Из тени в свет перелетая

- Конорс, какого черта вы сидите с таким видом, точно у вас приступ кластерной мигрени? Вы же не будете отрицать, что нашу портлендскую миссию сопровождал бешеный успех? Вон, возьмите у стюардессы местные газеты! - Зачем мне газеты? Я сам там был, всё видел и ничего не собираюсь отрицать. Успокойтесь. - А мне жаль, что полиция - герои, а вас они даже не упоминают. - А мне - нет. Мало мне падения с научных высот в административное болото, еще не хватало клоуном-Шерлок-Холмсом на старости лет заделаться, - скривился от неподдельного отвращения я. - На какой-такой "старости лет"? Вы - самый молодой ректор в США, тотальный красавец, богач, довольно известный ученый... - бодро начал Джонсон, но я не дал ему договорить. - То есть, дела настолько плохи, что вы сейчас превентивно прикладываете к моим грядущим ранам словесный подорожник? Думаете, Ларс меня бросит? - Да ничего я такого не думаю! Кстати, Орбан сообщил вам, что Лисбет не хочет покидать клинику? Нет? Не хочет. Сказала, что даже если дело пересмотрят, она желала бы пожить здесь еще. Орбан считает, что она стремится остаться под защитой высокого забора, а я полагаю, что она просто втюрилась в самого Орбана. - Втюрилась в Орбана?! - я от возмущения чуть не выпал из кресла, даром что был пристегнут. - Вы вообще видели Лисбет Далтон? Звезды Голливуда нервно курят! Или вы Фицджеральда начитались? Ночь, видишь ли, нежна! - Вы, господин канцлер, эту пропаганду бросьте! Не знаю уж, как там у вас под радугой, но вот у нас, под солнцем, любят не за одну красивую внешность! И наши поезда ходят из точки А не только в точку G! И вообще, скажите спасибо, что я вас сейчас не кину прямо в аэропорту, как вы того заслуживаете, а так и быть, провожу в клинику. - Чего меня провожать? Я сам не маленький. А вас просто душит жаба вызывать такси, - пробурчал я, пытаясь скрыть радость, охватившую меня при известии, что я еще какое-то время буду не один. Чудеса, да и только! Раньше я никогда не нуждался ни в чьем обществе, кроме, пожалуй, общества Дилана. Со школы терпеть не мог, если кто-то подсаживался на перемене ко мне на подоконник или вдруг начинал ждать меня после занятий, чтобы вместе идти домой. В универе, когда отец оплачивал только мою учебу и больше ничего, я все равно не жил в кампусе, а на самые последние деньги снимал квартиру в десяти милях от того места, где первая лекция начиналась в восемь часов утра. Даже наглые, прожженные фуфыры проводили в моей квартире не более двух дней подряд, а на третий у меня становилось такое выражение лица, что они предпочитали, не задавая лишних вопросов, сваливать в рассвет до следующего благоприятного расклада. И так продолжалось много, много лет, практически всю мою сознательную жизнь. Зато теперь... Теперь я с удовольствием прислушивался из своего кабинета к мягкому клацанью клавиатуры и тихому, но твердому голосу, вежливо посылающему семьдесят процентов атакующих приемную идиотов на все шесть направлений. Теперь я спокойно сидел рядом с сопящим, раздражающе дергающим ногой и что-то напевающим (присяжные же меня оправдают за убийство?) аксолотлем и думал о том, что даже капитан Кларк позвонил нам четыре раза за пять дней, потому что он за меня... неужели переживает? И Дилан! Нет, не Дилан, а Дилан и Натали вместе читают чужим детям сказки, а это значит, что скоро у меня появятся смешные рыженькие племянники, а еще отец женится на Розали Манчини, и я прямо вижу, как наполнится шумом жизни огромный родительский особняк, и в саду вновь расцветут изумительные мамины розы. И все эти видения реально греют мне душу, но столь