Почему не стоит красть детей, находящихся в пубертатном возрасте

В доме было пусто, темно и тихо. Еще как-то затхло, пахло цементом, окна были затянуты прозрачной пластиковой пленкой, собирающей пыль. Электричество здесь еще не было проведено, поэтому неизвестно как оказавшийся внутри запертого снаружи строения мужчина шел через пустую гостиную на первом этаже в кромешной темноте, по памяти, на всякий случай выставив одну руку вперед. Шаги его глухим эхом отдавались от беленых стен, но когда таинственный визитер добрался до большой продуктовой кладовки за кухней – они стихли, скрипнула дверь, и больше в пустынном доме не раздавалось ни звука. Простая бетонная лестница, ведущая вниз, одинокая бледная лампочка, торчащая прямо из стены и небольшая площадка перед массивной железной дверью. Дверь, однако, распахнулась с легкостью и совершенно бесшумно: мужчина шагнул в подвал, отпустил дверную ручку, да так и замер на пороге. Густые темные брови сошлись вместе, губы сжались в недовольную тонкую полоску. - А это еще что такое? – строго проронил визитер, уставившись на тело подростка, свернувшееся калачиком у противоположной стены. Охранник, оставленный присматривать за ценным заключенным, подскочил с оккупированного стула, вытянулся по струнке и беззвучно зашевелил губами, явно не зная, что в свое оправдание сказать и как разъяснить начальнику ситуацию так, чтобы ему за нее не влетело. Мужчина у входа нахмурился еще больше, сунул руки в карманы брюк. - Толя, - позвал ласково-ласково, переводя взгляд на своего подчиненного, - в фразе «ребенка не бить и не калечить» какое слово тебе не понятно? - Все понятно, Максим Максимович! - пожимая плечами, спокойно заверил Анатолий, - Так ведь никто не бил и не калечил! - А что ж он тогда мешком с картошкой на полу лежит? – тоном опытного педагога, работающего с умственноотсталыми, уточнил Максим Максимович. Толик снова беззаботно пожал плечами: - Так он сам лег. - Зачем лег? – задал мужчина логичный вопрос, но в голосе его на этот раз прибавилось подозрительности. - Сказал – спать. – Толик в растерянности развел руками. - Спать, значит… Максим Максимович обратил свой взор на пленника. Мальчишка был словно неживой – не шевелился, будто бы и не дышал, на грубое и громкое «эй» никак не откликнулся. Тогда Максим подошел к нему, присел возле неподвижного тела на корточки, осторожно потряс за плечо, но все равно никакой реакции не добился. В груди неприятно кольнуло беспокойством: если с пацаном что-нибудь случится, его никакие деньги и никакие связи не спасут, у папы-медведицы Осипенко черепицу с крыши снесет начисто и его, Максову, вместе со скальпом прихватит. Он поднес пальцы к лицу пленника и облегченно выдохнул – вроде, дышит. Тогда уже не церемонясь вцепился в плечо и затряс так, что замоталась по полу русоволосая голова. На смену волнению пришло откровенное бешенство: нет, ну это надо же – его похитили, а он дрыхнет без задних ног! Опухшие заспанные глазенки наконец-то разлепились, на Макса сквозь прищур уставились два мутных зеленых глаза. Они молча уставились друг на друга: мальчик пытаясь сообразить, кто это перед ним, а Макс чисто из любопытства, разглядывая припухшее бледное лицо и красный след на щеке, оставшийся от долгого лежания на полу. Секунды капали, Максим терпеливо ждал, когда похищенный продемонстрирует хоть какую-нибудь эмоцию, кроме недоумения, но пленный как-то не торопился ее изображать. А потом вдруг захлопал глазами и растянул рот в совершенно счастливой и совершенно дебильной улыбке. Макс тоже улыбнулся, передразнивая подростка. - Ну, и чего мы тут лыбу давим? – спросил с ядовитой вежливостью. Но пленник продолжал таращиться на него, хлопая глазками, и скалил ровные белые зубки в ослепительной улыбке, точь-в-точь как в рекламе зубной пасты. По его абсолютно счастливому лицу Максим понял, что суть вопроса до мальчишки так и не дошла. «Нет, головой его все-таки стукнули. При рождении» - подумал про себя и