* * *
Ячи тихо что-то напевала себе под нос, нежно вплетая в его волосы жемчужину, а Суга держал глаза закрытыми, позволяя знакомым движениям успокоить его оголённые нервы. Он сосредоточился на том, как поднималась и опускалась его грудь, и на мягком шёпоте ручья неподалёку. Присутствие Даичи, внимательный и тихий Хината рядом. Ядро его семьи. — Теперь ты больше похож на себя, — сказала ему Ячи с каким-то осторожным удовлетворением и отступила. Хината потянул Сугу за его аккуратный, чистый рукав и нахмурился. — Но ты всё равно странно выглядишь. Даичи будто хотел шлёпнуть их по затылкам, но в итоге лишь взъерошил детям волосы. — Не забывай, — сказал он Суге с горящими глазами, — ты — наш. Суга невольно улыбнулся.* * *
— Уверен, что не хочешь взять меня с собой? — спросил Даичи. Суга пихнул его кулаком в живот и чмокнул в уголок рта. — Не переживай. Я пойду не один.* * *
Суга остановился рядом с Куроо, который сидел, облокотившись о дерево, и притворялся спящим. Сжатая челюсть выдавала его с потрохами. Суга пихнул его ногой. — Не хочешь пройти со мной до… — он запнулся лишь на мгновение, — …до места, которое я раньше называл своим домом? Суга не был Кенмой, который знал Куроо достаточно, чтобы видеть каждую боль, которую тот отчаянно пытался спрятать. Не был он и одним из тех, кто переживал за Куроо и теперь обращался с ним по-особенному; у них были благие намерения, но лучше от этого Куроо не становилось. Тот факт, что Куроо узнал о гибели друга сейчас, оказался жестокой шуткой: дома он мог бы на какое-то время исчезнуть, но здесь он был вынужден горевать под пристальными взглядами дюжины людей. Суга мог хотя бы предложить ему то, в чём они оба нуждались — дать остальным немного отдохнуть от своих волнений, зная, что Куроо будет не один. Дать немного отдохнуть себе, пока они оба пытаются побороть своих внутренних демонов. Куроо приоткрыл один глаз. — Будешь пытаться по-дружески утешить меня? — Нет. Просто не хочу идти один. Куроо встал и последовал за ним. Это была очень странная прогулка сквозь время, и тишина между ними стояла тяжёлая, нагруженная горем, которое они несли с собой шаг за шагом. От вида знакомых окрестностей у Суги в горле всё стало комом, но он был благодарен за тихое общество Куроо. Они не обменялись ни словом, но Суге казалось, что присутствие друг друга успокаивало их обоих. Когда в поле зрения показались железные врата, Суга выдохнул, подрагивая от волнения. Особняк постарел, его всё крепче обнимал плющ, а краска сильно облупилась с подоконников, но в остальном… это был всё тот же старый дом. Он видел окна библиотеки, где он когда-то сидел с тяжёлыми книгами в руках и смотрел на ворота. Позже маленький Суга начинал искать глазами силуэт городского мальчика, мелькавшего меж цветов. Даичи. От этих воспоминаний губы Суги растянулись то ли в грустной, от ли в счастливой улыбке. Вероятно, это было нечто среднее. Он протянул руку и обхватил прохладное кольцо на воротах. Теперь он был здесь чужим. Суга глубоко вздохнул и вспомнил, как проводил пальцами по щекам Даичи. Меня не сломить. — Хочешь, я пойду с тобой внутрь? — спросил Куроо. Он провёл пальцами по элегантным металлическим дугам рядом с рукой Суги. — Обещаю, я буду вести себя прилично. Суга мельком глянул на Куроо. Он не видел, сколько боли и страданий причинили Суге его родители. Но он был лучшим другом Даичи и жертвой отмщения Скарлет, а потому не казался совершенно беспристрастным для встречи с людьми, которые стояли в корне их практически летальных исходов и бессчётного, бессчётного количества шрамов. Суга даже не допускал такой мысли, что кто-то может пойти с ним за ворота. Но его рот открылся сам собой: — Ты уверен? Куроо встретился с ним взглядом, и его глаза уже казались намного яснее. — Это важно для тебя. Разумеется, я уверен, — Куроо протянул руку и жёстко хлопнул его по спине. — И стой прямо. Ты выглядишь каким-то потерянным с тех пор, как коснулся ворот. Суге хотелось огрызнуться, но он осознал, что его спина действительно выпрямилась. Куроо был прав. — Ты — целитель Карасуно. Держи голову высоко, тебе есть, чем гордиться, — Суге нравился огонь в глазах Куроо, всё ещё тусклый, но самый настоящий. — Не для того я тебя месяцами учил надирать задницу Даичи, чтобы ты тут засомневался. Давай сделаем это. Суга расправил плечи и потянул за звонок. Через несколько биений сердца слуга подошла к ним через дворик, явно настороже. Суга чуть ли не усмехнулся. Разумеется, сейчас он совсем не был похож на дворянина, а Куроо выглядел так, будто его окунули в водосточный желоб и вытянули оттуда за волосы. Вот это парочка. В сравнении с ним Суга был хотя бы чище и казался не таким диким. У него чуть не вырвался