Цвет жизни

Голова трещала. Я не понимал, что происходит. В моём теле, казалось, сил совершенно не осталось. Мне хотелось с кем-нибудь поговорить. Я думал, что проспал целую вечность тогда. Мои губы зашевелились, и в тот же момент раздался голос Габриэль: - Мартин, ты очнулся? Как ты себя чувствуешь? Как глаза? - Где Йостен? - вопрос в моей голове возник очень внезапно. - Как твои глаза? - повторила вопрос девушка. - Глаза? Как и обычно. Я ничего не чувствую. И что за штука у меня на глазах? Марля? - Да, повязка такая. То есть у тебя ничего не болит? - Нет, не болит. Где Йостен? - Мартин... Операция прошла не совсем удачно... Точнее, удачно, но с осложнениями. Ты три с лишним недели лежал без сознания, приходя в себя. - Где Йостен?! - уже громче сказал я. Силы начали постепенно возвращаться ко мне, хотя и с трудом. - Мы... Похоронили его, не дождавшись твоего выздоровления. Через меня словно пропустили несколько тысяч вольт. Я не помнил себя в тот момент. Моё сознание захватило отчаяние... И вылилось оно в неистовую ярость, не передаваемую ничем. - Что?.. - на вдохе произнёс я. - Нет... Я не верю! Я не верю тебе! - закричал я, подскакивая с кровати, на которой лежал. - Где он?! Где Йостен?! - кричал я так сильно, как только мог, вырывая какие-то иглы с проводами из своих рук. Я не знаю, что это были за штуки. - Мартин! Мартин, я прошу тебя, ляг! - закричала Габриэль, пытаясь меня уложить. - Йостен! Йостен, где ты?! - я упал с кровати, кое-как зацепившись руками за какую-то тумбу, что ли. - Мартин, успокойся, тебе нельзя ещё!.. - Габриэль схватила меня за рукав футболки и попыталась остановить. Но я был уже не в себе. Мною ведал тогда, наверное, лишь сам Бог. Я не помню даже того, что хотел сделать. Только чувство... Непонятное чувство. Я был потерян. Мне казалось, что, вот, я один. Один посреди бесконечной тьмы. Что вокруг меня нет ни единого человека и предмета. И теперь даже брат не в состоянии вытянуть меня из этой тьмы. Цепь, которая соединяла меня и его оборвалась, и я чувствовал это каждой клеткой своей кожи. Это было невыносимое, да-да, наверное, самое невыносимое и ужасное чувство. - Отвяжись от меня! Убери руки! - я рывком убрал её руку и буквально пополз куда-то вперёд. Зачем? Кто знает. У меня, наверное, всё ещё оставалась надежда. И тут я упёрся во что-то. Я не мог выбраться оттуда, куда попал, ползая в этой темноте. Я стал кричать что-то невнятное и в порыве ярости сорвал повязку со своих глаз. Увидев впервые что-то, кроме темноты, перед собой, я испуганно крикнул и отскочил назад. Всё двигалось, вертелось. Я не мог понять, что происходит. Но всё было каким-то ярким, хоть и размытым, что ли. - Йостен! - истошно завопил я, пытаясь встать с пола. Я попытался на что-то опереться, но тут же вновь упал на пол. - Мартин, ляг сейчас же! Могут возникнуть осложнения! Я повернул голову на звук и впервые увидел Габриэль. Очень мутно, но увидел, как она приближалась ко мне. Как... Двигалось всё на ней... Как это сказать - не знаю. Халат двигался. Он подчинялся её движениям. И я стал отползать назад. И всё в комнате стало убегать от меня. Я был словно в какой-то прострации, и мне было безумно страшно. Мне нужен был брат. И тогда я отвернулся от неё и на четвереньках кое-как пополз в другую комнату. Но меня стало тошнить от того, что я вижу перед собой. У меня безумно кружилась голова. Я увидел какой-то стеллаж перед собой и, опираясь на одну из полок, попытался встать. Тут же на меня стали падать какие-то непонятные длинные штуки, ножницы, по-моему, и что-то ещё. - Йостен! - испуганно прокричал я, отбиваясь от летящих на меня вещей. От этого зрелища меня ещё