Север помнит / The North Remembers

Мыс Гнева вполне оправдывал свое название. Это был котел, где варились ветра и кипел залив Губительные Валы, испытывая на прочность мощные стены крепости Дюррана Богоборца. Каждый божий день прибой грохотал, словно гром, небо было завалено свинцово-серыми тучами, а ветер завывал так пронзительно, что его приходилось перекрикивать. Стофутовые скалы головокружительной спиралью разворачивались в море, липкий туман окутывал высокие сосны Дождливого Леса, который тоже был назван так не зря. Люди пробирались по колено в грязи, и было совершенно немыслимым делом поддерживать огни и предохранять сталь от ржавчины, а кожу от сырости. Положа руку на сердце, Джон Коннингтон сам никогда бы не пошел этим путем. Он скорее постарался бы усилить контроль над Штормовыми землями. Они взяли Штормовой Предел, но оставили в нем совсем незначительный гарнизон, поэтому в случае контратаки защитить его будет непросто. Почти все замки, находящиеся в глубине страны, лучше защищены и уже знают об их появлении. Зато войско, которое идет по берегу, в обход, гораздо труднее обнаружить, чем армию, которая продвигается напрямик, зажатая между Королевской Гаванью и Хайгарденом. Принц предложил идти вдоль Мыса Гнева, и Коннингтон гордился его проницательностью – даже несмотря на неудобство. И не только сырость тому виной. Теперь Коннингтон тщательно следил, чтобы перчатки всегда были на нем, иначе не только принц заметит, что половина его кисти уже превратилась в камень. Нужно выбираться куда-нибудь подальше с этого туманного, продуваемого всеми ветрами берега, к тому же пора парню расправить крылья и показать себя не только воином, но и командующим. После ошеломительной победы у Штормового Предела Эйегону Таргариену стало трудно перечить. Принцу едва стукнуло восемнадцать, он захватил замок, который устоял перед самими богами, и теперь ходил с таким хвастливым видом, что легко было понять - победа ударила ему в голову. Лорд Джон понимал - не имеет смысла указывать принцу на то, что Штормовой Предел уже давно лишился прежней мощи, что Золотые Мечи приняли на себя всю тяжесть битвы и понесли большие потери, и именно по этой причине им необходимо занять оборонительную позицию и двинуться по берегу на юг, к Дорну, а не готовить атаку на столицу. Принц хотел идти на Королевскую Гавань немедленно, но Коннингтону удалось отговорить его. Эйегон молод, храбр и жаждет усесться на свой трон, а Коннингтон старался проявлять осторожность и полагаться на чутье, и благодаря этому им удавалось так долго оставаться неузнанными и живыми. И это стоило мне Колокольной битвы. Иногда ему казалось, что план Эйегона мудрее, чем его собственный. В настоящее время – даже несмотря на взятие Штормового Предела – никто в Вестеросе не воспринимал их всерьез, просто самозванец и пьяница бузят где-то на дальней окраине. Пока все находятся в заблуждении, взять Королевскую Гавань будет гораздо проще, чем если каждый мужчина в столице возьмет в руки оружие и будет готов сражаться насмерть ради защиты своего очага. Однако избранный ими путь не лишен выгоды, и даже наоборот. Они тайно послали леди Лемору в Солнечное Копье, чтобы договориться с Мартеллами, семьей покойной матери принца Эйегона. Принц Доран легко поверил в подлинность мальчика и утешил свою скорбь по погибшему сыну Квентину, тело которого недавно вернули домой двое из пяти его компаньонов. Квентин проделал долгий и рискованный путь в Миэрин, чтобы предложить свою руку Дейенерис в надежде возродить брачный союз, изначально планировавшийся между его старшей сестрой Арианной и ее старшим братом Визерисом. Но королева отказала ему, а он был настолько неразумен, что не понял намека и встретил свой конец, попытавшись приручить драконов. Драконы. Когда лорд Джон впервые услышал доклад Леморы, он испытал одновременно облегчение и ярость. Облегчение от того, что Дейенерис