***
С легкостью выяснив место жительства Хаямы, Курокиба немедля отправился к нему с чувством едкого предвкушения и клокочущим желанием продемонстрировать свои способности на полную мощь. Поправив бандану — скорее от нетерпения, бурлящего внутри и вот-вот собирающегося выбраться наружу — и едва ли контролируя свои руки, ставшие почти каменными от колющего напряжения, Рё несколько раз постучал в дверь. Ещё раз. И ещё. Вулкан, переливающийся внутри него болезненным ожиданием, быстро приближался к точке кипения, грозясь вырваться наружу ещё до момента встречи с Хаямой. — Ты собираешься открывать или уже ревёшь в подушку из-за грядущего поражения, ты, чёртов трус!? — резко прокричал Рё спустя минуты ожидания, даже не пытаясь контролировать собственный голос, переполненный презрением к не оправдавшему его ожиданий парню: слишком долго он ждал этого мгновения, чтобы теперь его оттягивали ещё больше. И когда он собирался прошипеть ещё что-то, просто чтобы удовлетворить собственное уязвленное эго, а потом подумать над идеей и вовсе вышибить дверь, в квартире послышались шаркающие шаги, а через секунду Рё услышал щелчок замка. — Чем ты, чёрт возьми, там занимался? — рявкнул Курокиба, буквально прожигая своим диким взглядом медленно открывающуюся дверь и желая поскорее прожечь им и самого Акиру. Однако вместо ответа по ту сторону порога раздался пугающий кашель, а следом за ним — болезненный стон. — Не ори, чёрт, — прошелестело существо напротив невнятным охрипшим голосом; Курокиба догадался о смысле слов только потому, что Акира все это время прижимал руку к виску и напряженно хмурился — явно не от приятных ощущений. Хаяма стоял перед ним в большом, растянутом светлом свитере и пижамных штанах, с растрепанными волосами и большими мешками под глазами, выделяющимися на его бледном лице сильнее, чем у самого Курокибы. Однако времени оценить его внешний вид у Рё не нашлось — сейчас его заботило абсолютно не это. Алиса бы сказала, что он попросту слетел с катушек, затуманенный собственным желанием о превосходстве. — Да как ты вообще заболеть умудрился?! — не обратив на просьбу Хаямы ни капли внимания, со злостью осуждающе рыкнул Рё, и Акира крепко сцепил зубы, пытаясь отвлечься от миллиарда молоточков, вонзившихся в его голову из-за громкого голоса Курокибы. Щуря глаза от яркого света, он сказал хриплым, сухим голосом, практически не дыша: — Говори, что нужно, или я закрываю дверь. — И, противореча своим словам, тут же попытался захлопнуть её. — Эй! — негодующе воскликнул Курокиба, выставляя ногу вперед и не давая Акире так грубо сбежать от него. — Не смей игнорировать меня. Глубоко вздохнув и тут же начав кашлять, разрываемый болью в легких, Акира послушно приоткрыл дверь и опёрся всем телом на дверной косяк, чтобы не упасть от головокружения прямо здесь и дать хоть немного отдохнуть уставшему телу. Акира пытался вести себя как обычно, небрежно и расслаблено, но с пышущим жаром телом и пляшущими перед глазами кругами сделать это было не так-то просто. Курокиба увидел бы это, если бы захотел, если бы только не находился во власти своей второй личности, в это мгновение больше всего на свете желающей поквитаться за то позорное второе место. — Я вызываю тебя на шокугёки, через три дня, и отказ не принимается. Как раз успеешь поправиться к этому времени, — тоном, не приемлющим возражения, заявил Курокиба, с упреком исподлобья глядя на Хаяму и негодуя из-за его легкомыслия. Почему он заболел именно сейчас, когда Рё был переполнен рвущимися через край силами, когда он чувствовал, что мог приготовить то самое блюдо. — Ничего не выйдет, — надрывно прокашлявшись, пробормотал Акира с усмешкой и покачал головой, всё ещё пытаясь казаться уверенным и лишь совсем немного больным. — Я очень долго болею. Так что можешь не... Кха. Весь мир перед глазами