Память питается болью

Павел нервно метался по комнате. Надо было увидеть Максима... как-то вывести на чистую воду... Неужто жирюга и вправду стоял за всем этим? Но Андрей признался... значит правда, значит надо сообщить в полицию. Но тогда и темные делишки самого Андрея выйдут наружу. Павел растерянно остановился, закусил губу, а потом вдруг довольно улыбнулся: наконец-то ему доверились, рассказали. Это самое главное. — Андрей! Ты что там, в толчок провалился? Ему не ответили, и он дернул дверь — незаперто. Андрей стоял, вцепившись в раковину, и смотрел на него в зеркале, серые глаза его стали темными и испуганными. Наверно, снова вспомнил то... Павел тоже вспомнил, в паху заныло, мучительно отдаваясь в сердце, ведь он так любил Андрея, а эти ублюдки смели касаться и осквернять его тело.  Он подошел к Андрею, обвел ладонями его плечи, близко-близко, чувствуя тепло его кожи, но не касаясь, тот следил за отражениями его рук. — Ты такой красивый, Андрюш. Просто с ума меня сводишь, все время тебя хочу. Андрей улыбнулся как-то жалобно, Павел аж задохнулся от желания, это было что-то невероятное, никого он так не хотел, чтоб до дрожи, до внутреннего тоскливого чувства, словно душу вытягивало.  — Наклонись пониже. Андрей послушно положил голову на сложенные на раковине руки, выставил поблескивающую после секса задницу, у него тоже стояло.  — Нет, в зеркало смотри... Павел погладил темный завиток на копчике, хлопнул легонько по ягодице, с жадностью ловя мельчайшие отражения чувств на лице любовника: вот тот слегка поморщился, покраснел, приоткрыл губы... раскрыл широко глаза в ожидании нового шлепка... Павел запустил руку ему под живот, стиснул член и хлопнул посильнее по поджавшейся смуглой попе. На ней было три родинки, две на правой половинке, одна на левой, точно посередине, и Павел целился по ним, призывно темнеющим на начинающей розоветь коже, он обожал их прямо... Андрей тихо вздыхал и толкался ему в кулак, руки его каждый раз вздрагивали, словно от подавленного желания защититься. — Не опускай лицо, Андрюш, не опускай. Павел сжал его яйца, не позволяя кончить, когда тот громко застонал, и притянул к себе, жадно смял губы. Андрей почти не отвечал на поцелуи, и это было так прекрасно, так безответно-покорно... Им невозможно было насытиться. "Люблю тебя". А Максима надо наказать все равно, даже если в полицию нельзя... за Андрея.  — Максим с тобой прямо говорил? О вредительстве? — Нет... — А как? — Через Мышкина... а потом по закрытому каналу была переписка. И вы тогда еще... — Как же ты его вычислил? Андрей судорожно всхлипнул и уткнулся ему в плечо, и Павел испугался, что у него опять срыв будет, вон, уже дрожит весь. — Ну тихо, тихо, успокойся, тебя больше никто не обидит, мы же не позволим им, правда? — Не позволишь? — он вдруг нервно рассмеялся: — А если заставят, Пашенька, снова? Что ты сделаешь, дорогой? — В полицию пойдем тогда, ясно? Лучше сдаться властям, чем эти гады снова, — он встряхнул Андрея за плечо, и тот вскрикнул и вдруг кончил ему в кулак. Павел посмотрел на свою руку: — Оближи... Интересно, послушается или нет, он даже замер в ожидании реакции Андрея. Тот зажмурился, медля невыносимо долго, а потом лизнул, и в тот момент, когда язык коснулся его пальцев, Павел обкончался, даже не притронувшись к себе. — Господи, мы два придурка, — смеялся он, затаскивая Андрея в узкую душевую кабинку, — спустили, даже не поебавшись. Черт... отлить надо. — На меня не ссы только... — тихо отозвался Андрей. — Ты что, я в душе не ссу, — соврал Павел, окончательно развеселившись, и вылез. Ему казалось сейчас, что все в мире по плечу, вместе они справятся со всеми злодеями. Вернувшись, он увидел, что Андрей так и стоит в углу, не включив воду, и обнимает себя за плечи. — Кончай киснуть, сейчас пожрем и пойдем дадим Максику пизды, — размечтался Павел, бодро мыля мочалку, — надо выбить из него заказчиков.  