отвергла предложение Квентина, – ей следовало выйти за Эйегона, и это положило бы начало новой династии Таргариенов. А ярость от того, что королева слишком замешкалась в Миэрине – хуже того, если верить слухам, она вообще исчезла, - вместо того, чтобы оседлать своих бесценных драконов и полететь на запад, чтобы воссоединиться с принцем. Эйегон не хотел представать перед своей могущественной тетушкой как попрошайка на пиру. Он был уверен, что как только Дейенерис узнает о том, что он высадился на берег их родины, она поднимет паруса быстрее, чем он произнесет слово «узурпатор». Но если она пропала, умерла или просто не захочет, игра внезапно станет гораздо более опасной и непредсказуемой. Итак, союз с Мартеллами - это удачная ставка. Если не будет другого выхода, Эйегон сможет жениться на своей кузине Арианне, но ему нужны драконы и Дейенерис, иначе над ним всегда будет висеть подозрение, что он не подлинный сын принца Рейегара и законный наследник Железного Трона. Юг может короновать его, но Север, несомненно, будет сопротивляться. Семь Королевств можно сплавить вместе лишь драконьим огнем. Эйегон Первый отлично выучил этот урок. Такие мысли занимали Джона Коннингтона, пока они хлюпали по грязи вдоль Мыса Гнева. Они продвинулись южнее Эстермонта, захваченного Марком Мандрейком из Золотых Мечей, и их следующей целью была Плакучая Башня. Принц Доран обещал, что дорнийский авангард приплывет к Тору и там соединится с войском Эйегона, и даже предлагал, чтобы Эйегон нанес визит своему лорду-дяде. Поскольку Доран тайно стал их верным союзником, вполне понятно, что он хотел собственными глазами взглянуть на сына своей сестры Элии, прежде чем развязать войну. Дом Мартеллов внешне хранил верность Железному Трону, но по всему Дорну уже были разосланы приказы о сборе войска, а в кузнях день и ночь звенела песня стали. Фальшивый мир долго не продлится, но нужно притворяться как можно дольше. Сам же принц Эйегон не горел желанием наносить визит вежливости. - Леди Лемора уже заверила моего лорда-дядю, что я именно тот, кем себя называю, - посетовал он. – Что, теперь принц Доран хочет пересчитать мне зубы? У нас будет время поболтать в Водных Садах, когда война закончится. Если Дорн уже встал на мою сторону, нам следует не тратить время зря, а сосредоточиться на западе и Речных землях – и не упускать из виду Север. Нужно окружить лживых Ланнистеров от побережья до побережья. - Для того, чтобы завоевать трон, недостаточно выигрывать сражения, милорд, - ответил Коннингтон. – Ваш отец хорошо это знал. Если для Дорана важна учтивость, проявите ее. Он стар и болен, а его сердце слишком долго жаждало мести. Не отказывайте ему в этой просьбе. Мы с Золотыми Мечами продолжим кампанию в ваше отсутствие. Это займет пару недель, не больше. - Две недели – это слишком долго. – Эйегон отвернулся и взъерошил копну серебристо-голубых волос. – Я ждал восемнадцать лет и не хочу задерживаться даже на день дольше, чем это необходимо. - Поезжайте в Дорн, - сказал Коннингтон тем голосом, каким он когда-то призывал маленького Эйегона к порядку. Эйегон заметил это, и сердитая тень набежала на его красивое лицо. Джон Коннингтон впервые подумал, что Эйегон не только потомок Эйегона Завоевателя, Эйемона Драконьего Рыцаря и своего отца, серебряного принца, но в его жилах также течет кровь Мейегора Жестокого, Эйериона Пламенного, Эйегона Недостойного и Безумного короля Эйериса. Но он отбросил прочь эту вероломную мысль. Эйегон не был жесток, недостоин или безумен, а вспышка гнева вполне естественна для юноши, особенно если на его плечи возложено великое предназначение. Но в этот раз я не позволю ему перечить мне. Он еще не король. Это дело так и осталось нерешенным, когда они к следующему вечеру добрались до Плакучей Башни. Сражения не было – сир Франклин Флауэрс и его товарищи прибыли туда первыми, выбили из башни ее защитников и установили там