Хаямы, что ещё секунду назад отдавался в его голове ноющей болью, вдруг пошатнулся, резко смешался в пёструю яркую массу с лицом Курокибы в самом центре и его нахмуренными бровями, а потом почернел и продолжал крутиться, словно Хаяму засунули в стиральную машинку. Акира тяжело дышал, вцепившись пальцами в дверь до побеления костяшек, изо всех сил стараясь твердо стоять на ногах в надежде, что это состояние скоро пройдет, что Курокиба, наконец, включит свою дурную башку и соизволит отложить свой реванш до лучших времен, и — одновременно — что Джун вернется и в то же время задержится в командировке как можно дольше, чтобы не застать его в таком никудышном состоянии. В его голове было слишком много мыслей, и каждая из них с каждой секундой сжимала его виски всё сильнее и сильнее, до тех пор, пока Акира, наконец, не сдался под напором болезни. — Хватит. Проваливай уже, — тяжело дыша, с трудом выдавил из себя Хаяма, отбросив всякие намёки на вежливость. Не дожидаясь ответа, крика, чего угодно, он развернулся и, шатаясь, направился в спальню — под пристальным взглядом Курокибы — с единственным желанием вернуться в тёплую постель и поскорее отрубиться. Акира уже не понимал и не чувствовал ничего, кроме оглушительной тишины, шумяшей в ушах, он не услышал бы слов Рё, если бы тот решил что-то сказать, он вряд ли бы услышал даже свой собственный голос. Лишь по памяти добравшись до кровати, Акира с болезненным стоном упал на постель и — моментально отключился. — Ну и что мне делать? Черт. — Холодом в голосе Рё можно было кого-нибудь убить, и, чтобы окончательно не сорваться на парня, Курокиба заехал кулаком по косяку, к которому ещё минуту назад прислонялся Хаяма. Весь запал, с которым он направлялся сюда, медленно пропадал, оставляя место какой-то почти детской обиде, беспричинному чувству уязвленной гордости и... Непонимания. Он определенно не понимал, что ему делать дальше, а главное — что он хотел делать дальше. Последние недели он буквально жил мыслью о рематче, и теперь, когда ему прямо заявили даже не надеяться на скорое выздоровление и, следовательно, на скорое появление возможности поквитаться, он чувствовал неприятное, скребущееся опустошение в груди. И это порядком раздражало Курокибу. — Да черт бы его побрал! — прошипел Рё для проформы и раздраженно стянул с себя бандану, тут же резко вдыхая от отхлынувшей волны стягивающего грудь напряжения. Всё-таки смена личностей не была такой простой и совершенно незаметной. Ловким движением намотав бандану на руку, Курокиба меланхолично прикинул: он мог бы пойти обратно к Алисе и пару часов выслушивать её причитания о том, какой он плохой помощник, а следующие недели его определённо ждали сотни сумасшедших поручений (он не жаловался, но иногда Алиса давала уж слишком экзотические задания, и это порядком надоедало). Или же... Он мог заставить Хаяму подняться на ноги чуть поскорее. «Не-не, зачем мне?.. — Но, так и не закончив мысль, Рё задумчиво наклонил голову вбок. — Хотя... Чем быстрее я выиграю у него, тем лучше». И если для этого нужно было всего лишь приготовить пару полезных блюд, способных поднять Хаяму с постели и зарядить его витаминами, то... Курокиба был готов сделать это.***
Рё не привык заботиться о ком-то. Он никогда не готовил блюда, предназначенные для больных, за исключением Алисы, и, в отличие от Хисако, его совершенно не интересовала лечебная кулинария. Если он и знал что-то из этой темы, то только в силу необходимости применения тех или иных лечебных трав и ингредиентов в его собственной морской кухне. Так что в неожиданном даже для самого Курокибы решении — как бы странно оно ни звучало со стороны — вылечить Хаяму было несколько проблем. «Но, — подумал он, — они ничто, если в итоге цель будет достигнута». Курокиба Рё никогда не сдавался перед трудностями. И если на его пути