же отчетливо я вижу и знаю другое. Я знаю, что если волшебные льдинки не сложатся сегодня в слово "вечность", и отвечающий только на один из ста моих поцелуев мальчик уйдет, то вся моя последующая спокойная и богатая жизнь станет просто вишенкой на торте, которого у меня не было, нет, и уже никогда не будет. Или будет? Или был? А может быть, он у меня еще есть? - Слушайте, Джонсон, а что вы обо мне подумали, когда помогали разыграть спектакль с арестом молодежи во "Фламинго"? - Сперва подумал - "хорошо, что есть на свете идиоты, тратящие на свои пустые прихоти по триста долларов за полчаса", а потом увидел Ларса и решил, что вы - не такой уж и... - Я понял, спасибо. - Всегда к вашим услугам, сэр. Обращайтесь, - и он снова преспокойно уткнулся в газету, ну а мне почему-то немного полегчало. К счастью, в нашем городе снег выключили, как минимум пару дней назад, поэтому поездка из аэропорта в клинику на пригнанном консьерж-службой за пару дней до моего возвращения и оставленном на стоянке изящном джипе не шла ни в какое сравнение с портлендским Кэмел-трофи и нашим тамошним неповоротливым монстром. Я небрежно рулил одной рукой, чего зимой делать категорически не рекомендуется и, чтобы отвлечься, думал о том, почему это цена на стоянки возле аэропортов всегда в разы превышает среднюю общегородскую? И куда при этом смотрит антимонопольный комитет? Вообще в аэропортах постоянно нарушаются абсолютно все гражданские и конституционные права, но при этом... - Эй, Шумахер, вы на газ вообще давить собираетесь? Если что, это - правая педаль. - А мне торопиться некуда, я еще в Портленде, считай, приехал, а вернее будет сказать - приплыл. Джонсон коротко хохотнул, но я все-таки ускорился, осознав, насколько жалко мое невольное промедление выглядит со стороны. Вскоре впереди показались засыпанные снегом деревья, сквозь которые едва просматривались унылые серые корпуса мемориального госпиталя. Мест на парковке в связи с окончанием каникул было мало, но я, ловко пригасив какой-то черный минивэн, втиснулся на узкий пятачок и заглушил мотор. В зимнем парке не было ни души, только мелкие городские птицы ловко перелетали с ветки на ветку, обрушивая вниз маленькие белые сугробы, да на одной из узких расчищенных дорожек стояла, склонив голову, хрупкая женщина, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении миссис Джонс. А прямо перед ней, на плотно утоптанном снегу, сидел уже знакомый мне черный кот и хрипло мяукал низким простуженным басом. - И чего же от вас хочет этот вымогатель? - спросил я, когда мы с Джонсоном подошли поближе. - Добрый вечер, господин канцлер. Да наверное надо сходить в столовую и принести ему какой-нибудь рыбы... - Никуда не надо ходить, у меня все с собой, - внезапно вмешался Джонсон и, действительно, открыв свой бездонный портфель, извлек банку кошачьих консервов. Мы с моей секретаршей быстро переглянулись, а кот прижал короткие уши и, издав какой-то утробный всхлип, с размаху впечатался наглой мордой прямо в предложенное лакомство. - Кстати, миссис Джонс, познакомьтесь, это - Джонсон, наш новый юрист. Он поможет восстановить справедливость и включить наш прекрасный университет в "Общественную Лигу Плюща". - Очень приятно. Вы совсем не похожи на адвоката, - заметила, улыбнувшись, миссис Джонс. - Может быть, потому что у меня отобрали лицензию? Хотя теперь, ввиду столь внезапного получения приличной работы, свет в конце туннеля все-таки забрезжил. Спасибо господину канцлеру за доверие. - А как же ваша кошка теперь? Без консервов? - У меня нет животных, мадам. Просто я всегда ношу с собой еду для бездомных