Впрочем, никуда они сразу не пошли, натащили невкусной еды и жрали прямо в постели, все равно скоро улетать, можно и не заботиться о чистоте. А потом утомленно заснули, переплетясь конечностями. *** Максима уже выпустили из клиники, а Женечка все еще была там. — Перелом бедра, господин Озкулов, — радостно сообщил врач, — можете навестить уже. — Еще б не переломиться, с эдакой тушей трахаться, — фыркнул Павел Андрею на ухо, а потом неожиданно для самого себя добавил: — Хотя раком он бы занятно смотрелся... Андрей недовольно повел плечом, не оценив пошлости: — Я к Женьке зайду, ты как? — Не, я схожу в столовку, наверняка все ребята там тусуются, приходи тоже. И ты это... — Павел оглянулся, вроде никого нет, доктор ушел.  Он толкнул Андрея к стене, погладил между ног, тот их раздвинул слегка и вцепился ему в плечи: — Ты что, Пашка... совсем охуел... не надо тут... — Не вздумай к Женьке яйца подкатывать, — он пару раз чувствительно похлопал Андрея по этим самым яйцам, и тот встал на цыпочки, глотая воздух, в паху у него взбугрилось. "Плюнуть на все и нагнуть его прямо в коридоре". Павел с трудом подавил похабную мысль, погладил Андрея по голове, еще раз шлепнул по члену и, пробормотав "пока", смылся. Беженцы из Москвы-11 и правда скучковались в столовке. Вечером это помещение превращалось в бар, так что там была весьма удобная стойка. Павел потолкался среди ребят, настроение было унылое: слишком много погибших. Геныч тоже не выжил. "Сколько раз из жопы вылазил, а тут не смог", сказал ему один из работяг той самой смены. Павел выпил сто грамм буриловки, поминая, и не почувствовал ни вкуса, ни опьянения. Максима не было, и он снова проверил список выживших. Всех четверых насильников он помнил по фамилиям, засек по бейджикам, когда на станции сталкивались. Никого из них в списке не появилось за ночь. Слава богу, хоть здесь повезло... Гадко так думать, но трагедия затирала следы их ошибок и преступлений, позволяя жить дальше. А потом он услышал легкое оживление и смешки. Да, приход Максима нельзя было не заметить. Тот стоял у стойки, принимая поздравления своей сказочной везучести. "И на бабу влез, и от слизней улез", ржали ребята. Павел решил подождать, пока ажиотаж схлынет. Да и Андрей оторвется от Женьки, придет сюда, вдвоем-то легче расколоть будет. Максим уже сожрал двойную обеденную порцию, изрядно выпил и пообщался. И явно намеревался свалить, а Андрея все не было. Сосется, небось, прямо в палате и обо всем позабыл, мудачина. Павел злился, понимая, что глупо ревнует, но не мог справиться с собой. — Здорово, Паш, — Максим подошел к нему сам, и Павел сильно стиснул его мягкую лапу в приветствии. — Эй, ты что? — Да так... Привет, Макс. Уже решил, чем на Земле займешься? — Отдыхать буду! Полгода, — Макс заколыхался в утробном смехе. — Пойдем, разговор есть. Подальше от народа. Максим удивился, а потом понимающе как-то усмехнулся и пошел за ним следом. Павел вел его в сторону машинного отделения, все размышляя о том, как бы потоньше к делу подойти. В Москве-7 совершенно не соблюдалась производственная безопасность, к кондиционерным установкам кто угодно мог выйти. Внизу, под решетчатыми полами переходов, что-то шумело, вращались спирали, шевелились гигантские компрессоры. — Харе ныкаться, выкладывай, что у тебя, — нагло заявил бывший зам и остановился прямо на мостике. — На кого