Апрель 2007
Когда Джастин проснулся, Брайан уже ушел на работу. В воздухе витал аромат молотого кофе и теплый затхлый запах душа, доносившийся из ванной комнаты. Он не был удивлён этим, с тех пор как они вернулись из Питтсбурга, Брайан уходил на работу ещё до семи утра. Как будто вынужденная неделя безработицы сделала его слегка маниакальным, в пугающе зависимой манере трудоголика. Лучше было бы не слишком вдаваться в анализ, ведь для Брайана существовало ещё столько худших путей, к которым недавний переворот (ладно, здесь ни к чему кривотолки, он должен был назвать это тем, чем оно являлось: убийство брата Брайана) мог подтолкнуть его. Было что-то почти утешительное в том, что он, казалось, похоронил все свои эмоции в безопасной сети трудоголизма. Любой нормальный человек беспокоился бы об этом, но с другой стороны, у большинства нормальных людей не было партнеров с множеством проблем Брайана. Он лениво моргнул, поблагодарил Бога, что сегодня у него не было встреч с клиентами, перевернулся на другой бок и снова заснул.
Второй раз он проснулся весь дрожа, охваченный паникой и царапающий простыни в жалкой потной схватке. Свет струился сквозь окна в тяжелом сверхярком саване. Он слабо моргнул и разжал липкие пальцы, сжимающие дорогой хлопок простыней. Ему снилось что-то раздражающее и очень неудовлетворяющее: он был в лекционном зале с Брайаном, а Брайан был одет в джинсы с разрывами на коленях (у него была такая пара джинс раньше) и этот гель для волос, который он тайно ненавидел… тот, от которого все его пальцы оставались практически склеенными, если он когда-нибудь осмелится прикоснуться к «короне Кинни». В этом сне он наблюдал, как Брайан делает кропотливые заметки, пока сам он бьет ногами по сиденью перед ним и игнорируя раздраженное шипение Брайана: «заткнись!». Это была лекция по теории предпринимательства — один из тех скучных и невероятных факультативов, которые Брайан вынужден был проходить в колледже из-за поздней регистрации, за исключением лекций одного из его профессоров по истории искусств…
Он нахмурился, неуклюже выбираясь из постели. Так что же всё это значит, и почему Брайан всегда злиться на него во сне? Почему в его сне он не встал на колени и не отсосал ему, вместо того, чтобы делать эти бесконечно скучные заметки? Зачем такой сон! Почему Брайан никогда не сотрудничал с ним в его фантазиях? Все эти аудитории, лекции, старые профессора, гель для волос, теория предпринимательства… Почему, черт возьми, его подсознание настаивает на том, чтобы видеть во сне эту смехотворно скучную чушь? Он взглянул на часы… и он, блядь, все-таки проспал! Так типично. Он не возражал проспать хотя бы до середины эротического сна, возможно, просто с поцелуями… да, там могли быть поцелуи! Ведь они с Брайаном целовались на задних рядах лекционного зала, пока профессор Годдард бубнил об инновационных предпринимателях, венчурном капитале и начальном финансировании… У него было немало фантазий во время его особенно скучных лекций в том же духе… Но нет, его разум должен был превратить Брайана в прилежного и вредного засранца… ладно, только не это. Слишком близко к реальности. Наконец, найдя джинсы, которые он бросил на пол прошлой ночью, он натянул их омертвевшими руками на ноги и по пути из спальни схватил рубашку.
Как бы то ни было, во всем, очевидно, виноват Брайан. Сейчас было 10.30 утра, и у него на сегодня запланированно много дел. Для начала — счета. Вчера он поклялся себе, что доставит их сегодня своему (бесполезному куску дерьма) бухгалтеру. Он плюхнулся в кресло у стола, вяло открыл ноутбук, наблюдая, как экран загружается с обычной раздражающей медлительностью, побарабанил пальцами по столу и задумался, можно ли пройти три ярда до кухни, чтобы сварить кофе.
Он подавил желание проверить электронную почту, вместо того чтобы открыть Excel и выполнить необходимые вычисления, находя нужные ему цифры. Это было серьезно. Он должен был это сделать. Речь шла о деньгах. Деньги. Работа. Все эти важные вещи, из которых складывается еда на столе и одежда на спине, платиться аренда и все остальное, что важно в жизни. Он нахмурился, отважно игнорируя голос в своей голове, который звучал очень похоже на Брайана, предлагающий ему отказаться от того чтобы делать все это самому и, черт возьми, отправить данные Теодору. У него уже был свой бухгалтер, да, он безусловно бесполезный придурок, которого он держит только потому, что тот является по совместительству двоюродным братом Кэлли, но он справлялся как-то раньше. Хорошо, опять же, по общему признанию, с помощью смущающего количества кофе, алкоголя, сигарет и интернет-перерывов. Но на этот раз он определенно не собирался сдаваться, посылая письмо Теду и доказывая, что «он был прав», — самодовольно добавлял раздражающий голос в его голове. Он проигнорирует это. Он справится. Он всегда так делал.