кошек и собак, а летом еще миску и воду. Зимой-то они снег могут... Конорс, прекратите на меня таращиться, я - не городской сумасшедший, просто вам этого не понять! - Конечно, где уж мне понять вашу сумеречную филантропию. - Зря вы так, мистер Джонсон, господин канцлер очень понимающий человек, просто не слишком сентиментальный. А как вы думаете, меня в такси с котом посадят? Я бы его взяла домой. - Пусть только попробуют не посадить! Давайте я вас провожу и, если что, отвинчу им головы! - провозгласил Джонсон, мужественно расправляя плечи. Миссис Джонс мило покраснела, а Джонсон, оторвав пушистое животное от яростного вылизывания пустой банки, подхватил его на руки. Я было обрадовался в ожидании достойного отпора от этого своенравного котяры, но нет, тот сперва безвольно повис, растопырив все четыре лапы, а потом и вовсе заурчал, ткнувшись шерстяным лбом в дурацкий клетчатый макинтош. Вот же мелкая скотина! - Так вы же меня вроде собирались провожать? - ядовито напомнил я. - А я и проводил! И потом, вы сами говорили, что уже "не маленький", и в провожатых не нуждаетесь. Так что, прошу вас, мадам. - Минуту. Миссис Джонс, а как наши дела? - Все в порядке, сэр. Ларс Норберг чувствует себя значительно лучше и в данный момент находится на сеансе психологической разгрузки. В принципе, врач говорит, что его уже можно выписывать. - Отлично. В таком случае, господа, встретимся завтра на работе. Парочка устремилась к выходу, а я побрел к дверям клиники, с каждым шагом чувствуя, как в отсутствие громоотводов мои эмоции снова начинают убедительно брать верх над остатками разума. Надо срочно отвлечься! Так за что же любят в мире под солнцем? За банку кошачьих консервов, так вовремя оказавшуюся в портфеле? Или за то, что заставляет обладателя портфеля класть туда эту банку? А если я никогда в жизни не догадался бы так поступить, означает ли это, что меня никто не полюбит? Ни под солнцем, ни под радугой? Дверь в палату Ларса была слегка приоткрыта, и я осторожно толкнул ее, с неудовольствием отметив легкое дрожание собственных пальцев. Кровать была пуста, зато прямо в центре палаты располагалась та самая композиция, за которую наш грешный род и был в свое время изгнан из рая. Участники сакральной скульптурной группы даже не заметили моего вторжения. Еще бы! Дилан и Натали просто стояли, слившись в одно целое, и так самозабвенно целовались, что я, остро ощутив свою неуместность на этом празднике жизни, осторожно положил снятую куртку на стул и тихонько вышел, не забыв плотно прикрыть за собой дверь. Интересно, а где проходит этот "сеанс психологической разгрузки"? Между нами говоря, мне бы он тоже, ой, как не помешал! И почему в этих идиотских больницах всегда такие длинные запутанные коридоры? Ага, вот и указатель! Жмем нужную клавишу, отлично... Блядь, снова никто не в курсе, что прямая - это кратчайшее расстояние между двумя точками? Почему я должен блуждать по дикому лабиринту, прежде чем попасть в место, расположенное от меня не более, чем в сотне ярдов? А уж этот белый коридор вообще напоминает скорбный путь из камеры смертников на электрический стул - такие же ледяные плафоны на низком потолке, а по бокам нет ни одной спасительной двери. Я невольно ускорил шаг, и в этот момент... Облаченная в светлую пижаму худощавая фигура вышла из-за угла и направилась мне навстречу. Ларс медленно брел, уныло повесив голову и не глядя по сторонам, и я мгновенно понял, что он меня не замечает, хотя коридор был узок и совершенно пуст. Я непроизвольно замедлился, пытаясь сделать из одной "зеленой мили" две, как вдруг осознал, что еще ни разу не