работаешь, с-сука? — рявкнул в ответ Павел, наплевав на дипломатию. — На Корпорацию, как и ты, уебок, — Макс его оттолкнул и сам отступил к низкому бортику, что-то угрожающе заскрипело. — Значит, Андрея тебе в Корпорации заказали? — не растерялся Павел. — Давай, давай, чего он тебе еще в постельке напиздел, выкладывай, — Максим шарился у себя под брюхом, словно искал что-то. — Блядь твой Андрей, ебался со всей охраной, а тебе, небось, жаловался, мол, изнасиловали его? А он, бедняжка, и сообщить боялся? Про изнасилование знает, а про меня нет, подумал Павел и зарядил ему в морду. На пол покатился плазменный резак, а Максим зашатался и смешно замахал руками. Как птица, точно, птица, пингвин, Павел отскочил и завороженно наблюдал за тем, как Максим пытается за что-то схватиться, но ловит лишь воздух.  *** Белобрысый лаборантик не сразу нашел в компьютере его номер, все причитал, что не готово еще наверное. Андрей весь изъерзался рядом на стуле, когда услышал наконец:  — Отрицательно. Результат распечатать? — Нет, — как гора с плеч свалилась, хоть тут ему повезло, не придется объясняться с Пашей, хотя... за такое тот бы точно разозлился и наказал. Андрей шел к Женькиной палате и представлял себя наказанным. Стало немного страшно, как сегодня утром, когда он почти себя не контролировал, а только слушался, удовольствие на грани, и Андрей был готов все позволить... Ну, или почти все, такой восторг накатил. Интересно, как далеко смог бы Пашка зайти, яйца до сих пор приятно поджимались от шлепков, не сильно ведь его ударили, но так чувствительно.  Женечка лежала на кровати и делала вид, что не замечает его, в ее руке была зажата надкусанная плитка шоколада, из тех, что Андрей передал. Он подошел аккуратно, стараясь не задеть подвешенную ногу.  — Ты как, Жень? — Кверху каком, — ответила она и посмотрела на свою задранную и отведенную в сторону конечность, а потом заржала. — Я уже думала, пришел мой смертный час. — Под Максом? — не удержался Андрей, все-таки она поразительно быстро замену нашла. — Дурак, под завалом! Да еще с этим... Решили вот, в последний раз перед смертью, — от смеха у Женьки чуть слезы не брызнули. — А потом спасатели нас нашли, а мы думали, слизень ползет, шебуршится за стеной... ой, никогда не забуду! Андрей, а ты раньше... ну, с мужиками... — Нет, Жень, внезапно чувства вспыхнули. — Ага, чувства... — Женечка отвернулась, и Андрей устыдился вдруг, он ведь всем говорил о любви, выбирая простой путь, и ей вот наплел...  — А это? – он кивнул в сторону ее загипсованной конечности. — А это уже под Максом, — Женька вздохнула. — Нас на кровать не перекладывали, так и оставили на каталке. Я, когда почувствовала, что расцепились уже, стала слезать, ну и Макс зашевелился. Короче грохнулись мы, он сверху, еще и каталкой припечатало. Я так заорала, сразу врач прибежал. — Бедная, — посочувствовал Андрей для порядка.  — Зато будет, что вспомнить… Ладно, иди уже. — Спасибо, что полицию тогда вызвала, — сказал он от двери, и, выходя, обернулся. Женька опять веселилась, откусывая маленькие кусочки от шоколадки: — Дурку надо было, не догадалась. Андрей заглянул в столовку, Пашки не было, и он прошел к ободранной стойке. На пару секунд воцарилась тишина, а потом все опять загалдели, стали здороваться с ним, спрашивать, правда ли, что сегодня отправка.  — Да, — отвечал Андрей, криво усмехаясь, — через десять часов. Стоп-алкоголь у всех есть? Транспорт не российский, не пустят. — Да, Андрей Петрович, — ему ответили сразу несколько человек, — нам еще спасатели раздали. Поминки погибших товарищей набирали силу.  