стояло препятствие по имени Хаяма Акира, успевшее неплохо расшатать его внутреннее равновесие и спокойствие, Рё был готов любыми способами преодолеть его. Уже с детства он был брошен на кулинарное поле битвы, и жизнь научила его добиваться своих целей. И теперь Курокиба, несмотря на внешнее безразличие и слегка померкшее пламя стремления победить, собирался объединить весь свой опыт, чтобы поставить этого сказочного идиота на ноги и потом нанести сокрушительное поражение. Все эти мысли витали в голове Рё, когда он направлялся в ближайший супермаркет, набирал в тележку свежие продукты, оплачивал покупки и возвращался обратно к дому Хаямы. И только когда он поставил пакеты на кухне, предварительно пройдя полосу препятствий из расставленных по всему дому тарелок, книг, листочков с записями и мебели, Курокиба понял, что до сих пор не думал о том, чем следовало бы накормить Акиру для своеобразного повышения иммунитета. Впрочем, припомнив поведение и внешний вид Хаямы, Курокиба быстро решил этот вопрос, ведь все симптомы говорили сами за себя, а складывать два плюс два он умел. Будучи поваром в северной стране, в баре около пристани он успел повидать различных людей, различные недуги, потому не раз встречался со всеми проявлениями пневмонии и ОРВИ. Несколько раз он лично сталкивался с этими заболеваниями, и теперь это играло ему на руку: Рё уже готовил блюда, которых необходимо было придерживаться, и знал, какие ингредиенты лучше не использовать, так что он мог не опасаться случайно добавить что-то лишнее и тем самым ухудшить состояние Хаямы. Акира не показался, когда Курокиба по незнанию хлопнул входной дверью, отправляясь за покупками, и не появился сейчас, когда он без спроса начал орудовать на кухне, так что Рё предположил, что Хаяма крепко спал. Ну, в конце концов, выйти на улицу он ведь точно не мог. А пока Акира заряжался бодростью естественным путем, Рё мог, ни на что не отвлекаясь, обдумать все возможные варианты блюд, а после и воплотить самые полезные из них в жизнь, и такое положение вещей полностью удовлетворяло его. Он не надевал бандану на голову, решив, что сейчас это было лишним, поскольку еда, приготовленная его второй личностью, всегда отличалась особым «убойным» эффектом: нокаутировала тех, кто ее пробовал, и заставляла их упиваться этим болезненным наслаждением. Рё подумал, что попробуй Акира такую еду, его болезнь, может, отправилась бы в нокаут, но рисковать было ни к чему: вместе с болезнью в нокаут после всех тренировок, вероятно, отправиться бы и сам Хаяма, а это напрочь разрушило бы все планы Курокибы: победа без самой битвы его не устраивала. Он остановил свой выбор на тушеной рыбе с пюре и питательном супе с овощами со свининой, решив, что они как нельзя кстати сочетают в себе пользу для организма вместе с приятным, расслабляющим вкусом, а также являются идеальными для полноценного обеда. — Ну, приступим. И только попробуй не вылечиться после этого, — протянул себе под нос этакую угрозу Рё перед тем, как взяться за нож, наконец приступая к приготовлению еды, и сразу же с головой погружаясь в работу.***
Просыпаться каждый раз было сложнее всего. Тело ломило, практически кричало от боли, будто Акиру кто-то хорошенько приложил обо все ровные и не очень поверхности, подвернувшиеся под рукой. Лёгкие разрывало изнутри, словно их напичкали иголками, а горло сжимали тысячи тисков, и Хаяма не мог сделать и одного вдоха, не испытав при этом ни капли боли. Скрыться от этого не помогал сон, в который Акира насильно отправлял себя с помощью снотворного, и с каждым подъемом его голова становилась все тяжелее от давящего ощущения и беспрестанно взрывающихся вспышек боли. Просыпался Хаяма не от полноценного отдыха, а от того, что он начинал задыхаться. Он не мог дышать через рот, с трудом дышал через заложенный нос, но