Колдуны

В первый год после свержения Белой Колдуньи ничего особенного короли и королевы за собой не замечают. Ну, за исключением всеобщего восхищения и свалившегося, как снег на голову, груза ответственности. Кроме того, у всех перед глазами еще стоит битва при Беруне, после которой со слезами хоронили обломки гранитных статуй, а вскоре после ухода Аслана вылезают самые ярые сторонники Колдуньи, и короли во главе отряда воинов проводят не один месяц, уничтожая бунтующую нечисть. Первым что-то не то замечает Эдмунд. В Нарнии зима не похожа на лондонскую – снежная, сверкающая, слепящая своей белизной днем и глубиной черноты неба ночью. И Эдмунду она нравилась бы больше, если бы не стучащее где-то в висках «предатель» и льдисто-голубые глаза Джадис, которые он видит во снах с наступлением зимы в разы чаще. Он краем глаза видит, как льнут к нему падающие с неба снежинки и понимает, что ему не холодно даже в одних шортах по колено в снегу. Потом младший король, сам не зная, как, отводит от сестер падающие с крыши сосульки размером в половину его самого, и долго испуганно отнекивается, когда начинают сыпаться вопросы. А вот когда Люси умудряется убежать в лес перед самым наступлением темноты, а в сумерках, ко всему прочему, начинается метель, вот тут-то магия Справедливого Короля и выплескивается с истошным криком «Люси!» Вокруг Эдмунда взвихривается столб снега, метель, наоборот, мгновенно прекращается, и Эд очертя голову кидается в лес прямо как был – в тонкой рубахе и штанах. За ним ошеломленные и испуганные брат и сестра видят призрачные мчащиеся силуэты из снега. Эд возвращается через каких-то полчаса, неся на закорках заплаканную сестренку, и снежные призраки идут за ними как безмолвная стража. После этого он уже не отрицает свою власть над зимой и снегом, хотя долго еще ловит на себе настороженные взгляды. Не забудешь за какой-то год, кто раньше владел холодом и смертью. Следующей приходит черед Люси. Она не боится, а напротив, радостно хлопает в ладошки и зовет Эдмунда, когда по взмаху нетерпеливой ручки снег, все еще прикрывающий землю, тает и становится весело звенящим ручейком, а из него уже выглядывает крохотная пухленькая наяда. Прибежавший Эд смотрит на сестру, под руками которой из-под снежного покрова вырывается на солнечный свет какой-то росток, и облегченно вздыхает. Он счастлив, что не одному ему стукнуло проснувшейся силой, и что его любимая сестричка оказалась именно весной, топящей его снега и прогоняющей его сонные чары с растений и потоков. Это значит, что в случае чего будет кому остановить его и вернуть Нарнии весну. Как его зимой сопровождали повсюду белые тени, готовые в любой момент ощериться острыми ледяными стрелами, так за Люси, куда бы она ни пошла, теперь тянутся духи деревьев и ручьев. Отважная Королева пляшет с ними, не приминая ни единого росточка, танцует по волнам, поддерживаемая морскими нимфами, звенит сотней птичьих голосов в отзвуке речи и растапливает упрямый снег в тенистых долинах, просто топнув детской ножкой в башмачке. Люси – весенняя королева, и Нарния любит ее за это еще больше. Питер огребает свою долю магии с первым солнечным ударом, полученным на исходе весны. Счастливое солнце приветствует своего сюзерена самыми теплыми лучами, а потом смущенно прикрывается облаками, когда Сьюзан и Люси кудахчут над братом, упавшим с коня, а Эдмунд ручной вьюгой из рукава охлаждает ему перегревшуюся голову, не дав себе труда сбегать за водой к ближайшему ручью. Его владениями оказываются огонь и свет, и Сьюзан наполовину в шутку, наполовину всерьез дуется на него: ведь это она коронована именем Солнца. Питеру остается только смешливо-виновато пожимать плечами: не он выбирал себе магию, а она – его. Когда летом им опять доносят о беспорядках среди бывших слуг Белой Колдуньи, выражение «истреблять огнем и мечом» становится