По вере его

Полтора года назад Зимняя Магнолия была сегодня чудо как хороша: шедший всю ночь снег аккуратно присыпал уже затоптанные, грязные тротуары, накинул мягкую пуховую пелерину на спящие, чуть вздрагивающие от колкого морозца деревья и превратил в огромные сугробы всё, что не двигалось хотя бы пару часов — автомобили, афишные тумбы, скамейки и горки на детских площадках. Даже памятник на главной площади и ледяные фигуры в парке. Дворники уже с самого раннего утра гребли лопатами, пытаясь хоть немного расчистить дворы и улицы, натужно урчали снегоуборочные машины, но ни те, ни другие не справлялись с хрупким серебром, что так щедро подарила городу зима. Большинство жителей вынуждены были отказаться от привычных способов добираться до терпеливо ожидающих их офисов, предпочитая личным авто общественный транспорт, а то и прогулки пешком, барахтаясь в сугробах и безнадёжно опаздывая. Впрочем, никто особо не жаловался и не злился. Причина хорошего настроения крылась не только в том, что на улицах и в самом деле было сказочно-красиво, но и в лёгком флёре романтики и влюблённости, окутывающем Магнолию, словно тонкое, искусно сплетённое кружево, изготовленное восьмируким умельцем. Потому что именно сегодня все календари мира показывали, пожалуй, один из самых важных дней для любящих сердец — 14 февраля. Не то чтобы Люси так уж нравился этот праздник — ни до появления в её жизни Нацу, ни после она не придавала этому дню особого значения, а за прошедшие с той памятной встречи на выставке полгода их отношения стали настолько домашними, будто они прожили в счастливом браке уже несколько лет. Нет, безумная страсть, чередуясь с нежным и долгим сексом, в спальне (да, если быть до конца откровенным, и не только там), конечно же, присутствовала, но главным было удивительное взаимопонимание, дарящее особое, ни с чем не сравнимое тепло. Кажется, за всё время они даже ни разу не поссорились — искать компромиссы оказалось намного интереснее, чем тратить силы на выяснение отношений. «Какие вы скучные», — не раз пеняла подруге МакГарден, выслушивая очередную историю о том, как влюблённые выбирали, чем заняться в выходные или что приготовить на ужин. Люси лишь пожимала плечами: разве может быть скучно с тем, кто разделяет твои увлечения и понимает тебя едва ли не с полуслова? Они с Нацу были не просто пресловутыми половинками друг друга — отражением, эхом, чем-то, что выходило за рамки привычных представлений о влюблённой паре. Люси часто ловила себя на мысли, что всё, происходящее с ней, всего лишь сон — настолько красиво и воздушно было так внезапно свалившееся на неё счастье. «Как в кино!» — смеялась она, в очередной раз попадая в плен серых глаз или задыхаясь от нежности в крепких, чарующе-надёжных объятиях. Как в кино. Но разве может случиться в жизни то, что, по сути, является лишь плодом чьего-то неуёмного воображения, необъяснимым образом запечатлённое в виде замерших картинок на узких полупрозрачных лентах очередного фильма? Так не бывает на самом деле. И всё же бывает. В этом её убеждали каждый день — иронично-ласковыми взглядами, шаловливо-нежными поцелуями, дразняще-обжигающими объятиями. А ещё словами, такими привычными и одновременно необходимыми, как воздух: «Я люблю тебя». Люси нравилось их слушать, чувствуя, как замирает в груди сердце и на секунду перехватывает дыхание. Словно в первый раз. Но при этом она никогда не выпрашивала их. «Ты любишь меня?». Всё равно что ждать милостыню на паперти. Унизительно и неловко. Впрочем, это касалось не только словесных признаний. Всё, чем так щедро одаривал её Драгнил — от звонков и смсок до вполне материальных знаков внимания — было преподнесено им добровольно, без напоминаний и обычных женских увёрток с её стороны. Люси никогда не обижалась, если Нацу не перезванивал, пропустив входящий вызов, или не отвечал на сообщения даже одиноким смайликом — они оба занятые люди, у каждого имелся свой воз и маленькая тележка обязанностей, требующих порой немедленного исполнения. До обратной любезности ли было? Тем более что вечером