и угроза задохнуться не пугала его так сильно, как пугало полное отсутствие запахов. Его чувство обоняния было слишком ценным. За всю жизнь оно стало для него важнее зрения и слуха, и теперь, не имея возможности почувствовать, Акира словно попал в бесконечную темноту, которая преследовала его не только наяву, но и во снах, истощая не только физически, но и душевно. Вот и сейчас, как многие-многие разы до этого, пробуждение Акиры сопровождалось полнейшей дезориентацией, сплошным комком боли во всем теле и отсутствием возможности сделать свободный вдох. И он бы соврал, сказав, что уже привык к этому. Каким бы сильным он себя ни считал и всегда пытался показать, привыкнуть к подобному было невозможно. И, словно в подтверждение, едва очертания погруженной в темноту спальни предстали перед глазами Хаямы, он начал надрывно кашлять и задыхаться от нехватки воздуха в легких, машинально схватившись за свитер как за спасательный круг. У него не было сил даже застонать в попытке отвлечься от этой бесконечной боли, и все, что ему оставалось, это терпеть, терпеть и терпеть, пока его организм не решился бы сжалиться над ним и пропустить в легкие хотя бы каплю воздуха. «Победить всех на Осенних, но пасть перед напором болезни. Кто-то очень неудачно пошутил», - промелькнула безнадежно глупая мысль в голове Акиры, и уголок его губ приподнялся в улыбке. — Хм, если у тебя есть силы усмехаться, всё не так плохо, — раздался безэмоциональный голос где-то рядом, и в первую секунду Хаяме показалось, что у него начались галлюцинации. Акира заторможено повернул голову, на какое-то время даже перестав кашлять. И какого же было его удивление, когда его глаза встретились с сонным взглядом темных глаз Курокибы, а затем тот без предупреждения разгородил занавески, позволив солнечным лучам проникнуть в комнату. Хаяма зажмурился от резкого изменения освещения, пытаясь сморгнуть выступившие слезы. — Что ты?.. — попытался спросить он, но горло запретило ему закончить. Когда Акира, наконец, смог привыкнуть к яркому солнцу, он приоткрыл глаза, начав искать взглядом своего неожиданного гостя, и обнаружил его через несколько секунд — невозмутимо стоящего рядом с кроватью с подносом в руках. — Сможешь сесть? — спросил Рё как само собой разумеющееся, в очередной раз вогнав Хаяму в ступор, что в обычной ситуации сделать было довольно трудно. Концентрация мыслей в голове Хаямы резко увеличилась на пару с головной болью, резко пронзившей виски и затылок, и единственное, что он мог сделать в данной ситуации, — непонимающе пялиться на этого странного парня. В какой-то момент он на самом деле уверовал, что всё это — одна большая и крайне ненормальная галлюцинация, возникшая из-за усталости и обилия таблеток, но для иллюзии Курокиба выглядел слишком реальным и материальным. Спустя секунды, показавшиеся Хаяме вечностью, он смог, наконец, сообразить, что его о чем-то спросили, и ещё через мгновение положительно кивнул головой. Хотя его тело так и кричало о помощи, он не собирался уступать и показывать слабость, пусть и вызванную болезнью, и если было нужно, Акира был готовить затолкать все чувства подальше и всеми мыслимыми и немыслимыми способами поднять себя с постели. Прикусив щеку и совершенно перестав дышать, чтобы не вызвать очередной приступ кашля, Акира буквально собрал по частям своё лихорадящее тело и лишь с помощью своего врожденного упорства сумел-таки принять сидячее положение, успев побороться с несколькими одеялами и спутавшейся простыней. — Ммм, ты сопишь во сне, — внезапно абсолютно спокойно поделился наблюдениями Курокиба, и Хаяма на это неожиданное для самого себя открытие удивленно приподнял бровь. И он должен был отдать должное Рё: он не предложил помощи, вместо этого предпочтя перевести тему. — Держи. — Едва Акира принял устойчивое положение, перед ним