Цифры смотрели на него со страниц — черточки и пробелы, бессмысленно черно-белые клетки, курсор весело подмигивал ему, как пьяный парень. Он сурово нахмурился, поднял глаза и задумчиво уставился на мольберт в другом конце комнаты, на еще не законченный холст.
Но нет. Работа! Налоговая декларация! Не попасться в руки налоговой службы! Доказать заодно, что Брайан ошибается. Черт, ему было скучно…
Бах! Бах!
О, слава богу. Нет, это плохо, он должен избавиться от того кто стучал, кто бы это ни был. Счета!
Раздраженно вздохнув, он двинулся к двери и со странным чувством де-жа-вю открыл ее, чтобы конечно же увидеть встревоженную Триш, вцепившуюся в капюшон толстого зимнего пальто Гаса и самого (он предположил) Гаса, спрятанного где-то внутри него.
— Э-э… привет?
— Ну, по крайней мере, на этот раз ты в брюках. — Она подняла брови и ворвалась в комнату, таща за собой (совершенно точно) Гаса.
Он закрыл за ними дверь, наблюдая, как Гас выворачивается из ее хватки, его маленькие ножки качаются под похожим на палатку пальто, шапка наполовину спадает с головы, обнажая лохматые завитки тёмных волос.
— Слушай, можешь оказать мне огромную услугу? — Она скорчила «извиняющееся лицо Триш», которое он так хорошо помнил — то самое, которым она пользовалась, когда он открывал холодильник, чтобы обнаружить, что молока нет и ему придется пить… фу, черный кофе. Хм, кофе, вот это была здравая мысль…
Он повернулся к ней, оборвав извинения.
— Хочешь кофе?
— Я… ладно, у меня есть полчаса. — Она последовала за ним на кухню, где Джастин самостоятельно включил кофеварку, больше не боясь ее дорогостоящих махинаций. — Прости, что прервала тебя — ты ведь не делал ничего важного, не так ли?
— Нет, — ответил он с легким оттенком вины. Он повернулся к ней, прислонившись к столешнице и скрестив руки на груди. — Итак, что это за огромная услуга и что я за нее получу?
Она закатила глаза и начала расстегивать пальто.
— Присмотреть за Гасом? Моя няня уехала на похороны, а у меня назначено редакционное совещание, на котором я просто обязательно должна присутствовать. Это будет только утром, я вернусь к двум… определенно. И к сведенью — ты ничего не получишь, кроме вечной благодарности и шанса сделать по-настоящему доброе дело.
Джастин невольно улыбнулся и посмотрел на мальчика. Он уже нашел игрушки, которые Брайан держал для него в искусно замаскированной скамеечке для ног, и с возбужденным кудахтаньем высыпал их на красивый белый ковер.
— Ну… у меня есть дела…
— Джастин. Пожалуйста! Разве я не — один из твоих самых старых друзей? А Гас — посмотри на него, бедное дитя!
Он долго смотрел на нее.
— Тебе не стыдно, Патриция?
— Не называй меня так. — Она драматически вздохнула и опустилась на одно из сидений.
— Я еще не решил. У меня важные планы.
— О! — Она кивнула и скорчила гримасу, склонив одну ногу, с сожалением глядя на свои сапоги.
— Новая обувь? — Он кивнул в их сторону и повернулся, чтобы включить кофеварку.
— Именно. Они все еще бесят. Я пыталась их разносить, нося по всей квартире — это самый лучший способ — но они такие неудобные, что я никогда не хочу их одевать. Итак, каковы же эти важные планы?
— Счета, я должен подготовить их для моего бухгалтера, налоговую декларацию и всякое такое дерьмо. Ну ты знаешь.
— О, Конечно. Почему бы тебе не попросить Теда сделать это для тебя? Тебе не придется ничего делать. Он делает это для меня.
— Именно это и предложил Брайан. Но обычно я делаю это сам.
— Вот дерьмо, правда? Я бы ни за что не догадалась.
Он поставил кружки с кофе на барную стойку между ними. Она взяла свою кружку, легонько подула на нее, прежде чем сделать глоток: это была еще одна вещь, о которой он забыл вспоминая Триш — ее странной способности пить обжигающе горячие напитки…
— Ммм, я забыла, какой хороший кофе может сделать это безумное приспособление.
— Э-э… да. Тем не менее, оно не стоит 22,000$.
— Черт возьми, нет!
Джастин фыркнул и посмотрел на Гаса, сдвинув брови.
— Ты уверена, что со мной все будет в порядке? Я имею в виду…
— Я уверена, — быстро оборвала она его, прижав ладонь к барной стойке и растопырив пальцы с кольцами на белом мраморе. — Я бы не оставила его с тобой, если бы не была уверена. Даже если бы я была в отчаянии. Что я и делаю. — Она замолчала и улыбнулась. — В любом случае, я собиралась сказать тебе… сегодня утром, когда вошла. Я сказал Гасу, что мы встретимся с тобой и спросила, знает ли он, кто ты? Кто такой Джастин? Я спросила -Ты помнишь Джастина?