надежную оборону. Они привезли туда пленников, захваченных в небольших крепостях и замках на мысе Гнева, и теперь наслаждались заслуженным отдыхом. Вряд ли кого-либо из этих пленников можно было назвать значительными персонами, но зато у некоторых могло храниться золотишко, припрятанное где-нибудь в подполе, а поскольку их семьи присягали Баратеонам, необходимо было под корень изничтожить ростки измены. Эти люди одинаково неприязненно относились как к Эйегону, так и к мальчишке-бастарду, сидящему на Железном Троне (особенно учитывая, что Ланнистеры сделали с Робертом), но в отношениях между оленями и драконами было слишком много зла и подлости, чтобы можно было предоставить их самим себе. - Хорошо обращайтесь с ними, - предостерег Коннингтон, пока они с принцем шли к большому чертогу. – Если вы подвергнете их адским мукам за то, что они хранили верность своему лорду, – особенно учитывая, что пока никто не верит в то, что вы Эйегон Таргариен, шестой носитель своего имени, - все подумают, что Безумный король вернулся. В этом случае следует поучиться у Роберта. Он умел превращать врагов в друзей. Принц недоверчиво посмотрел на него. - Учиться у человека, который убил моего отца на Трезубце и украл его корону? У пьяницы, обжоры и распутника, который разорил королевство, который был плохим мужем, плохим отцом и еще худшим королем? Я не стану вымещать зло на простом народе, их дело маленькое. Но эти лорды рано или поздно должны будут присоединиться ко мне, и с их стороны будет разумнее поторопиться. С этими словами он резко толкнул двери и вошел внутрь. Коннингтон вздохнул, сжав в кулак каменные пальцы, обтянутые перчаткой; эту руку он совсем не чувствовал, и держать в ней меч было рискованно. Он не участвовал в сражении у Штормового Предела и отговорил Эйегона возглавлять атаку. Это было правильно. Если мальчик погибнет, мы все пропали. И все же он боялся, что Эйегон начнет гневаться на него за то, что он слишком сдерживает его. Юный Гриф с каждым днем все больше отдалялся от него. Внутри бедного, продуваемого насквозь чертога Франклин Флауэрс выстроил пленников перед принцем. Ничем не примечательные люди – несколько дряхлых стариков, истощенный воин и полная женщина с двумя мальчиками, цепляющимися за ее юбки. Их не имело смысла запугивать, но нельзя дать им уйти, иначе они станут распускать слухи. Когда Джон Коннингтон подошел к пленникам, Флауэрс что-то тихо говорил Эйегону, показывая на полную женщину и ее сыновей. Он явно рассказывал что-то интересное: принц внимательно слушал, прищурившись. Он резко повернулся и обратился к женщине: - Как ваше имя? На мгновение та заколебалась, словно не хотела отвечать. Но мальчики еще крепче вцепились в ее юбки, и она, по-видимому, вспомнила, что должна защищать их. - Мария, милорд. - Мария, а дальше? – спросил принц. - Мария, дочь плотника. У меня нет другого имени. - Это ложь, - сказал Флауэрс. Он предъявил клочок серой ткани с гербом – черный корабль, на парусах которого изображен лук. – Вот, взгляните, ваше величество. Никогда и не подумаешь, что она – хозяйка замка, но важно не это. Спросите, как зовут ее сыновей. - Как зовут ваших сыновей, миледи? – спросил Эйегон с преувеличенной вежливостью. Женщина колебалась. - Я скажу вам, как их зовут. – Флауэрс явно наслаждался разоблачением. – Стеффон и Станнис. Ваше величество, конечно, помнит, в чью честь их назвали. А этот флаг… - Он вручил его Эйегону. – На нем знак дома Сивортов. - Дом Сивортов? – Принц нахмурился. – Никогда о таком не слышал. - Неудивительно, м’лорд. Этот дом был основан в конце войны Узурпатора, когда Давос-контрабандист прорвал морские кордоны Редвина и Тирелла вокруг Штормового Предела и доставил провизию голодающему гарнизону. Гарнизону Баратеона. А лорд Пакстер и лорд Мейс осаждали замок на стороне вашей семьи. Эйегон пристально посмотрел на него. - Вот оно что. – Он поднял голубые глаза