схватил подростка за грудки, вздернул вверх, прислонил спиной к стене и отпустил. Равновесие парень удержал, значит, не совсем все плохо. - Эй, спящая красавица, - уже без намека на наигранное дружелюбие позвал Максим, - шутки шутить в другом месте будем. - А ты кто? – внезапно подал голос пленник. Все так же счастливо улыбаясь, словно не находился сейчас в подвале со связанными руками, в компании двух незнакомых и недружелюбно настроенных мужиков. Больной он, что ли? Или интернетом и бесплатным порно все мозги выело? Максим каким-то шестым чувством ощутил, что эта улыбка просто мечтает познакомиться с его кулаком, но сдержался. «Детей бить нельзя, нельзя детей бить… как бы они не раздражали» - убедил самого себя и отвесил дебилоидному школьному легкую оплеуху – дурацкая улыбка с бледного лица в то же мгновение стерлась. - Во-первых, «вы», а не «ты», – холодно отчеканил Макс, пригвоздив неадекватного подростка взглядом, - Я тебя как минимум лет на десять старше. Во-вторых – вопросы тут я буду задавать. Уяснил? - Уяснил, - тут же кивнул пленник. Довольства на его лице уже не было, но внимательного, цепкого взгляда с мужчины напротив он не сводил. Голос, чуть хриплый спросонья, начал восстанавливаться. – Значит, это вы меня похитили? И как будто не сказали ему только что, что вопросы тут задает не он. - Значит, я, – согласно кивнул Максим, так же внимательно рассматривая своего пленника. Раньше им встречаться не доводилось, и Осипенко-младшего Макс видел только на фотографиях. На снимках, большинство из которых – сплошное кривляние молодежной тусовки, подросток создавал впечатление сумасшедшего оторвы и самого типичного представителя современных тинэйджеров. Слухи, которые ходили о его характере и поведении, этот образ только дополняли, и никакого интереса к своему пленнику – глупому избалованному папенькиному сынку, - Максим заведомо не испытывал. Но сейчас, встречая очень умный взгляд внимательных зеленых глаз, видел, что помимо подростковой дури в прекрасной светлой головке хватало места и интеллекту. Неожиданно. – У тебя либо железные яйца, либо ты просто дурак – засыпать без задних ног во время похищения. – Усмехнулся Макс, поняв после долгой игры в гляделки, что мальчик его не боится. Вообще. А яйца у него, похоже, на месте. - Ни то, ни другое, - осторожно помотал головой подросток, и, видя, что его не собираются останавливать, уже чуть более уверенно продолжил: - это типичное состояние для организма, на пределе своих физических возможностей испытавшего сильный кратковременный стресс. И мозги есть. Макс непроизвольно улыбнулся. Приятный оказался сюрприз: не пустоголовая приманка для папашки-миллиардера, а вполне себе созревший, рассудительный человечек. И тут же одернул себя – ни к чему это, нельзя ударяться в положительные эмоции. Через несколько дней они расстанутся и не увидятся больше никогда – ни к чему эта симпатия, она тут неуместна. От цепкого взгляда подростка изменения в лице похитителя не ускользнули. «Ага, попался!» - возликовал про себя Сашка, а вслух, заставая задумавшегося мужчину врасплох, спросил: - А как вас зовут? - А вот это тебе знать не обязательно, - тут же равнодушно отозвался Максим, словно и не был погружен в размышления секунду назад. Забавный попался парнишка, ушлый, с ним надо держать ухо востро. - Мой папа все равно вас потом найдет, - заверил Сашка, смелея с каждой секундой, - так какая уже будет разница? - А ему и искать не надо, - пожал плечами Макс, поднялся с корточек, развернулся, ища глазами, куда бы присесть. В подвале был только один-единственный стул, за ним он и потянулся. – Он и так знает, что это я тебя уволок. Стул скрежетнул ножками по бетонному полу, Максим уселся на него верхом, сложив на спинке стула руки. Парень продолжал смотреть на него своими огромными пронзительными глазами, и в них Макс не видел ни капли страха перед незнакомым, несомненно опасным человеком. - И вам не страшно? – озвучил ребенок следующий