Всякий раз смыкая веки, она тонула в ивовых прудах
Что такое сон? Видение, галлюцинация, или то, на что нам указывает мозг, сплетая импульсы в красивой картинке? Нельзя сказать наверняка, можно лишь пытаться понять их значение, связывая с какими-то произошедшими с нами событиями. Эмалью откалываются сны от калейдоскопа сознания. Яркие брызги витражей, что создали мысли, крошатся осколками. Джувия уверенно ступает по белоснежному, натертому дочиста, полу школьного коридора. Не поворачивает головы, чтобы обернуться и посмотреть, кто кричит ей вслед. У нее уверенный и добродушный взгляд, но, по словам школьных сплетниц, он снисходительный и стервозный. Девушка красиво и чересчур закрыто одета — на ней запахнут кардиган, хотя осенние холода не окрепли, и на дворе вполне тепло. Девчонки из параллели предпочитают короткие юбки и обтягивающие топы. Платье на Локсар едва приоткрывает колени, кажется, будто она опережает всех и проживает в зиме, вот и боится оголить хоть что-то. Когда Джувия уже закрывает шкафчик, набитый книгами и фотографиями парня, к ней подбегает девушка и только и успевает схватить за плечи, а запрыгнуть ей на спину, как было в планах, не выходит. — Опять ты в своих мыслях, Джувия! — упрекает ее Мереди, щелкает по носу, как провинившегося ребенка и, раз уж ей не удалось прокатиться на ее спине, виснет на руке, начав рассказывать о том, как с ее помощью стали встречаться Эрза и Жерар, друг ее подруги, к тому же выпускник того года. Эрза из-за проблем, возникших в приюте с оформлением документов, осталась на второй год, как выясняется в ходе разговора. — Нет, ты только представь: с ее-то успеваемостью, и торчать в выпускном классе! А идиота-Грея готовы выпустить хоть сейчас, все колледжи на него так и зарятся. Футболист чертов, — Локсар недовольно цокает. Подруга прекрасно знает об ее отношении к Фуллбастеру, но продолжает в открытую говорить о своей к нему ненависти. — Ну, разве я не права, Джувия? Почему тело возносится выше ума? — Грей-сама в почете не из-за одного тела, — наконец, отвечает синеглазая девушка, уже подходя к нужной аудитории, — он умен и сообразителен, — отворяет дверь, — но считает ненужным прилагать лишние усилия, — и захлопывает ее прямо перед носом подруги. Класс с висящей пастельного цвета табличкой «417» пропах реагентами. Уртир, преподаватель по химии, чертит на доске таблицу, а потому стоит спиной к классу и не обращает внимания на пришедшую раньше времени ученицу. Локсар всегда приходила заранее. Дома было нечего делать вот уже как месяц. Родители, властные в своей сфере люди, занялись крупной сделкой и попросту не бывали рядом с дочерью. Спасало шитье кукол в спортивной форме. Сон разладился, а глаза зудели; синяки под ними были удачно замаскированы с помощью макияжа. — О, здравствуй, Джувия, — поприветствовала ее учитель, как только обернулась, — всегда удивлялась, почему ты так рано приходишь на уроки? — В школе уже полно народа, сенсей, — учтиво улыбалась в ответ Локсар. А уголки губ болели. На девушку накатила жуткая тоска, ноги замерзли от волны холода, и она закуталась пальцами рук в ткань кардигана. Дрожь прошла. Кожа у нее холодная, отметила Джувия; когда прислоняла ладони к лицу, они казались совсем безжизненными. С трудом она отогнала невеселые мысли прочь. Думать о смерти не стоит. Из вынутого на парту пенала выглядывал острозаточенный карандаш; понимая, что время еще есть, она начала водить грифелем по белому листу. Скрип, едва слышимый даже ей самой, будоражил сознание. Теперь она не могла отвлечься ни на что другое и вырисовывала осколки на ряби воды. — Привет, Джувия, — поздоровался Грей, кинув рюкзак совсем уж близко к тетрадям Локсар. Они были соседями по парте и лабораторным. У Фуллбастера хорошие оценки из-за Джувии, так говорила Мереди, говорили все, в то время как именно футболист не раз выручал Локсар точными замечаниями и остроумными выводами. Девушка была готова часами его слушать и вглядываться в ультрамариновые глаза, скрытые за защитной маской. — Здравствуй, Грей-сама, — кивнула в ответ девушка. Она потеряла счет времени. Не из-за Грея. Еще до него минуты утекли сквозь ладони, растворившись в воздухе, а она не сумела понять. Опять не выспалась.У ивы листья — осколки красок.