на леди Марию. – Вы отрицаете это? - Нет, милорд. - Но это еще не все, - продолжал Флауэрс. – Ее муж теперь десница лорда Станниса. Станниса Баратеона, брата Узурпатора. Заклятого врага вашего величества. - Я… понимаю. – Эйегон понизил голос. – Но если это так… - Мой муж мертв, - перебила его леди Мария. – Лорд Виман Мандерли выставил его голову и руки на воротах Белой Гавани. От меня вам никакого толка, милорды, и угрозы никакой. Позвольте мне вернуться домой с миром, дайте мне вырастить моих мальчиков хорошими людьми, и вы обо мне больше не услышите. - Это всего лишь слова, - заметил Флауэрс. Эйегон нахмурился еще сильнее. - Миледи, - обратился он к Марии. – Я хотел бы удовлетворить вашу просьбу. Но если я отпущу вас, мне придется отпустить и остальных. Мы все хотим того, чего не можем получить. Вы останетесь здесь. С вами будут хорошо обращаться, если и вы не будете причинять хлопот, но вы будете пленницей. Флауэрс выглядел разочарованным. - М’лорд, вы уверены? Из них можно извлечь пользу, например… - Нет, - отрезал Эйегон. – Я не Ланнистер и не собираюсь убивать беззащитную женщину и ее детей. Я уже сказал - как мы поступим с одним, так поступим и с остальными. А если вы думаете, что я готов убить всех, кто стоит в этом зале, то вы сильно ошибаетесь. Уведите их, я допрошу их позже. «Все-таки он принял близко к сердцу мои слова, - с гордостью подумал Джон Коннингтон. – Мой принц, хотел бы я, чтобы вы увидели нашего сына. Вы породили его, а я его вырастил». Просить милосердия для вассалов Баратеона противоречило всем его убеждениям. Он ненавидел Роберта такой лютой ненавистью, что Эйегону, который знал историю только по рассказам, было с ним не сравниться. Но эти оборванные люди – не Роберт, и превратить их в верных сторонников Таргариенов - гораздо более изящное решение, чем просто убить. Чутье подсказало ему, что нужно присматривать за Марией Сиворт. Проще простого отпустить вдову мертвого предателя, но выражение ее лица, с каким она смотрела на своих тюремщиков, нельзя назвать безобидным. Она уже потеряла мужа и, вероятно, старших детей. Придет время, когда она решит, что довольно с нее лишений. Когда пленников вывели из зала, один из сержантов Флауэрса тронул принца за рукав. - М’лорд, прошу прощения, но вас в передней ожидает проситель. - Дорниец? – резко спросил Эйегон. - Нет. Сказал только, что вы его ждете. - Значит, дорниец, - пробормотал принц и жестом пригласил Коннингтона следовать за ним. Они прошли в тесную комнатку, утопающую в сумраке, лишь слегка разбавленном светом свечей. У окна ожидал низкорослый человек в капюшоне, от него буквально исходила аура таинственности. Эйегон остановился так резко, что Коннингтон наткнулся на него. - Лорд Варис. Человек издал удивленный смешок. - Ваше величество, - елейным голосом произнес он, подтверждая, что Эйегон не ошибся. – Признаюсь, я впечатлен. Я ведь сам на себя не похож. - Вы можете быть похожим на кого хотите. Люди видят то, что хотят увидеть. – Эйегон, разумеется, заметил, что евнух с надеждой двинулся в сторону скамьи, но он остался стоять. – Зачем вы здесь? - Чтобы служить вам, мой король. Боюсь, я уже миновал возраст, когда люди пускаются в странствия ради удовольствия, - хихикнул Варис. – И у меня есть такие новости… милорды, думаю, лучше не медлить. Наша маленькая дорнийская пташка в Королевской Гавани раскрыла заговор, который сможет привлечь на нашу сторону Западные земли и Речные земли. Бескровно. - Бескровно? – скептически повторил Джон Коннигтон. Такого просто не могло быть. - Милорд, вы поймали меня на слове. Не совсем бескровно. – Варис достал из рукава футлярчик с ароматическими травами и энергично вдохнул их аромат. – Но что означают шесть смертей для этой кровавой бойни? - Шесть смертей. – Эйегон посмотрел на евнуха еще более подозрительно, чем его наставник. – Есть огромная разница между шестью рыцарями Королевской