— И что?
— Он сказал: Да, я знаю Джастина, он особенный друг папы. — Она выразительно подняла брови и громко рассмеялась.
— Умный парень.
— Верно. — Она протянула руку и схватила его за предплечье. — Видишь? Он уже знает тебя.
Он почувствовал, как его улыбка невольно стала шире.
Она убрала руку и усмехнулась, делая еще один большой глоток кофе.
— Ну… как Питтсбург? Вы уже давно вернулись, но я ничего не слышала об этом. Как все прошло?
Джастин поморщился и резко вернулся к реальной жизни. Прошло две недели с похорон Шона, и, если не считать маниакального трудоголизма Брайана, все вернулось в нормальное русло, или то, что считалось нормальным в их с Брайаном мире.
— По большей части довольно дерьмово. Ты же знаешь, что такое похороны.
Она пожала плечами, потянулась к сапогу и рассеянно нахмурилась.
— Я была только на одних, у моего деда, и это было много лет назад. Я не могу представить, каково это, если это кто-то близкий, такой как родители, или когда брат или сестра, умирают.
— Ну, на самом деле они не были так близки.
— Но это все равно шок. Я имею в виду то, как он умер и все такое. Убийство… — она замолчала, почти поморщившись. — Он справляется с этим?
— Наверное. Он почти ничего не говорит.
— Конечно, нет. Это Брайан. Он никогда не говорит о чувствах.
— МММ. — Сразу же воспоминание о Брайане на кладбище вспыхнуло в его голове: «я был таким чертовски глупым, Джастин»… Он мысленно встряхнулся, выдавив из себя слабую улыбку. — Верно.
Триш кивнула, небрежно улыбнувшись в ответ. Некоторое время они молча потягивали кофе, прежде чем она заговорила снова, быстро и слегка извиняющимся тоном.
— Я очень хочу закурить.
— ГМ, ладно, конечно. — Он поднялся на ноги и выдвинул ящик, в который Брайан регулярно бросал купленные в аэропорту пачки сигарет, религиозно приобретенные во время каждой поездки за город, удачной, к счастью для Брайана и американской табачной промышленности. — Какой-то конкретной марки?
— Боже, нет, просто хочу покурить.
Он кивнул и, схватив ближайшую пачку, бросил её в сторону Триш. Она сорвала целлофан коротким ногтем, сунула сигарету в рот и наклонилась к любезно зажженой зажигалке.
— Благодарю. — Она глубоко вздохнула, накапливая дым, прежде чем снова выдохнуть с блаженным выражением лица. — Фантастически. Я не часто курю. — Она кивнула в сторону трехлетнего мальчика, который что-то бессвязно бормотал на ковре, разбросав игрушки, пальто, шапку, варежки вокруг него. — Но это место такое огромное, что я не причиню ему вреда своим зловещим пассивным курением. Ты можешь тоже присоеденится. Заставь меня чувствовать себя менее виноватой.
— Знаешь, я никогда не видел, чтобы Брайан курил перед Гасом, — задумчиво заметил он, закуривая сигарету. — Как будто он действительно пытается быть ответственным отцом.
— Он ответственный отец, — сказала Триш как ни в чем не бывало. — Вот почему я знала, что это должен быть он. Плюс, конечно, ты знаешь — он Брайан. — Она выразительно подняла брови.
— Я до сих пор понятия не имею, как ты заставила его согласиться.
Триш улыбнулась и постучала сигаретой по краю пепельницы.
— О, это было легко на самом деле. Ты же знаешь, Брайан это квинтэссенция эго-монстра, что бы он ни говорил, он тайно любит тот факт, что существует его мини-версия, еще один Кинни, чтобы продолжить линию.
Джастин вспомнил выражение лица Брайана на похоронах Шона, презрение в его глазах, когда он смотрел на надгробие отца.
— Ты так думаешь?
— Ну да! — Она странно посмотрела на него. — Я знаю, что у Брайана есть все эти дерьмовые проблемы со своей семьей, но Гас никогда не был частью этого. Он всегда ясно давал понять, как сильно не хочет, чтобы Гас имел какое-то отношение к его семье. И теперь, когда его брат мертв, они уже никогда о нем не узнают.
Джастин медленно кивнул.
— Хм, Наверное.