видел, чтобы мой лунный ангел шел по жизни с опущенной головой. Даже после выступления Эмили, даже на набережных проклятого острова красивая светловолосая голова всегда была гордо поднята, пленяя врожденным высокомерием мое измученное снобизмом сердце. Может, случилось что-то, о чем я пока не знаю? Тревога накатила мгновенно, и я так резко кинулся ему навстречу, что он, не успев среагировать, буквально впечатался склоненной головой в мою грудь. Я тут же ткнулся подбородком в белую макушку и обвил руками тонкий стан, не позволяя ему отстраниться. Мы замерли. Пару секунд ничего не происходило, а потом он шумно втянул ноздрями воздух и с силой уперся в меня ладонями. И в этот момент я внезапно осознал, что поговорить у нас пока не получится! Сейчас я хочу совсем другого! Ларс отталкивал меня все сильнее, а я никак не мог сообразить, что же мне следует сделать, пока коридор пуст и некому прийти ему на помощь? Вдруг мой панически мечущийся взгляд зацепился за какую-то блестящую деталь. Дверь! Совершенно белая дверь в абсолютно белой стене! Я легко переместился вместе со своей ношей в нужную сторону и надавил на латунную ручку. Да! И мы так внезапно выпали из светлого коридора в кромешную темноту, словно перед нами открылась не банальная дверь, а узкий портал в пятое измерение. Я, продолжая удерживать одной рукой своего пленника, другой быстро нашарил выключатель, и слабый, разбавленный свет залил крошечное помещение, под завязку заставленное металлическими стеллажами. Здесь уютно пахло свежевыглаженным постельным бельем, стопки махровых полотенец уходили под самый потолок, а на единственном стуле высилась горка темно-коричневых пледов. Смахнуть их на пол оказалось делом одной секунды - мягкая подсечка, и юная жертва моих страстей уже лежит на спине, глядя мне в лицо потемневшим нечитаемым взглядом. Я медленно опустился на распростертое тело и осторожно припал ртом к намертво стиснутым губам. Ларс напряженно застыл, видимо, в ожидании агрессии, но я и не собирался идти в атаку. Это был поцелуй-просьба, или даже поцелуй-вопрос. И внезапно я получил нужный мне ответ! Мягкие губы слегка приоткрылись, выпуская еле заметный вздох, на который мой измученный воздержанием организм отреагировал, как на оглушительный выстрел стартового пистолета! Легкая пижама покинула белоснежное тело практически мгновенно, белье последовало за ним, а вот с себя я еле успел содрать только теплый свитер. Боже, ну какая же у него нежная, мягкая кожа! Она просто таяла под моими губами, и мне было жалко сжимать ее грубыми пальцами, но я ничего не мог с собой поделать. Его вздохи и запахи и раньше стабильно заставляли меня звереть, а ведь этот раз вообще мог стать для нас последним! Гремучая смесь желания и отчаяния кипела в моем мозгу, пока я гладил, целовал, кусал и вылизывал все, что попадалось под мои жадные руки и пылающие губы. Гладкая грудь, впалый, но все-таки твердый живот, светлые волоски, сбегающие тонкой дорожкой туда, где из облачка их собратьев гордо торчал вверх изумительной жесткости и нежности молодой член. Его совершенные пропорции тоже всегда разбивали мне сердце, наводя на мысль о пресловутом "золотом сечении" и о том, что в одном единственном человеке не может быть столько красоты! Я с энтузиазмом ласкал языком все это великолепие, как вдруг осознал, что полноценного секса-то у нас сегодня не получится! Потому что у меня же с собой ничего нужного нет! Прости, малыш... Но ничего, тебе все равно будет хорошо, так хорошо, как только возможно, обещаю! И в этот момент Ларс, словно почувствовав мое смятение, изогнулся всем телом, вцепляясь пальцами