Скорость в крови

Ева уговаривала Адама не ходить. И, наверное, это было правильно. Болид Джеймса был не просто смят из-за удара о барьер и о другие машины, но потом еще и загорелся из-за взрыва бензобака. Адам понимал, что Джеймс, его солнечный любимый Джеймс, получил страшнейшие увечья, а его хрупкое тело все изломано и изуродовано. Но он все равно хотел увидеть своего гонщика еще раз. Знал, что этот поход в морг добьет его окончательно, но ему было плевать: все равно эта ночь должна была стать последней. Пробраться вечером в больницу получилось легко. А подвернувшийся под руку санитар любезно указал дорогу, почему-то даже не удивившись, что кому-то в столь поздний час понадобилось пройти в морг – правда, он предупредил, что там уже никого нет, и лучше прийти завтра. Адам кивнул, а уже через десять минут сломал замок на дверях морга. Бирка с фамилией «Хант» на дверце одного из холодильников сразу бросилась в глаза. У Адама едва не подкосились ноги, и он пожалел, что пришел сюда. Зачем? Чтобы увидеть искалеченные останки Джеймса, который еще сегодня утром улыбался, смотрел влюбленным взглядом, строил планы на будущее, мечтал о чем-то, мечтал о них? Адам прикрыл глаза. Во всем виноват он один. Если бы не его идиотская одержимость, не это проклятое стремление во что бы то ни стало сохранить Джеймсу его человеческую жизнь, то сейчас Адаму не пришлось бы его оплакивать. Этот сумасшедший мальчишка так внезапно, так резко появился в его жизни, перевернул ее с ног на голову, заставил древнего вампира снова чувствовать себя живым, снова радоваться новому дню, научил заново любить… А что получил взамен? Короткий роман, целый год боли и страданий, и теперь смерть. Погибнуть так глупо, так неправильно… Адам чуть не взвыл, понимая, что мог предотвратить, мог уберечь. Ведь Джеймс не хотел умирать – слишком молодой, слишком жизнерадостный, ему еще жить и жить, – и если бы не тупое упрямство Адама, то все могло быть иначе. У них двоих была бы целая вечность. Но уже ничего не исправить. Адам знал, что не сможет жить с этим, поэтому и сказал Еве, что сегодняшняя ночь будет последней. Просто не видел смысла продлевать агонию. Понимал, что если не сегодня, то через неделю он все равно не выдержит и сделает этот шаг в пропасть. Ева кричала, плакала, потом умоляла и снова кричала, но Адам как будто не слышал и не видел ее. В голове билась одна-единственная мысль – попрощаться с Джеймсом, а потом… потом наступит конец его и так слишком затянувшейся истории. Адам погладил бирку на дверце. Нет, лучше не открывать. Пусть в свои последние секунды он будет видеть перед глазами лицо улыбающегося живого Джеймса, а не страшную картину, которую он наверняка увидит сейчас. Адам сам не понял, зачем открыл дверцу. Тело Джеймса было упаковано в черный пластиковый пакет. Это показалось Адаму таким оскорбительным, что он, не задумываясь, рванул молнию и тут же зажмурился. Упрекнув себя за трусость, он открыл глаза и удивленно заморгал. Вымазанный в запекшейся крови и саже, Джеймс лежал с закрытыми глазами и имел очень спокойный, даже умиротворенный вид. Адам протянул дрожащую руку и осторожно погладил золотистые волосы, отвел их со лба и стер с него грязь. Лицо должно было быть обожжено. Репортеры сообщали, что Джеймс сильно обгорел в аварии, из-за чего тело было почти невозможно опознать. Но этого и не требовалось – ведь никто не сомневался, кто именно находился в сгоревшем болиде. Но сейчас Джеймс меньше всего походил на жертву страшной аварии. Адам нахмурился и до конца расстегнул пакет, сдирая его с тела. Джеймс был весь вымазан в саже, от его комбинезона остались одни лохмотья, но на его теле не наблюдалось ни ожогов, ни других увечий. Адам несколько раз сильно зажмурился. Невозможно. Это было просто не-воз-мож-но. Он растерянно оглянулся по сторонам, словно ожидал найти какое-то объяснение