Слава Великой Поднебесной!

Майкофт Холмс никогда не любил весну — это противное тянущее чувство в груди и желание неизвестно чего. Для человека, имеющего степень по психологии, это было даже смешно. Секс? Нет, не особо... Из всех основных инстинктов, секс как раз был самым легко подавляемым. Иначе, на каком бы фундаменте стояла бы католическая церковь? Как без целибата были бы возможны многочисленные монастыри на западе и востоке? Любовь? Бога ради, разве слон может любить муравья или мышь? Это противоречит всякой логике. Майкрофт Холмс мог бы снизойти до какой-нибудь мышки, заинтересоваться ее жизнью и желаниями, но увидеть в этом существе равного, чтобы полюбить? Может быть позже, когда он совсем состарится, будет немощен и безобразен (Майкрофт Холмс в принципе допускал такое) он сможет проникнуться чем-то вроде доверия и приятия к какой-нибудь милой юной медсестричке, которая будет ставить уколы в его дряблую ягодицу и ободряюще улыбаться. И если в тот момент никакие мировые кризисы и внутренние проблемы Великобритании не будут занимать его, он, возможно, позволит этому бесполезному чувству поработить мозг. Но не раньше. Ну, а что касается остального: продолжение рода, семьи, он считал, что планета и так перенаселена, что бы отягощать ее еще и своими отпрысками. Свои неопознанные желания он сводил к посещению кондитерской, где позволял себе немного гастрономического разврата: четыре пирожных определенного вида, в определенной последовательности, фисташковое мороженое и большая чашка кофе с коньяком. Подобная шоковая терапия надолго излечивала его организм от весенних капризов, как он это называл, а заодно и от ноющего чувства в груди. Майкрофт возвращался к аскетическому образу жизни и снова чувствовал себя рыцарем в сияющих доспехах, стоящим на страже интересов Великобритании и королевы. Но в ту первую весну после "падения" Шерлока, ноющее чувство в груди и непонятные, но назойливые желания не только не исчезли после посещения кондитерской, но и разгорелись с большей силой. Майкрофт не привык потакать себе и крамольную мысль о повторном посещении кондитерской отмел сразу. После примерно полутора часов проведённых в постели без сна, Майкрофт пришел к мысли, что к сорока годам он по-настоящему повзрослел, и удовлетворением тайных желаний его детства на этот раз не обойдется. Пришла пора желать по-взрослому. Пора уравнять в правах Майкрофта Холмса, члена парламента, внештатного сотрудника МИ-6, советника премьер-министра по внешней безопасности и Майкрофта Холмса, здорового мужчину, мистера в расцвете лет. Мысленно он перебрал содержимое своего личного ящика Пандоры, выбирая, какое из тщательно подавляемых желаний он готов выпустить на этом уровне игры. Отпущенные разом чувства дружно понеслись к пункту под названием "секс". Не к тем дозированным порциям секса, в виде флирта, которые Майкрофт позволял себе, неформально общаясь с женщинами на приемах или вечеринках с участием сотрудников. А к тому сексу, что ближе к любви, привязанности и доверию. Если говорить честно, Холмс хотел бы влюбиться как простой смертный. А если пойти немного дальше, он мечтал об ответной любви. Это было его самым большим и самым безответственным желанием. Надо было бы запихнуть его обратно в личный ящик Пандоры Майкрофта Холмса, пока оно не натворило разнообразных бед, но мозг мужчины не отпускал из головы притягательную и крамольную идею. Она обрастала весьма разумными доводами о полезности секса для здоровья, пока наконец, не стала такого размера, что уже не поместилась бы в "ящик Пандоры". Майкрофт где- то на полпути ко сну, решил, что так тому и быть, и хоть в крайности он бросаться не собирается, но и забивать на корню, все лишние мысли о сексе, и других приятных вещах, он больше не будет. Следующее утро, в меру теплое и солнечное, но слегка склонное к дождю, как и любил Майкрофт, началось как обычно. Впрочем, не совсем — машина прибыла к дому Холмса не к половине восьмого, а к половине девятого, день был субботний, а в субботу Майкрофт позволял себе поваляться в постели подольше. Правда валялся он в постели не один, а с ноутбуком, просматривая почту и отвечая на письма. Одно из сообщений к его радости и облегчению было от младшего брата, который уже два дня был недоступен. Он сообщал, что успешно перебрался из Египта в Сирию, воспользовавшись помощью одной из боевых группировок "мусульманского государства" и