* * *
— Жёстко ты его отчитал, — подал голос Тендо откуда-то сзади. Ширабу фыркнул, собрав волосы в неопрятный хвост. Волосы постоянно мешались, но он не мог подстричь их из-за своих планов. Нельзя было рисковать париком, когда образ милой леди был его единственным «щитом». Красивые причёски, цветы, украшения, длинные юбки и покачивания бёдрами отвлекали людей от его шрамов, острого взгляда и, самое главное, лица предателя. (Хотя Ширабу себя таковым не считал — он клялся в верности не предыдущему королю, а Вакатоши и только ему. Он никого не предал, а исполнил свой долг и защитил своего короля.) — Подслушивал? — Ширабу нетерпеливо распустил волосы. Перед тем, как покинуть покои, он хорошенько растрепал их, чтобы выглядело так, будто король хорошо его оттрахал. Первая встреча с Вакатоши за многие годы сильно его взбаламутила, и под кожей зудело от разочарования, злобы и нервов. А тут ещё и Тендо, как оказалось, всё слышал. — Подонок. — Ну что ж ты так, — откликнулся Тендо, будто ему было не всё равно. — Я лишь следил, чтобы за вами не подслушивал никто другой, — он подошёл поближе и положил руки на голову Ширабу, поглаживая её. Ширабу невольно закрыл глаза. А вот это было приятно. Хотя благодарить Тендо после его фокусов он не собирался. — И? Есть что сказать? — борзо спросил он. Тендо усмехнулся, приглаживая волосы Ширабу. — Насчёт чего? Твоих оскорблений или угроз расправы, если Вакатоши не возьмёт себя в руки? — Тендо дёрнул упрямый колтун, и Ширабу шикнул. — Кенджиро, Кенджиро. Не устаю поражаться твоей наглости. — Я зауважаю его, когда он снова станет достойным человеком, — рявкнул Ширабу. Тендо легонько потянул его за волосы. — Да я и не против твоей твёрдой руки. Мы оба знаем, что ты ему не навредишь. — А вот он не знает. Он вообще ничего не знает. Я даже не знаю, как простить его за то, что он позволил сделать из себя марионетку. Он даже про границу не в курсе. — Его там не было. — А должен был быть. Тендо притих и продолжил пальцами расчёсывать волосы Ширабу, пока тот успокаивался. День выдался нелёгкий, и, хотя Вакатоши явно слушал его с неподдельным интересом, злость и раздражение было нелегко усмирить. Он бы рад выпустить пар и подраться, но ему нужно было лишний раз не показываться на людях и вообще не возникать. М-да. Хорошо, что хоть Тендо был терпеливым. Когда он закончил разбираться с причёской Ширабу, у него хотя бы пропало желание врезать кулаком по кирпичной стене. — Я могу караулить первым, — предложил Ширабу. Учитывая, что их план был готов и Вакатоши тоже зашевелился, его сучка-советница явно вскоре попытается избавиться от Тендо. Прям как с Ширабу. Радость какая. Как же у него чесались руки перерезать ей горло. — Надо просто уже покончить с ней, — рыкнул он. Тендо постучал пальцами по его затылку. — Сперва надо дождаться, чтобы она показалась Вакатоши во всей своей красе, чтобы он окончательно перешёл на нашу сторону. — Да он и так должен быть на нашей стороне. Мы его друзья, мать твою. Ну, или были раньше, — те давние дни всё больше походили на сон, чем на воспоминания. Столько всего изменилось. Но всё равно было больно видеть Вакатоши таким слепым и неуверенным в том, кому довериться и что предпринять. Серьёзно, что они вообще с ним сделали, чтобы так промыть ему мозги? — Тише едешь, дальше будешь. Поверь, я бы и сам с радостью положил этому конец грязно и по-быстрому. — «Грязно и по-быстрому», — эхом отозвался Ширабу. — Если бы, — он и так испытал своё терпение, выжидая момента, чтобы снова подобраться к Вакатоши. Тендо отослали на границу именно по той причине, что за последнее время оттуда никто не возвращался живым. Такое назначение было равносильно смертному приговору, и Хейзел явно не ожидала, что Тендо так долго продержится и всё ещё будет иметь доступ к замку на момент принятия решения о границах. Она недооценила их и выкопала себе могилу. К сожалению, никаких «грязно и по-быстрому» у них на пути не предвиделось. Ширабу устало потёр зудящие глаза. Революция — та ещё затея, и он подозревал, что скоро поседеет.* * *