происходящему. В голове лихорадочно забегали мысли, а в душе начала разгораться слабая надежда. Вот он отчетливо вспомнил, как переплел их порезанные руки, исцеляя Джеймса своей кровью. Но ведь этого было мало, ничтожно мало для обращения! Адам даже не рассматривал такой вероятности. С другой стороны – Джеймс, попавший в ужасную аварию, лежал сейчас перед ним вполне целый и невредимый, и Адам видел этому только одно объяснение. Вампира бросило в жар, чего с ним в принципе не могло случиться. Он тихо осел на пол и запустил руки в длинные волосы, пытаясь осмыслить происходящее. Всегда спокойного и сосредоточенного Адама трясло как в лихорадке – потерять Джеймса и, кажется, снова обрести его всего за один день оказалось слишком тяжелым испытанием. Но если случилось невероятное, и той ничтожной капли крови хватило для обращения, то нужно действовать, а не сидеть на полу! Обдумать случившееся можно и позже, когда Джеймс будет в безопасности. Во-первых, нужно срочно забрать его отсюда. Да и обращение еще не завершено. Для этого нужна человеческая кровь. Хорошо, что они в больнице, тут ее должно быть много. Хотя Адам не знал точно, подходит ли в этом случае консервированная кровь. Он смутно помнил свое обращение – но то чувство, когда запускаешь откуда-то взявшиеся клыки в теплую шею еще живого человека, он точно никогда не забудет. Значит, и с Джеймсом тоже не стоит рисковать. Ева. Ему нужна Ева и машина. Адам очень не хотел оставлять Джеймса одного, но нужно было найти телефон и позвонить Еве в гостиницу. Хорошо, что она не стала задавать лишних вопросов, все сразу поняла, даже несмотря на то, что изъяснялся Адам не очень связно. Повесив трубку висевшего в коридоре аппарата, Адам услышал чьи-то шаги. Давешний санитар. Адам окинул его взглядом. Парень был примерно одного роста с Джеймсом, хоть и поуже в плечах. Что ж, не повезло ему. Адам этого не хотел, но новорожденному вампиру была нужна кровь. И желательно побольше. *** Когда Джеймс открывает глаза, они уже находятся в номере заштатного мотеля на окраине. Адам без лишних слов подставляет ему шею какого-то человека, пребывающего, судя по всему, в полуобморочном состоянии. Все вопросы Джеймса мигом улетучиваются, стоит Адаму надкусить его яремную вену на шее. Оказывается, когда клыки прорезаются впервые – это больно. А еще оказывается, что теплая кровь бывает очень сладкой – такой сладкой, что оторваться просто невозможно. Джеймс и не отрывается, пока не выпивает парня почти досуха. Откуда-то взявшаяся Ева забирает тело и тихо шепчется с Адамом. Рассказывает, что обо всем договорилась с какими-то местными головорезами, и что это стоило не так уж много денег. В Лондоне такие услуги обошлись бы гораздо дороже. Потом взволнованно шепчет, что оставаться тут все равно опасно, им лучше поскорее улететь. Джеймс не совсем понимает, что с ним происходит – точнее, совсем не понимает. Он только что пил кровь какого-то несчастного, которого приволок для него Адам. Кажется, они убили человека. Или он сам убил? Но сейчас это совсем не важно. Это правильно. Все происходящее вообще выглядит правильным – особенно когда Адам заставляет Джеймса прилечь и осторожно гладит его волосы, пока Хант не засыпает, уткнувшись любимому в шею. Джеймс словно плывет в тумане. Но Адам рядом, и это успокаивает. Хант плохо помнит, что произошло. Последние воспоминания – это визг покрышек, страшный удар и боль, много боли. Такой сильной, что проще умереть. Оказывается, он так и сделал. Принять этот факт почему-то проще, чем он всегда думал. Может, из-за того, что он остался таким, как прежде: может ходить, говорить, спать, а главное – целоваться с Адамом. Правда, все его чувства, ощущения и эмоции сейчас бьют через край, но Адам говорит, что это пройдет. Вернее, что он привыкнет, и все не будет восприниматься так остро. Зато теперь Джеймс не стареет, не болеет и