Give my heart back

Джейн в шоке, она лучезарно улыбается и прикрывает рот руками. В лучших традициях романтических комедий. Мейсон, судя по его сияющим глазам и широкой улыбке счастлив, как никогда. Все вокруг безумно рады и ждут ответа еще больше, чем Мейсон. Кроме Спенсера, конечно же. Тот готов просто провалится под землю, умереть прямо здесь, пустить самому себе пулю в голову. Все, что угодно, лишь бы не быть здесь. Но в то же время, он не мог не прийти, хоть никто на этом и не настаивал. Это был не его праздник жизни. Скорее его похороны. А на собственные похороны — грех не прийти. Как бы ужасно это не звучало. Мейсон стоит на одном колене в центре зала, и черт знает, что творится в его голове. Наверное, он придает этому безумно колоссальное значение. Что, в принципе, неудивительно. Практически любой человек думал бы точно так же. А Спенсер ненавидел весь мир, потому что это Мейсон должен был стоять на месте этой Джейн, а Спенсер стоять перед ним на одном колене, с чуть подрагивающими коленями и покалыванием в груди. А Портера всего лишь разрывает изнутри. Почему все идет под откос тогда, когда кажется, что все может быть хорошо? — Я согласна, — буквально пищит Джейн и все вокруг разоряются криками и аплодисментами, а Мейсон уже торопится окольцевать свою птицу счастья. Спенсера же просто напросто тошнит. Пусть его убьют, но он даже не улыбнется. Грудь сдавливает, в глазах все как-то странно сливается в одно и он медленно двигается к двери. Это замечает только Китти, но она не торопится бежать за ним. Китти — это та, кто всегда видела Спенсера, да и всех остальных людей насквозь. Но все же с лучшим другом дела обстояли, как нельзя близко, поэтому сейчас она четко понимала, что ему нужно время. Время, чтобы просто смириться с тем, что происходит, пропустить через всего себя и постараться принять. Другого выхода у него просто не было, и они оба это знали. Сейчас же блондинка просто вздыхает и жалеет о том, что она все же не своровала пару баночек интересных кислот из кабинета химии. Тогда бы она точно сделала из этой парочки идеальную пару. _______________________ — Блять, — шипит Спенсер, расхаживая по туалету. — Блять, блять, блять. Кулак с силой вносится в стену. Спенсер и сам не знал, что может ударить настолько сильно. Кажется, что с потолка упало немного штукатурки. Руку пронзает резкая боль, а сквозь костяшки сочится алая кровь. Портер чувствует, что ему становится немного легче, несмотря на то, что физическая боль просто неимоверная. Ничего, бывало и хуже. Он бьет еще и еще раз, понимая где-то там, что стоит остановиться, чтобы рука не превратилась в хрен знает что, но чувство того, что на душу будто бы льют бальзам, который, конечно, закончит свое действие, но уберет боль хотя бы на чуть-чуть, заставляет бить все сильнее. Вся стена уже в крови, когда Спенсер хватается за разбитую руку и падает на пол, сжимая ее другой рукой. И он делает это не потому, что он переборщил и боль уже просто никак нельзя терпеть, а потому что осознание того, что все действительно произошло, и хоть спрыгни он с окна прямо сейчас, разбейся насмерть — он не изменит этого. Абсолютная беспомощность. Его бьет мелкая дрожь, а слезы просто неподвластно для него самого текут по щекам. И он просто не понимает, что с ним. И он ненавидит мудака МакКарти за то, что он сделал с ним это. Он просто ненавидел его всем своим человечеством. И вместе — с этим любил до потери пульса. — Стоило влюбиться один, блять, единственный раз, — шипит Спенсер, сжимаясь от боли вперемешку. — И вся жизнь превратилась в ебанный пиздец. — Почему все так? — Спенсер разводит руками, когда Мейсон стоит с чемоданом в дверях. Спенсер не бросится, не выхватит его, а Мейсона не затолкает обратно в квартиру. Он не гребанная истеричка и он же просто задолбался с этим дерьмом. Он любит, но унижаться не станет никогда. — А разве должно быть иначе? — слегка улыбается Мейсон, а в его глазах теплая такая грусть. От которой Спенсеру одновременно хочется улыбаться и вывернуться наружу. Вместо всего этого, он всего лишь пожимает плечами. — Я люблю тебя, — и в этом мольба остаться. Портер говорит одну фразу, но в ней буквально сосредоточено все, что только можно и нельзя. Все, от чего просто можно задохнуться. Мейсон останавливается на несколько секунд и сжимает чемодан до неприличия крепко. Брюнет оборачивается через плечо и какое-то время они просто смотрят друг другу в глаза. — Я... Заберу остальные вещи завтра, хорошо? — он не дожидается ответа и просто уходит, заставляя Спенсера закрыть глаза и досчитать до десяти, чтобы просто не разгромит эту долбанную квартиру. Мейсон забрал вещи. И сердце Спенсера вместе с ними. _______________________ Спенсер замотал руку наспех салфетками. И ему было абсолютно плевать на то, что кровь сочилась сквозь. Ему было плевать абсолютно на все и на всех, и что там скажут люди, которые отказываются замечать то, что он кровоточит изнутри уже настолько долгое время. Сейчас просто ничего не имеет значение. Боль не ушла и не уйдет никогда. Наверное, ему просто придется затуплять ее до того момента, пока он не умрет либо от посаженной печени, либо от потери крови. Вариантов было не так уж много и оба не сулили ничего хорошего. Любой, кто посоветует ему просто отпустить и двигаться дальше — улетит с того же самого окна. Потому что его бесили люди, у которых все настолько просто. Просто отпусти. Просто забудь. Просто двигайся дальше. Просто идите нахуй. — Пожалуйста, отдай, — он ловит Мейсона в конце вечеринки в честь помолвки у самого выхода. — Чего тебе отдать? — непринужденно смеется Мейсон и смотрит на него абсолютно счастливым взглядом. Будто бы они вместе. Будто бы это их помолвка была только что. Но понимание того, что сейчас эти искорки в глазах предназначаются совсем не ему исполосовывает сердце. Спенсер чуть сильнее сжимает его локоть, кажется, оставляя немного крови на белоснежной рубашке. — Мое сердце. Мейсон открывает рот, высвобождает руку, но совершенно не поникает, выглядя все таким же абсолютно счастливым. — Забирай. Приходи и забирай. Ты можешь сделать это в любое время суток, ты можешь сделать это когда-угодно. Сам отдал — сам и забирай, — с улыбкой говорит Мейсон и достает платок, в два счета перевязывая рукой Портера, хотя до этого, кажется, даже не обращал на это внимание. А какое, в принципе, должно ему быть дело? Мейсон разворачивается и уходит, оборачиваясь на половине пути, махая ему ладонью и Спенсер делает тоже самое. Он знает, что никогда не сможет забрать свое сердце назад. Как и МакКарти, впрочем.