такое вынужденное молчание обязательно компенсировалось, и подчас с лихвой. Вот только подруги (и Леви, и затесавшаяся в их тесный мирок Кана Альберона) этого не понимали и не принимали. «Как можно терпеть к себе такое пренебрежение?» — возмущались они. Сначала Хартфилия пыталась что-то доказывать, объяснять, но все усилия оказались тщетны — девушки с упорством никогда не страдающих головной болью птиц* продолжали подтачивать её нервную систему недовольными ахами и иронично-раздражёнными комментариями. И Люси сдалась. Она просто перестала, насколько это было возможно, рассказывать подругам о своих отношениях с Драгнилом, обходясь общими фразами и пытаясь всеми возможными силами отвлечь их внимание от столь скользкой темы. Получалось это далеко не всегда — девчонки с упёртостью баранов и каким-то маниакальным удовольствием средневековых инквизиторов ежедневно лезли в чужую личную жизнь, не замечая, как больно ранят в принципе дорогого им человека. У Хартфилии же просто не хватало духу раз и навсегда осадить любопытных Варвар — не из страха быть непонятой, а лишь из вполне объяснимого и понятного, вытекающего из её натуры желания не обижать другого человека. Что абсолютно не ценилось и в конце концов привело к весьма печальному результату. В тот день с Нацу они не виделись — он уже почти неделю, как уехал в другой город по делам, связанными с бизнесом, но каждый вечер звонил, расспрашивал, чем она занимается в его отсутствие, жаловался, что безумно скучает, и строил планы на ближайшие после его возвращения выходные. Люси тоже тосковала, привыкнув к его почти постоянному присутствию не только в своей жизни, но и в маленькой квартирке на третьем этаже старинного особнячка, в которую Драгнил перебрался едва ли не на следующий же день после той, первой, ночи. Его переселение так же, кстати, было встречено неодобрительными комментариями подруг, но в этом вопросе Хартфилия проявила не свойственную ей в общении с Леви и Каной твёрдость, заставив последних навсегда оставить тему, кто и где должен жить, в покое. Однако именно сегодня, 14 февраля, Нацу возвращался. Приятный сюрприз в такой день, даже если относиться к празднику всех влюблённых без особого, свойственного многим окружающим людям, энтузиазма. По дороге на работу, утопая в сугробах, Люси мысленно строила планы на вечер, в которые входил совместный ужин и страстная ночь. В принципе, подобное произошло бы в любом случае, но почему бы в честь такого дня не добавить в предстоящие события чуть больше романтики? Свечи, красивую музыку, сексуальное бельё и… розовые сердечки. Времени на подготовку было более, чем достаточно: уже после обеда она будет свободна, а приезда любимого раньше двадцати одного часа можно не ждать — из Крокуса, где Драгнил провёл последние дни, на Магнолию в расписании значился только один вечерний поезд. Поэтому Хартфилия, наметив в голове не только предстоящие хлопоты, но и их последовательность, спокойно занялась своими должностными обязанностями. Но стоило ей включить компьютер и начать писать новую статью, как к её столу подлетела запыхавшаяся, но донельзя довольная МакГарден. Умостившись на стульчике, Леви нетерпеливым жестом поправила волосы и заговорческим тоном протянула: — Ну-у-у?.. — Что «Ну»? — Люси сделала вид, что, во-первых, не поняла, о чём спрашивает её подруга, а, во-вторых, что лично она, в отличие от МакГарден, о-о-очень занята. — Рассказывай, как Нацу тебя поздравил. — Леви, это… личное, — попыталась выкрутиться Хартфилия. Потому что рассказывать о том, чего нет и не будет, весьма сложно. Даже при богатом воображении. — Настолько личное, что нельзя поделиться с подругой? — тут же надула губки МакГарден. — Лучше сама расскажи, как в этот раз Рэдфокс отличился, — перевела разговор на другую, более безопасную тему Люси. Это сработало: Леви тут же защебетала, вознося любимого «Гаечку» до небес, попутно делясь историями из их уже совместной жизни. Тот день, когда Хартфилии пришлось замещать свою подругу и коллегу на некой исторической пресс-конференции, стал судьбоносным для