может регенерировать за минуты. Он считает, что это круто, хотя Адам хмурится и говорит, что нужно быть осторожнее. Джеймс слушается. Ему вообще кажется, что теперь он не может даже в пустяках ослушаться Адама. Ева смеется и объясняет это связью с создателем, но в глубине души Джеймс знает, что дело не только в этом. Через пару дней они уезжают. Адам решает обосноваться в Штатах и выбирает Массачусетс. Бостон – большой город, здесь легко затеряться, легко добыть пищу, часто идут дожди, и Джеймсу должно быть легче адаптироваться. Хант не спорит, он согласен на все, лишь бы Адам был рядом. Он довольно успешно справляется с жаждой новорожденного вампира, и Адам доволен им, хотя и вздыхает порой. Закатывает глаза и говорит, что слишком стар для воспитания вновь обращенного. Но Джеймс не принимает эти слова всерьез. Он знает, что на самом деле Адам рад. Он видит, как Адам постоянно следит за ним, как оберегает и беспокоится. Как обнимает его и сильно прижимает к себе. Пожалуй, ради этого стоило умереть. Когда он говорит об этом Адаму, тот качает головой и как-то грустно улыбается. Джеймс впадает в легкую панику: может, на самом деле Адам не так уж и рад? Он же всегда был против его обращения. Наверное, это смятение написано на его лице – потому что Адам смягчается и говорит, что все хорошо. Но Джеймс успокаивается, только когда Адам признается, что не собирался жить без него. Это пугает, но и приводит Джеймса в восторг. *** – «Чемпион мира по гонкам семьдесят седьмого года Джеймс Хант трагически погиб в аварии во время Гран-при Африки. Коллеги гонщика выразили соболезнования его близким. Подробности читайте на развороте». Интересно, что они еще обо мне понарассказывали, – хмыкнул Джеймс и зашуршал газетой с броским заголовком. – Тебе не надоело? – фыркнул Адам, сидящий на диване и настраивающий гитару. – Конечно нет! Это же так весело, – Хант довольно заулыбался и углубился в статью, время от времени тихо посмеиваясь и комментируя высказывания скорбящих друзей. Адам поднял на него глаза и вздохнул. Сейчас, по прошествии почти двух недель, все уже не казалось таким страшным, мысли приходили в порядок, а на душе воцарился покой. Адам задумчиво наблюдал, как Джеймс читает статьи о себе и собственной трагической гибели. На душе вдруг стало радостно от того, что теперь этот мальчишка окончательно и бесповоротно принадлежит ему. Конечно, неизвестно, как у них все сложится, но они связаны навсегда – связь творца со своим созданием нерушима. Адам знал это по себе: куда бы ни забрасывала его судьба, в конце концов, он всегда возвращался к Еве. Вспомнив о ней, Адам улыбнулся: три дня назад Джеймс закатил ему самую настоящую сцену ревности. Мальчишке не нравилось, что Ева была рядом все это время, ему хотелось побыть с Адамом наедине. А Ева только понимающе улыбнулась и оставила их вдвоем, договорившись созвониться с Адамом позже. С момента аварии прошло не так уж много дней, но Адаму казалось, что он прожил едва ли не целую жизнь. Вереница событий, так быстро сменяющих друг друга, стремительно принятые решения, которые влияли на всю их дальнейшую жизнь, поспешный переезд – это все казалось неважным. Самым главным было то, что Джеймс снова сидел рядом и хохотал совсем как прежде, читая очередные глупости о себе. И пусть он уже не был человеком – Адам понял, что это тоже не важно, и зря он так боялся его обращения. Джеймс остался таким же веселым, ярким и взбалмошным, так же ослепительно улыбался и смотрел все с таким же обожанием. − Джеймс, иди сюда, − поманил Адам любовника, отложив гитару. Хант улыбнулся и, прихватив газету, устроился у Адама под боком. Он немного повозился, пока Адам не прижал его спиной к своей груди и не обвил руками. − Адам, а мы сможем вернуться в Лондон? − Ты уже скучаешь по дому? − Нет. Просто… просто мне хотелось бы когда-нибудь туда вернуться. − Вернемся. Но