вопрос. Макс нехорошо усмехнулся. - Если ты еще раз что-нибудь спросишь, я тебе рот заклею. Без поблажек на приемы пищи. Угрозе Сашка моментально внял. И скис. Если его собирались кормить, значит, держать тут будут долго. А значит, будет скучно, тоскливо, и вообще… хотелось домой, не куда-то конкретно, а просто домой, где было полно охраны и были родители, где чувствуешь себя безопасно. Но предаваться грусти и жалости к самому себе, бедному и несчастному, неудачно попавшему в такую передрягу - это не выход. Ал поднял опущенные к полу глаза и уставился на своего похитителя – того, кто все это устроил. Сердце снова забилось чаще, взволнованнее, как тогда, несколько минут назад, когда он только открыл глаза и увидел его – воплощение своего идеала, потенциального исполнителя главной роли любой его эротической фантазии, человека, который не испытывал к нему никакого интереса и вообще вроде как числился врагом, если хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. Но сердцу не прикажешь! И оно билось, заходилось счастьем, эйфорией, и Сашка только тяжело вздыхал, жмурясь и бешено тряся головой, словно так мог избавиться от наваждения. Ну только не так, только не сейчас… Почему первый мужчина, который с первого взгляда так западает ему в сердце, встречается именно сейчас? И почему он – враг, похититель, тот, с кем он заведомо на ножах и с кем никогда не получится быть вместе. Столько лет ждал этого момента, так ждал эту таинственную первую любовь, надеясь, что она будет взаимной и счастливой и доставит ему столько радости и удовольствия, сколько и не снилось, и вот – на тебе, дождался, получите-распишитесь. Разве это справедливо? Сашка готов был взвыть от досады: мало того, что его среди бела дня похитили, так его невезения хватило еще и на то, чтобы оказаться в шаге от влюбленности в охочего до папкиних баблосов засранца. Парень ему нравился, пусть и был трусливым козлом, который детей тырит, чтобы добиться желаемого. Ну и что, что козел? Зато внешность у него была – закачаешься. Сашка приоткрыл один глаз и украдкой глянул на внимательно, с интересом наблюдающего за ним мужчину. Невысокий, но ладно сложен, а костюм как сидит… плечи – вдвое шире Сашкиных, а руками незнакомец мог его пополам переломить. Редкого ума в нем не чувствовалось, но было что-то в его взгляде, что заставляло мальчика неуютно ежиться и жаться к холодной стене. И это не отпугивало, а манило, звало, вызывая знакомое уже волнение в паху. На душе сделалось еще хуже. Теперь Сашка не просто будет тосковать тут несколько дней, а будет мучиться, думая о том, кто ему нравится, и страдать от того, что никогда не добьется взаимности. Понимание, что его чувства загодя обречены, подавляло последние остатки желания жить и сопротивляться проказнице-судьбе. А если задуматься, то парень этот совсем не похож на обыкновенного бандита. Все в нем говорило о хороших манерах и достатке: быдло деревенское и в Армани будет выглядеть быдлом, а злоумышленник носил костюм с достоинством, с привычной уверенностью и комфортом. Туфли – с виду дорогие, кожаные, без выпендрежа, - были начищены до блеска и не нашлось бы на них ни одной пылинки. Как волосы подстрижены, уложены, и ногти, ухоженные и чистые, и часы на руке – все это детали, которые делали человека «человеком», и им нельзя просто взять и научиться, ими надо жить. Как ни крути, а на простого вымогателя парень не тянет. Слишком уж уверен в себе и собой хорош. Немного запоздало, но Сашка задался-таки серьезным вопросом: кто же этот человек? А мужчина тем временем разглядывал его все с тем же интересом, но в глазах его появилась снисходительная насмешка. Ал напрягся. - Забавный ты, - выдал мужчина, улыбнувшись своим мыслям, но почти сразу же его лицо изменилось, сделавшись крайне серьезным, а взгляд холодных глаз давящим. – Ну, раз ты наконец-то пришел в себя и можешь адекватно мыслить, давай-ка мы с тобой, во избежание дальнейших конфликтов и инцидентов, по душам поговорим.