— Сегодня мы проверим, как вы усвоили знания по завершенной главе. Сейчас начнем ставить опыты, поэтому, прошу, наденьте очки и халаты и возьмите со стола пробирки, — Уртир ходила по всему классу, отмечая, кто выполнил ее указания, а кто попросту не счел ее урок достаточно важным, — а где Гажил? — Отсыпается, что же еще, — уверенно протянул Драгнил, развалившись на столе, пока его соседка, Юкино, пошла за приборами. — Неправда! Он… у него важная причина, — с переживанием в голосе воскликнула Джувия, чтобы Милкович не отметила ее друга как прогульщика. Нацу усмехнулся со знанием дела, а Уртир повела бровью, как бы говоря этим, что еще посмотрит, так ли это. — Правда, что ли, предупредил? — удивился Фуллбастер, шепотом обращаясь к Локсар. Девушка неуверенно помотала головой, но ответила: — Гажил-кун просто так не пропускает занятия, — Грей взглянул на нее иначе. Она готова была сунуться на рожон, а обманутая Милкович просто поражает изобретательностью в своих наказаниях, уж Грей-то знал: сколько раз из-за тренировок сбегал с уроков, а тренер, как назло, твердил, что его не было! И Джувия, зная это, сказала, что Гажил не прогуливает. Если бы не хохот блондина позади них, он бы поспешно забыл об этом случае вовсе: — Да он пиво хлещет после вчерашней гулянки, — шикнул Стинг. Лабораторная работа была хоть и сложной, но интересной для людей, мало-мальски смыслящих в науке, и она завлекла их с Джувией. Пока Грей говорил соседке, как составить уравнение, она выполняла на черновике вычисления. Командная работа принесла свои плоды, и задачи были решены, осталось лишь переписать их в тетради. Фуллбастер перевернул страницу блокнота Джувии, где она записывала решение, и спросил у нее о рисунке на листах: — Ивы? — девушка нерешительно согласилась, ожидая услышать, что он скажет дальше, — а почему в воде блеск? — Это стекло, — поправила его Локсар. На насмешливый вопрос парня, не защитница ли она экологии, синеглазая девчонка отвечала вполне серьезно, отчего улыбка с его лица стерлась, — это осколки сна. Я ломаю его, как стекло, — и он разглядел в ее глазах красноту лопнувших капилляров. Она не спит, осенило парня. И стоило ему это понять, как раздался звонок. Грей поспешно собрал их с соседкой тетради по лабораторным и положил на учительский стол. Когда обернулся, чтобы пойти назад и спросить ее с целью утолить интерес, почему она так относится ко снам, увидел: она уже поднялась из-за парты и направилась к выходу. А из рюкзака, забавного, с куклами Теру-Теру-Бозу, выпорхнула белым голубем фотокарточка, кружась в потоках сквозняка, пока не разбилась об пол, белый и начисто вымытый. Фуллбастер поднял листок лишь для того, чтобы вернуть Джувии, но интерес одолел парня, и он перевернул его. Это была фотография. Его изображение. А в углу ровным почерком выведены каллиграфические красные буквы в надписи «Милый