больше начало тошнить. - Мартин! Что ты делаешь?! Он упадёт на тебя сейчас! - Габриэль подбежала ближе и подперла руками стеллаж, который тоже начинал приближаться ко мне. Я закрыл глаза и оказался в привычной темноте, которая теперь была для меня чем-то родным. Лёжа на полу, я звал брата. Звал, громко рыдая, не находя в себе сил подняться или хотя бы открыть глаза. Я надеялся, что, если закрою их, всё вернётся на круги своя. Хотелось верить, что где-то рядом всё ещё есть Йостен. Он подойдёт и поможет мне встать. *** Что бы я сделал, если бы всё это оказалось лишь страшным сном? Если бы на самом деле, всё случилось иначе? Если бы брат вернулся, и всё бы сложилось по-другому? Что бы я сделал в первую очередь? О, как много мне бы хотелось сделать! Я бы, верно, никогда в жизни больше не отпустил бы Йостена. А если бы у меня, ко всему прочему, появились глаза от какого-нибудь донора, то, верно, мы бы зажили куда лучше, чем раньше. Брат бы научил меня рисовать, мы бы вместе по утрам смотрели "Новости" за завтраком, аккуратно отрезая очередной кусочек яичницы и запивая всё апельсиновым соком. В нашей квартире всё бы было какого-нибудь красивого цвета: и дверцы на шкафчиках кухни, и плитка в ванной, и мягкий ковёр в спальне... Аромат одеколона брата витал бы во всех комнатах, как бы доказывая, кто тут хозяин, кому всё это принадлежит. И перед выходом из квартиры, мы бы с ним смотрелись в зеркало, застёгивая свои пальто. В зеркале бы отражались два абсолютно одинаковых человека. Возможно, только глаза бы у нас чуточку отличались, ведь не факт, что мой донор обладал бы таким же цветом глаз, как Йостен. Но всё же, мы бы были очень и очень похожи. Брат, наверняка, довольно симпатичный, раз он уже в свои пятнадцать лет встречался с девушкой. Значит, я тоже? Может, и я бы нашёл себе подругу сердца? Кто знает. Но первым бы делом я, наверное, сказал бы брату всё, что так долго хотел. Почему-то целых восемнадцати лет мне не хватило, чтобы выразить всю мою благодарность ему, всю мою любовь к нему. А сейчас сердце просило хотя бы минуты. Навряд ли мне бы хватило её, но, возможно, я бы сумел найти именно те слова, которых, наверное, не хватало брату. Которые он хотел бы услышать от меня, скорее всего. Но так, увы, не услышал. И не услышит. Он больше никогда. Никогда. Не услышит. Меня. *** - Мартин, пока мы идём, я должна тебе кое-что рассказать. Кое-что очень важное. - Хочешь сказать, это важнее сейчас? Важнее, чем смерть Йостена? - Это следствие смерти Йостена. Я просто не хочу, чтобы ты... Удивлялся тому, что увидишь на кладбище. - Когда увижу, тогда и расскажешь. Я не хочу ничего слышать, - твёрдо сказал я, поправляя воротник моего чёрного пальто. Спустя где-то месяц с лишним я смог нормально передвигаться. Да и вообще адаптировался ко всему. Более-менее адаптировался. Правда, меня укачивало в машинах. И, наверное, также будет и в самолётах, поездах, на пароходах. Ну, может, тоже пройдёт. Буду надеяться. - Где она? - Вон там, рядом с тем деревом, чуть левее, Мартин. Я пошёл туда, куда мне указала Габриэль. Могила Йостена почти ничем не отличалась от всех остальных, ведь все они были засыпаны снегом. Даже сами могильные камни с трудом можно было различить. А надписи - тем более. На дворе же был конец февраля, и снег ещё даже не думал таять. - Вот эта? - спросил я у девушки, указав пальцем на один из могильных камней. - Да, она. Я присел на корточки и попытался немного разгрести снег возле камня, чтобы хоть как-то прочитать надпись на нём. Точнее, как прочитать... Попросить Габриэль прочитать. Пока что я более-менее запомнил, как пишется моё собственное имя. - Что тут написано? - я