим двум крайностям ты такая, какая есть. А кого в зеркале видишь ты? В комнате повисла тишина. Конечно, Хисана понимала, что общество — это Акеми, а удары судьбы — ее нападки. Да, в детстве она даже боялась сестры, но с возрастом, просто приняла ее такой, какая она есть. И это — особенность уже взрослой Хисаны, той, для кого мнение чужих ей людей просто не имеет значения. Что ж, поступок Акеми — очередной удар, пусть и больнее, чем остальные. Короткие волосы? Не страшно, поправимо. Ведь по одежке — только встречают, верно? Около часа ушло на то, чтоб поправить потекшую со слезами пудру и тушь. Последнюю прядь волос Хисана отстригла сама. Уверенно и беспощадно, так, будто бы и не прощалась сейчас с детством, не обрывала последние ниточки. Вновь взглянув в зеркало, Хисана видела в нем только себя и никакого другого человека там уже не было. Последним штрихом была красивая тяжелая заколка, отданная ей матерью. — Твоя мама с ней выходила замуж. Я уже и не вспомню, как она оказалась у меня, — улыбнувшись, сказала госпожа Охаяси. — Спасибо, каа-сан, — проговорила Хисана и крепко обняла мать. Нет, благодарила она не за заколку, а за все, что она для нее сделала, за то, что всегда была рядом. Уверенно шагая в начале процессии рядом с Бьякуей, девушка время от времени ловила на себе изумленные взгляды гостей, рассматривавших ее прическу. От этого внутри становилось почему-то смешно. Пойманные пальцы уверенно сжимались пальцами Бьякуи, так крепко и явственно для них двоих и незаметно для всех остальных из-за широких длинных рукавов свадебных уборов. Мужчина, заметив взгляды, прикованные к его супруге, несколько встревожено глянул на нее, но получил в ответ совершенно спокойный, тихий и радостный взор. — В этом году особенно прекрасно цветут сакуры, — произнес он так, что слышно было только ей. Когда вся официальная часть церемонии бракосочетания была окончена, торжество продолжилось в саду поместья Кучики. Вскоре на улице совершенно стемнело, и гости постепенно начали разъезжаться. Однако в саду все еще было многолюдно, когда на плечо к Генрею опустилась адская бабочка и механическим голосом сообщила о том, что дан приказ всем капитанам и лейтенантом Готея-13 незамедлительно явиться в бараки Первого отряда. Мгновенно переглянувшись с внуком, дед встал и, попрощавшись с гостями, исчез в сюнпо. Бьякуя, что-то быстро сказав Хисане, через мгновение последовал за ним. С ними же исчезли и приглашенные на торжество члены высшего офицерского состава. После этого гости стали расходиться еще быстрее и минут через сорок Хисана осталась в саду совершенно одна. Вернувшись в свою комнату и переодевшись, девушка присела на футон. Она улыбнулась самой себе и повалилась назад. День был определенно эмоционально тяжелый, сумбурный какой-то. Она блаженно потянулась, а затем уставилась в потолок. «Он сказал, что это может затянуться надолго, что не стоит его ждать…» Хисана прикрыла глаза и провела по ним рукой, а затем по лбу и волосам. «А у коротких есть свои преимущества!» — вяло протекла мысль в голове. Тут же всплыло выражение лица Бьякуи, когда он увидел ее с новой прической. Нет, в сущности, конечно, ничего не изменилось, но эта медленно приподнимающаяся бровь… Хисана вновь весело улыбнулась. Интересно, заметил ли это еще кто-нибудь, кроме неё? Как не странно, она была совершенно уверена, что Бьякуя не осудит ее за это, даже не зная всей истории. А еще за сегодняшний день она так больше и не увидела Акеми. Наверняка ее даже не было на самом торжестве. Что ж, может, оно и к лучшему… Последние мысли шли самотеком, совершенно не контролируемые засыпающим сознанием. Последнее, что слышала девушка, это как кто-то семенил по коридору, но подумав, что это кто-то из слуг, провалилась в сон. Какой-то странный запах… Неприятный. Ей душно. Хочется на свежий воздух… Запах, кажется, сгущается вокруг нее… Что… Что это? Девушка с трудом открывает глаз, пытается вздохнуть, но не получается. Она утыкается носом в футон, ловя кислород, оставшийся в этой комнате. Подняв глаза, она понимает, что не видит потолка… Потолка не видно из-за дыма. И запах… дыма. Что-то… Горит? Сонное сознание начинает работать быстрее, подсказывая и подбрасывая девушке правильные выводы. Дыма не может быть так много, если только… Глаза Хисаны расширяются от осознания происходящего. Пожар! Девушка бросается к сёдзи. Всегда эти створки открывались легко, даже не скрипели. Но сейчас их было невозможно сдвинуть с места. Одни, другие… они как будто заблокированы снаружи. Схватив простыню и приложив ее к лицу, девушка ненадолго получила возможность дышать. Тусклая лампа, что горела в комнате с вечера, практически не давала света, густой дым не пропускал его. Поняв, что не сможет выбраться сама, Хисана стала стучать, звать на помощь, но никто не отзывался. Где-то далеко она, казалось, услышала какое-то движение. Какой-то грохот, голоса… Хисана стала кричать громче, но кислород в легких быстро заканчивался, а нового оставалось все меньше и меньше. Девушка кашляла. Казалось, еще немного, и легкие совсем перестанут работать. Дым заполнил собой всю небольшую комнату. Хисана до последнего отчаянно стучала, кричала, кашляла, а затем снова кричала. Но в густом дыму она вскоре стала задыхаться. Единственная мысль, что родилась в уплывающем сознании: «Родители… погибли… так же?..» Через мгновение в комнате послышался звук рухнувшего на татами ослабевшего тела.