Грей». Казалось, вся его сообразительность испарилась. Зато возник ступор, а очнулся он, когда Уртир поинтересовалась, все ли с ним в порядке. — Да, — рассеянно кивнул футболист. Начался сезон дождей. Футбольное поле залило месивом грязи, а газон втоптан бутсами по самый грунт. Играть нет никакой возможности, и Фуллбастер думал, что наконец-то вернет находку владелице. Но та исчезла из школы. Ее номера у него не было, а обращаться к двум единственным друзьям не стал — оба слыли в школе фриками. Тело Гажила покрыт пирсингом, он был замешан в драках и не раз просиживал занятия в кабинете добродушного старика, их директора, в свободное от школы время зависал с байкерами, носил кожаные вещи и гонял на байке — впрочем, как и его компания. С ним общались Лилейный, высокий брюнет, посещающий секцию фехтования, Нацу, любящий впутывать того в разборки, и Мереди. Мереди носила исключительно милую девчачью одежду, даже на уроки физкультуры надевала гетры и юбки поверх лосин, и это притом, что у них единая форма; еще она слыла местным Купидоном и приставала ко всем с назойливой идеей о том, что вот эти двое — пара. Да и не в его это стиле — выпрашивать номер девчонки. Она обязательно объявится. Он отдаст ей фотографию. Еще и закатит тираду о правах человека и возмутится, мол, чего она его снимала на камеру. А пока тренер, находящийся явно в сговоре с паразитом-Нацу, загонял его в спортзале и, как партизан, молчал, когда надо объяснять преподавателям, почему Фуллбастер не присутствовал на биологии, когда проходили мутации генов, на математике с производной функцией или на литературе, где ему надо было рассказать хокку. Клайв издевался, считал Грей, наматывая круги в спортзале, пока остальные уже переодевались, чтобы уйти домой. Неделя уносила неделю, как резкий ветер подрывал листья, шурша ими и желая поднести к самому небу. На улице холодало, и Фуллбастеру приходилось надевать шарф по настоянию матери, хотя ему было ужасно жарко идти в школу в одной только рубашке и брюках, не говоря о пиджаке и — уж тем более — куртке. Он не видел Джувию в общем счете три недели. На место Джувии подсела Минерва; Грей носил свою фотку в кармане и все еще задумывался, что на лабораторных не достает командной работы. Он шел по узкому проулку, там, где разумным подросткам говорят не ходить, дабы их не поймал насильник, глядел на обшарпанные стенки кирпичной кладки, озарился пониманием и ускорил шаг. Здесь неприятный запах, но Фуллбастер почти не морщился — близился выход на главную улицу — и увидел прислонившуюся к шершавой стене девушку. Из-под шапки набекрень выглядывали лазурные локоны. Грей не мог поверить, но на всякий случай стал называть ее по имени: — Джувия! — когда он ее подзывал, она обращала будто бы обезумевший взгляд, и теперь Грей точно видел: глаза налились кровью, а она все еще не спала.Плакучие ивы растут только в сырости.