показал на верхнюю строку. - "Покойся с миром". Я ничего не ответил и начал разгребать дальше. И тут я замер. На камне было написано моё имя. Именно моё! Никак не "Йостен Нильсен", а именно "Мартин Нильсен"! Хотя, может... - Габриэль, а, что, наши с Йостеном имена пишутся одинаково? - Нет. Они пишутся абсолютно по-разному. Это как раз то, что я хотела тебе сказать. - П... почему здесь написано "Мартин Нильсен"? Почему? Ведь вот он - Мартин Нильсен, - я стукнул себя кулаком в грудь. - Вот он, перед тобой, а не там?! Что это?! Почему?! - Потому что ты, Мартин, так было нужно. - Что было нужно?! Похоронить брата под моим именем?! Зачем?! - я вскочил с места и подбежал к Габриэль. - Затем, чтобы ты жил потом нормально! Мы, во-первых, фактически незаконно изъяли глаза у твоего брата, потому что он был уже не в состоянии оформить все нужные договоры, когда его ранили! И теперь, чтобы не посадили меня и весь медицинский отряд, мы должны были как-то выйти из положения! Во-вторых, Мартин Нильсен - инвалид, которому бы потом ещё несколько лет пришлось справки собирать, что он здоров, чёрт подери! И, в-третьих, мы заявим, что на войне погиб мирный житель - Мартин Нильсен, инвалид - который не участвовал в военных действиях вообще! И поэтому тебя, друг мой, обеспечат компенсацией за моральный ущерб и квартирой! Плюс ко всему, ты сирота! И ты воевал за честь своей страны! Ты будешь лучше жить так, поверь! Я всё предусмотрела! - Но кто я теперь?! Объясни мне, кто я?! Что всё это означает?! - Ты человек, чей невинный брат, мирный житель, погиб на войне, ты человек, который воевал за честь своей страны!.. Йостен! Привыкай откликаться на это имя! Я замер. Мне не хотелось верить во всё происходящее, я окончательно запутался. - Х... Хочешь сказать, что нас с братом поменяли местами? Что все думают, будто умер Мартин Нильсен? Но как? Он же не воевал! Точнее, я же не воевал! - Ну... Вот так. По протоколу, Мартин Нильсен двадцать шестого декабря был перевезён в наше подразделение вместе с братом. Восьмого января, когда второй медицинский корпус подвергся нападению врага, Мартина единственного не смогли оттуда эвакуировать, причина того неизвестна. Корпус был взорван финским снарядом, попавшим в него. В тот же день норвежские медики, узнавшие о пропаже Мартина Нильсена, прибыли на место катастрофы и, найдя его, эвакуировали в четвёртый медицинский корпус, находящийся в четырёх километрах от второго корпуса. Там за его жизнь долго боролись, но девятого января в девятнадцать часов тридцать две минуты сердце Мартина Нильсена остановилось. Он скончался от многочисленных травм. Тринадцатого января он был похоронен на ближайшем кладбище. Его брат - Йостен Нильсен - узнал о потере лишь тогда, когда сам попал в госпиталь с серьёзными ранениями и провёл там около полутора месяцев. На похоронах быть не смог. Как-то так, в общем, - Габриэль вздохнула и перевела взгляд на могилу брата. - Но... Йостен Нильсен здоров на данный момент. Значит ли это, что его отправят на место проведения военных действий? - Не отправят. Всё закончилось. Потерь относительно немного - пятьдесят восемь убитых человек у нас, и шестьдесят четыре - у финов. Хотя полно пропавших без вести. Кто знает, как дела обстоят на самом деле. Наша задача сейчас - научить тебя читать и писать. Хотя, последнее, если что, ещё можно будет объяснить. Я это предусмотрела, а потому в заключении есть пункт, что был повреждён опорно-двигательный аппарат правой руки. - Йостен - левша, как и я. - Будешь правшой, - чёрство произнесла Габриэль. - Чем скорее ты запомнишь алфавит, тем скорее можно будет начать оформлять документы на квартиру