них обеих: МакГарден, к её вящей радости, смогла, наконец, не просто близко познакомиться с «Призрачным лордом» и его черноволосым, утыканным пирсингом, как сдобная булочка изюмом, солистом, но и произвести на последнего столь неизгладимое впечатление, что Гажил сам предложил Леви продолжить их отношения и дальше. Та, естественно, отказываться не стала, добавив в своих историях к уже имеющимся (и весьма увеличившимся в последнее время) восторгам по поводу некой личности подробные пересказы телефонных разговоров, а так же описание всевозможных подарков и сувениров, которыми обменивались разлучённые музыкальной карьерой Рэдфокса влюблённые. Люси оставалось лишь молча выслушивать этот практически нескончаемый поток информации, делая вид, что ей это интересно — всё, что угодно, только бы не подвергаться пытке вопросом: «А что у вас с Нацу?». К неудовольствию МакГарден, она не успела поведать всего, что произошло за последние сутки между ней и Гажилом — к подругам присоединилась Альберона. Нагло перебив Леви, она тоже потребовала от Хартфилии отчёта о подарках и поздравлениях от Драгнила. Отговорка в духе «Это слишком личное» с ней не сработала. Кана презрительно хмыкнула: «Значит, опять забыл», чем вызвала со стороны МакГарден поистине страшную бурю возмущения. — Нацу нет в городе, — попробовала оправдать любимого Люси. — Он возвращается поздно вечером. — Ну и что?! — упёрла кулачки в бока Леви. — Гаечки тоже нет в городе, но он же поздравил меня! И позвонил, и подарок прислал! — Возможно, Нацу просто хочет сам его подарить, лично, — предположила Хартфилия. — Не подарит, — безапелляционно заявила Альберона. — Вот увидишь. Можем даже поспорить. Спорить Люси не стала, тем более что подруга оказалась права — Драгнил так и не вспомнил о празднике, хотя буквально накануне они говорили об этом по телефону. Злиться и обижаться было бессмысленно и где-то даже неловко, тем более что отсутствие дежурной валентинки ей компенсировали вполне материальными и не менее приятными, чем бумажное сердечко, знаками внимания. Но подруг подобная замена нисколько не удовлетворила, и они набросились на Хартфилию с удвоенным усердием. — Надо что-то срочно делать с его склерозом, — вынесла вердикт МакГарден после того, как они с Каной перемыли Драгнилу все косточки. — Иначе в один прекрасный день он забудет, как тебя зовут. — Не преувеличивай, пожалуйста, — попросила Люси. — Да и что страшного в том, что Нацу не помнит все эти праздники — день поцелуев, день объятий, день всех влюблённых?.. Это же не значит, что он любит меня меньше тех, кто их отмечает? — Всё всегда начинается с малого, — возразила Альберона. — Сначала он забудет важные для вас даты, потом это перейдёт в охлаждение между вами, измены и расставание. Ты этого хочешь? — дождавшись лёгкого покачивания головой, дающего отрицательный ответ на этот вопрос, Кана продолжила: — В таком случае, надо действовать решительно. Если у Нацу такая короткая память, сделай так, чтобы ему о них напоминали. — Как? — чуть нахмурилась Хартфилия. — Попросить его секретаря? У Джувии и так достаточно дел… — Пф! — раздражёно фыркнула Кана. — Есть способ лучше — забей все даты в его телефон. — Ладно, я скажу Нацу… — Никаких «скажу»! — вступила в разговор МакГарден. — Сделай всё сама. — Это нехорошо, девочки, — попыталась утихомирить подруг Люси. — Разве можно делать такие вещи без спроса? — Ты же не собираешься читать смски и проверять его контакты, поэтому ничего страшного, — «успокоили» её девушки. Хартфилия только устало покачала головой, надеясь, что на этом всё и закончится. Как бы не так. Леви с Каной с завидным постоянством возвращались к этому вопросу, убеждая, доказывая, неприятно злословя и всячески действуя подруге на нервы. И та не выдержала. Однажды вечером, когда Нацу отправился в душ, она дрожащей рукой утянула с тумбочки его телефон и приготовилась заносить в календарь нужные даты, а вот положить аппарат на место не успела — его хозяин неожиданно появился в комнате. — Люси, совсем забыл… — Драгнил замер, не договорив фразы, и как-то