Гвардии и шестью крестьянскими детьми. - Где вы видели шесть рыцарей Королевской Гвардии? Сейчас их так мало осталось. Но это все не важно. Вашему Величеству даже пальцем не придется пошевелить. Ланнистеры убьют их за вас. - Кто должен умереть? Отвечайте! – потребовал Эйегон. - Как вы подозрительны, ваше величество. Что ж, это лорд Гавен Вестерлинг, его леди-жена Сибелла и их дети, Эления и Роллам. И еще Эдмар Талли, лорд Риверрана – в настоящее время, на нашу удачу, пленник в Бобровом Утесе, - и его леди-жена, Рослин Фрей. - И как это нам поможет? Как именно? Варис, похоже, искренне удивился. - Ну, если с Эдмаром Талли случится загадочный и прискорбный несчастный случай в плену у Ланнистеров, как вы думаете, как быстро речные лорды встанут с колен и вооружатся против Томмена Баратеона? Фреи тоже будут в ярости – а ваше величество, без сомнения, слышали, на что способны Фреи, если их разозлить. А если Вестерлинги, давние знаменосцы Бобрового Утеса, будут схвачены, арестованы и казнены без суда, это вызовет массу эмоций у остальных знаменосцев, не так ли? Обо всем этом позаботится суд Веры и королева Серсея. А нам останется только наблюдать. - Но как? – спросил Эйегон. – Зачем Вере заниматься этим? - Потому что ваша очаровательная кузина вертит Верховным Септоном, как хочет. – Варис снова хихикнул. – Он и не узнает, что написано в тех бумагах, которые она подаст ему на подпись – ну разумеется, ничего такого. Там будут вопросы совершенно другого толка – наверняка что-нибудь касательно воробьев. Обожаю этих маленьких пташек. А потом ваша кузина тайно передаст приказы королеве Серсее и скажет ее тюремщицам, что она прекрасно себя вела и заслуживает коротенького свидания с сыном. Тогда приказы попадут к королю, и Томмен - милый мальчик, он так любит играть с королевской печатью - подпишет их. Видите, как делается политика, милорд? Это дело интимное, семейное, личное. Любящая мать навещает любимого сына, ничего более. А потом ваша кузина отдаст подписанные приказы гвардейцам Ланнистеров, прежде чем у Тиреллов появится хоть малейшая возможность вмешаться. - Да, прекрасный план, - сказал Эйегон. – А еще в высшей степени подлый и бесчестный. Лгать Верховному Септону, то есть самим богам? Казнить шесть невинных людей без суда и следствия? Если я дам согласие на эту авантюру, это все равно как если бы я передумал и сам убил своих пленников. Варис снова засмеялся, но в его глазах не было веселья. - В этом-то вся загвоздка, милорд. Они виновны. Я не знаю, как много вам известно об обстоятельствах, которые предшествовали падению недолговечного Королевства Севера… но достаточно сказать, что неразумное решение Робба Старка жениться на старшей дочери Вестерлингов имело решающее значение, так же как и мстительный нрав лорда Уолдера Фрея. Предполагалось, что эта старшая дочь тоже попала в плен, когда сир Джейме взял Риверран, но позже выяснилось, что все мы сильно заблуждались. Она исчезла в неизвестном направлении. Какая чудовищная измена против Железного Трона. Если бы Вестерлингов, а также лорда и леди Талли просто подвергли допросу, полагаю, многие поддержали бы короля Томмена. Однако этот незаконный произвол напомнит многим о… смею сказать… о Безумном короле. - Не произносите при мне это имя. – Принц был явно задет за живое, учитывая, что Коннингтон недавно уже упомянул о его деде. - Примите мои извинения, ваша милость. Но знайте, что люди будут произносить это имя. Подозреваю, вы все еще считаете себя героем, а герои не убивают детей. Без сомнения, эта мысль остановила вашу руку в отношении Марии Сиворт и ее сыновей. Но всего лишь шесть смертей… эти люди подрывали силу вашего престола и настаивали на независимости Севера… милорд, разве вы хотите быть королем раздробленного королевства? Эйегон колебался. - Нет, - наконец произнес он. – Я буду править Семью Королевствами, как правил мой предок Эйегон Завоеватель, и