и прочие нюансы. Паспорт Йостена у нас есть. Мы немного постригли тебя, чтобы ты стал точной копией своего брата. - Вы обрекли меня жить не своей жизнью, Габриэль. Она вздохнула и, положив мне руку на плечо, посмотрела мне в глаза. - Скажи, Йостен... То есть Мартин, если бы была возможность отплатить Йостену за всё то, что он для тебя сделал, ты бы воспользовался ею? - Воспользовался бы, - подтвердил я. - Ты бы смог подставить себя под удар того рокового снаряда, чтобы спасти брата от смерти? - Смог бы. - Ты сейчас мечтаешь об этом, так ведь? - В чём смысл мечтать о прошлом? - Ответь на вопрос. Я замолчал. А потом всё же ответил, признав это для самого себя: - Да, мечтаю. - Тогда считай, что мы осуществили твою мечту. Мы подставили под удар Мартина, чтобы спасти жизнь его брата. И теперь она в твоих руках. Проживи за своего брата достойную жизнь, дабы отплатить ему за всё, что на что он шёл всегда ради тебя. Подари ему жизнь. Поверь, это будет достойный подарок на все праздники, которые вы, увы, не сумеете уже встретить вместе. Пускай Мартин, инвалид, который даже "плодить себе подобных" не хотел, который постоянно зависел от своего брата, ни на что не был способен, в душе ненавидел сам себя, лежит там, в земле. Его жизнь закончилась, он её исчерпал, поверь. Он сам не хотел жить, хотя и не признавал того... Мне было больно слушать всё это. Каждое слово Габриэль будто штыком вонзалось в меня. Однако я осознавал, что она права. И это было самое горькое и обидное. Но я ничего уже не мог сделать. А это было ещё обиднее. - ...А Йостен Нильсен ещё покорит немало вершин, добьётся всего, о чём мечтал. Он даже сможет реализовать самые-самые заветные мечты своего покойного брата, которого он так любит. Он же готов ради своего брата на всё, правда, Йостен? Я резко наклонил голову и закрыл глаза руками, еле-еле сдерживая подошедший к горлу комок. - ...И теперь, Йостен, пообещай своему брату и себе лично, что это последний раз в твоей жизни, когда ты плачешь. Ты же, Йостен, сделаешь свою жизнь другой, так? Ты никогда не заставишь себя, Йостена, так убиваться в будущем? Ты и твой брат же мечтали об ином. Меня рвало изнутри. Даже тогда, когда я узнал страшную правду о Христине, узнал о смерти брата, мне не было настолько больно. Потому что сейчас мне казалось, что я попросту сойду с ума. Что-то в моей голове сдвинется со своего места, и я не смогу с этим жить. Габриэль своими словами убивала во мне меня. И я понимал, что этим же мне придётся заниматься ещё очень долго. Я, наверное, чувствовал то, что чувствуют умирающие люди. Умирающие в диких мучениях и болях. В приступах кровавого кашля, с высокой температурой, с гноящимися язвами на всём теле и внутри него, на каждой клеточке. И еле-еле колотящееся сердце уже выталкивает измученную душу из тебя, пытаясь дать ей свободу, покой. Но мы же люди - глупые создания и эгоисты. Мы не понимаем, что будет лучше для собственной души, а потому насильно держим её, делая свою смерть мучительнее и ужаснее. И я ревел, закрывая глаза руками в чёрных перчатках. Из моих глаз, подаренных Йостеном, неумолимо текли слёзы, и я ничего не мог с этим поделать. Мне было плохо. Больно и плохо. Однако я верил в то, что, убив себя, я действительно смогу дать новую жизнь брату. И, наверное, я испытывал на себе всю ту боль, которую он пронёс за восемнадцать лет своей жизни. Я тогда понял, что, будь у меня хотя бы десять секунд, я бы сказал ему спасибо за то, что не увидел того, что увидел он, и не испытал того, что испытал он. За то, что все удары судьбы приходились на него в большей части, а я лишь учился на его ошибках. Спасибо ему за это. Спасибо.