во взмокшие волосы на моем затылке. Нет, пожалуйста, не кончай так быстро, давай еще немного побудем вместе... Ну и ладно... Я тоже очень счастлив, что тебе понравилось... А уж как я люблю смотреть на тебя, когда ты лежишь вот так, обессиленный пережитым наслаждением. На твоих бледных щеках проступает румянец, искусанные губы горят, а на лбу красиво блестят мелкие капельки пота. Слизывать их языком одно из новых моих удовольствий, я и сейчас хочу это сделать, несмотря на то, что низ моего живота окаменел от загустевшей там крови, а несчастный член уже не знает, о какой из грубых швов джинсов лучше потереться, чтобы получить хотя бы маленькую толику разрядки. Но ничего, я... Что это?! Тонкая рука внезапно проехалась по моему телу вниз, расстегивая ремень и молнию на джинсах, и пока я пребывал в ступоре, ловко забралась под мое белье, крепко сжала горячими пальцами твердый член и совершила пару примитивных возвратно-поступательных движений. И от этой школьной ласки меня вдруг накрыло с такой силой, что я, потеряв всякий контроль над своим телом, буквально забился в сладостных судорогах и даже, кажется, заорал. Во всяком случае, я смутно помню, как Ларс безуспешно пытался заткнуть мне рот своими губами, жалобно бормоча что-то про тишину и какой-то позор. В себя я пришел не скоро, а когда пришел, то с удовольствием раскинулся на спине, обвив Ларса руками и предоставляя ему возможность без помех расположиться сверху. Несколько минут мы молча таращились ошалевшими глазами друг на друга, а потом он сделал серьезное лицо, а мое сердце тут же испуганно замерло. Ну да, я понимаю, поговорить все равно придется! Без этого никак не обойтись. И я опять не знаю, с чего лучше начать, чтобы все не испортить. И только я набрал в легкие воздух, собираясь хоть что-нибудь сказать, как Ларс внезапно и без всяких прелюдий открыл рот первым. - Зильберштейн звонил. И сам я перезванивал Орбану, еле разыскал номер клиники, кстати. Но это отдельный разговор, - он слегка склонил голову набок и нахмурился, как делал всегда, сталкиваясь с особо трудной задачей. - Спасибо тебе, конечно, особенно за маму. Но ты мог спокойно уйти и без таких сверхусилий. - Ты о чем? - с трудом выдавил я, с ужасом чувствуя знакомое покалывание в пока еще заполненной пережитым восторгом груди. - Ну как? Ты заявил, что хочешь вернуться к своим прежним развлечениям, и я тебя не держу. Не нужно было решать мои проблемы, хотя я тебе за это безумно благодарен. - То есть, то, что между нами сейчас было - это просто твоя благодарность? - уточнил я, от греха подальше убирая руки, лежащие в опасной близости от нежной тонкой шеи. - Неважно. Ты мне ничего не должен, и уж тем более не обязан заботиться о том, что будет со мной, когда ты меня бросишь. Я тебе не жена и не беременная от тебя студентка. - Значит, ты считаешь, что я, как последний кретин, потащился в этот гребаный Портленд, рулил там на тракторе по сугробам, кормил в паршивом отеле клопов и общался с жуткими мозгоправами ради того, чтобы просто тебя бросить? - Ну а ради чего? Я ведь и так жил с тобой и, к тому же, полностью от тебя зависел. - А я не хочу, чтобы ты от меня зависел! Я хочу, чтобы ты понял, что я тебе нравлюсь! - четко произнес я. - А ты мне нравишься? - Нет, блядь! Ты моментально кончаешь и пинтами пьешь из меня кровь просто потому, что я тебя кормлю и купил подержанный автомобиль! - окончательно вышел из себя я. - Сколько можно уже тупить? Я, конечно, тоже виноват, мне не надо было так с тобой поступать на острове... - Ты жалеешь о том, что было на острове?! И вот тут, граждане, серые глаза метнули такие