Неряшливый перфекционист

Я проснулся, крепко стискивая подозрительно волосатое тело в объятиях. - М-м-м, Аська, хорошая девочка... - откинувшись на спину, я ласково почесал довольную собаку между ушей. - Плохая, конечно, потому что на кровати, но хорошая... Зевнув во всю пасть, Ася нагло пристроила ушастую голову на моей подушке и закрыла глаза. Надо что-то делать с ее любовью спать в кровати. Хотя, ей уже пять, и отучить вряд ли получится. Широко зевнув, я отодрал себя от уютной постели и побрел искать свою ненаглядную. И, обойдя весь дом, только на кухне вспомнил, что Денис повез Сашу в модельное агентство заключать контракт. Настроение сразу упало до отметки "ниже плинтуса на тысячу километров". Я слишком привык к тому, что она постоянно рядом. - Аська, завтрак! - крикнул я в сторону лестницы, насыпая корм в металлическую миску с гравировкой "Я Ася, и я люблю покушать". Не прошло и десяти секунд - по деревянным ступеням застукали ее когти. Бойкой рысью подобравшись к месту кормления, овчарка села на задницу, прижимая согнутые лапы к груди и, склонив набок голову с самым умильным выражением лица, соединила на пару секунд запястья. Это у нее такое "спасибо". - На здоровье, - зевнул вторично я, почесывая коленку на ходу. Откопав в холодильнике сделанные для меня гренки и нарезанные сыр с колбасой, я соорудил из всего этого великолепия бутерброды и засунул в микроволновку, щелкнул кнопкой чайника. Черт, сегодня же вечером интервью, я хоть не выгляжу, как бомж? Ай, плевать. Смазливая мордаха спасает. Тем более, Саша и брат тоже будут, уж они-то и за пять минут могут из меня человека сделать. Тихонько гавкнув, мол, "я поела", Аська убежала. Судя по тихо скрипнувшей навесной дверце во входной двери - на улицу. Эх, собака-собака, что со мной будет, когда тебя не станет? Другую точно заводить не буду, уже давно решил. И именно поэтому не ругаю ее вообще никогда. Пусть запомнит меня хорошим и добрым. Отбросив депрессивные мысли, я вытащил свой шедевр кулинарного искусства из отпищавшей микроволновки и уселся за стол. И снова плохо - обычно Саша сидит у меня на коленях. Блять, вот надо же было так втюриться. В мыслях только Саша, Саша, Саша, Саша... Да, я счастлив, она, похоже, тоже. Но во что я превращусь, если она меня бросит? Я ж уже даже помыслить не могу написать кого-нибудь другого, и уж тем более не буду стараться и вылизывать картину до совершенства. Я бы обращался к ней "моя госпожа", но, боюсь, она не так поймет. Красивая... Чего мне стоило не трахнуть ее в первую же ночь, одной кисточке известно - я изгрыз ее, несчастную, вдоль и поперек, делая эскизы и наброски. А это утро, когда комната наполнена буквально видимыми лучами только вставшего солнца, когда пылинки танцуют в воздухе и ее так мило встрепанные волосы будто светятся... Каждый раз, когда я ее вижу, я хочу написать. Именно ее. Готовящую, одевающуюся, раздевающуюся, расчесывающуюся, потирающую заспанные глаза, поднимающуюся по лестнице... Когда закрываю глаза во время поцелуя, я все равно будто со стороны вижу линию ее челюсти, аккуратный подбородок, скулы, длинные ресницы. Открываю глаза - и совсем чуть пухлые губы, коралловые, четко очерченные самой природой, влажные и безумно манящие прямо передо мной. Мне принадлежат. Целуют, отвечают на поцелуи, улыбаются мне. Только мне. А как она их облизывает, когда возмущена, взволнована или готовится в споре выдать еще один аргумент - хочется спросить, как можно нарисовать, чтобы изображение повторяло это движение бесконечно. Что бы она ни делала - спала, смеялась, сидела задумчивая над любимыми ключвордами - хочется зарисовать это. У меня уже несколько толстых альбомов заполнены эскизами, некоторые из которых цветные. Тут работы на десять, двадцать, сорок выставок. Главное - успеть найти столько композиций, сколько можно, чтобы было, что писать в старости. Я прекрасно осознаю, что ее красота не вечна. Но ведь я люблю не только ее красоту. Доев, я поднялся в мастерскую. Браться за уже на треть написанную картину без натуры смысла нет, так что я уселся за стол и достал из ящика альбомы с набросками, раскрыв ноутбук. Включил музыку, взял карандаш и ластик, высыпал на столешницу маркеры. Вот этот эскиз, где она улыбается, сидя на полу и почесывая под подбородком лежащую на спине и потешно раскинувшую лапы Аську, я хочу написать. Только пусть она сидит на лугу, на заднем плане лес, солнечный денек... - Quel Est celui qui lui jettera la première pierre? - на автомате подпевал я. - Celui-lа ne mérite pas d'être sur terre. - торопливыми широкими штрихами обозначив небо и примерное расположение облаков, я взял в свободную руку несколько маркеров зеленых оттенков, чтобы быстренько расправиться с травой и перейти, наконец, к главному. - Ô Lucifer! Oh! Laisse-moi rien qu'une fois, - мне даже плевать, если картины не будут продаваться. Я с удовольствием оставлю их себе... - Glisser mes doigts dans les cheveux d'Esmeralda... - Все поешь? - раздалось прямо над ухом, отчего я вздрогнул, едва не перечеркнув всю Сашу изумрудной линией. - Делом займись! Узнав фразу из старого советского мультика, я повернулся на стуле, касаясь губ склонившейся и улыбающейся девушки носом: - Я скучал. Прижать к себе, чувствовать, как расширяется ее грудная клетка при вдохе, ловить поцелуем теплые мягкие губы - еще месяц назад я и помыслить о таком не мог. Ну, вернее, очень даже мог, но позволить себе такие вольности... Теперь моя одержимость вполне законна и находит себе выход. Я, наверное, свихнулся бы, если бы не решился на название-признание. И по ее взгляду тогда было видно - она все поняла. По ее поведению я и без всяких слов понимал, что все взаимно, пусть она и не чувствует это так, как я. Но, услышав на прошлой неделе устало-томное: "И я тебя...", сказанное так сексуально в совокупности с чуть охрипшим от стонов тембром и еще не восстановившимся дыханием, я очень пожалел, что в темноте не видел, как движутся ее губы.