нехорошо усмехнулся: — Вот уж не думал, что ты тоже… такая. — Нацу… — стыд горячей волной прошёлся по всему телу. — Это не то, что ты подумал. Я всё объясню. — Будь любезна. Под его ядовитым, обиженно-негодующим взглядом говорить было неимоверно трудно, но иного выхода не было. — Понимаешь… У каждой пары есть свои особые дни, когда было первое свидание, первый поцелуй и многие другие. Влюблённые часто празднуют их, ведь это сближает. Но ты… ты ведь забываешь о них, и я решила… — Я всё прекрасно помню, Люси, — перебил её Драгнил. — Ты помнишь день, когда сказал, что любишь меня? Именно дату, когда это произошло? — ответом ей было молчание. — Число, когда мы познакомились? Когда была наша первая ночь? Мой день рождения? — и снова тишина. — Вот видишь. И я подумала, что будет лучше, если забить эти даты в твой телефон — так ты их уже не забудешь. — А о доверии ты подумала, Люси? — Нацу, подойдя ближе, забрал мобильный и с неслышимой ранее горечью в голосе спросил, глядя ей в глаза: — Может, надо было просто попросить? Хлопнувшая входная дверь по закону жанра должна была заставить оставшуюся в одиночестве девушку вздрогнуть или расплакаться, но Хартфилия лишь поджала губы и нахмурилась — непонятно откуда взявшаяся обида не дала трезво оценить масштаб произошедшего. И только на следующий день, обдумав вчерашний разговор на свежую голову, Люси поняла, что натворила. Накрученная подругами, она совершенно забыла и о своём прежнем спокойном отношении к подобной забывчивости Драгнила, и о том особом удовольствии, которое дарила ей смущённая донельзя физиономия молодого человека, когда он понимал, что снова что-то забыл, а потом всеми силами пытался загладить свою вину. Ей ведь нравилось не только получать от него подарки, но и самой делать ему сюрпризы. А если оба получают от этого процесса удовольствие, какая разница, кто первым вспомнил о причине праздника? Не стоит, наверное, говорить, что раскаяние и чувство вины были её верными спутниками в этот день. Но по странному стечению обстоятельств именно сегодня у неё не было ни минутки свободного времени, чтобы набрать до боли знакомый номер и сказать всего два слова: «Прости меня». Отсылать сообщение Хартфилии не хотелось — есть вещи, которые надо именно говорить. Потом, по закону подлости, на телефоне закончились деньги, да и сам аппарат прожил лишь до обеда, жалобно пиликнув на прощание разряженной батарейкой. Когда же, наконец, девушке выпала возможность позвонить, делать это было уже поздно. Люси не спала почти всю ночь, то меряя шагами комнату, то ворочаясь в постели. А утром, вместо того, чтобы позвонить, она лишь гипнотизировала уже готовый к работе аппарат. Ей вдруг стало страшно: что, если Нацу не захочет с ней разговаривать, если он до сих пор сердится на неё? Или вообще не захочет с ней больше общаться? И постепенно накрутила себя до такой степени, что вынуждена была принять лекарство от головной боли — виски словно проткнули раскалёнными штырями. Немного успокоившись, Хартфилия всё же потянулась к телефону: лучше получить отрицательный ответ, чем доводить себя до сумасшествия бредовыми мыслями. Но Драгнил на звонки не отвечал, лишь приятный женский голос в трубке через пропущенные восемь гудков предложил ей оставить на автоответчике сообщение для абонента. Люси сбросила звонок и через полчаса повторила попытку. Результат был тот же. В следующий раз она ждала уже минут двадцать (на большее не хватило сил) и тут, прижимая трубку к уху, обратила внимание на доносившуюся с лестничной клетки мелодию, которую слышала и прошлые два раза. Только тогда Хартфилия решила, что это просто совпадение, теперь же она думала иначе. Нажав на красную кнопочку, Люси прислушалась — тишина, набрала номер — рингтон заиграл снова. Бросив телефон на стоящий в коридоре комод, она, резко распахнув входную дверь, тихо охнула: на плохо освещённой лестничной площадке, прямо на полу около её порога, опираясь спиной на окрашенную в голубой цвет стену, сидел Нацу. Он не вскочил при её появлении, не шевельнулся, даже не повернул головы, лишь