Неряшливый перфекционист

Разбудило меня жаркое дыхание в ухо. Мистер художник решил все же опуститься до банального секса? Неторопливо приоткрыв глаза, я протянула руку, но пальцы зарылись в густые жесткие волосы. Это у него на груди такие заросли?.. — Аська, иди завтракать! — строго сказал художник, стоя в дверях. Немецкая овчарка тут же спрыгнула с постели и, вильнув на прощание хвостом, скрылась в коридоре. Я села, почесывая затылок. Вчера в ванной обнаружилась здоровая мужская футболка, которую я нагло использовала в качестве пижамной. — Доброе утро, — пробормотала я, оглядывая синяки под глазами брюнета. — Доброе, — откликнулся он, разглядывая меня все с тем же странным выражением, — не двигайся! Я застыла, приложив обе ладони к задней части шеи и изогнувшись в потягушках. Оглядев живописные складки простыней и выглядывающую из них стройную голень, я понимающе усмехнулась — в утреннем свете смотрится прекрасно. Примчавшись с фотоаппаратом в руках, парень опустился на колени и пару раз наклонился в разные стороны, выбирая ракурс. — Я с тебя целую выставку напишу! — лучезарно улыбнулся он, вставая и внимательно вглядываясь в экранчик фотоаппарата. — Только замучаюсь складки восстанавливать... Кстати, завтрак готов. Иронично поджав губы, я посмотрела ему вслед. До чего же странный тип! Когда я, приведя себя в относительный порядок, спустилась на первый этаж и отыскала кухню, меня ждала еще одна порция удивления. Динамики ноутбука источали то, что я сразу идентифицировала как часть мюзикла "Нотр-дам де Пари". Ту, где Макарский так прекрасно вещал, что душу Дьяволу продаст за ночь с Эсмеральдой, только на французском. Это не самое удивительное. Самое удивительное было в том, что фанатичный маляр прекрасно поставленным баритоном подпевал, заваривая листовой чай. — Прости за собаку, — заметив меня, брюнет вырубил музыкальное сопровождение, — она обычно в мастерской спит, но любит залезать к гостям в кровать. — Да ничего страшного, — заверила я, робко присаживаясь за длинный стол там, где стояла чистая тарелка, — классикой увлекаетесь? — Вот еще! — фыркнул парень, усаживаясь напротив. — Просто люблю этот момент, родство душевное с Квазимодо чувствую, понимаешь? — я с изумлением посмотрела на вполне симпатичного и высокого молодого человека с полным и абсолютным отсутствием горба. — Просто меня тоже никто не любит. И давай на "ты", меня зовут Кирилл. Завершив душевные излияния, Кирилл заткнул уши подключенными к ноуту наушниками и погрузился в изучение экрана. Кирилл-Квазимодо оказался трудоголиком. Он работал, работал и еще работал. Играла разнообразная музыка, перемежаемая матами зажимающего в зубах то кисть, то сигарету парня. Сколько же он матюкался! Он разговаривал с холстом, с кистями, с красками, с мольбертом, с палитрой, даже с лампой в софите. А я дико завидовала лежащей между ножек мольберта Асе и терпела боль в спине. Благо, сей маньяк разрешал мне раз в час-полтора встать размяться. Но не дай боже мне было сдвинуть какую-нибудь складочку драпировки! Картина писалась бешеными темпами. Наверное, потому, что я проводила на топчане часов по десять в сутки, а то и больше. До выставки оставалась неделя, Кирилл все забористее и чаще матюкался, все сложнее становилось уговорить его поспать. А еще я очень много думала о нем. Из обрывочных рассказов складывалась безрадостная картина. Он влюблялся трижды. Первая его использовала, вторая была замужем и хранила супружескую верность. Третья же просто не выдержала его ритм жизни и постоянное присутствие в доме полуголых моделей. Вот и искал он свою Эсмеральду, которая примет его и таким маньяком рисования. — Что за дерьмо? — палитра пролетела надо мной и шмякнулась в стену той стороной, на которой были краски. — Все, блять, не то! Раздраженно топая, бурчащий под нос парень решительно покинул мастерскую. Торопливо натянув футболку, я поспешила за ним. — Кирилл? — я осторожно приоткрыла захлопнутую едва ли не перед моим носом дверь в его комнату. — Что случилось? — Руки у меня из жопы растут, вот что! — огрызнулся он, лежа поверх покрывала поперек широкой кровати. И тут же, как питбуль, вцепился зубами в уголок подушки. Ясненько, кое у кого творческий кризис... То-то же он с утра совсем уж дерганый. — Не говори глупостей, — переступая через разбросанные вещи, я обошла кровать и присела рядом с его головой. Картины вылизывает до фотографической точности, а в быту — неряха из нерях, ну как так можно? — Так и есть. — С чего ты взял? — вздохнула я. — Ты очень, очень красиво рисуешь. — Но я же все косяки вижу, — обиженно пробурчал брюнет, отбросив подушку. — Большинство людей, которые видят твои работы — дилетанты и ничего в этом не смыслят, а потому и косяков не видят, — возразила я. — Будь вечно моей моделью, — вдруг попросил Кирилл, — я тебе даже платить буду, — и, внезапно обняв меня за талию, положил голову мне на бедро, уткнувшись носом в тазовую косточку, — бросай своего сутенера. После выставки многие будут тебе предлагать быть моделью, но ты не соглашайся. А то я вообще писать брошу. А это прекрасная идея и возможность начать новую жизнь. — Не переживай, — улыбнувшись, я запустила пальцы в его волосы, — я буду только твоей моделью. Все равно я никому другому не хочу показывать свое тело.