В сердце Джувии влаги полно, и вся соленая, будто море, но на самом деле оказывается только пруд. Она смотрела только в глаза Грея, изнемогая от голода и слабости, и почти не помнила себя от дикой боли в теле, словно что-то рвалось наружу, норовя сломать ей ребра. Грей говорил, она пропала на три недели. Джувии казалось, она не знает школы, про которую он ей рассказывал, не понимала, почему он остановился и взял ее на руки, она ведь никому не нужна. И даже не задавалась вопросом, куда он направлялся. В глазах Локсар мелькали тени улиц, круживших водоворотом от быстрого бега парня. Она не признавала Магнолию и ее центра, непонимающе смотрела на огни светофоров, дрожала от гула машин и вжималась ослабшими пальцами в его куртку. Его же прикосновения обжигали, и совсем уж далеким краем сознания она понимала, насколько продрогла. Больше Грей ничего не говорил, и ей не о чем было думать. Слабость взяла верх, и она уснула, не видя, как Фуллбастер занес ее в высокое здание. На девятнадцатом этаже находился офис психологической помощи Леона Бастии. Главным специалистом был сводный брат Грея, и ему выделялся целый кабинет с — Леон, кажется, говорил Фуллбастеру — сенсорной комнатой. Увидев на руках Грея осунувшуюся от худобы девушку, блондин удивился, но подставил руки, чтобы перенести ее, ведь брат уже устал. В этот момент Джувия раскрыла глаза и невидящим взором обратила взгляд на Бастию, тот вздрогнул от того, насколько глубоко она его смогла задеть всего одним движением, а потом сомкнула веки, сжав пальцы на его рубашке. Аккуратно положив незнакомку на кушетку, он накрыл ее своим пиджаком и позвонил в службу доставки еды. Вскоре заказ был выполнен, и Леон с помощью Грея поил Локсар горячим чаем и давал немного еды, чтобы девушке не стало дурно после столького времени голодания. После он оставил ее здесь на ночь, чтобы она окрепла, отправить брата в школу не вышло, он хотел узнать, что с соседкой по парте. Леон устало выдохнул и сказал ему: — Что ж, тогда и я остаюсь тоже. Джувия все время ворочалась и не могла успокоиться, из ее груди вырывались всхлипы, а на щеках виднелись дорожки слез. Так было до поздней ночи, когда оба братья вымотались и заснули. Проснулась Локсар от собственного крика и осела на кожаной кушетке. Небо было черным и пустым, совсем слабо разбавлял ее свет городских огней. В месте, где она очнулась, спали Грей и незнакомый ей мужчина, смутно припоминала она о том, что он ее кормил. Она ступила босыми ступнями на лакированный деревянный пол, какой обычно бывает в домах. Напоминание о слове дом вызвало тоску и боль. Помещение было необычным, сочла Джувия, обходя бассейн с пластмассовыми шарами; необычные лампы, высокие, до самого потолка, с разлитой внутри них лавой. Там было полно цветов и все пыльные, девушка рисовала на них узоры, чувствуя себя расслабленной. Ощущала она себя уже лучше. Голова впервые не казалась налитой свинцом, она выспалась, несмотря на жуткие, преследующие ее кошмары. Каждый раз закрывая глаза, она задыхалась. Джувия ждала наступления утра, чтобы поскорее услышать голос Грея и увидеть, как тьма уступает свету. Вскоре он и Леон проснулись. Бастия отметил, что выглядит она куда лучше. Разговаривать с ней по поводу произошедшего он стал только после того, как дал ей свой абонемент в спортзал, чтобы она приняла душ, к слову, находящийся в этом же здании, этажом выше. Локсар чувствовала себя неуютно с грязными, сальными волосами, блондин заметил, как она отпрянула от него, когда тот положил ей ладонь на голову. — Гипнофобия, — вынес вердикт Леон Бастия после. Вскоре Джувия вспомнила, что слышала ранее об этом человеке. Попасть к нему на прием