не так скоро. Через несколько десятилетий, когда… − Когда не останется никого, кто мог бы меня узнать? – Джеймс задрал голову, с улыбкой глядя на старшего вампира. − Ну, в общем, да. − Жаль, нельзя сказать родителям, − вздохнул Джеймс и снова зашуршал газетой. Адам тоже тяжело вздохнул, перебирая золотистые пряди Джеймса. Он знал, что горе родителей – единственное, что огорчало Ханта. − Джеймс, это небезопасно, мне очень жаль, − тихо сказал он. − Я понимаю. Не волнуйся. У всего есть своя цена. Ты предупреждал меня, еще тогда, давно. Я помню. Ты говорил, что если я стану вампиром, мне придется пережить всех своих знакомых и родственников. Я понимаю и принимаю это, − повторил Хант. − Мне правда жаль… − А мне нет, − Джеймс отбросил газету и снова поднял голову, ловя взгляд Адама. – То есть да: меня расстраивает, что я принес горе своим родным, но ведь мне и не положено сейчас быть живым. Ты сам думал, что я умер. Совсем умер, − на этих словах Адам вдруг крепче прижал Джеймса к себе, заставив его тихонько улыбнуться. – То, что я сейчас с тобой – это чудо. Но это только наше с тобой чудо. − Ты сам чудо, − засмеялся Адам и наклонился, накрывая губы любовника своими. Джеймс выгнулся и застонал в поцелуй. С момента обращения у них еще не было секса. Слишком чувствительным стал Джеймс. Любая ласка была настолько сладостно-острой, что приносила почти боль, и выдерживать такое долго было невозможно. Джеймсу казалось, что ему снова пятнадцать, и он готов кончить буквально от поцелуя. Он смущался и краснел, боялся, что Адам откажется от него, и все осложнялось еще и тем, что его нещадно тянуло к любовнику. Прикосновения стали едва ли не жизненно необходимыми. Радовало только то, что Адам, кажется, испытывал точно такую же тягу – он сам обнимал и первым целовал, чего раньше не было. А еще обещал, что сверхчувствительность Джеймса пройдет через пару дней, и тогда они смогут заняться крышесносным вампирским сексом. Когда он прошептал это Джеймсу на ухо, поглаживая руками его тело, Джеймс, к своему стыду, не выдержал и кончил. Поцелуй становился все более страстным и жадным, но сейчас Джеймс чувствовал, что вполне способен держать себя в руках. – Адам… – он лишь слегка подался вперед, но этого легкого толчка оказалось достаточно, чтобы довольно резко опрокинуть Адама на диван, так что тот приложился головой о подлокотник. Адам поморщился, но тут же хихикнул, заметив виноватый взгляд Ханта: – Все нормально, просто тебе нужно привыкнуть к своей силе. Да и мне тоже, – Адам подцепил ворот его футболки и потянул на себя, снова вовлекая в поцелуй. Джеймс чувствовал себя девственником – хотя сейчас он, наверное, им и был. Руки предательски дрожали, когда он стягивал с любовника одежду. Новые ощущения накрывали с головой, их было так много, что он терялся, и просто прижимался к Адаму, стараясь унять нервозность. Адам обнимал его, нежно поглаживая плечи и спину, и понимающе улыбался. Он и сейчас помнил свою первую близость после обращения, когда всего было слишком много и чувства сводили с ума. Они переместились в спальню, и Адам лег на спину, глядя на Джеймса из-под опущенных ресниц. Хант перекинул ногу через его бедра и осторожно присел. Адам закрыл глаза и почувствовал, как пальцы любовника коснулись его скул и губ, провели по шее, потом нежно погладили кожу на животе. Джеймс изучал его. Для него теперешнего все было ново и необычно. Всегда прохладный Адам сейчас казался чуть ли не горячим, и на ощупь был удивительно бархатистым и мягким. Сейчас Джеймс мог видеть каждую венку под бледной кожей, слышать, как медленно стучит его сердце – гораздо медленнее, чем у живых людей. Было очень странно понимать, что теперь и сам он такой же. Адам удивленно распахнул глаза: он чувствовал Джеймса, целиком и полностью, и знал, что ему очень хорошо, что он наслаждается всем, что с ним происходит. Ева