истеричный смешок. — Да? — спросила женщина, всем своим видом выказывания недоверие к прибывшим. — Мы не даём милостыню попрошайкам. Вам здесь нечего делать. Суга с Куроо обменялись взглядами. — Не могли бы вы передать мои слова хозяевам этого поместья? — Суга заставил себя говорить спокойно, не прыская ядом. — Сугавара Коуши вернулся и хочет с ними поговорить. На лице слуги мелькнули шок и узнавание. Видимо, Суга был для родителей недостаточно мёртв, раз его имя не предали забвению. Возможно, это был хороший знак. — Я спрошу у них, — кратко ответила она и поспешила прочь. На какое-то мгновение Суга позволил себе сгорбиться и отступиться на шаг поближе к Куроо, который молча сжал его плечо. Суга бросил ему жалкую улыбку. — Как думаешь, каковы шансы, что они совсем обо мне забыли? Куроо фыркнул, порадовав этим Сугу, и ткнул его в спину, напоминая об осанке.* * *
— Кенма! Кенма медленно моргнул, повернул голову и увидел, что Хината присел рядом с ним и радостно глядел на него. Кенма постепенно пришёл в себя: разглядел знакомый янтарный цвет глаз Хинаты, почувствовал запах земли. Думать он мог только о изуродованном горем лице Куроо, мешках у него под глазами, ужасном горе в его сердце. Кенма выдохнул. — М-м? — Можно коснуться? Кенма кивнул, практически не думая, потому что для Хинаты ответом всегда было «да». Но тот факт, что он всё равно спрашивал разрешения, очень многое значил для Кенмы. Хината усмехнулся, вероятно, чтобы немного его успокоить, ухватил друга за запястье и помог ему подняться. — Пошли потренируемся! У Бокуто нет времени, и мне надо, чтобы кто-то понаблюдал за моим прогрессом! Кенма огляделся, заметил отсутствие нескольких Сов, но также и присутствие других людей, которые спокойно могли бы за ним «понаблюдать». Было очевидно, что Хината просто хотел отвлечь его от плохих мыслей, и пускай улыбка Кенмы не достигла его губ, так легко он себя не чувствовал с тех пор, как… Он позволил Хинате куда-то себя отвести и уселся на траву рядом. — Смотри, смотри! Спаррингом я пока занимался буквально пару раз, но меня научат настоящим трюкам, как только я разберусь с этим! Хината начал отжиматься, и одна только картина этого уже утомила Кенму. В какой-то момент Хината неуклюже оттолкнулся от земли, хлопнул как можно быстрее и неловко приземлился на руки. Кенма видел, как он пытался не поморщиться. В следующий раз он оттолкнулся сильнее, быстро хлопнул, но и приземлился уже намного лучше. — Видишь! — позвал он, радуясь своей победе, и решил попробовать ещё раз, вот только в своём восторге уставился на Кенму и приземлился на лицо. Кенма фыркнул, а Хината радостно заулыбался, лёжа на земле. Он подкатился к своему другу, по-прежнему улыбаясь и касаясь своими растрёпанными волосами колена Кенмы. — Так-то лучше, — Хината ткнул его в щёку. — Я помогу тебе почаще улыбаться. Кенма прикрыл глаза Хинаты ладонью и улыбнулся, а тот издал непонятный удивлённый звук. — Пожалуйста, — тихо сказал он, зная, что Хината услышал, и что эта улыбка была для Кенмы.* * *
Ямагучи осознал, что его пальцы дрожали, только тогда, когда он опустошил колчан в ближайшие деревья. Он обозначил цели на коре и стрелял до тех пор, пока не довёл ощущение до автоматизма. Когда он опустил лук, то понял, что его мысли прояснились. — Я не собираюсь помогать тебе всё это собирать, — сказал стоящий сзади Тсукишима. Ямагучи повернулся и увидел, как Ячи пихнула его локтём в рёбра, удивив Ямагучи таким привычным жестом. Тсукишима несколько недовольно прищурился, глядя на неё, но ограничился только этим. Ячи когда-то доверилась Тсукишиме, а Ямагучи это совсем пропустил. Он прикусил губу, пытаясь подавить приступ ревности. Казалось, что все нашли человека, которому они могли доверить своё горе, а он мог лишь беспомощно смотреть со стороны. Он очень хотел кому-нибудь помочь, но не знал, что делать. Слабак, донёсся злобный голос в его голове. Тсукишима цыкнул резко и громко, привлекая внимание Ямагучи. Ячи осторожно забрала лук из его дрожащих рук. Она наклонила голову чуть назад, глядя ему в глаза, но не с жалостью, а с какой-то глубокой грустью, которая, казалось, была им обоим не по возрасту. Она увидела его страдания одним взглядом, и он почувствовал себя уязвимым. Ямагучи открыл было рот, но потом передумал и закрыл его. Ячи обхватила руками его саднящие пальцы: — Пожалуйста, будь осторожен, — попросила она. Ямагучи хотелось согнуться пополам и заплакать, но он не собирался становиться ещё слабее. — Я и так осторожен, — выдавил он. Тсукишима снова цыкнул. Ямагучи опустил голову, и какая-то его часть настаивала на том, чтобы отойти от Ячи, оставить друзей в покое, и дать словам сорваться с кончика языка. Но если он не сознается