попутно сведя близкое знакомство с одним из его руководителей. Шерлок выдавал себя за английского писателя, принявшего по этическим соображениям ислам и путешествующего по востоку в поисках подходящего сюжета. «Этические соображения» включали в себя возможность иметь двух и более жён. Никто не должен был заподозрить в богатом и любвеобильном англичанине, заручившегося поддержкой самых влиятельных лиц южной Азии, одного из лучших шпионов её величества. И хотя у Шерлока был свой личный координатор, и не один, Шерлок держал Майкрофта в курсе своих дел, и периодически даже прислушивался к советам брата. Можно сказать, что на данный момент в отношениях братьев царила дружественная идиллия. Но Майкрофт, предпочел бы невыносимого брата – хорошему, но рядом, на Бейкер стрит. По дороге в офис Майкрофт просматривал новости: индекс Доу-Джонса застыл на постоянной отметке. Колебаний не замечалось ни на Токийской, ни на Шанхайской бирже. Майкрофт на секунду поднял глаза от ноутбука, пока загружалась новая страница в браузере и посмотрел в окно. Его взгляд уперся в чью-то задницу, обтянутую голубыми джинсами. На правом заднем кармане штанов были вышиты желто-золотой дракон и слова по-китайски: "Слава Великой Поднебесной". Майкрофт поморщился - как это англичане позволяют размещать на своих задницах полную бессмыслицу, просто даже обидно за нацию. В следующий момент, данный конкретный представитель нации присел на корточки, чтобы завязать ребенку шнурок на ботинке и в поле зрения Майкрофта попала коротко стриженая голова инспектора Скотланд-Ярда Грегори Лестрейда. Майкрофт Холмс совершенно неожиданно вздрогнул и быстро отвернулся от окна. Он мог бы этого и не делать, окна возле пассажирских мест были тонированными, его бы всё равно никто не заметил. Собственное нелогичное поведение раздосадовало его еще больше. Майкрофту казалось, что задержка на светофоре длилась вечность, и всю эту вечность он боролся с желанием смотреть на дракона, вышитого на кармане голубых штанов. Когда машина тронулась, Майкрофт вдруг вспомнил о некоторых послаблениях, которые он объявил себе вчера и решил удовлетворить свое странное любопытство. Но детектив - инспектор уже справился со шнурками и почти затерялся в толпе на Риджент-парк-роуд. Вдали лишь мелькнули голубые джинсы. Пригожим субботним утром офис Майкрофта был ожидаемо пуст, никто не жаждал поработать сверхурочно. Дежурные айтишники да охрана — вот и весь персонал. Даже Антея отпросилась на выходные, у ее отца, бывшего контрразведчика был юбилей. Майкрофт тоже был приглашен, но сослался на неотложные дела. Если бы Майкрофт считал любопытство грехом, он наверное устыдился, что первым его "неотложным делом" был просмотр изображений с камер наблюдения в Риджет-парке. Ведь Лестрейд с дочерью, очевидно, направлялись именно туда. На четвертой из двадцати картинок, которые транслировали камеры, обнаружился объект интереса Майкрофта - стройный мужчина средних лет в голубых джинсах и коричневой замшевой куртке. В момент, когда Майкрофт заметил его, Лестрейд как раз покупал мороженное: два рожка - розовое и зеленоватое. Протянув дочке розовое мороженное, инспектор откусил большой кусок от зеленого. Наверняка, фисташковое. Майкрофт сглотнул слюну. А Лестрейд тем временем взял дочку за руку и повел ее к пруду с лебедями. Майкрофт "перебрался" на другую камеру. Лестрейд улыбался и что-то говорил своей дочери, а потом вдруг поднял голову и продолжая улыбаться, посмотрел прямо в камеру. Ракурс показался Майкрофту настолько удачным, что он мгновенно нажал комбинацию клавиш, сохранявшую картинку. Зачем ему это понадобилось, он не понимал, и понимать пока не хотел. Он просто сделал то, чего ему захотелось. Около получаса он "гулял" с Лестрейдом и его дочерью по Риджент-парку, со всех сторон разглядывая ладную фигуру инспектора. Издалека его можно было принять за молодого парня, что непонятным образом раздражало Майкрофта, и только вблизи, когда становилась заметна седина в его волосах и морщинки возле глаз, он выглядел на все свои сорок лет. Несколько деловых звонков, требовавших дополнительной информации, отвлекли Майкрофта от парка. Когда он вернулся к камерам наблюдения, Лестрейда с дочерью нигде не было видно. Майкрофт прощелкал изображения со всех камер — объект, скорее всего из парка ушел. Он просмотрел все камеры, расположенные на Риджент-парк-роуд, и, обнаружив знакомые джинсы в сочетании