молнии, что я не придумал ничего лучшего, как просто навалиться сверху и подмять его под себя, во избежание дальнейших эксцессов. Он затрепыхался и разъяренно зашипел, а я принялся успокаивающе оглаживать его ладонью, как молодого норовистого мустанга, параллельно пытаясь понять - что именно в моих словах могло так его разозлить? Может, он подумал, что я жалею о потраченных деньгах, или вообразил, что секс... Черт! Ларс вдруг изогнулся, быстро провел языком снизу вверх по моей груди и замер, щекоча горячим дыханием мое беззащитное горло. Господи, ну почему я такой идиот? Как можно было пойти выяснять отношения, и не захватить с собой ни презервативов, ни смазки? Как?! Ну же, мой ангел, не сердись! Я снова перекатился на спину, уютно устраивая укрощенного скандалиста на своем разгоряченном теле. - Не сердись, мой ангел. Я действительно, никого не хотел. Тем более обидеть, - мягко сказал я, а в его глазах мелькнула совсем маленькая, но все-таки смешинка. Он слегка расслабился и, снова сцепив руки на моей груди, устроился, уютно положив на них подбородок. - Знаешь, Ларс, можешь мне не верить, но я действительно хочу, чтобы тебе было хорошо, независимо ни от чего. Правда, - как можно серьезнее произнес я, снова начиная поглаживать его узкую и длинную спину. - А мне и было вполне хорошо. Квартира у нас отличная, еда еще лучше, машина у меня тоже есть, а одежда меня уже давно не интересует. Мне только маму было очень жалко, а она, видишь, даже уезжать из клиники не хочет. Значит, ей там тоже нормально. Он сказал "вполне хорошо", а еще - "квартира у нас"! У нас! И мне бы по-хорошему следовало накинуться на него с поцелуями и свернуть на этой высокой ноте наш эпохальный разговор, пока еще что-нибудь не случилось, но, один раз решившись, я уже не мог остановиться. Я должен был немедленно всё выяснить, получить от него хоть какие-то гарантии на будущее и дать ему свои. Неважно, нужны они ему или нет. - Ларс, это все очень мило, конечно, квартира-машина и прочая ерунда, но ведь есть вещи и поважнее. Например, твоя изматывающая работа или обучение нелюбимой профессии. Ты же знаешь, как я ко всему этому отношусь. Но теперь ты можешь смело заниматься тем, к чему у тебя на самом деле лежит душа. И к тому же, мы наконец-то сможем забить на всю нашу конспирацию. - Ну, допустим, работать официантом, действительно, больше нет необходимости, лучше посвятить это время музыке. А вот универ я не брошу, даже не проси. Жизнь слишком внезапна, и мне надо иметь серьезную специальность. Не спорь, это бесполезно. А насчет конспирации, так это тебе надо оставить место канцлера, я считаю. - Мне?! - клянусь, если бы мы лежали не на полу, а на кровати, я бы сейчас точно с нее упал! - Да, тебе. Я понял, о чем говорил твой старый учитель физики, и насколько сильно ты мучаешься, прекратив заниматься наукой. Ты ведь настоящий ученый, Зильберштейн рассказал мне, как ты раскрыл дело буквально за несколько часов. Только не говори мне, что это было простое совпадение! Так что наука для тебя - реально большая потеря, и ты должен это изменить, - в его тоне послышались непривычные стальные нотки. - Ну, так-то у меня контракт еще на год, - возразил я, отчетливо чувствуя, что аргумент как-то слабоват. - Значит, через год. И еще, надо будет продать квартиру и купить дом... - Ты же сказал, что квартира хорошая! - А я и не говорю, что она плохая, просто нам не подходит. Мне нужна будет студия, поэтому в доме я переоборудую целое крыло. И потом, Мария мечтает перевезти в Америку свою семью, а в доме будет где всем жить, и муж ее может работать у нас садовником. Еще мне