этим двоим, эта мысль навсегда останется внутри него, как осколок во плоти. Он сделал глубокий, неровный вдох. — Я не знаю, чем ему помочь, — он ненавидел то, как задрожал его голос. — Я хочу помочь, но в итоге я бесполезен. Ячи встала на цыпочки и крепко его обняла. — Всё хорошо, — сильным голосом сказала она ему. Когда вообще Ячи успела стать такой… сильной? Складывалось ощущение, будто все двигались вперёд, росли и развивались, и только Ямагучи застрял на одном месте. — Тебе не нужно что-то делать. Просто будь рядом. Но Ямагучи хотел что-то сделать. Не просто сделать, он хотел стать кем-то для Куроо. Он слабо приобнял Ячи. Она была маленькой, яркой и тёплой, и пускай буря в его сердце не угомонилась, с ней он почувствовал себя лучше. Тсукишима хлопнул его по спине, задержав там руку буквально на мгновение. Для Тсукки это был такой сентиментальный жест, что Ямагучи невольно усмехнулся в волосы Ячи. — Куроо не нуждается в няньке. Как и в особом отношении, — Ямагучи напрягся. Ох. А Тсукишима ровным, даже жестоким тоном голоса продолжал: — Жизнь продолжается. И он это переживёт. Не ухудшай его положение, относясь к нему, как к фарфоровой кукле. Он крепче этого. Ямагучи невольно чуть облокотился об Ячи, чувствуя внутри горячий, беспощадный стыд. Как он так озаботился тем, что пытался помочь, и даже не осознал, что мог так же надоесть Куроо, как надоедали ему соседи, когда умерла его мать? Суетились и жалели его, будто жалость могла чем-то помочь. Это были пустые жесты, которые помогали лишь им самим почувствовать себя лучше. — Посмотри на него с щенячьим восторгом, как обычно, и всё будет нормально. Ямагучи слегка пнул Тсукишиму в голень, и тот отошёл. — Отдохни, — рявкнул его друг напоследок, а Ямагучи, зная его достаточно хорошо, услышал явно «ну вот, так лучше» в его словах. Тсукишима пошёл вперёд по тропинке, а Ячи отстранилась, ухватила Ямагучи за запястье и потянула его следом. Они пришли в небольшое местечко чуть поодаль от их лагеря, и его друзья заставили Ямагучи сесть между ними. Осадок от этой дурацкой ревности никуда не делся, но словно померк под мягкими лучами солнца и нежным голосом Ячи. Он закрыл глаза, осознавая, что те сильно зудели от бессонной ночи, когда он наблюдал за горевавшим Куроо. Он не помнил, когда расслабился и тем более заснул, но когда он проснулся, слегка дезориентированный, Ячи дремала рядом с ним, прислонившись к дереву, а Тсукишима поставил с другой стороны его колчан с аккуратно сложенными стрелами.* * *
Коноха щёлкнул Бокуто по затылку, присаживаясь рядом, но тот продолжал пустым взглядом смотреть на свои ладони. Коноха облокотился об него и подождал, пока Бокуто не заговорил. — Всё должно было пойти иначе. Он говорит так тихо, и Коноха ненавидел, когда такие люди, как он, затихали. — Ты ведь не убивал Ойкаву. Бокуто дёрнулся. Чёрт, неудачно сказал. — По крайней мере, теперь он знает правду. — Знает ли? — устало посмотрел на него Бокуто. — Знает ли хоть кто-нибудь из них правду? Бремя Фукуродани утомило их ещё до того, когда им поручили привлечь кланы из-за границы. Но Бокуто было тяжелее всех, потому что он был дураком, простым и прямолинейным. Он обо всех заботился и всех любил всем своим сердцем, будто это было безопасно, будто он не делал себя более уязвимым для потерь и жертв. Коноха вспомнил, как он засыпал между Акааши и Бокуто, давился смехом с Юки и Каори, помогал Коми подшутить над Сару, приятно проводил время с тихим Вашио. Каким же он был лицемером. Коноха приобнял Бокуто одной рукой, а тот прижался к нему, будто прикосновение могло залечить его ноющее сердце. Среди них было много идеалистов, но Бокуто был хуже всех. Именно это Коноха в нём больше всего и любил, и ненавидел. Ему всегда было нелегко наблюдать за страданиями Бокуто. — Завтра они обо всём узнают, — сказал Коноха, пытаясь успокоить его. У Акааши это получалось намного лучше. Утешать Бокуто. — Пусть наш лидер им всё объяснит. Мы ведь не заставляем их помогать нам. — А ощущение такое, будто заставляем, — пробормотал Бокуто. — Мы оба знаем, что они пойдут на всё, чтобы вернуть своих людей. Даже революцию начнут, если придётся. — Они не будут ничего начинать, — Коноха приобнял Бокуто покрепче. — Всё началось уже очень давно. Мы лишь доведём дело до конца. Революцию поднял Ойкава. Если Куроо хочет хоть как-то почтить его память, он будет сражаться с нами, — Коноха нахмурился. — Все они. Они уже достаточно долго отсиживались в лесу. Разве можно так быть по-настоящему счастливыми? Игнорировать несправедливость и просто жить от неё подальше? Революция ведь и для лесных кланов будет началом новой эры. Бокуто долгое время молчал, и Коноха знал, что эти слова его не порадовали. Именно