Возвращение потерянного ворона

Обширный тронный зал был тих, напоминая притихшее море, готовое послать вперед свои самые сильные, самые высокие волны. Единственным звуком был топот тяжелых ботинок по чудесному отполированному полу; он не терялся, а эхом отражался от широких арок в стенах. Этот звук он слышал уже множество раз, но никогда прежде он не наполнял его таким ужасом и надеждой. — Нет ничего лучше кровавого урока, — сказала ему советница, остро улыбаясь и, как он успел выяснить, выражая этим свое удовлетворение. Как дирижер, придававший форму музыке оркестра, она управляла этим двором с помощью своего железного кулака, не оставлявшего места слабым, ненадежным и вероломным. И все ради него, ради блага его Королевства. — Наказание за это отвратительное преступление, наконец, принесет справедливость за то, что сотворили с твоей семьей. Но это не все: мы раз и навсегда покажем мятежникам, что встать у нас на пути — худшая ошибка, известная человечеству. Ушиджима лишь кивнул в ответ. Кроме его одобрения ничего и не требовалось. Куда бы он ни пошел, куда бы ни посмотрел, его советники — те, что больше всего заботились о нем — тут же готовили землю, на которую он ступал, оружие, которое он держал, возлагали корону ему на голову и пролагали путь. Они раз за разом создавали идеальный шаг, дабы удостовериться, что его правление было неприкосновенным. Лишь иногда, в тишине садов и компании единственного человека, которого он мог назвать своим другом, им овладевали сомнения. А что вообще значили слова «хорошо» и «правильно». Для него? Для его королевства? Было ли «правильно» слепо верить словам советников на каждом шагу его пути? Сидя на троне с тяжелой короной на голове, широко расправив сильные плечи и держа голову высоко, как подобает Королю, он чувствовал, как тревога охватывает его, словно распространяясь по венам. Сомнения предназначались для тех моментов, когда он был окружен цветами и находился в обществе человека, которому мог безоговорочно доверять. Но сейчас он впервые почувствовал их именно здесь, в клетке мраморных столбов и сияющего трона, пока вокруг эхом раздавался топот тяжелых шагов. Тяжелых, как темные облака перед разыгравшейся грозой. Он и сам не знал, на что надеяться. Чего бояться. Неужели?.. — Ваше Величество, — начал пришедший, низко кланяясь, а потом поднял голову и слишком уж широко улыбнулся, заставляя Ушиджиму еще отчетливее прочувствовать ужас, которого в нем вообще не должно было быть и следа. — У нас ушли годы, но, наконец, свершилось! Мы поймали предателя. Предатель. Ушиджима сжал руку в кулак, проводя кончиками пальцев по шраму на ладони. Какой предатель? Если это был он… — Для меня является честью доложить, что весь наш тяжелый труд принес свои плоды… На мгновение Ушиджима не мог дышать. Широкие двери за говорившим распахнулись, словно поджидая этот момент, являясь частью великого представления, которым так гордились те мужчины и женщины. Какая-то его часть взмолилась, вот только не знала о чем. — Мы задержали вашего брата и привезли его сюда для вынесения окончательного приговора. Вашего брата. Его брата? Его пальцы застыли на шраме, когда Ушиджиму омыло облегчение — не он, это не он, — на смену которому тут же пришло разочарование, ведь это значило, что нужный ему человек все еще не был тут, и… Вашего брата. Звук фанфар был громче, чем тщетная борьба закованного в цепи человека, которого они протащили вперед и бросили на пол у ног Ушиджимы, больше как посылку, а не человека. До получения всех этих ран и увечий он, вероятно, выглядел здоровым. Конечно, намного старше, чем Ушиджима помнил его. Какая-то его часть надеялась никогда больше не увидеть этого человека, лишь потому что это значило, что он, возможно, сможет прожить свою жизнь вдали от всех этих страданий при дворе и от того, что сотворил с ним его отец. Какая-то часть Ушиджимы всегда понимала, почему кто-то, находящийся в такой ситуации, убил бы бывшего Короля. А смог ли бы он сам сдержаться от мести, если бы Ушиджима жил жизнью человека, находящегося перед ним? Но отчасти он сильно презирал его, презирал больше кого-либо другого. Возможно, потому что если бы все сложилось иначе, ему не пришлось бы носить эту корону. Возможно, его настоящий брат все еще был бы здесь. Возможно, он смог бы найти ответы на свои вопросы, которые не давали ему покоя с той самой ночи, когда он потерял свою семью. Мне жаль, Тоору, подумал Ушиджима, потому что другого выбора не было. И потому что какая-то его часть смирилась с тем, что наказанием за убийство предыдущего Короля может быть лишь смерть. Когда советница положила ладонь Ушиджиме на плечо, ему и не нужно было видеть ее лицо, чтобы знать, что там по-прежнему была острая, довольная улыбка. — Это наш шанс раз и навсегда показать этим революционерам, что никто не посмеет не повиноваться Королю. Мы отпразднуем его казнь как великое проявление нашей нерушимой силы, и заставим их горластые рты умолкнуть. Хватка на его плече усилилась, заставив Ушиджиму сглотнуть и впиться пальцами в трон; мантия на его плечах внезапно словно потяжелела, не давая ему двинуться с места. — Любой ценой. Почему это так сильно походило на угрозу? Это правильное решение. Единственный выбор. Посмотрев в уставившиеся на него глаза, полные страха и вызывающего неповиновения, огонь в которых горел невероятно сильно, он почувствовал, как сомнения еще больше укрепились в нем. Он закрыл глаза, пытаясь побороть это, отказываясь поддаться и дать себе заколебаться. — Так тому и быть, — сказал Ушиджима, и слова будто резали его язык, как осколки стекла.