нужен будет фургон... Лунный принц хмурил светлые брови и что-то втолковывал, рисуя тонким пальцем схемы прямо на моей груди, а я наслаждался красотой момента и по-настоящему слышал только одно - он взял меня в наше общее будущее, и теперь мне не придется в одиночку встречать свое беспонтовое завтра! Теперь мы будем вместе, и я отдам ему самое драгоценное, что у меня есть. Свободу и одиночество. Точнее не отдам, а обменяю их на то, что оказалось для меня важнее. - .... вот. А еще к нам будут приезжать Дилан и Натали с детьми, и их тоже надо где-то размещать... - Ларс, а ничего, что они всего шесть дней знакомы? Или у вас в Швеции все такие дальновидные и основательные? - Не знаю, я в Швеции только первые восемь лет прожил. Но я так рад за ребят! Мне Дилан очень понравился, а Натали вообще классная. Ой, Крис, да не трахался я с ней, успокойся уже! - Но ведь мог бы? В подсобке, во время празднования Дня университета. Я сам там был и все видел. - Не мог бы. Кто я был такой? Почти нищий почти хастлер? Плохая партия для приличной девушки, не находишь? И как это - ты там был? Аааа, так вот почему нас через неделю арестовали во "Фламинго"! Ты все подстроил! Увидел меня с Натали и решил ускорить события! - он грозно навис прямо надо мной, но только гнева в его глазах я почему-то не заметил. - Нет, а что мне было делать? Ты на меня внимания не обращал, шансов никаких у меня тоже не было. Прямо как на острове, ты там тоже меня не замечал. А я тебя в первый же вечер заметил, когда мы с Оливером пришли в твой ресторан ужинать. - И я тебя заметил. - Когда? После того, как через три дня я умудрился сесть за твой столик? - усмехнулся я. - Нет, - внезапно ответил он. - Еще до того как вы в первый раз пришли в ресторан. Я шел мимо отеля с... неважно, а вы выходили из лимузина, и я тогда подумал... А впрочем, тоже неважно. Но я тебя заметил! - А что, что подумал? - меня прямо-таки затопило любопытство и непонятная радость. - Нууу.... В общем, я подумал "и что такой шикарный мужик нашел в этом блондине? Он же крашеный!" Чего ты ржешь? - Я... Но договорить я не успел. Сверху внезапно раздался тихий скрип, и дверная ручка начала медленно опускаться. Мы с Ларсом замерли, точно пойманные с поличным воришки, как вдруг ручка резко вернулась в первоначальное положение, а в скрипучем замке пару раз провернули ключ. Повисла драматическая пауза. - Нас что, заперли?! - почему-то шепотом осведомился Ларс. - Как видишь. - Звони Дилану, пусть найдет ключ и откроет дверь! - Не могу, я телефон оставил в куртке, а куртку в твоей палате, - бодро доложил я, с интересом наблюдая за метаниями своего юного партнера. - Блииин... Тогда нас откроет непонятно когда неизвестно кто и сразу врубится, чем мы тут занимались! - Ага. ЗдОрово, правда? - уже откровенно начал глумиться я. Ларс было сощурил похолодевшие глаза, но потом, как-то безнадежно махнув рукой, рухнул мне на грудь и... Неужели собрался спать? Ладно, отдыхай, мой ангел, я не буду тебе мешать. Я могу полюбоваться разводами на выигрышном лотерейном билете и в одиночку. Всё ведь отлично, Конорс, не так ли? Круг твоей жизни замкнулся, разрыва не произошло, все просто счастливы. Круг и разрыв. А вот во время последнего неудачного эксперимента в моей лаборатории все время происходил разрыв производной. Не должен был, но происходил! Там тоже был круг. Круг и разрыв. Блядь! Надо было попробовать заменить круг на эллипс! Вот же я... Надо будет попробовать завтра. Переживет же любимый университет один день без канцлера? Я ведь такой шанс тоже не могу упустить. Я вообще больше не собираюсь упускать никаких шансов!