Черт, где же Паша... и Максима нет. Он повертел головой, выпил предложенную рюмку гадостного пойла, оглядывая столовку. На стойке рядом пытался поспать прораб, Андрей его растолкал и спросил про Пашку. Тот поднял голову: — Пошли с Максиком секретничать, туда, — прораб махнул рукой куда-то вправо и сбил рукой пустой стакан. — В машинное поперлись, мы видели, как раз сюда шли, — подтвердили еще несколько человек, и Андрей едва сдержался, чтобы не сорваться на бег. И не успел. Увидел только, как Паша бьет Максима и как тот падает, размахивая руками. Там, где они стояли, даже ограждений не было, решетчатые переходы и все. Андрей окинул взглядом вентиляционный отсек, камер не было, а скрытые вряд ли тут ставили. Уже хорошо. Он невольно залюбовался Пашкой, его жесткой сильной фигурой, и помахал любовнику, но тот не замечал его, все смотрел вниз. Андрей подбежал и тоже глянул, огромный вентилятор под ними вращался натужно, забрызганный красным, вот-вот должен был замереть.  — Я полицию вызову, — быстро заговорил Андрей, — все равно аварийка сработала.  — Это несчастный случай, — Пашка столкнул валяющийся резак следом за Максимом.  — Хотел рассмотреть, что внизу, — хихикнул Андрей, доставая коммуникатор, было совсем не жалко Максима и так приятно, что тот сдох. – Брюхо перевесило. Он пьяный был? Паша кивнул, а ему наконец-то ответили, бравая полиция на связи.  — В машином несчастный случай, третий сектор, — он постарался придать лицу суровое выражение, — падение с неогражденного перехода.  — Опять, бля… Бухой был? — Тут все бухие, кто с Москвы-11.  — Ожидайте на месте, — ответили ему. Андрей заметил, что у него трясутся руки, и запоздало подумал, что это же его Пашка своими руками человека убил, а он еще не поверил ему утром. — Ты же не хотел полицию, — тот отмер вдруг и ухватил его за плечи, — Андрей, совсем сдурел, да? — Паш, вся столовка видела, как вы уходили с Максом. Заявим как несчастный случай, хер кто докажет, — на последних словах Павел его уже обнимал. Ну и что, что тот убийца, это ничего, ничего не меняет. Андрей ведь так любит его. *** Павел все прижимал и прижимал к себе что-то втирающего ему Андрея, цеплялся за его твердое теплое тело, как за якорь, в голове было пусто, лишь гулко стучало сердце. Ведь он убил.. убил... — Прости, Андрей, что ты сказал? — Я говорю, что надо согласовать историю о несчастном случае, чтоб не прицепились... Андрей его расспрашивал о происшедшем, потом составил откорректированную историю для полиции и раза три заставил повторить, что надо говорить. Павел послушно внимал и повторял, потом растерянно потер лоб и улыбнулся: — Ты такой умный... Спасибо. — У тебя рука разбита. — Да, — Павел уставился на свою руку и почувствовал, что она здорово болит, — это я об Максову рожу. — Бля... это вызовет подозрения, прицепятся, что вы дрались. — Нет! — Павел очнулся. — Это я его спасти хотел! Он подошел к тому месту, откуда Максим сверзился и пару раз врезал по краю мостка, острая боль привела в чувство. Почти все оставшееся до транспорта время они провели в отделении: писали объяснительные, чего-то ждали, ругались, оформляли... Андрей все хорошо придумал, и к ним у полиции не возникло никаких претензий. По правде говоря, от них вообще рады были избавиться: Андрей закатил такой скандалище на тему несоблюдения техники безопасности, любо-дорого посмотреть. Орал, что этого так не оставит, что все местное начальство под статью пойдет... "Мы потеряли столько людей из-за прорыва слизней, вырвались из настоящего ада, чтобы подохнуть в ваших гнилых коммуникациях?" — разорялся он перед взъерошенным начальником Москвы-7 и его свитой, те срочно примчались к