поэтому он ещё больше удивился, когда Бокуто их не прокомментировал, а вместо этого спросил: — Ты так сильно хочешь вернуться домой? Вопрос всколыхнул в нём слишком много эмоций, от которых закружилась голова. Коноха уткнулся носом в волосы Бокуто и закрыл глаза, пытаясь во всём разобраться. Гнев и стыд, которые он испытывал, когда они впервые встретились — герцог Джозенджи на миссии по поддержанию мира. Его бросили в подземелье замка, как заключённого, и решили казнить. Он был лишь пешкой в войне, вовсе не первым посланцем мира. И среди грязи, крыс и коек выделялись только яркие глаза Бокуто, его сокамерника. Коноха ненавидел его, как и всё в этой несчастной стране. Но именно Бокуто помог ему не сойти с ума, ходя туда-обратно по камере. Он знал, что королева Мисаки не купится на наживку и не позволит войне разразиться в её маленькой стране из-за какого-то герцога, и ужасался тому, что его смерть станет лишь первым упавшим домино, и за ним последуют тысячи. Время было нелёгкое, и Конохе хотелось придушить его сокамерника вместе с его глупыми, идеалистическими мечтами. И остальные — Фукуродани, группка повстанцев, жалкая, как жизнь Конохи — были такими же: они так хотели перемен, а в итоге их все собирались повесить. Темница была полна их идей и обсуждений. Тогда Коноха ещё не знал их кодовых слов и не понимал, что они планировали сбежать и освободить Бокуто. Конохе просто повезло, ведь Бокуто настоял на том, чтобы они и его взяли с собой. Несмотря на то, как Коноха ненавидел Бокуто, тот относился к нему лишь по-доброму. Коноха последовал за Бокуто и за Фукуродани. За их глупыми идеалами. Он научился сражаться, как они, говорить, как они, зная, что он наладит всё в Шираторизаве до того, как разразится война и уничтожит его страну, или умрёт в попытке это осуществить. А затем он вернётся. Они были так близки к финалу, пять лет назад. Коноха верил, что Ойкава станет разумным лидером, в котором так отчаянно нуждалась эта страна. Смотреть на то, как его убили, и как их цель умерла вместе с ним… Это ранило Коноху глубже, чем что-либо. Ранило так глубоко, что он оставил всю свою рациональную осторожность. Слёзы ещё даже не высохли на их щеках, когда он поцеловал обоих юношей, к которым так привязался, которые стали для него домом. Они по-прежнему дышали. И в этот раз они доведут дело до конца. А что потом? Коноха не знал. Он не знал, был ли он предан Джозенджи — месту, где вырос, или Фукуродани — месту, где он стал человеком. Его собранной по кусочкам семье. Его семье, его любимым. Разум говорил ему, что он вернётся, но вот сердце… Его сердце глупило. — Я не знаю, — искренне прошептал он, и почувствовал, как Бокуто напрягся. — У тебя ведь по-прежнему будет Акааши, — пробормотал Коноха, не успев даже осознать свои слова, и невольно сжался, озвучив свой страх. Он боялся, что Бокуто и Акааши будут счастливее без него, когда он вернётся. Что так и должно быть. — Эй, — позвал его Бокуто, настроение которого радикальным образом изменилось. Его голос был резок и напряжён, а когда он отстранился, от его взгляда у Конохи всё в горле встало комом. — Я заставлю тебя остаться, — пообещал Бокуто таким серьёзным тоном, будто угрожал. Он протянул руки и положил горячие ладони на щёки Конохи. — Мы изменим этот мир любой ценой, а потом я заставлю тебя остаться, — пальцы на шее Конохи чуть напряглись, и он подтянул его к себе, горячо и требовательно, жёстко целуя. Коноха был шокирован, но не отстранился. Возможно, он и хотел, чтобы его убедили. Возможно, его сердце всегда хотело остаться. Иначе зачем он поддался чувствам к Бокуто и Акааши? Он закрыл глаза и позволил Бокуто целовать его, стал воском в его руках, с которым Бокуто мог делать всё, что хотел. Возможно, его причина идти дальше, просыпаться, работать, пытаться совершить невозможное, поверить в другого лидера, который может умереть к концу этой заварушки — возможно, эта причина уже давно не была возвышенной, не заключалась в общем благе. Возможно, он был самым страшным лицемером.* * *