с маленькой девочкой, почувствовал как захолонуло сердце — Лейстред с дочерью шел по направлению к Бейкер-стрит. И не просто Бейкер-стрит, а к 221б. Первоклассная камера слежения, установленная возле бывшей квартиры брата, транслировала Майкрофту все до единой эмоции, промелькнувшие на лице детектива-инспектора: он рассказывал своей дочери, что-то очень серьезное и даже грустное, брови Грега сошлись на переносице, на лбу залегли складки. Майкрофт не сомневался, что Грегори говорит дочери про Шерлока. Лестрейд не входил в число лиц, посвященных в истинную историю консультирующего детектива: досада, злость и горе на лице инспектора были неподдельными. Майкрофт сменил угол наблюдения камеры и перевел ее на лицо девочки. Ему стало интересно, как она реагирует на рассказ отца, тем более речь шла о Шерлоке. Лично он считал, детективы и убийства, это что-то вне интересов юных леди. Исключением была, пожалуй, Антея, которая с детства знала, кем был ее отец, и восхищалась им и его работой. К удовлетворению Майкрофта маленькая Лестрейд тоже была дочерью своего отца. Она слушала рассказ и благоговейно смотрела на черную дверь. Майкрофт подумал, что миссис Хадсон, с которой он недавно виделся по небольшому юридическому вопросу, не так уж не права, говоря о том, что хотела бы оставить в квартире всё как есть и создать музей Шерлока Холмса. Посетителей, по ее словам, уже хватало. Девочка потянула отца за руку, наверное, ей хотелось войти внутрь дома, посмотреть, как жил герой отцовских рассказов, но Лестрейд покачал головой. Майкрофту ужасно захотелось побыть немного Санта-Клаусом и он набрал в одно касание хорошо знакомый номер. *** — Мистер Лестрейд! Инспектор! Лестрейд обернулся, недоумевая, кто бы мог его узнать в этой части города. Миссис Хадсон, бывшая хозяйка Шерлока стояла на крыльце и махала ему рукой. Лиза потянула Лестрейда назад, к черной двери. — Ну, папа, эта миссис нас зовет! Лестрейд не знал, какими судьбами миссис Хадсон в тот момент вынесло на крыльцо, но он поддался уговорам Лизы и миссис Хадсон и вошел в дом. Все здесь было так, как обычно, будто Шерлок вышел только на минуту. Лиза шарахнулась от черепа, а потом взобралась на диван и попыталась стереть смайлик с обоев. Но он не стирался. Лиза посмотрела сияющими глазами на отца и на миссис Хадсон: — Он не стирается, он всё время здесь будет? Лестрейд краем глаза проследил за миссис Хадсон. Быстрым движением руки она вытерла щеку. — Лиза, ты будешь чай? — Девочка кивнула. Майкрофт хмыкнул. Милая миссис Хадсон предложила чай Лизе, а не Лестрейду, понимая, что ему не по себе в квартире Шерлока и он мечтает побыстрее оттуда сбежать. Но отказать дочери он не смеет. Но так недолго и разбаловать ребенка. Хотя... Майкрофт запросил в системе досье на всех детективов инспекторов Скотланд-ярда. Так и есть: Грегори Лестрейд; семейное положение: разведен. Был женат два раза. Дочь Лиза (девять лет) от первого брака. Вот она причина отцовских потаканий. Инспектор не так часто видит дочь, что бы отказывать ей в каких- то пустяках. Разведен. Не более трех месяцев. Значит, вряд ли завел кого-то другого. Развод, это конечно, не смерть и положенный траур выдерживать не надо. Но развод обычно это удар по честолюбию, и каким бы не был человек бездушным, начать новые отношения сразу после гибели предыдущего брака, способен не каждый. Впрочем, знания Майкрофта в этой области были чисто теоретическими. Вот по теме отношений с братом-гением он бы мог защитить докторскую степень. Хотя, после Бартса, после мнимой смерти Шерлока и особенно после его фальшивых похорон Майкрофт открыл в себе новые грани братских чувств. Теперь он не только беспокоился за рассудок и физическое здоровье Шерлока, боялся, как бы тот не покалечился, или не убился, доведя тем самым пожилых родителей до инфаркта, он скучал по нему. Тосковал с того момента, как Шерлок покинул Англию. И когда, в какой-нибудь недобрый час он представлял, что Шерлока больше нет, ему было абсолютно плевать на Англию и Королеву, как бы ужасно и безответственно это не звучало. Как бы он хотел поделиться с кем-то этой тоской. Или хотя бы поговорить с кем-то о Шерлоке. С тем же Лестрейдом. Для Лестрейда Шерлок умер, а для Майкрофта он мог умереть в любой момент. У них бы мог получиться разговор. В былые времена Лестрейд, защищавший слишком ретивого консультирующего детектива от своих обиженных сотрудников, без особого