У Киёко задрожали руки, и она даже не заметила бы, если бы не сжимала одну ладонь в другой. Разумеется, предупреждения их соседа из другой камеры нервировали её, но лишь на уровне угрозы из далёкого будущего. А вот реакция Кагеямы на происходящее нервировала её гораздо сильнее. Она услышала в тех словах лишь угрозу насилия. Для Кагеямы же они явно значили нечто большее. Поэтому она постаралась его отвлечь. — Расскажи мне о вашем с Хинатой путешествии. Расскажи про океан. Она и сама немало знала об океане, даже как-то пересекала его на пути из Шираторизавы к новой жизни в попытке сбежать от своего «предназначения». Но эти рассказы возвращали хоть какую-то искорку во взгляд Кагеямы, а их сосед затихал. Киёко подозревала, что его тоже завораживали эти истории. Поэтому она просила Кагеяму рассказать ей всё. А когда у него истории кончились, она пересказала ему сказки, которые им обоим когда-то рассказала Ячи. Но всё это помогало им не сойти с ума, а это было главное. Так прошло несколько дней, и Киёко старалась, чтобы Кагеяма надолго не замолкал. Но он дрожал всё сильнее, и вскоре это было уже не скрыть даже за захватывающими историями.* * *
— О, мой любимый монстр вернулся! Кагеяма с Киёко замерли. Топот тяжёлых шагов раздавался всё ближе, и Киёко инстинктивно подвинулась так, чтобы оказаться между Кагеямой и дверью. Когда мужчина показался напротив, она почувствовала, как Кагеяма практически сжался позади неё, и её тут же охватил холодный гнев. Если кто-то мог довести Кагеяму до такого состояния так быстро… Она не хотела и думать, что они с ним сотворили. Не могла и представить. — Нет здесь никаких монстров, — чуть ли не прошипела она. Её нередко называли так же, снова и снова, и она устала. Устала от того, как ей пользовались и навязывали ненужную судьбу, принимали решения за неё. Она не позволит никому попасть под такое же обращение. — Вы только посмотрите, — мужчина оглядел её с каким-то отстранённым любопытством, и у Киёко аж мурашки побежали по коже. Такой же взгляд она видела у людей, которые накалывали бабочек или подносили насекомых к горящей спичке. Она уже успела его возненавидеть и решила, что не позволит ему даже приблизиться к Кагеяме. Ни за что. — Даже он сумел обзавестись друзьями, а? Очаровательно. Киёко ещё крепче прижалась спиной к Кагеяме, раскинув руки в стороны, пока мужчина достал тяжёлую связку ключей и начал открывать дверь. Ей тут же захотелось закосить под дурочку, усыпить его бдительность и украсть ключи. Дальнейшего плана у неё не было, но от одной только мысли о том, что можно было сбежать отсюда и оставить всё позади, снова глотнуть свободы… Одна только мысль её опьянила и притупила её бдительность. Когда мужчина бросил что-то в неё, она не отреагировала, лишь почувствовав укол в шею. Киёко невольно прикоснулась к коже и с ужасом осознала свою ошибку. Только не это. — Я не могу позволить кому-то испортить нашу первую встречу за столько лет, — мягко сказал ей мужчина. Он улыбнулся, и Киёко чуть застонала, когда её повело вбок. Даже её гнев притупился, не говоря уже об остальных ощущениях, которые стремительно покидали её тело. — Мы с тобой ещё потанцуем и поговорим о преданности, это будет просто великолепно. А пока отдохни.* * *
Приходила в чувства она медленно и с трудом. Во рту пересохло, голова раскалывалась, и вырваться из завесы снов было почти невозможно. — Что… Она попыталась приподняться, но чья-то рука мягко надавила на неё. Киёко было запаниковала, но потом смогла распознать тихий голос Кагеямы. Он ничего не сказал, только хмыкнул, не опуская её плечо. Какое-то время они так и сидели, пока Киёко толком не пришла в себя, и как только она поднялась и разглядела его, у неё спёрло дыхание. Увидев состояние Кагеямы, она сразу же всё вспомнила. Его татуировка с вороном была изрезана, и кожа была зашита обратно, а правый глаз так опух, что был практически закрыт. Он пережил что-то ужасное, пока она была без сознания, но не успела она хоть как-то отреагировать, да хотя бы закричать от злости, как он приподнял руку. Под ногтями у него не было видно ни крови, ни кожи. Он даже не отбивался. Неужели его так парализовало от страха? — Кагеяма… — Я боялся, что ты не очнёшься, — его голос прозвучал так надломлено, что это застало Киёко врасплох. Неужели он так переживал за неё? Она сглотнула. — Я боялся, что он тебя убил, а я… Он не заплакал; Кагеяма не любил выставлять