Суга стянул с себя обувь под внимательным взглядом неизвестной слуги, которая по-прежнему не сочла нужным представиться и хранила ледяное молчание. Видимо, примерно настолько ему и были рады в этом доме. Он посмотрел на Куроо в поисках помощи с выражением лица, на котором было написано: «Прийти сюда было ошибкой», но Куроо молча ответил: «Ты сам решил это сделать, вот и доводи до конца». Это помогло Суге собраться с мыслями и проследовать за девушкой, хотя в этом не было нужды. Он мог сориентироваться здесь вслепую. Он знал этот дом — знал толстые ковры и все узоры на них, до боли знакомый запах, который чуть не сбил его с ног. К счастью, Куроо громко присвистнул, глядя на высококлассную мебель, и это вернуло Сугу с небес на землю. Без моральной поддержки Куроо Суга бы уже либо сбежал, либо опустошил бы содержимое своего желудка. На самом деле, желание сделать последнее присутствовало и становилось всё отчетливее, пока они приближались к столовой, где его родители обычно встречали гостей. Гостей. Он теперь был чужим. Он отвернулся от этого дома и никогда не оглядывался, но почему-то на ум приходили лишь радостные воспоминания. То, как он ходил босым по этим коврам, врезаные в дверной косяк отметины, увековечившие его рост, запах небольшой библиотеки, собранной его отцом. Суга внезапно до боли в груди заскучал по ней: ему так хотелось провести хоть денёк в этой комнате среди вьющейся в воздухе пыли, устроиться поудобнее у окна и забыться в книгах. Это была привилегированная, комфортная жизнь. Суга готовился к ужасным воспоминаниям, и эти приятные мысли выбили его из колеи. А когда он увидел обоих родителей за столом, то просто перестал дышать. Он замер на месте, и Куроо приблизился буквально на полшага, чтобы хоть немного обнадёжить его. Суга встретился взглядом с явно осторожничавшим отцом и удивился, когда его мать внезапно встала, отбросив тем самым стул, на котором сидела. — Коуши, — выдавила она, и имя будто окатило Сугу ледяным душем, ведь он оставил его здесь, в этом доме, со своей семьёй. А потом его мать побежала через комнату — его мать никогда не бегала, всегда ходила с достоинством — и внезапно сжала его в объятиях. — Коуши, — повторила она, и Суга осознал, что он немного вырос со дня их последней встречи. Он неуверенно положил руки ей на спину, толком не разобравшись в раздирающих его эмоциях. Суга не знал, что чувствовал: мог ли он радоваться, не простив мать, стоило ли ему испытывать некое облегчение. Он не знал, что было правильно. Он уже ничего не знал. — Это ты, — прохрипела мать и отстранилась, не выпуская его из своих рук и оглядывая. — Боги, ты выглядишь так дико, — она перевела взгляд на Куроо, оглядывая его с уже более выраженным презрением. — Как и твой… — она притихла, и Суга невольно напряг плечи, ощутив подозрения в её голосе. — Я вышел замуж за Даичи, — эти слова были дерзким, защитным рефлексом. Он не собирался начинать с этого разговор с родителями, но почему-то ему казалось, что так и надо. — Я просто не взял его с собой, потому что не собираюсь позволить вам снова причинить ему боль. — Зачем ты здесь? — огрызнулся его отец. Его мать уставилась на своего мужа со слегка приоткрытым от удивления ртом. Суга не понимал, чему она так поразилась — тому факту, что Суга вот так напрямую рассказал им правду, или тому, что все их усилия разлучить Сугу и Даичи оказались тщетны. Даже время не разлучило их. Суга почувствовал на своей щеке легчайшее прикосновение бусин, которые сделал Хината и которые Ячи вплела ему в волосы. Куроо всё так же решительно стоял позади, чуть ли не излучая приятное тепло. Зачем он здесь? — Потому что я решил, что, возможно, готов вас простить. Его отец нахмурился и встал. У него чуть поседели виски, но недовольство Сугой и злоба на него никуда не делись. Его сын всегда будет для него лишь разочарованием. С осознанием этого губы Суги растянулись в холодной улыбке. — Ты смеешь возвращаться в этот дом? — его отец широко и резко махнул рукой на Сугу и Куроо. — Тащишь за собой очередную крысу из подворотни и заходишь сюда с важным видом, будто тебе по-прежнему есть место среди нас? — Эй, — Куроо шагнул вперёд, вставая рядом с Сугой и прижимая своё плечо к его. Суга чувствовал его напряжение даже через небольшое прикосновение. — Я себя считаю скорее котом, чем крысой, — сказал Куроо, будто настроенный мило поболтать, но Суга чувствовал злость, обрамляющую лёгкие слова, и это насторожило его. Куроо пообещал вести себя хорошо. — А ещё я встречал настоящих уличных крыс с манерами получше ваших. — Куроо, — зашипел Суга, но тут же обрадовался, увидев, как отец вытаращился на них, открыв и закрыв рот. Это было бесценно. Суга приготовился выслушивать новые оскорбления от отца, но… — Замолчите, — его мать одарила холодным взглядом сначала своего мужа, а затем Куроо. — Оба. Мэри, не могла бы ты приготовить нашим гостям поесть? С меня довольно. Служанка поклонилась и ушла, явно расстроившись, что ей пришлось покинуть жаркое семейное воссоединение. — Если ты не можешь вести себя нормально, я и тебя отошлю куда подальше, — слова были направлены не Куроо, а отцу Суги. Тот подавил радостную улыбку. Видимо, что-то всё-таки изменилось. Обед был жутко напряжённый, а ведь он бывал и на специальных званых ужинах, организованных его родителями, чтобы найти Суге невесту — Суге, который только и мог сидеть и думать о