— С Брайаном… это было просто… — она вздохнула, на мгновение заколебавшись, затянулась сигаретой, пальцы свободной руки неловко забарабанили по мраморной поверхности. — Ну, ты знаешь, мы были друзьями долгое время. Действительно хорошими друзьями, и когда Брайан впервые переехал в Нью-Йорк — это было после того, как он узнал о тебе и том парне, к которому ты переехал. Он всегда откладывал это на потом. Думаю, он ждал твоего возвращения или что-то в этом роде. Я не знаю. — При этих словах Джастин почувствовал, как что-то сжалось у него в животе, повернул голову и посмотрел на Гаса. Мальчик держал в своих маленьких руках боевика, лицо его сузилось в яростной сосредоточенности, когда он бесплодно дергал его за несчастную руку, пытаясь оторвать ее, как какой-то сумасшедший доктор. — Когда он переехал сюда, мы все время тусовались вместе и были такими друзьями — как в колледже, но без других парней — без Роба, или тебя, или Джесси. И это было здорово, самое лучшее время. Но я… — она бросила на него быстрый смущенный взгляд, превратив его в неловкое пожатие плечами. — Но я думаю, он чувствовал себя виноватым. Как будто он был мне чем-то обязан, за… за все… знаешь, а Гас был чем-то вроде утешения… — ее губы неловко скривились, и она наклонила голову. — А это абсолютно не так! Он самый замечательный ребенок на свете. Просто идеальный и такой красивый. — Она мягко улыбнулась и замолчала, смущенно смеясь. — Боже, я говорю, как одна из этих мерзких матерей, не так ли? Мы, наверное, возненавидим друг друга через десять лет. Возможно, он возненавидит нас всех и конечно возненавидит меня. Так же всегда с подростками, верно? Так было с моей матерью. Но это не имеет значения, потому что я все равно буду любить его. Я не могу представить, что когда-либо не буду любить его. Это странно, но это такое чувство, это больше, чем ты, это немного пугает.…
На мгновение она замолчала. Ее слова, казалось, все еще звучали вокруг них, задерживаясь в воздухе, как серые облака дыма от сигарет. Он затянулся сигаретой, не зная, что ответить, но смутно сознавая, что должен что-то сказать. В конце концов, это он спросил об этом, и Триш честно ответила на его вопрос, но сейчас он просто чувствовал себя… нелепо грустно. Внезапно к нему с поразительной ясностью вернулось старое воспоминание: Триш лежит на диване, положив голову Брайану на колено, а ноги на колени Робу, и рассказывает, как сильно она ненавидит Кортни Лав и почему, при этом она втягивает всех кого может в это. У Триш всегда было твердое мнение о вещах. Она всегда точно знала, чего хочет: что бы ни происходило в мире Триш, но она всегда так решала: «да», «нет» и «ни хуя».
Раньше он ревновал. Он помнил, этот неприятный вкус смущения во рту, от чувства ревности, когда он впервые встретил Брайана и глядя на них всех вместе: их очевидную близость, зная, что Триш знала его больше, что Триш появилась первой, а потом по собственным словам Брайана в одну из ночей, что если он когда-нибудь трахнет женщину тогда это точно будет Триш, яркая и страстная… (не то, чтобы Брайан был в этом совершенно уверен.) А потом новая ревность… недавняя обновленная ревность, которую он не смог предотвратить в тот момент, когда Триш вошла в дверь квартиры Брайана с этим красивым трехлетним мальчиком с глазами Брайана и носом Брайана… этот мальчик, который представлял собой такую удивительную вещь, которую он не мог разделить с ним никогда — эти узы родительства, которые были только между ними, потому что они были мамой и папой.
Но случилось бы это, если бы он не оставил Брайана? Уступил бы Брайан требованиям Триш, дал бы ей то, что она так легко получила? Допустил бы он это, если бы они с Брайаном все еще были «вместе»? Возможно, с ним посоветовались бы? Выбрали имя? Возможно они вместе сопровождали Триш на занятия по Ламазе? Был бы он там при рождении? Или Триш даже не сделала бы такого предположения? Существовал бы Гас, если бы он не ушел? Жизнь была такой эфемерной. Все зависело от совпадения, от выбора. Оказалось, что его собственный выбор оставить Брайана привел к самому замечательному ребеноку на свете…
Он ерзал на стуле, открывая рот, чтобы ответить ей, не в силах помешать мельтешению своих мыслей о собственном отце — о том, что он не любил его, несмотря ни на что, об условной любви Брайана и Джека Кинни, который просто не умел любить… А так же о том что Гасу никогда не придется бороться за любовь отца.
— Думаю, он поймет, что ты его любишь, несмотря ни на что. В конце концов, это все, что имеет значение. И я знаю, что Брайан чувствует то же самое. Я знаю, что для него Гас — самое важное в жизни.
Губы Триш дрогнули, и она наклонилась вперед, намеренно растирая сигарету пальцами.
— А как же ты? Хочешь завести ребенка?
— Я? — Он вздрогнул от удивления. — Ты же знаешь, что это невозможно. Если только… ты же не предлагаешь этого?
Она поморщилась, сунула руку в сумочку и вытащила жвачку, которую положила в рот состряпав гримасу отвращения.
— Боже, нет! Я не могу сделать это снова. Но вы могли бы усыновить… с Брайаном… какого-нибудь бедного африканского сироту?
— Как Мадонна?
— Вот именно. Все крутые люди делают это.