не могли порой даже самые знатные и властные люди. Откуда ей, простой девчонке, отверженной родителями, было достучаться до него? Но вот она лежала на кожаном диване, отмеряла вздохами секунды и пыталась излить душу. Она открывала рот и не могла замолкнуть, потому что за ладонь ее держал Грей. Джувия рассказывала о том, что, как только начался сезон дождей, ночью небо было черным, как бесконечная вселенная, она хотела поглотить ее, Джувию, чтобы насытить неуемную пустоту. Гроза всполохами огня зажигала полотно небес, но ее не хватило, чтобы света стало достаточно. Говорила, что сейчас глаза слипаются, а тогда она боялась их сомкнуть. Ей надо было с кем-то поговорить, тянулась она к родителям. Те как раз сидели с партнером, когда она вошла. Она выглядела неприлично, как они ей сказали. Стоило мужчине с кошельком выйти за порог, как они накинулись на нее, что больше не хотят видеть, сорвалась их сделка. Джувия гордая, поэтому, не взяв вещей, пошла к выходу. Открыв дверь нараспашку, она увидела, что творится снаружи. Ей было страшно, но Локсар не отступила и пошла до конца, лишь бы не видеть более в своей жизни этих двух людей. Она шагала по улицам города Магнолии, не зная, куда идти. Так она забрела в этот проулок, где ночевала несколько недель. — Ты боишься ночи? — задал наводящий вопрос Леон, который возник после истории с ее семьей, — расскажи мне, почему? Грей же в это время задается вопросом: «Какого черта ее родители не обратились в полицию, чтобы найти ее? Почему просто не догнали?», но не решался озвучить, итак видел, насколько тяжело девушка все это перенесла. — Небо страшное, черное, как будто кто наколдовал. Я боюсь спать, в моих глазах столько темноты, словно я уже мертва, — мысленно Джувия уносилась в то сонное состояние, где она рассталась с жизнью лишь потому, что сомкнула веки, — поэтому я крошу смерть ломтиками снов. Бастия влюбился в уличную девчонку, что боится ночи. Он не представлял, как она улыбалась одноклассникам днем, чисто и откровенно, что никто из них не заподозрил ее в том, что свежесть лица — совокупность пудры и румян, а свежий и легкий взгляд вымучен? За все эти годы, пока она ходила по коридорам школы в строгих платьях, никто за ними не разглядел дивной худобы, выглядывающих, как горные хребты, ребер. Он один знал, что ночью с перекрестным ливнем ее выставили за дверь из дома собственные родители.А ив в душе Джувии столько, что не видно холодного сердца, сотканного из капель проточной воды.
Джувия не открывала засовов памяти — висел амбарный замок на сознании, а ключом стал маятник. Леон не знает точной причины ее страха, сколько он ни пытался узнать. Не помогало даже присутствие Грея — а Бастия прекрасно видел, как она открыта с ним — потому брал кулон, наматывал на пальцы и отпускал, мерно и спокойно говоря ей про то, о чем она только мечтала. Раскрывались ворота чащобы. И перед ним — отрывки ее листов календаря. Иногда — жалкий клок, а когда и целая охапка поддавалась. Она привлекла его. Первым сном, о котором она смогла рассказать за все время, были колышущиеся синие листья над водой, ее сердечным комом. Джувия ступает по водной глади, а волны обвивают ее ноги, мягко, успокаивающе, пока не засверкают двумя изумрудами змеиные глаза и не вцепятся зубами в икры, окрасив пруд алой кровью. Локсар сильно кричит, да настолько, что раскалываются путы, и оказывается она в знакомой комнате с фикусами и выведенными фигурками на их пыли, ощущая гладкость животной кожи под собой. Леон стирал платком градины пота со лба и протягивал травяной чай. Джувия смолкала. Леон не стал спрашивать сейчас, чего именно она боится.Локсар собирает внутри себя чащобы.