скандалу. — Разберемся, Андрей Петрович, накажем, не волнуйтесь, — уверял его начальник, — вы совершенно правы, это возмутительно. — Вы, господин Скобяков, лично, понимаете это, лично ответите мне за смерть моего заместителя... — заедался на него Андрей, и все начиналось по кругу. — Андрей Петрович, — Павел осторожно прикоснулся к его плечу. — Что?! — У нас транспорт скоро, на орбиту... Андрей поморщился, как будто вспомнил нечто неуместное. И после этого все засуетились и стали ужасно предупредительно избавлять их от излишних формальностей, как же, вдруг опоздаете, господин Озкулов, транспорт-то не наш, мало ли какой казус... — Да подождут, не переломятся, — вальяжно отвечал Андрей, вчитываясь по третьему разу в какие-то параграфы. Павел поставил очередную подпись под формой свидетельства и покосился на любовника. Андрей развеселил его своим циничным концертом, а уж этот суровый вид... Аж яйца поджимались. — Господин Озкулов — ваш... ээ... гражданский муж? — вдруг спросил его молоденький сержант, глядя с каким-то священным ужасом. Павел фыркнул, а потом, заметив, что Андрей прислушивается, понизил голос до страшного шепота: — Да... представляете, офицер, в постели по имени-отчеству... В ежовых рукавицах! Кончик уха Андрея запылал. — Так и не узнали, на кого Максик работал, — с сожалением заметил Павел, выйдя из участка. — Да... — Андрей поежился и засунул руки в карманы. — Не дай бог, докопаются его хозяева... — Наверняка, американцы! — зловеще обронил Павел, и Андрей засмеялся: — Во, мудак... А позже, уже на американском транспорте Андрей сказал:  — Зачем ты там... про гражданский брак.  Они обнимались голышом на прощанье перед бурлящими анабиозными камерами, Павел кусал и тискал его, пытаясь запомнить перед долгими месяцами беспамятства. Примета такая, чтоб снился все это время. — А что, все равно ведь известно станет, что мы живем вместе, я сразу и указал.  — А мы, — Андрей напряженно посмотрел ему в глаза, — разве живем вместе? — Конечно, нам скрывать нечего, — отозвался Павел и погладил его по заднице, — и живем и отдыхаем. Ты, кстати, куда хотел поехать, ну, помнишь, утром? Давай в Турцию! — В Турцию? — растерялся как-то Андрей. — Тебе что, здесь пустыни не хватило? Там же и нет ничего приличного. — Конечно, — засмеялся Павел, — все приличное только в Бразилии или в Лунных семизвездочных отелях, да? — Да, — насмешливо улыбнулся Андрей, — и это не снобизм, а элементарная любовь к комфорту... — Там хорошо, Андрюш, — зашептал Павел ему на ухо, — горы, море, развалины... совсем мало людей. Мы с ребятами в конный поход туда собирались, поедешь с нами? А потом и на Луну твою можно, расслабиться... — Ладно, попробуем, — согласился Андрей и потерся о его щеку носом: — Мне пришло предложение на Ганимед, через полгода Корпорация закладывает там шахты... Поедешь тоже? — Ганимед, — восхищенно присвистнул Павел. Дальний, совсем дальний космос, хрустальная мечта его детства... И с Андреем вместе. — Конечно поеду. Как тебе удалось их развести на такое? После Москвы-11... — Откупились, — засмеялся Андрей, — чтоб судиться не вздумал. И Павел тоже рассмеялся: да, Андрюша кого хочешь раком поставит, он совсем не удивится, если лет через пять тот в правлении окажется. Они собирались еще поцеловаться, но пришел техник, и принялся на ломанном русском разгонять их по камерам, и Павел лишь разок шлепнул Андрея, когда тот заползал к себе. Зато звонко, от души, даже отпечаток оставил — на удачу, чтоб и Андрей помнил его в долгих снах. КОНЕЦ Октябрь 2011

Память только болью и питается: радость самодостаточна и кончается в себе самой. Лоренс Даррелл. "Жюстин"