Настала его очередь скорчить рожу.
— Нет, спасибо. У меня нет никакого желания быть отцом. Вот только, знаешь, — он неловко помолчал, проводя языком по губам, — я мог бы быть для Гаса своего рода модным дядей-геем.
— Да, но я не уверена насчет модной части… Я видела, как ты одеваешься.
Он закатил глаза.
— Сучка.
Она засмеялась и наклонилась к нему, насмешливо и весело глядя на него, на мгновение очень похожая на Триш, которую он помнил.
— Джастин, не произноси таких слов в присутствии несовершеннолетнего.
Он снова закатил глаза, отталкивая ее одной рукой.
— Оставь нас, все будет хорошо.
Она кивнула и соскользнула со стула. Он смотрел, как она пересекла комнату и подошла к ГАСУ, поднимая его на ноги двумя умелыми руками и стащила с ног теплые ботинки.
— Если понадоблюсь, я буду на сотовом. Хорошо? — Она повернулась к нему, вопросительно приподняв брови, и все следы молодой Триш исчезли с ее лица, сменив выражением измученной матери-одиночки, которое стало таким знакомым ему за последние несколько месяцев.
— Я же сказал, все будет хорошо. Вперед.
Она наклонилась, чтобы быстро поцеловать Гаса в макушку, прежде чем уйти, щелкнув каблуками.
Джастин повернулся к Гасу. Мальчик смотрел вслед только что закрытой двери с выражением скорби на лице.
— Эй, Гас… эм, как насчет того, чтобы мы с тобой потусовались вместе?
ГАС выжидающе повернулся к нему, и полуразвалившийся человек в его пальцах с глухим стуком упал на пол.
— Мы можем приготовить печенье?
**********
Он вяло уставился на экран компьютера. Его обязанности няни закончились. Триш ушла, собирая Гаса из шквала игрушек, одежды и огромной партии печенья с корицей. Он даже убрал весь тот беспорядок, который им с Гасом удалось создать на кухне во время большой выпечки печенья. В следующий раз он определенно наложит вето на зеленую глазурь, она плохо сочеталась со светлыми мраморными поверхностями, не говоря уже о его собственных пальцах, которые теперь были выцветшего зеленого оттенка.
Во всяком случае, с этим волнением было покончено. Так вот, сейчас наступило расчетное время.
Он вздохнул и поднял глаза от экрана, снаружи солнце, казалось, дразнило его, напоминая о тех детских субботах, когда мать держала его дома, чтобы помочь в уборке по дому, в то время как Джейми Бейкер, который жил по соседству, уже играл снаружи — голос громкий и беззаботный, когда он мчался по тропинке, мимо окон на роликовых коньках. Или, как в те дни, когда они с Брайаном переселились в свою первую квартиру, когда он еще учился в колледже, а Брайан работал, когда он практически приковал себя к столу, чтобы закончить эссе, заставляя себя забыть теплое, соблазнительное тело, свернувшееся калачиком на одеяле в соседней комнате. В конце концов он всегда сдавался: либо с отвращением бросал ручку, либо нырял на приглушенно спящую фигуру под пуховым одеялом: — Вставай, Брайан! Я злюсь и хочу секса. Сейчас! — или обнаруживал себя обманутым, когда Брайан появлялся сам по себе и расхаживал по дому полуголый с глупо-сексуальным, самодовольным выражением лица. В тот год он пропустил много сроков.
Он улыбнулся про себя, задумчиво постукивая ручкой по зубам, его мысли вернулись к любимой теме. Честно говоря, Брайан не очень хорошо справлялся. С тех пор как они вернулись из Питтсбурга, в те короткие промежутки времени, когда ему удавалось вырваться из офиса, чтобы вернуться домой, он вел себя тихо, это на самом деле не так уж необычно для Брайана, он едва ли был хорошим собеседником. Но он был более замкнутым, чем обычно, на самом деле, с тех пор как в Питтсбурге он стал другим… если это было более подходящим словом. О, он был типично неразговорчив в вопросах о брате и обо всем, что произошло между ними после похорон, особенно о тайнах, которые раскрыл Брайан… Джастин знал, что лучше не поднимать эту тему. По правде говоря, ему должно быть достаточно того, что Брайан рассказал ему все это, он впустил его — он отдал большую часть себя. Как будто… водораздел был пересечен. Он не мог точно сказать, что это за водораздел… но все было именно так, как будто все было готово. Признанный. И высказанный. Пути назад уже не было. Брайан доверял ему так, как никогда не доверял в прошлом, и он утратил некоторый контроль. Этот сложный, причудливый эго-контроль Брайана, словно он отказался от некоторой части этого контроля… ради него. Несомненно, именно поэтому он был так далек от него сейчас, пытался обмануть себя, что все было как обычно. Но всё действительно изменилась.