рассказывала о том, как она ощущает Адама. Это не чтение мыслей, это гораздо большее – они становились одним целым, чем-то неделимым. Он ощутил восторг Джеймса, а еще его любовь к себе – такую чистую и сильную, что закружилась голова. – Ты удивительный, я люблю тебя, – тихо произнес Джеймс и, наклонившись, поцеловал Адама. Тот запустил пальцы в его волосы и притянул ближе к себе: – Я тоже люблю тебя, – прошептал он в поцелуй. Хант застонал, когда Адам немного поерзал под ним, и их возбужденные члены соприкоснулись. Последние барьеры рушились, они соскальзывали с тонкой границы воздержания. Терпеть больше не было сил, от накатившего желания стало нечем дышать. Адам таял в руках Джеймса и уже не различал, где чьи ощущения, просто тонул в них. Джеймс провел языком по вздрагивающему животу любовника, поднял на него взгляд и, спустившись ниже, лизнул влажную головку. По Адаму прошла волна дрожи, он подкинул бедра и громко застонал, когда его плоть оказалась полностью в плену горячего рта. Хант свернул язык трубочкой вокруг члена и стал плавно двигать головой, натирая возбужденный ствол. Его рука скользнула вниз по бедру, он пощекотал поджавшуюся мошонку. Затем пальцы двинулись глубже, и Адам рвано выдохнул. Джеймс медленно выпустил член изо рта и посмотрел на любовника – тот выглядел возбужденным и пьяным. Хант улыбнулся: ему понравилась эта картина, понравился вид Адама, полностью отдающегося ему. Теперь они были на равных, но Джеймсу хотелось большего. Хотелось немного помучить любимого, хотя он сам уже изнывал от вожделения, а с его члена на простынь срывались крупные капли смазки. Адам слышал все чувства и желания Джеймса, но противиться не было сил. Он и сам этого хотел – отдаться полностью, стать слабым и ведомым в сильных руках своего мужчины. Он закусил губу и шире раздвинул ноги. Джеймс облизнулся и расположился между ног Адама, кончиком языка обвел темную дырочку и мягко толкнулся в центр. Адам выгнулся и зашипел, а когда Джеймс обхватил его член и задвигал рукой, продолжая вылизывать вход, сорвался на крик. Это было слишком, всего было слишком, и он не выдержал. Ткань простыни жалобно затрещала под его пальцами, и он кончил, изливаясь себе на живот и на руку Джеймса. Хант приподнялся и взял в рот содрогающийся член, стал слизывать белесые капли под протяжные стоны любовника. Кончиками пальцев собрал сперму с его живота и, смазав дырку, осторожно ввел два пальца. Адам широко распахнул глаза и нечаянно прокусил себе губу. Джеймс на мгновение замер, почуяв запах крови, приподнялся и стал жадно целовать Адама, посасывая его губы. – Д-Джеймс… ааах… – Адам вцепился в его плечи и двинул бедрами, стараясь сильнее насадится на пальцы. – Ты такой вкусный… – Джеймс… твою же мать… я больше не могууу… Хант тихо рыкнул и, вытащив пальцы, приставил свой член к пульсирующей дырке и толкнулся внутрь. Это было похоже на фейерверки, которые, казалось, разрывались во всем теле. Их крики, стоны и утробное рычание, смешанное с пошлыми шлепками и хлюпаньями, сносило голову обоим. Джеймс держал любовника за бедра, мерно вколачиваясь в него, он чувствовал каждую частичку Адама под собой, его узость и жар, а еще – запах его крови. Джеймс не знал, могут ли вампиры пить кровь друг друга, но, попробовав немного, он хотел еще. Сев на колени, Джеймс потянул Адама на себя. Тот оказался верхом на нем – раскрасневшийся, разморенный ласками, – он цеплялся и вжимался в Джеймса всем телом, не забывая покачиваться на его члене. Хант провел языком по бледной шее: – Хочу тебя… – жарко прошептал он Адаму на ухо и прикусил мочку. – Ммм… я… я и так весь твой… – тот сжал его бедра ногами и с довольным стоном потерся своим членом о живот любовника. – Я хочу еще, – Джеймс обхватил Адама руками, не давая двигаться, и запустил клыки ему в шею. Адам задергался: боль и возбуждение смешались в дикий коктейль, он