не меньше. - Так вы даете согласие на этот план? - Вы уверены, что это сработает? - Спрашивается, как это может не сработать? – Варис дернул плечом. – Ланнистеры так стремятся сами себя закопать, мы просто позволим им сделать это. Это подарок от семи небес, ваше величество. Так вы даете согласие? Эйегон долго думал и наконец ответил: - Да. - Великолепно. – Варис широко улыбнулся и направился к двери. – Я проделал такой долгий и мокрый путь, думаю, мне понадобится еще несколько капель, чтобы освежиться, если ваше величество разрешит мне удалиться… - Не разрешаю. Варис замер, держась за дверную ручку. - Я чем-то провинился, ваша милость? - Это зависит от ответов, которые вы мне дадите. – Эйегон сделал пару шагов и встал между евнухом и выходом. Если Варис и почувствовал беспокойство, он этого никак не показал. - Я скромный слуга вашего величества. - Хорошо. – Эйегон был по меньшей мере на полфута выше мастера над шептунами и явно использовал это преимущество. – Почему вы не отдали драконов мне? - Я… прошу прощения? - Не притворяйтесь дурачком! – рявкнул принц. – Это вам не поможет. Я думал, милорд. Долго думал. Вы и ваш жирный друг магистр объявляли себя верными приверженцами моего дома и моих притязаний на трон. Тогда почему вы позволили моим тете и дяде годами скитаться по Вольным Городам, голодным и бездомным, когда вы могли укрыть их, как укрыли меня? И кстати, почему вы устроили брак моей тети с кхалом Дрого и отдали ей драконьи яйца? Варис покрылся испариной. - Мой дорогой мальчик… природа политики, как я объяснял… никто не верил, что из них можно вывести… - Я не ваш мальчик. – В тусклом, влажном полумраке казалось, что Эйегон стал еще выше. – Я ваш король. Если бы вы ожидали, что из них можно вывести драконов, вы бы отдали их мне, не так ли? И все же я не могу понять, почему вы этого не сделали. Вы знали, какую они представляют ценность, даже как символ. А какую роль должен был играть дотракиец? Лучше вам рассказать, милорд. Немедленно. - Мы… - Варис заломил пухлые руки. – Нам нужны были мужчина и женщина из рода Таргариенов. А Визерис… было ясно, что он… он был довольно… - То есть вы сами бы убили его, если бы дотракийцы не сделали это первыми? Вы подняли бы руку на кровь дракона? Я старше, чем Дейенерис, я сын Рейегара, и драконы мои! Если бы вы дали их мне, как и следует по праву, мы бы уже атаковали Королевскую Гавань, а не метались бы по Узкому морю! Теперь она сидит с ними в Миэрине, где от них никакого толка, а вы играете со мной в свои игры. Может быть, вы думаете, что я еще ребенок, милорд? Я взрослый мужчина, и я хочу получить то, что принадлежит мне. Варис умоляюще посмотрел на Коннингтона. - Терпение, ваше величество, терпение. Все будет исполнено в лучшем виде. Как только Дейенерис узнает о ваших успехах… - Вы не ответили на вопрос, милорд. Если все это время вы предназначали их для меня, тогда почему не… - Возможно, ни одному мужу не следует думать, что столь великая сила принадлежит ему лишь по праву рождения, милорд. - Мужчине не следует, а женщине, стало быть, следует? Варис снова помолчал, а потом сказал: - Ваше величество, хотите верьте, хотите нет, но в один прекрасный день драконы станут вашими, как и Дейенерис. А теперь, я полагаю, мне не помешает немного отдыха после всего, что я для вас сделал. Надеюсь увидеть вас до отъезда, но если мы не увидимся – знайте, Иллирио передает вам свои наилучшие пожелания. Вы так напоминаете ему его возлюбленную Серру. Он собирается переслать вам еще десять тысяч золотых драконов к концу месяца. Увы, они не изрыгают огонь, но от них тоже есть польза. Итак, милорд, могу я идти? - Можете, - холодно ответил Эйегон. – Убирайтесь. Варис поспешно удалился. Эйегон и Коннингтон стояли молча, в то время как в комнате становилось все темнее и темнее. Наконец Джон Коннингтон сказал: - Это было неразумно, мой принц. - Меня уже тошнит от разумности. – Эйегон