буквальным: яростный взгляд Верховного Короля действительно способен испепелить врага, а на лезвии меча пляшут слишком яркие блики даже ночью, ослепляя всех, кроме него самого. Питер может смотреть на солнце, не щурясь, и, кажется, питаться светом, за что все трое, не сговариваясь, обзывают брата солнечной батарейкой, а потом с хохотом носятся от него по всему Кэр-Паравалю, чудом не сбивая с ног встречающихся в коридорах советников и помощников. Сьюзан уже догадывается, что достанется ей, и с нетерпением ждет осени. Еще даже до того, как листья дворцового сада начинают менять цвет на багрянец и золото, Нарния дарит и ей причитающуюся магию. Под пальцами Сьюзан наливаются тяжестью яблоки, осенние дожди приходят по ее просительному слову и не размывают тропинки, по которым она идет. Нимфы плодовых деревьев складывают к ее ногам свои дары, когда она проходит по зазолотившемуся лесу, тянут к ней ветви, вплетая в темные волосы кленовые листья не хуже короны. Сьюзан не пляшет, как Люси, - она будто плывет сквозь море разноцветных листьев, и вокруг нее хороводами несутся белки, зайцы, выходят из урочищ кабаны и лоси, припадая на колени перед ней, а на празднике урожая фавны ей первой подносят кубок молодого вина. Повинуясь ласковым пальцам, гладящим землю, сухая и серая почва на глазах наливается плодородной чернотой и влагой, даже не верится, что еще недавно тут не могло прорасти ничего, кроме самой живучей травы. Виноградные лозы тянутся к ладоням Великодушной королевы, будто напитываясь силой на будущий год, ведь не зря говорится, что осень – залог будущей весны. Сьюзан владеет всем осенним золотом, всеми плодами своей земли, и нет в мире королевы богаче ее. Видя правителей Золотого Века впервые, Каспиан удивлен и разочарован. Он-то представлял себе могучих воинов или магов, а видит четверых детей едва ли старше его самого. В школьной форме, похожей чем-то на форму в школах тельмаринцев. И рукояти мечей у мальчиков, и лук и кинжал девочек кажутся ему насмешкой: как могут эти четверо помочь Старой Нарнии? Они наверняка даже не умеют сражаться, - кажется ему, когда он смотрит на гороховидную косточку тонкого запястья старшей из девочек. Рассказ Трама не слишком-то убеждает его, пусть он и не подает виду. А потом он смотрит внимательнее и вдруг видит. Слушает и вдруг слышит. Каспиан слушает пение меча Эдмунда и узнает в нем голос зимней вьюги, кружившей его в детстве, смотрит на бледные – холодные, он уже знает, - узловатые пальцы и видит, как серебрится изморозь на деревянном кубке, расползаясь от этих рук в разгаре лета. Каспиан смотрит на золотые, напитанные солнцем мальчишеские лохмы Питера и видит в них светящуюся корону из лучей, слушает его голос, обращенный к старым нарнийцам, и слышит в нем яростный рев пламени пожара, когда-то увиденного в засуху. Каспиан узнает в звонком голосе Люси многоголосый перелив весенних птиц и весенние грозы, видит, как под ее руками зеленеют засохшие ветки и оживают ручьи. Каспиан слышит в тихом пении Сьюзан отголоски шелеста осенних дождей, и задерживает дыхание, видя, как по взмаху ее рукава незрелые плоды вмиг наливаются цветом и сладостью. Молодой принц вспоминает сказки, рассказанные старой няней, о магии, пронизывавшей Нарнию раньше. Вызывает в памяти летописи, которые изучал с ним доктор Корнелиус, где говорилось о великих правителях, под чьей рукой Нарния расцвела. И не бросает больше обиженных взглядов на древний рог, нисколько не потускневший за века. Питер Великолепный, лето и пламя Нарнии; Сьюзан Великодушная, осень и плодородие Нарнии; Эдмунд Справедливый, зима и снега Нарнии; Люси Отважная, весна и жизнь Нарнии. И за детскими чертами лиц стоят великие короли и королевы былого, могучие воины и маги, в чьих голосах жива та, волшебная Нарния, о существовании которой он до недавних пор только мечтал.