Даичи. Только Куроо пытался нарушить продолжительное молчание, но его попытки были встречены оглушительной тишиной со стороны отца Суги и неловкими смешками со стороны его матери, поэтому в какой-то момент Куроо сдался и взялся за еду. Суга осознал, что продвигать разговор дальше нужно ему, и снова выпрямился. Мать наблюдала за ним с интересом, она будто очень хотела послушать его голос, поэтому Суга решил сосредоточиться на ней, а не на отце. — Я здесь из-за своих детей. Ваших внуков. Его мать тихо ахнула, прижимая руку к сердцу. Отец, разумеется, презрительно фыркнул. — Вы с этим гнильём вытащили их из помойки или что? Даже если бы я по-прежнему считал тебя своим сыном, я не принял бы никаких бастардов в свою семью. Суга ударил кулаком по столу, но тут же жутко удивился, когда его мать с силой ударила по дереву вилкой. — Да перестань же ты! Уходи, если не можешь нормально себя вести! Коуши, дорогой, расскажи поподробнее, — Суга и не думал, что снова увидит такое мягкое выражение лица у своей матери. Последний раз такое было в очень далёком детстве. — У тебя есть дети? Отец продолжал недовольно смотреть на него, но молчал. Куроо ухмыльнулся в свой десерт, но никак это не прокомментировал. Суга подавил тяжёлый вздох. — Мы нашли их уже сиротами в деревне, которую опустошили солдаты, прямо после… — После того, как мы ушли из города, потому что вы попытались убить Даичи и силой вернуть меня обратно. Неловко. Суга вспомнил, как Даичи проводил рукой по шраму на своём лице со слегка печальным взглядом, но искренней улыбкой, когда он спросил Сугу: «Разве оно того не стоило, ведь мы нашли их обоих? Кто знает, что бы с ними случилось, не окажись мы поблизости?» Но это не значило, что Суга собирался благодарить родителей за то положение, в которое они их загнали. Он заставил себя продолжить говорить, не отвлекаясь. У его визита сюда была цель. — Разумеется, мы были слишком молоды, чтобы позаботиться о детях, но мы старались — и нам помогали друзья. — Дети выросли потрясающие, — вставил Куроо. — Замечательные ребята. Решительные и умные. Преданные, — он мельком глянул на Сугу. — Как и ваш сын. Суга повернулся к нему и одарил Куроо озадаченным взглядом, никак не ожидая от него столь искренней похвалы. Куроо говорил прямо и честно, и это согрело сердце Суги. — Ты слишком хвалишь меня. — Это верно, — вставил его отец и поморщился секундой позже. Суга непонимающе заморгал. Если бы он не знал свою мать, то сказал бы, что она пнула его под столом. Но она была слишком собранной для такого… так ведь? — Я сказала, веди себя прилично или уходи, — она повернулась к Куроо и ещё раз нервно оглядела его, разглаживая свои юбки. — А… а ты кто? Куроо помахал рукой, развеивая её сомнения. — Просто друг семьи для моральной поддержки. Она еще мгновение посмотрела на него, а потом слегка кивнула, удовлетворённая ответом. Суга продолжил: — Их зовут Хината и Ячи. Они решили оставить фамилии, чтобы почтить память своих семей. Они хорошие дети. Как и… — он притих. Как он мог объяснить связи своей семьи людям, которые верили лишь в кровное родство и чёткие правила? — Киёко и Кагеяма. Ну, вся моя… семья, — он выпрямился, ощутив необычайный прилив любви и гордости. Он перестал искать правильные слова, начал просто объяснять и рассказывать. О жизни в лесу, о том, как они заботятся друг о друге, о том, что они пережили, и даже о самых неважных мелочах. Пускай его мать время от времени выглядела шокированной и даже возмущённой, он завладел её полным вниманием. Его отец встал и ушёл, но Суге было всё равно, потому что мать слушала, и ему хотелось этим поделиться — он говорил, говорил и говорил, а когда закончил, ему стало очень тепло и уютно. Он чуть отклонился и со скромной улыбкой закончил: — Они… моя семья. И… могут стать и вашей тоже. Если вы по-прежнему считаете меня свои сыном. Его мать неловко протянула руку, провела ей по ладони Суги и снова отстранилась. — Коуши. Я не согласна с твоими выборами. Не уверена, что я смогу их когда-нибудь одобрить. Я… не понимаю, что ты называешь своей семьёй. Суга чуть опустил взгляд и отстранился. — Но… — тут же добавила его мать, заметив это. — Я… и с нашими выборами тоже не согласна. Всё есть, как есть. И ты… часть нашей семьи. Суга почувствовал что-то напоминающее надежду. И в этот момент открылась дверь, и в зал зашёл его отец с двумя мужчинами внушительных размеров по бокам от него. Суга приподнял брови, а Куроо попытался выдать смешок за кашель. — Невероятно, — пробормотал он, и Суга целиком и полностью согласился. — Что всё это значит? — потребовала ответа его мать, но Суга был слишком поражён, чтобы даже обидеться. Это ведь… Он поверить не мог, насколько незрело вёл себя его отец. — Ты ведь понимаешь, что я уже взрослый человек? — спросил Суга. — Что ты собираешься сделать, запереть меня? Оставить здесь силой? Я никогда не стану тем сыном, которого ты так хочешь. — Тебя хотя бы накажут, — ответил его отец. — Ты скажешь этим джентльменам покинуть наше поместье, иначе я… Суга жестом попросил мать не продолжать, а сам повернулся к Куроо. — Ты позволишь? Куроо склонил голову набок с хищной ухмылкой. — Они все твои. Суга хрустнул пальцами. Что ж, тогда он покажет, каким неистовым он стал.* * *