Конечно, на самом деле ничего не изменилось. Он не любил его больше, он не любил его меньше, чем когда-либо, но это чувство созрело… стабилизировалось? Это всегда было что-то мощное, неконтролируемое, что-то большее, чем он сам, большее, чем сумма его самого, сосредоточенное на интенсивной сексуальной связи между ними… Как Брайан это назвал? Наша абсурдная сексуальная совместимость. Один из его более ясных пьяных, поэтических моментов.
— Но это всего лишь секс, — заявил он вслух, голос звучал странно, поглощенный огромным пространством лофта. Он сжал губы, внезапно почувствовав себя глупо. Он огляделся, холодильник все еще гудел, настенные часы все еще тикали. Никто его не слышал. Но это было больше, чем секс, конечно. Если бы это был просто секс, он бы не чувствовал себя так, как тогда, когда уходил много лет назад. И Боже, Боже, это было так больно! Воспоминаний об этом было достаточно, чтобы что-то сжалось у него в животе. Мысль о том, чтобы быть без Брайана сейчас…
Он поерзал на стуле, вытесняя мысли из головы, от такого рода мыслей не было никакой помощи. В любом случае, у него была работа. Счета. Правильно, счета. Было уже почти 3 часа дня.
Итак… счета. Он снова взял ручку и посмотрел на экран компьютера, нахмурившись, когда понял, что вернулся к первоначальному экрану… Господи, как долго он искал свою душу? Ебаный Брайан, разрушающий концентрацию. Снова!
Бах! Бах!
— О, черт возьми! — воскликнул он вслух, стараясь, но безуспешно, быть раздраженным этим вмешательством.
Хорошее настроение сразу испарилось, когда он открыл дверь.
— Ксавье?
— Привет.
— Как ты меня нашёл?
— Не драматизируй, Джастин. — На мгновение Ксавье показался ему Брайеном, сухим, саркастичным, презрительным; к счастью, для здравомыслия Джастина, на этом сходство заканчивалось, Брайан умер бы раньше, чем примерил это пальто. — Я принес твою почту. В одной руке он держал пачку конвертов.
Джастин уставился на него и моргнул. Ксавье, казалось, смотрел мимо него, пытаясь заглянуть через плечо в квартиру, его глаза расширились от любопытства.
— ЭМ, ты хочешь войти?
Ксавье посмотрел на него и резко кивнул.
Он держал дверь открытой, лицо его приняло вежливое выражение. Ксавье прошел мимо него, пока Джастин осторожно закрыл дверь, повернувшись, чтобы прислониться к ней.
Ксавье оглядывался по сторонам, оглядывая дорогую импортную мебель, полированный деревянный пол и дизайнерский кожаный диван.
— Я понимаю, почему ты так стремился переехать. — Его слова прозвучали ровно, однако, с конца фразы все же так и капало презрение.
— Кажется, я припоминаю, что это ты меня выгнал, — сказал он, стараясь звучать спокойно. Он прошел мимо него в сторону кухни. — Хочешь кофе?
— Нет, если возникнут проблемы.
— Никаких. Я все равно собирался сделать.
— Хорошо, тогда да. Спасибо.
Джастин почувствовал, как его губы непроизвольно дернулись от неохотно произнесенной благодарности. Он повернулся спиной к Ксавье и начал готовить кофе-машину, почти ощущая, как очередное де-жа-вю одолевает его, когда он вспоминает более ранний и менее неловкий визит Триш.
— Ну, это очень… большое место. Напоминает о тех домах, которые попадают в Architectural Digest или в один из подобных журналов, вовсе не то место, где я когда-либо представлял, что ты живешь.
Джастин повернулся, чтобы посмотреть, как Ксавье кладет почту на стойку для завтрака.
Заметив его взгляд Ксавье пожал плечами.
— Просто впечатление. Очевидно, я ошибался. Я во многом ошибался. — Он отвернулся и зашагал по чердаку, чтобы поближе познакомиться.
— Верно, — пробормотал Джастин, почти обращаясь к самому себе. Он проигнорировал желание Ксавье, вместо этого втиснул кувшин с молоком в пену и энергично надавил на него, звук машины был удовлетворительно громким и неприятным в неловкой тишине. Он знал, как Ксавьер любит черный кофе. Два года, ладно, двадцать месяцев супружеской жизни запечатлелись в его памяти. Это была одна из тех вещей, наряду с размером обуви и почтовыми кодами, которые он всегда помнил из прошлых отношений после того, как другие более важные детали ускользали из его памяти. Он не был уверен, что это говорит о нем, но, вероятно, это не было чем-то очень лестным.
Он поставил кофе на стол рядом с ноутбуком; Ксавье остановился перед множеством фотографий на угловой полке и, казалось, пристально вглядывался в них. Он почувствовал, как выдохнул и, оставив кружки с кофе, направился к нему.
— На этой фотографии ты выглядишь очень молодо. — Он показывал на фотографию, сделанную с ним и Брайаном на пляже, четвертого июля.