неожиданно возник стакан с какой-то жидкостью. Рё как будто почувствовал, что он снова собирается зайтись в кашле, и тут же всучил ему в руки напиток, объясняя: — Это поможет. Хаяма всё ещё ничего не понимал, но разбираться в ситуации совершенно не хотелось: головная боль и без этого противно скреблась от любой сознательной мысли, а усугублять и без того хреновое самочувствие ему не улыбалось. «Ладно, хуже всё равно не будет», — в итоге решил для себя Хаяма и сделал пару глотков из чашки, ожидая почувствовать что-то очень неприятное. Однако… — Че… го? — непонимающе выдохнул Акира, когда на языке вместо ожидаемой горечи почувствовался насыщенный вкус малины, мёда и чего-то ещё, автоматически зарядившие бодростью изнурённого болезнью Хаяму. Он словно попал в другой мир, в жаркое лето на огромную поляну с сотнями ягодных кустов вокруг — успокаивающее жужжание пчел, заботливо дарящих ему свой вкуснейший мёд. Горло боязливо сжалось, едва почувствовав теплый отвар, а затем растеряно замолчало, перестав першить, болеть и заставлять Акиру хотеть до крови расчесать его. Напиток умиротворял, дарил давно не испытываемую лёгкость и пустоту мыслей, медленно изгоняя из головы и всего тела болезненные ощущения. Акира и не заметил, как в несколько глотков выпил весь отвар, и в смятении поймал себя на мысли, что хотел бы добавки, и тут же испытал чувство этакого жамевю. — Зачем ты это делаешь? — без лишних предисловий прямо в лицо задал вопрос Хаяма, передавая чашку Рё и ощущая, что даже дышать ему стало легче и больше не казалось, что кашель вот-вот вернётся. Акира поправил спадающую на лицо светлую прядь и посмотрел в глаза Курокибы, задумчиво отведшего взгляд куда-то в сторону, словно подбирая слова. — … Личные… Мотивы, — в итоге неясно ответил он и пожал плечами, как бы говоря «а что такого?». — Ладно. — Вот… тут ещё суп и рыба, — не обратив внимания на неловкую паузу, Рё присел на край кровати, открывая Хаяме вид на еду на подносе, коей оказалась маленькая глубокая тарелка с супом и такая же небольшая порция судака с трёхцветным пюре. Последнее вызвало у Акиры непроизвольную улыбку-полуусмешку: такой ход обычно применяли к маленьким детям, рассчитывая поднять им настроение, но, как оказалось, этот приём работал не только с ними. — Забавно, — со смешком прокомментировал Хаяма. Рё лишь кивнул, соглашаясь с такой оценкой. — Маленькие порции для сбалансированного обеда. Нельзя есть много, — передав суп, принялся рассеяно объяснять Курокиба, как будто Акира этого не знал, однако и останавливать его он не спешил: почему-то ситуация начала его забавлять и неплохо поднимала настроение. Сперва Акира решил, что суп не мог иметь тот же эффект, что и отвар из ягод, ведь он совершенно отличался от блюда Рё, которое он приготовил на Осенних Выборах, и был слишком «мягким» в отличие от буйства вкусов карточчо из сайры. — Не утопишь своим блюдом? — А ты бы хотел этого? — вопросом на вопрос ответил Курокиба, и Акира буквально почувствовал, что здесь не осталось без участия его второй личности. С интересом прищурившись на него, Хаяма всё-таки зачерпнул ложкой бульон вместе с мелко нарезанными овощами, и бескрайнее зеленое поле свободы предстало перед ним, даря ощущение всесилия и — в очередной раз — лёгкости. Когда же с ним было покончено, рыба с пюре из сельдерея, моркови и картошки исчезли с тарелки едва ли не быстрее, словно теплый плед окутав температурящего Хаяму. — Твоя готовка… изменилась, — было единственным, что сказал Акира за всё время приёма пищи. Это ощущалось где-то на уровне шестого чувства, чувства повара; даже несмотря на то, что Хаяма не был близко знаком с кухней Курокибы, это кардинально отличалось от карточчо. «Он стал сильнее...» И если бы Акира не сосредоточился на еде и производимом ею эффекте, а обратил внимание на того, кто её