— Тебе не кажется, что их как-то долго нет? Уже темнеет. Танака вздохнул и полез в карманы за монетами, которые он теперь должен был Ное. А ведь он так верил, что Даичи сдастся и начнёт ныть попозже, и тем не менее. — Суга может о себе позаботиться, — сказал Танака. У него была ещё одна ставка в два раза больше проигранной. Успокоить Даичи было важно как для блага самого Даичи, так и для блага кошелька Танаки. Нишиноя победоносно ухмыльнулся ему, но тут же поморщился, когда Саёко шлёпнула его по затылку. — Чем бы вы там не занимались, я знаю, что это какие-то очередные ваши проделки. Перестаньте. А ты, Даичи, — Саёко отвесила и ему по затылку. — Прекрати ходить туда-сюда. Ты всех заставляешь нервничать без особой на то причины. С Сугой и Куроо всё будет нормально. Уж кому знать, как не тебе? Даичи, наконец, остановился и напряжённо кивнул. — Чёрт, ты права. Суга бы мне врезал за такое. Саёко удовлетворённо кивнула. Проходя мимо Танаки, она дала ему «пять», и тот довольно ухмыльнулся. Выигрыш они разделят, но зато хоть эти деньги Нишиное не достанутся. Он выигрывал слишком часто, и брат с сестрой нехило на него разозлились. Но они не успели поделить деньги, так как Суга с Куроо появились на их территории буквально мгновением позже, таща за собой тяжелые мешки с подозрительным содержимым. Танака явно им заинтересовался, как и Нишиноя. Даичи поспешил навстречу и был встречен сперва ударом в рёбра, а затем уже объятием. Куроо с улыбкой покачал головой. Суга был просто нечто. Он заставил лидера котов снова улыбнуться и освежил атмосферу во всём лагере. Танака подошёл поближе с намерением спросить о мешках и о том, что же они вытащили из неприлично богатого поместья. — Это надо было видеть, — заговорил Куроо с Даичи. — Суга вырубил их обоих и глазом не моргнув. Лицо его отца! Хотелось бы мне запомнить его на всю жизнь. — Кого там Суга вырубил? — спросил Танака, глядя уже на Сугу, а не на мешки. Суга пожал плечами, будто ничего особенного не произошло. — Просто двух стражей, которых умудрился найти мой отец, пока я беседовал с матерью. Они ведь были не Даичи. Вокруг них начали собираться люди, и Танака, которому очень не нравилась напряжённая атмосфера, царившая у них последнее время, ухватился за шанс её развеять: — Воу-воу, ты вырубил двух парней? — спросил он достаточно громко, чтобы все услышали. — Требую демонстрации! — О, я бы не советовал, — сказал Куроо, но Танака лишь начал разминать плечи. — Уже слишком поздно! А что, Суга, тебе страшно? Что-то блеснуло в глазах Суги, заставив Танаку слегка пожалеть о своём решении. — Ты выбрал не того соперника, — он осторожно опустил тяжёлые мешки на землю и чуть-чуть отошёл. Круг людей слегка расширился. Хината и Ячи просто радовались, что Суга вернулся живой и невредимый, Саёко подсвистывала, а Юки и Каори наблюдали за происходящим, улыбаясь; кажется, Каори тоже хотела в этом поучаствовать. Прибежал и Коми, приплюсовав свою нескончаемую энергию к энергии Нишинои, что вызвало некую суматоху. Танака встал в стойку, чтобы обеспечить хорошее шоу. Сперва они ходили по кругу, подаваясь вперёд и назад. Танака решил напасть первым, но очень сильно пожалел, что недооценил Сугу, когда тот вывернул его руку, подбросил его в воздух в горизонтальном положении и уронил на спину. Суга поставил колено ему на грудь и ухмыльнулся. — Ещё раз желаешь попробовать? Люди вокруг разразились свистом и криками. Танака и сам невольно ухмыльнулся, хоть голова чуть-чуть болела от резкого приземления. Да, вот это был их целитель. — Должен сказать, смотреть на это стороны даже интереснее, — вставил Даичи, стоящий рядом. — Тебе повезло, что ты красивый, — мрачно пробормотал Суга. — Эй, — позвала его Каори, сделав шаг вперёд. — А со мной не хочешь? Вот так обычный вечер превратился в шоу «кто сильнее». Началось всё с того, что Суга просто быстро выпендрился, но в итоге они решили отыскать среди них самого умелого бойца. Танака с Нишиноей обсудили правила с Коми и Сару, меняя их по ходу дела и по необходимости. Люди втирали друг друга в пыль, стоял звон денег. Оружиями не пользовались, решили оставить только схватку на руках. Каким-то образом битвы один-против-одного