эмоции напоказ. Но его снова передёрнуло, и Киёко понимала, что, хоть он и держался, явно едва-едва. Если бы Кагеяма поддался эмоциям и перестал сдерживаться, точно заплакал бы. — Я не умру, — уверенно заявила она, взяв его за руку. Она добьётся того, чтобы Кагеяма начал отбиваться. Чтобы он больше никогда не чувствовал себя беспомощным. — Прости меня. Я тебя подвела. Не смогла… В тот момент её так проняло, что она даже пожалела, что не могла заплакать. Так справиться с обуревающими её эмоциями — как с обжигающим стыдом, так и с горькой болью — было бы проще. Она поклялась защитить Кагеяму и… — Ты не виновата. Я рад, что ты в порядке. Лучше… лучше уж так. Если бы ты попыталась меня защитить… — он притих, но всё и так было понятно. — Он бы и тебя ранил. — Я не позволю тебе обменивать своё здоровье на моё, — ответила она, снова не в состоянии отвести взгляд от зашитых порезов. Нацелиться на его тату, которое было символом новой жизни Кагеямы, было просто жестоко. На то его и мучили. — Мы справимся. Кагеяма. Ты — ворон. Мы оба вороны, — она сглотнула, но продолжила говорить. — Им это не отнять. Посмотри на меня. Понимаешь? Он приподнял подбородок и встретился с ней взглядом. Она ненавидела синяки на его коже, но ещё больше — страх в его глазах. Киёко его никогда таким не видела. Она знала Кагеяму как сильного бойца, юношу, который пережил нечто ужасное и не сдался. Но этот неизвестный мужчина будто снова превратил его в напуганного ребёнка, и это одновременно убивало её и невообразимо злило. — Им это не отнять. Ни у тебя, ни у меня. Это невозможно. Ты — Кагеяма. Ворон. Ты для нас очень важен. Ты — целитель, и твои руки творят много добра, потому что ты так решил. Ты лечишь и чинишь, и тебя больше не заставят убивать. Киёко заметила кое-что ещё. Она наклонилась вперёд, и Кагеяма дёрнулся, спрятав порезанную руку. Киёко снова нервно сглотнула. — Кагеяма. Он что… — Не надо, — он будто оттолкнул её одной фразой. Киёко выждала несколько секунд, сдерживая слёзы. — Можно коснуться тебя? — Не знаю, — выдавил он. Киёко боялась даже представить, насколько ему было плохо. Она не знала, как помочь ему и поддержать, чтобы он совсем не рассыпался после такого. Киёко медленно протянула ему руку, и Кагеяма завороженно на неё посмотрел. Он неуверенно сжал её ладонь, всё ещё подрагивая. Она легонько стиснула его ладонь в ответ. — Не забывай про настоящее, — сказала она, стараясь напомнить ему о доброте и свете. — Тебя зовут Кагеяма. Ты жив, и ты — ворон, — он задрожал сильнее, и Киёко сжала его руку покрепче. Так она могла хоть как-то поддержать его, дать ему толику тепла. — Целитель. Ты лечишь окружающих и заботишься о них. Ты сам выбрал этот путь. Слышишь? Кагеяма кивнул. — Ты — ворон и целитель. Что бы с тобой ни делали. Как бы тебя ни ранили, — она медленно протянула к нему руку, пытаясь понять, будет он против или нет, но Кагеяма, кажется, не возражал, так что она прижала ладонь к его груди где-то на уровне бьющегося сердца. Он был жив, он был рядом. — Это им никак не изменить. Твоё сердце. Твою душу. Твой путь. Ты — это ты. — Я целитель, — дрожащим голосом повторил Кагеяма. Киёко снова сжала его руку. — Да. — Я ворон, — на этом слове его голос надорвался, а из глаз прыснули слёзы, и его затрясло пуще прежнего. Киёко держала его ладонь в своих руках, и пускай ей было больно слышать Кагеяму таким, она испытывала облегчение от того, что он хотя бы проживал своё горе, освободившись от немого ужаса. Боль была лучшей другой альтернативы, и Киёко боялась, что Кагеяма мог совсем перестать что-либо чувствовать, и она потеряла бы его окончательно. Киёко сжала губы. Может, она всегда сторонилась Кагеямы и лишь изредка обменивалась с ним любезностями потому, что они были слишком похожи. Она слишком хорошо понимала его боль и боялась, что кто-то разглядит внутри неё нечто похожее. Но сейчас это было неважно. Она держала Кагеяму за руку и впервые обрадовалась, что была знакома с его страданиями — и могла хоть как-то его поддержать. Интересное было чувство. — Ты — ворон, и ничто это не изменит, — уверенно сказала ему она, потому что это была чистая правда. — Ничто. Даже то, что Кагеяме вырезали слово «пёс» на коже, прямо поверх тату с вороном.