приготовил, то он бы заметил, как прежде рассеяно-сонный взгляд Рё стал непонимающим после его слов. — Она не— — «она не могла измениться» хотел было ответить Курокиба, но прервался на полуслове, слишком озадаченный словами Акиры, который, тем временем, хотел сказать что-то ещё. — Я... Но вместо продолжения в комнате повисло неловкое молчание. Хаяма действительно хотел поблагодарить Курокибу, ведь никто, кроме Джун, никогда не заботился о нём, пусть и из-за каких-то «личных мотивов». Однако воплотить это в жизнь было намного труднее, одного желания было не достаточно. Акира многие годы выстраивал вокруг себя стены, не позволяющие ему открываться перед людьми. Та же Шиоми — она была для него дороже всех, но поблагодарить её, так просто и искренне, он не мог. Что-то внутри него всегда скреблось, выло как загнанный в клетку зверь и запрещало сказать «спасибо». И только своей победой на Осенних и спонтанными объятиями он надеялся донести до неё свою благодарность, это был его собственный способ сказать то самое «спасибо за всё». Теперь же этот зверь, как и каждый раз, когда Акира всей душой желал сказать «спасибо» Джун, жалостливо скребся, приказывая молчать. Акира прикусил губу и отвел взгляд, не решаясь посмотреть прямо на парня, молчаливо ожидающего продолжения. Он был всегда так самоуверен и прям, но едва дело доходило до выражения собственных чувств, Акира словно превращался в другого человека. Это было слишком сложно. Вздохнув — свободно, без признаков скорого появления кашля, — Хаяма качнул головой и хотел было перевести тему, как Курокиба сам нарушил тишину: — В качестве платы приму только согласие на шокугёки и ничего более. — Хмпф, так вот что за «личные мотивы», — не то хмыкнул, не то фыркнул от смеха Акира, удивленный, но в то же время довольный словами Рё и тем, что он избавил его от обязанности говорить одно простое, но такое сложное слово. На его лице появилась полуусмешка, и он позволил себе немного нахально заявить: — Только потом не жалуйся, если проиграешь. — Кто это тут проиграет, — уязвлено протянул в ответ парень и, хмыкнув, серьезно прищурился. — Вечером приду ещё. И завтра тоже. Не дожидаясь ответа, Курокиба Рё отдал Хаяме вторую чашку с напитком — этакий финальный штрих в «лечебном обеде» — и развернулся с подносом в руках, спокойно направившись в гостиную и в очередной раз удивив своими действиями Акиру. — Я не нуждаюсь в няньках! — он запоздало кинул вдогонку с негодованием, от чего едва не свалился с кровати. — Я заметил, — послышалось в ответ, и Акира был готов поклясться: в его голосе было полно ноток неприкрытого сарказма. А через пару секунд вслед раздалось холодное: — Не ори. Твои легкие тебе спасибо не скажут. — Не веди себя как моя мамочка, — преувеличенно недовольно пробурчал себе под нос Хаяма, расслабленно откинувшись на подушки — с наконец переставшей зудеть головой и вроде бы спокойными легкими. — Я тебя, вообще-то, слышу. — Рё, видимо, находился уже рядом с выходом. Завернувшись в теплое одеяло, Хаяма с облегчением осознал, что впервые за последнюю неделю у него появилась возможность спокойно заснуть, без таблеток и боли, без взрывающихся легких и желания разодрать собственное горло на кусочки. Заснуть, чувствуя запахи, пусть и не все, но и та парочка, как продолжающий витать в воздухе аромат малины и тушеной рыбы, заставляли его внутренности довольно сжиматься от наслаждения. И все это благодаря одному Курокибе Рё — последнему человеку, от которого Акира мог ждать чего-то подобного. Перед тем, как провалиться в сон, Хаяма пообещал себе, что когда-нибудь непременно отблагодарит Курокибу. Не словами, не просто шокугёки — ведь этого было слишком мало, — а как-то... По-другому. По-своему. Но для начала ему необходимо было хорошенько поспать, вылечиться, ну а потом он обязательно что-нибудь придумает.