превратились в борьбу Фукуродани с лесными кланами. И это было очень весело. Танаку с лёгкостью втоптала в грязь Каори, скорее из-за того, что он очень удивился тому, как она дерётся в том же стиле, которому Киёко научила Ячи. Схватка Каори и Ячи была похожа на столкновение сил природы, но Ячи всё-таки не могла выложиться полностью — она сражалась за выживание, не ради удовольствия. Танака дал ей «пять», когда она присоединилась к нему возле их наскоро нарисованной на земле таблице с результатами, и они вместе наблюдали за остальными схватками. Бокуто с Куроо вообще рвали и метали, не отступаясь ни на дюйм. В конце концов они умудрились оба взять друг друга в захваты и сошлись на ничьей. Затем Куроо выбыл благодаря Даичи, а Бокуто устранил Коноху. Суга, всё-таки проигравший Акааши, какое-то время спустя сел рядом с Танакой. — Знаешь, ты просто невероятный, — сказал он. Танака усмехнулся. — Кто, я? Да ладно, я даже не сделал ничего. — Ты помогаешь всем отвлечься. Выпустить пар перед тем, как мы завтра направимся на вражескую территорию… лучшего ты сделать и не мог. — Говори за себя, — ответил Танака, глядя на Куроо. — Не знаю, как ты заставил его перестать думать только о своей потере, но ему явно намного лучше. Я рад, — они с Куроо не были особенно близки, но это не означало, что Танака желал ему зла. Суга пожал плечами. — Ему нужен был способ отвлечься, мне нужна была поддержка. Танака фыркнул. Так просто? — Ну, я рад, что всё сработало. Кстати, что в мешках? Суга и глазом не моргнул. — Бухло. Танака рявкнул от смеха, а потом захохотал ещё сильнее, когда Суга добавил: — Самая весёлая часть поднятия командного духа. Я решил, что нам всем это понадобится. — И ты опустошил винный погреб своих родителей, или что? После того, как разобрался со стражей? Суга дьявольски ухмыльнулся. — Я вежливо попросил отца. А ещё получил вот это, — он повертел что-то между пальцами, а затем протянул Танаке на раскрытой ладони. Это был болт, и то, какое значение ему придал Суга, удивило Танаку. Необычной в нём была только головка — на ней была какая-то странная зигзагообразная линия. Весьма непрактично для болта. — Это метка, чтобы найти того, кто поможет нам пробраться в замок. Мне её мама дала. Вау. Танака присвистнул. — Плодотворный у вас получился день. — И так как моего дорогого мужа уже втоптали в пыль, — сказал Суга, поднимаясь на ноги, — давай заканчивать с боями и переходить к настоящему веселью.* * *
В итоге они плотно уселись вокруг костра и передали по кругу чашки, попутно пытаясь понять, что за бутылки натащили Суга с Куроо. Все смеялись, когда те рассказали, что пытались выбрать самые «по-дорогому звучащие». Куроо открыл бутылки и начал всем наливать. — Сегодня мы пьём за Тоору, — выглядел он меланхолично, произнося имя друга, но решительно налил всем, пока не дошёл до Саёко, которая отмахнулась от него. — Мне не надо, здоровяк. Спасибо. Куроо нахмурился, никуда не отходя. — Да ладно тебе, женщина. Ты перепила меня «на слабо» до того, что я свалился под стол. Не говори мне, что не можешь поднять кружку за потерянного мной друга. Саёко одарила его напряжённым взглядом. — Вообще-то я его тоже знала, Куроо, — это удивило лидера котов. — И всё же… мне не наливать. — Да ты издеваешься… — начал было Куроо, но притих, когда Саёко глубоко вздохнула и положила руку на живот. — Мне не наливать, — тяжко повторила она. Акитеру приобнял её за талию, будто защищая, и у Куроо челюсть к земле отвалилась. Медленно, но верно, до всех окружающих тоже дошло. Мгновение стояла тишина, а потом все резко закричали и начали забрасывать друг друга вопросами. Нишиноя разрыдался, а Танака просто замер, не в силах в это поверить. Саёко чуть наклонила голову, впервые смущённая таким вниманием. — Вы чего, это же ничего особенного. Не медаль же мне за живот давать. Ячи подскочила к Саёко и крепко её обняла, и Куроо отошёл чуть подальше, когда её начали обнимать и другие, но он не казался печальным — не только. Он выглядел печальным, задумчивым и счастливым за Саёко. Даичи улыбнулся. Всем им было тяжело, но у жизни были и такие сюрпризы. Наконец, Танака тоже зашёлся рыданиями, свисая с Саёко вместе с Нишиноей; их сестра так сильно хлопала парней по спине, что, наверное, синяки остались. Тсукишима стоял рядом с братом, и выражение лица у него было слишком уж оживлённое, особенно глаза, несмотря на то, как старательно он за собой следил. Поздравления и объяснения затянулись ещё на какое-то время, но потом все снова устроились вокруг костра, Куроо налил тем, чьи кружки ещё пустовали, и долил тем, кто случайно разлил всё на радости. В итоге все подняли кружки — в память Ойкавы Тоору и за будущее ещё не рождённого ребёнка.