И говорила об этом Бастии, когда открывала перед ним другое сновидение. Над водой, кристальной, всей в кусках стекла, возвышаются ивы, листьях их — осколки красок. Джувия глядит вперед, видя кого-то, не понимая, что заходит в воду, пока не оказывается заперта под ней. Закрывая глаза, понимает, что ей нечем дышать и она задыхается. Рядом оказывался Грей, и Локсар прижималась к его плечу. Сон развеян, а парень не понимал, почему мир снов для нее — смертельная тропа. Леон отмечал, сколько она спит. В основном, очень и очень мало — ее максимум не достигал и шести часов, — она в ужасе раскрывала глаза и тяжело дышала, рвано выпуская кислород из легких. Она боялась засыпать, но Бастия понимал, что, чтобы все узнать, ее сон должен быть долгим и иметь свой конец. — Хочешь ли ты излечиться? — обращался он к ней, когда их лечение дошло до десятого дня. Джувия поднимала наивный взгляд, считая вопрос глупым. И Леон уточнил: — Если ты выпьешь снотворное, что я тебе дам, я смогу сделать так, что сон не будет для тебя ломтем смерти. — Хочу, — решительно ответила Локсар и приняла протянутое лекарство и стакан воды. Леон вновь взял маятник в руки и отпустила его. Двигался он вправо-влево, вправо-влево, мерное и спокойное движение чудилось колыханием ивовых листьев, и Джувия впадала в транс. Перед ее глазами кусок бархатной ткани, обтянувшей окна. Черный, бесконечный, словно и не ночь там, на улице, а целая Вселенная. Девушка засыпает в своей кровати с ажурными подушками, натягивает одеяло повыше, наслаждаясь долгожданным отдыхом. Сон еще не казался мукой, тропой, усыпанной смертельным ядом. Она спит во сне, шагая по ночным дорогам, устланным асфальтом. На улицах лето, теплое и неустанное, что даже в позднее время суток не страдаешь от озноба. Она идет вперед и вперед, будто сквозь замкнутые веки видит свой путь. Сухость дорог сменяется ласковыми касаниями гладкой травы, перед Джувией предстает парк, а по другую сторону от нее возникает силуэт, и девушка идет вперед, не обращая ни на что внимания, даже на то, что идет по дну пруда. Под ногами возникают декоративные камни, ноги по ним скользят, девушка чувствует ветер, продувший все тело, цену одной секунде, и она оказывается заперта под водой. С сомкнутыми веками она видит лишь тьму, сон для нее — это огонь в легких, сталь, разлитая в голове, и жуткая тяжесть во всем теле. Она тонет, а раскрыв глаза, видит синие листья ивы, распростертые над толщей воды, кричит, пытается всплыть, вода заливается в глотку, и силы покидают ее. От жуткой боли она и не чувствует касания человеческих рук на своем теле, только то, что задыхается при закрытых глазах.Однажды ивы вырвутся наружу, ломая преграды светлой сатиновой кожи, разбрызгав плакучие стекла камнями граната, ярко-алого, цвета крови. Тогда все вокруг Джувии убедятся, что сны приближают нас к смерти, они — ее малые частицы.
Ей больно и плохо, Локсар пытается всплыть и ударяет руками и ногами санитаров скорой помощи. Рядом с машиной стоит мальчик в спортивной форме и отвечает дежурному врачу, что шел с тренировки, как вдруг увидел, как девочка пошла по пруду, он кричал, чтобы та прекратила, но она не слышала и стала тонуть, тогда он прыгнул, чтобы вытащить ее. — А как твое имя, мальчик? — спрашивает один из санитаров, держа в руках формуляр. — Грей Фуллбастер, господин, — отвечает он и поспешно добавляет: — С ней все будет хорошо? — Обязательно. Ступай домой, ты весь промок. Отойдя от транса, Джувия заплакала. Вот откуда взялась любовь, откуда фобия. Уже ребенком она ступала вслед за Греем. Размывались границы ее сознания, когда она объясняла все Леону. — Это признаки лунатизма, — сказал ей Бастия, — но почему ты пошла в тот парк, бывала ты там раньше? — Локсар помотала головой, утыкаясь лицом в ладони. — А могла ли знать Грея раньше, чтобы найти его там? — снова отрицание. Леон не понимал причин ее действий, но обязательно постарается помочь. Видя, как становится Джувии в присутствии Грея, он вопрошал самого себя, почему брат ему не рассказывал об этом, что стало с ним дальше и помнил ли он Локсар? Но не стал вмешиваться, увидел, что она ему небезразлична теперь и забыл о своей любви к девчонке, страшащейся ночи, и о том, что Грей стал ее погибелью. Ее сном. Ломтиком смерти. Джувия все еще не знала, что такое сон, хорошая это вещь или же нет. Ей все равно, если она засыпала, сплетая свои теплые пальцы с пятерней Грея, не нужны ей события прошлого. Ведь она высыпалась, уголки губ не болят от фальшивых улыбок, а взгляды и впрямь счастливые, уже неподдельно. Бастия смиряется. Пусть ей будет хорошо.