чувствовал зубы и язык Джеймса, и его сумасшедший восторг. Джеймс высасывал из него кровь, и у самого Адама горло начало гореть от жажды. Он наклонил голову, насколько позволяло положение, и впился в плечо Ханта. Круг замкнулся. Они оторвались друг от друга лишь для того, чтобы тут же начать жарко целоваться, обмениваясь своей кровью и страстью. Джеймс двигался резко и сильно, заполняя Адама полностью. Это не могло продолжаться долго, и вскоре оргазм накрыл Ханта с головой. Адам не заставил себя ждать и кончил с ним одновременно, без сил уронив голову ему на плечо. Они упали на кровать, переплетясь руками и ногами, чтобы даже малейший промежуток между их телами был невозможен. – Это потрясающе, – выдохнул Джеймс и потерся носом о плечо Адама. – Согласен, – улыбнулся тот, а потом задумчиво произнес: – То, что мы делали, было… странно. – Странно? – Джеймс поднял на него удивленные глаза. – Что именно? – Вампиры не обмениваются кровью, и я… даже никогда не думал, что… – Тебе не понравилось? – Понравилось, Джеймс, но это неправильно. – Почему, если нам было хорошо? – Просто… это может ослабить нас обоих. – Ты чувствуешь себя ослабевшим? – Нет, Джеймс, но это только потому, что в тебе еще много своей крови. Но скоро ты заменишь ее чужой, и в тебе уже не будет столько энергии. – Я понял, больше не буду, – пообещал Джеймс, вмиг став похожим на провинившегося ребенка. Адам тихо засмеялся и, поцеловав его, взглянул хитро: – Есть хочешь? Джеймс облизнулся и кивнул. Адам сходил на кухню и вернулся с полной кружкой крови. Сел рядом с Джеймсом, но, когда тот потянулся к кружке, хлопнул его по руке. – Это не для тебя, – сказал он и стал пить демонстративно медленно, пока Джеймс сглатывал и беспокойно ерзал. – Адам… – М? – Оставь мне, – жажда уже начала сильно жечь глотку, особенно когда он заметил, что Адам уже почти допил кровь. Но вместо того, чтобы поделиться, Адам одним глотком выпил все до последней капли. – Вкусно, но ты был во много раз лучше, – вздохнул вампир, отставляя кружку. Джеймс обиженно надулся и отвернулся, а когда Адам засмеялся, нахохлился еще сильнее. – Джеймс, иди ко мне. – Хоть бы немножко дал, – буркнул Хант, не поворачиваясь. Адам снова засмеялся и, обняв Джеймса со спины, пробежался губами по шее, погладил его бедро и стал мять упругий зад. Джеймс задышал чаще, а когда почувствовал вновь затвердевший член Адама, недвусмысленно упирающийся ему в поясницу, тихо застонал. – А кто сказал, что я не дам? – прошептал Адам Джеймсу на ухо. Тот хотел повернуться, но Адам прижался к его спине сильнее и накрыл ладонью его член, покрывая поцелуями шею и плечо. – Ммм… Адааам… – Нравится? – Даа… Продолжая ласкать Джеймса, Адам приблизил свои пальцы к его рту и обвел пухлые губы: – Ну-ка, открой ротик. Джеймс что-то промычал и послушно вобрал в рот длинные пальцы, облизывая и посасывая их на манер члена. – Хороший мальчик, а теперь расслабься, – Адам опустил скользкие пальцы и надавил между ягодиц, вторгаясь в тугой плен его дырки. Джеймс вскрикнул, но уже через минуту стонал и подавался навстречу. Адам убрал руку и, поводив членом по влажному отверстию, двинул бедрами и вошел в Джеймса наполовину. Они оба выдохнули, Джеймс повернул голову и нашел губами его губы. А потом вильнул задницей и насадился на член целиком, комкая стоны в поцелуе. Адам медленно двигался внутри, продолжая дрочить Джеймсу, а потом вышел из него и лег на спину. – Давай сам. Хант оседлал его бедра и, направив в себя член, плавно опустился и стал раскачиваться, закатывая глаза от удовольствия. Адам постанывал, пробегался пальцами по груди и животу Джеймса, дразнил его возбужденную плоть и наслаждался всем видом Ханта, так самозабвенно принимающего его в себя. Наконец Адам не сдержался и дернул Джеймса на себя, мокро поцеловал, а потом подставил шею: – Кусай… – Адам…н-но… – Давай же! Джеймса не нужно