— Мне было девятнадцать. — Он поднял фотографию, проведя большим пальцем по слегка пыльной рамке. Горничная, очевидно, срезала углы во время их пребывания в Питтсбурге. — Это была пляжная вечеринка четвертого июля. У дяди одного из друзей Брайана был пляжный домик в П-Тауне, мы все ездили туда на выходные. — Он взглянул на Ксавьера, который пристально смотрел на фотографию, между его бровями пролегла тонкая морщинка.
Он медленно поднял глаза на Джастина, слегка прищурившись.
— Думаю, ни у кого больше не было шанса. Меньше всего у меня. — Его голос звучал ровно, с оттенком горечи.
Джастин закусил губу, отводя взгляд от обвиняющего взгляда Ксавьера. Он уставился на фотографию, не сводя глаз с улыбающегося лица Брайана, светящегося на фоне темного неба: в глазах сверкающие звезды, скулы почти хрупкие, ресницы черные на его коже, обесцвеченные вспышкой фотографа.
— Нет, — тихо ответил он. — Думаю, больше ни у кого. Но ты не в последнюю очередь.
— Что ж, приятно это знать. — На этот раз его голос был определенно горьким. Он отодвинулся от Джастина и вышел на середину комнаты.
Джастин ничего не сказал, аккуратно поставил фотографию на место и заставил себя отвести взгляд от молодых улыбающихся лиц.
— Вот, я принес это для тебя. — Ксавье протянул ему тонкий листок бумаги, очевидно, личный чек. — Это то, что я должен тебе за последние несколько месяцев аренды, которую ты платишь… — Он нетерпеливо махнул рукой. — Я продаю квартиру. У меня уже есть предложение. Я могу себе это позволить.
— Ты продаешь? Но почему? Ты переезжаешь?
— Да, я переезжаю в Денвер.
— Господи, почему?
Ксавье фыркнул.
— Денвер не так уж плох.
— Нет, нет, я уверен… там фантастически, — слабо ответил он, — но почему ты уезжаешь из города? Ты здесь уже много лет.
— Хорошая причина уехать. Я хочу перемен, а фирма открывает новый офис в Денвере, и им нужен кто-то, чтобы помочь с набором. Я был лучшим кандидатом.
— О! Так что это не имеет никакого отношения к… — он замолчал, неопределенно жестикулируя.
— Не льсти себе, Джастин. Ты хорош, но не настолько.
Брайан так не думает, вдруг подумал он, но, наверное, не стоит озвучивать эту мысль. Он подавил обиду и улыбнулся.
— Ты пришел, только чтобы сказать мне об этом? Потому что у меня много дел… — Даже счета были предпочтительнее.
Он практически видел, как Ксавьер напрягся, его плечи почти ощетинились от подразумеваемого отталкивания.
— Ладно, я пришел сюда не для драки. Я уезжаю через пару недель, и у меня тоже много дел. — Ксавьер неловко заерзал, повернулся и направился к двери. Он остановился, положив руку на дверную ручку. — Тогда увидимся. — Это был не вопрос, а прощание. «Ну вот и все».
— Да, конечно. И удачи, и я надеюсь все… получится. Для тебя, знаешь ли.
Слабовато, но что он должен был сказать? Двадцать месяцев совместной жизни, сокращенной до: «Тогда увидимся». Он смотрел, как Ксавьер уходит, и слушал, как его ботинки стучат по каменному полу снаружи, как звонко звенит лифт, а потом захлопываются двери.
Он оставил дверь приоткрытой. Джастин медленно пересек комнату и плотно закрыл дверь, не сводя глаз с двух нетронутых кофейных чашек на столе.
— Он даже кофе не пил, — пробормотал он себе под нос. Ему показалось, что в этом было что-то более глубокое, как в словах Ксавьера: «я думаю, ни у кого больше не было шанса»… Он взял кружку и вылил горячую жидкость в раковину.
С решительным видом он сел за стол и снова открыл ноутбук. Ксавье, может, и уйти, может, и уехать из города, но у него еще остались счета.
************
Брайан, как всегда, коротко ответил на звонок.
— Это я.
— Я знаю.
— А почему, если ты знаешь, что это я, ты отвечаешь так, будто понятия не имеешь, кто это?
— Джастин, чего ты хочешь? Я очень занят.
Он подавил желание хихикнуть, Брайан говорил так смехотворно серьезно.
— Ладно, перестань. Какой у Теда номер телефона?
— Ах! — Серьезность быстро сменилась привычным самодовольством. — Ты отказался от своих счетов, не так ли?
— Нет, — быстрее чем нужно отлицал он. Черт бы его побрал! Почему он всегда был так раздражающе прав? — Я хотел пригласить его на званый обед.
— Званый обед? — Все презрение, которое Брайан мог собрать, а его было много, сконцентрировалось в эти два слова. На какое-то мгновение Джастин задумался, не устроить ли Теду званый обед, чтобы позлить его, но потом вспомнил, что Тед такой скучные и неинтересный, и на это время он мог придумать по крайней мере двенадцати других вещей, которые предпочел бы сделать. Например, секс. Или Брайан. Или, как он предпочитал больше всего, секс с Брайаном… — Мы не устраиваем званных обедов.