отшатнулся от руки, которую его приемный отец попытался положить ему на плечо. – И я не уверен, что могу им доверять. Слишком много нестыковок. Зачем им все это нужно? Получить удовлетворение от того, что они почти двадцать лет плели интриги и в результате свергли Узурпатора, изничтожили его ветви и корни, а потом благородно и бескорыстно восстановили на престоле законного наследника? У Иллирио Мопатиса столько денег, сколько можно купить за деньги, а Варис… если бы он был настоящим мужчиной, я мог бы предположить, что он желает женщин, золота, земель или славы, но он не мужчина. Или мне предлагается думать, что как только я взойду на престол, он с радостью останется мастером над шептунами, как и прежде? Одним богам ведомо, как давно он держит в руках все ниточки в Семи Королевствах, и для этого я ему совершенно не нужен. «Тут он не ошибается», - был вынужден признать Коннингтон. - Мой принц, когда вы наденете корону, у вас будет власть требовать ответа от кого угодно. Не важно, каковы мотивы у Вариса и Иллирио, сейчас они работают день и ночь, чтобы возвести вас на престол. Позвольте им сделать это, а уж потом выступайте против них, если это необходимо. - Мне нужны эти драконы. – Эйегон сжал пальцы в кулак. – Я не дурак, я слышал, как погиб мой кузен Квентин. Но я – Таргариен, их законный повелитель. Я уже устал ждать, пока моя тетушка начнет наконец действовать. Его слова сильно встревожили Коннингтона. - Милорд, вы ведь не думаете о том, чтобы покинуть Вестерос и...? - Нет, - сказал Эйегон, и лорд Джон постарался скрыть вздох облегчения. – Моя битва здесь, мой трон здесь. Миэрин в тысячах лиг отсюда, в нем царят война и смерть. Но если Дейенерис вскоре не появится, мне остается только надеть шутовской колпак и ходить на руках. А если она вообще не появится, тогда… этот план Вариса, он настолько безумный, что может сработать, но… - Мы должны действовать… отважно, - посоветовал Коннингтон, чуть не сказав «разумно». – Захватить все, что нам под силу, призвать под наши знамена Дорн и Штормовые земли и, если получится, Западные и Речные земли. Мальчик прав, это подло и бесчестно. Во время Колокольной битвы Коннингтон не взял в плен Роберта Баратеона, потому что не хотел губить ни в чем не повинных горожан. И к чему это привело – к бесчестью и изгнанию. Хоть это ему и не по душе, нужно, чтобы сердце стало таким же твердым, как и пальцы. Я и так уже превращаюсь в камень. Но умирающий стоит на ступень ближе к суду Семерых, и ему не хотелось воссоединиться в загробной жизни со своим серебряным принцем и сказать ему, что он возвел его сына на трон ценой превращения его в своего деда. - Дорн, - язвительно произнес Эйегон. – Дорн и благоразумного принца Дорана. Я способен прочитать карту. Дорн на юге, милорд. Штормовой Предел – это не Королевская Гавань. И Солнечное Копье тоже. - Я понимаю ваши чувства, мой принц, но мы должны действовать с осторожностью… - Ну да, - сказал Эйегон. – Шаг за шагом, дюйм за дюймом. Именно этого от нас хотят кукловоды. Если бы только знать, кто они. Но я не собираюсь ехать в Дорн. - Не поедете? – Этого Коннингтон и боялся. – Мой принц, вы должны… - Я поступлю так, как должно. Это мой трон. И я собираюсь завоевать его. Сейчас. - Так вы… - Да, - сказал Эйегон и улыбнулся. – Я дам Варису и моей кузине время на то, чтобы они привели в действие свой план, но не более того. Тогда мы пойдем на Королевскую Гавань, а за нами двинутся западные и речные лорды, пока их кровь горяча. А если моя тетушка наконец пошевелится и вернется с драконами, она обнаружит меня восседающим на Железном Троне. Те же, кто будет возражать, отведают, каково пламя на вкус. Как вам такая позиция для переговоров? «Устрашающе», - подумал Джон Коннингтон. Он не мог объяснить, почему почувствовал слабую, еле уловимую тревогу. Вам стоило остаться, Варис. Тогда вы увидели бы, что мальчик – истинный Таргариен.