сказал сиплым, словно простуженным голосом: — Я не могу без тебя, Люси… Ноги подкосились, дышать стало трудно, будто кто-то ударил со всего размаха в грудь, к которой она через мгновение прижала взлохмаченную розововолосую макушку. Потом Люси заставила себя встать, потянула за руку Драгнила, принуждая и его подняться и войти вместе с ней в квартиру. Заперев дверь и включив свет, она, наконец-то, смогла его как следует рассмотреть: осунувшееся бледное лицо, запавшие, потерявшие блеск глаза, мятая одежда, потерянный вид… Как больно было видеть его таким!.. — Ты голоден? — Нацу равнодушно пожал плечами. — Когда ты ел в последний раз? — Не помню… Люси подтолкнула его к ванной комнате, наказав мыть руки, а потом идти на кухню. Драгнил безропотно делал всё, что она говорила, двигаясь, словно робот: съел разогретый ужин (часы показывали уже девять вечера), ушёл в спальню, разделся, лёг в кровать. Люси укрыла его одеялом, подтолкнула по бокам, как маленькому ребёнку, погладила по голове: — А теперь спи. Нацу послушно закрыл глаза: — Не уходи… — Я только выключу везде свет и вернусь, — пообещала она, надеясь, что любимая «потеряшка» быстро уснёт — Драгнил явно нуждался в отдыхе, разговоры и извинения могли подождать до утра. Но стоило Хартфилии забраться под одеяло, как он крепко обнял её, ткнулся носом в макушку и снова повторил: — Я не могу без тебя… Утро выдалось пасмурным, кажется, снова собирался пойти снег. А ещё, кажется, они оба проспали, но это их нисколько не заботило. Они долгое время просто лежали рядом, не говоря ни слова, пока Люси не собралась с духом и не сказала: — Прости меня… Я не должна была так поступать. Если хочешь, удали все записи. — Нет, — Нацу коснулся губами слегка ноющего виска. — Пусть будут. И давай добавим ещё, какие считаешь нужными — я хочу, чтобы мне всегда что-то напоминало о тебе.

***

Локи потёр подбородок и оглянулся на девушку — когда она начала рассказ, он снова сел на скамейку, словно предчувствуя, что это займёт довольно много времени. Люси сидела, сгорбившись и обхватив себя руками, как будто ей было холодно и она пыталась таким образом согреться. Ангел перевёл взгляд на нити — всё осталось без изменения. И это ему очень не понравилось. Значит, чувство вины перед женихом ещё терзает её. Обычно воспоминаний и раскаяния вполне хватало, чтобы ненужные связи убирались, здесь же этого явно мало. — Вы помирились? — уточнить всё же стоило. — Твой молодой человек простил тебя? — Да, наши отношения наладились. — Тогда что мучает тебя? Пока ты с этим не разберёшься, мы не сможем двигаться дальше, — предупредил Локи. — Я едва не погубила всё, — тихо начала пояснять его собеседница. — Мы могли расстаться из-за такой глупости. Если бы я не послушала Леви и Кану, ничего бы этого не было. — Отнесись к этому, как к небольшому уроку, преподанному тебе жизнью, — философски пожал плечами Ангел. — Вы оба его прошли, раз смогли сохранить свои отношения и не повторяли ничего подобного в будущем. Я прав? — девушка кивнула. — Вот видишь. А теперь настало время отпустить эти чувства: вина, горечь, сожаление… Замени их на признательность к тем, кто позволил тебе узнать нечто новое о себе, и радостью от того, что вы с Нацу преодолели возникшие на вашем пути трудности. Попробуй. Только закрой глаза и расслабься. Люси постаралась выполнить его рекомендации. Поначалу было трудно, но потом в памяти начали потихоньку сами собой всплывать картинки разных событий после той ссоры: первая годовщина их знакомства, её День рождения… Теперь Нацу при всём желании не мог забыть об этих датах, и его это действительно радовало: «Я хочу, чтобы мне всегда что-то напоминало о тебе…». Сердце наполнилось теплом, в глазах защипало. Она быстро-быстро заморгала, чуть запрокинув голову, чтобы не дать солёной влаге скатиться по щекам, и судорожно, облегчённо вздохнула, услышав спокойный, с нотками удовлетворения голос своего «учителя»: — Отлично, ты справилась. Теперь мы можем идти. ________________________________________ *Имеется в виду выражение «Не болит голова у дятла»