Резкие слова Брайана вывели его из задумчивости, и он нахмурился.
— Просто дай мне чертов номер, Брайан.
Брайан с мученическим вздохом продекламировал номер, сумев выдавить из себя, как раз перед тем, как Джастин собирался разозлиться и повесить трубку.
Пять минут спустя он закрыл свой ноутбук с усталым, но удовлетворенным вздохом. Электронная почта с несколькими запутанными вложениями Excel благополучно направлялась к почтовому ящику Теда. Он должен праздновать. Может, он сможет застать Брайана врасплох в его офисе? Показать ему, каким замечательным, вдумчивым, любящим и изобретательным партнером он был на самом деле? А может, оставить Теду по дороге какой-нибудь подарок или взятку? В конце концов, он провел несколько недель, притворяясь поддельным парнем Брайана, он, очевидно, был естественным в
этом двуличии, он был бы спокоен о том, что Брайан даже не догадывался обо всем этом…
Как бы то ни было, теперь он нуждался в душе, он был уверен, что в его волосах все еще были остатки глазури. Он поплелся в ванную, остановившись на полпути, когда телефон зазвонил снова. Он поднял трубку и ухмыльнулся, увидев номер звонящего.
— Я думал, вы очень заняты.
— Теодор говорит, что бы ты повторно отправил последнее письмо. Он, кажется, не получил все вложения.
— Но я послал… Брайан, у него ещё не было времени проверить их все… — он замолчал, на другом конце провода повисла подозрительная тишина. — Ты ведь даже Теда сегодня не видел?
Брайан самодовольно рассмеялся.
— И все же ты каждый раз ведешься на мою невероятно простую уловку.
— Придурок, — раздраженно пробормотал он, но Брайан все еще смеялся, несомненно наслаждаясь моментом превосходства, черт бы его побрал.
Джастин стиснул зубы, чувствуя лишь легкий оттенок вины, когда остановил его смех.
— Я бы сделал это, если бы мне не пришлось весь день ухаживать за твоим сыном!
— Гас был с тобой? — Брайан перестал хихикать, в его голосе появились нотки удивления.
— Угу. У Триш был кризис, связанный с няней, но, к счастью, я был там, чтобы вмешаться и спасти её день. Нам было очень весело вместе, мы делали печенье. — Он направился обратно в ванную, остановившись перед зеркалом над раковиной.
— Печенье?
— Да, конечно. Можешь попробовать его, когда вернешься домой. Они покрыты инеем! — Он склонил голову набок, все еще прижимая телефон к уху. Он нахмурился, глядя на свое отражение, заметив… ага! — Да, глазурью, зеленой глазурью.
— Хм, думаю, я оставлю это тебе.
— Хорошо, тогда я скажу Гасу, что его отец не хотел есть печенье.
Брайан издал легкий смешок.
— Это не должно звучать так грязно.
Джастин прищелкнул языком с притворным неодобрением.
— Тебе нужно выкинуть свои мысли из канавы, Брайан.
— Как будто ты не поселился там на постоянное место жительство?
— Как будто ты хочешь, чтобы все было по-другому?
Брайан снова рассмеялся.
— Значит, с ним все в порядке?
— Конечно, он был в порядке. Он был великолепен. Он отличный парень, Брайан. Нам было очень весело. Знаешь ли ты, что его любимый цвет зеленый?
— Да, конечно.
— Хм, просто подумал, что это странно, вот и все. Знаешь, дети обычно любят красный или розовый или…
— … Мой сын не девочка.
Джастин рассмеялся и повернулся, скользя ногой по кафелю в ванной.
— Так… когда ты вернешься?
— Понятия не имею. У меня много дел.
— Хорошо. Ты хочешь, чтобы я пришел и встретил тебя или что-то в этом роде?
На заднем плане послышался шорох и чей-то голос, прежде чем Брайан выдохнул, рассеянно говоря:
— Увидимся позже, хорошо?
— Окей.
Он закончил вызов, бросил телефон на мраморную раковину и сосредоточил на ней один из своих любимых презрительных взглядов. Он вылез из штанов, пнул их ногами по полу и стянул рубашку. Краем глаза он поймал свое отражение и высунул язык, раздраженный тем, что слабый зеленый оттенок глазури еще не полностью исчез, даже с его пальцев… Что, черт возьми, они добавили в эту штуку? Он вздохнул и потянулся к душевой кабинке, чтобы включить ее. Голос Брайана звучал устало. Он явно нуждался в передышке. Передышка в форме его любящего, преданного и возбужденного партнера. Он не собирался ждать сегоднешнего вечера, он собирался захватить день (так сказать). Он усмехнулся про себя и откинул голову назад, горячая вода ударила ему в лицо освежающе острыми уколами, он удивит Брайана в своем офисе.