энтузиазма, но с пониманием относился к просьбам Майкрофта. И даже пытался скрыть кое-какие грехи брата от всевидящего ока Майкрофта. Защищал его. На что были похожи чувства Лестрейда по отношению к Шерлоку? Отеческие? Ведь он был старше Шерлока. Братские? Или это было что-то другое? Майкрофт откинулся на спинку кресла и по-дурацкой привычке потянул в рот карандаш. Грызть карандаши, оставляя явные улики своей слабости, он себя отучил. Но отучить себя от привычки просто держать во рту карандаш, он не мог, как не старался. Так почему развалились два брака инспектора? Майкрофт подумал, что никогда не испытывал ревности, и не представляет на что это похоже. Конечно, это что-то весьма неприятное, как раз то, что он сейчас испытывает. Непонятно только кого и к кому он сейчас ревнует. Шерлока к Лестрейду? Или наоборот? Если наоборот, то, как это? Почему? Лестрейд был вполне заурядным типом, впрочем, неплохим профессионалом и добрым человеком. Симпатичным мужчиной. Майкрофт уже собрался удалить из головы лишнюю мысль о симпатичном Лестрейде, как вспомнил об обещании, данном самому себе: зеленый свет любой, хотя бы отчасти сексуальной мысли. Ну вот, я об этом подумал, и Британия устояла, усмехнулся Майкрофт. Наблюдать за гражданами Британии и не только, было для Майкрофта не в новинку, но никогда это не вызывало у него столько положительных эмоций — ему очень нравилось смотреть на Лестрейда. Тем временем чаепитие в квартире по Бейкер-стрит закончилось и Лестрейды покинули дом Шерлока Холмса. До конца дня оставалось еще много времени, и Грегори решил повести дочь в кино. После посещения квартиры Шерлока его мысли и чувства были в полном раздрае, а он не хотел, что бы Лиза заметила его состояние. Кинотеатр был идеальным вариантом. В темноте кинотеатра Лестрейд думал о том, что было бы, если бы Шерлок не оказался таким чувствительным. Таким... способным на самоубийство. Это было так не похоже на Шерлока. Миссис Хадсон за чаем сказала, что он оставил ей наследство, деньги, заработанные им за консультации частных клиентов. Джон ни о чем таком не упоминал, значит, Джону он ничего не оставил. Странно, ведь Джон был его лучшим другом, личным блоггером и писал о нем рассказы. Андерсон как-то сказал, что они спят друг с другом, но Лестрейд так не думал. На следующий день он позвонил Ватсону, во второй раз после самоубийства Шерлока. В первый раз он позвонил после Рождества, просто, спросить как дела. К его удивлению, Джон съехал с Бейкер-стрит. Наверное, слишком дорого платить за квартиру, предположил про себя Лестрейд, но Джон сразу опроверг его мысли, сказав, что не мог заставить себя жить на Бейкер-стрит, хотя Шерлок, непонятно по какой причине полностью заплатил за текущий год и за следующий, то есть нынешний. Джон без колебаний согласился, когда Лестрейд предложил ему выпить пива в ближайший выходной. Они встретились в пабе, недалеко от клиники, где теперь работал Джон. Лестрейд подумал, что Джон Ватсон сильно постарел за полгода. И, кажется, снова прихрамывал. После пары незначительных фраз о погоде, разговор, конечно, переключился на Шерлока. — Миссис Хадсон сказала, что Шерлок оставил ей наследство. Странно, ведь она ему не родня. Он думал, что Джон скажет, что ему он тоже что-то оставил, но Джон только кивнул. — Да пятьдесят тысяч фунтов. Лейстред ахнул: — Такую сумму? — И не сдержав любопытства, спросил: — Сколько же стоила квартира в месяц? — Миссис Хадсон сдавала ее за тысячу фунтов, но для Шерлока сделала скидку. —Три с половиной года... — Что? Что ты имеешь в виду? — Наследство. Этими деньгами можно оплатить три с половиной года проживания на Бейкер-стрит. Когда было написано завещание? — За два месяца до смерти...за три. Я даже не знал, что он его написал. Мне миссис Хадсон потом сказала. Если бы я знал, что он... готовится к смерти... — Ты бы ничего не смог сделать. Это же Шерлок, он бы все равно... — Меня обдурил... Лестрейд кивнул и отхлебнул пива из бокала. Ночью, внезапно проснувшись от какого-то звука, Грегори Лестрейд вспомнил эту фразу: «Шерлок бы всё равно …меня обдурил». Если Шерлок мог бы без зазрения совести обмануть лучшего друга, то, что говорить об остальном населении Великобритании? Чувства других людей его мало волновали. Исключение составляла миссис Хадсон в силу своего возраста и нежной, чувствительной натуры. Ей он компенсировал свою кончину пятьюдесятью тысячами фунтов стерлингов.