было долго уговаривать. Он выпустил клыки и впился любовнику в шею. Адам зашипел и, обхватив задницу Джеймса руками, стал быстро трахать его, пока тот с глухим урчанием сосал у него кровь. Насытившись, Джеймс оторвался от Адама, прогнулся и бурно кончил, заливая его живот. Адам загнал член в пульсирующую дырку как можно глубже и, содрогаясь, излился следом. Хант положил голову ему на грудь и закрыл глаза. Адам тоже сомкнул веки, медленно перебирая пальцами его волосы. – Спасибо, – тихо сказал Джеймс, – так гораздо вкуснее, чем из кружки. Адам улыбнулся: – Я знаю. А теперь засыпай, солнце уже почти встало. Эпилог. Наши дни. – Да, Ева. Конечно, передам! Береги себя. Я тебя тоже, – Адам отключил мобильный и услышал смех из соседней комнаты. – Адам, ты только посмотри, – позвал его Джеймс. Адам зашел в гостиную, где за компьютером сидел Хант, подошел сзади и поцеловал Джеймса в шею. – Ева передавала тебе привет. – Да, спасибо, – искренне улыбнулся Джеймс,– как она? – Говорит, что Париж ей уже надоел, – усмехнулся Адам. – Куда теперь поедет? – Еще не решила, но я надеюсь, она выкроит время заехать к нам. Хант оглянулся на него: – Скучаешь? – Как всегда, – пожал плечами Адам. – Что ты хотел мне показать? Джеймс чуть повернул экран компьютера, чтоб Адаму было лучше видно. – Зацени-ка. Адам заглянул ему через плечо. На экране виднелась статья: «Более шести десятилетий Формула-1 развлекала миллионы болельщиков, но мировой кинематограф уделял ей минимум внимания. За исключением блокбастера «Гран-При», который Джон Франкенхаймер снял в 1966 году, и недавнего документального фильма «Сенна», режиссеры больше не предпринимали попыток перенести события чемпионата мира на кинопленку. Ситуация должна измениться благодаря новому масштабному проекту, за которым стоят голливудский режиссер Рон Ховард и сценарист Питер Морган. Они планируют снять фильм, повествующий о захватывающей борьбе за титул, развернувшейся между звездами Формулы Ники Лаудой и Джеймсом Хантом в 1977 году». Адам присвистнул и ласково потрепал Джеймса по волосам. – Поздравляю, о тебе снимут фильм. – Кажется, зомби решили вспомнить своего героя, – Хант задрал нос, за что тут же получил по нему щелчок. – Не зазнавайся, герой, – засмеялся Адам, – фильм про вас с Лаудой. – Знаю, – фыркнул Джеймс. – Жаль, что они не могут снять фильм про нас с тобой. – И хорошо, иначе бы мне пришлось найти и убить того, кто решится меня играть. Кстати, а кто сыграет тебя? – Эмм… – Джеймс обернулся к экрану компьютера. – Крис Хэмсворт. Смотри, мы с ним похожи? Адам чуть наклонил голову, разглядывая актера. – Правда похож, – кивнул он, – красивый. А кто это рядом с ним, его парень? − Коллега по фильмам «Тор» и «Мстители», британский актер Том Хиддлстон, − прочитал Джеймс подпись под фотографией запечатленных в обнимку артистов. − Ага, коллега, как же. Твой Хэмсворт смотрит на него, как на самое дорогое. Знаю я таких коллег, − фыркнул Адам. – Надо будет устроить этому Крису яркий сон и потребовать, чтоб играл меня как следует. Адам усмехнулся и ушел на кухню. – Джеймс, а где термос? Хант явился следом и тут же полез в морозилку. Широко улыбаясь, он протянул Адаму красное мороженое на палочке: – Держи. – Что это? – Адам взял подношение и удивленно понюхал. – Замороженная кровь. – Ты сделал из крови мороженое? – Ну да, меня Ева научила, попробуй. Они уселись за стол и Адам нерешительно лизнул мороженое. И, распробовав, стал облизывать и посасывать необычное лакомство – не замечая, что Джеймс застыл на соседнем стуле и завороженно за ним наблюдает. Когда в руке Адама осталась только палочка, он, наконец, поднял глаза на Ханта: – А можно еще? – Нет. То есть – потом… – Джеймс схватил его за руку и потянул в спальню. – Но Джеймс!.. Я же… – Все потом, – прошептал Хант, закрыв ему рот поцелуем, и увлек за собой в постель. Впереди была целая вечность.