***
Не то, чтобы Дерек не хотел в это верить. И дело даже не в том, что он не верит. Просто… какого черта он должен в это поверить, особенно после всего этого времени, что что-то наконец идет правильно? Экран его телефона начинает затемняться, и он снова тычет в него пальцем, уставившись на сообщение, будто что-то изменится, если он отведет взгляд, превратится во что-то другое, вдруг подразумевалось что-то другое.Она у меня. Везу её в лофт.
Коротко. Расплывчато. Это может означать что угодно… за исключением того, что это не так. После нескольких недель безуспешных поисков, неожиданно, невероятно, Стайлз просто везет её. Это, должно быть, шутка. Стайлз лучше знает, как сделать что-то подобное; но то, что Стайлз лучше знает, как что-то сделать и то, что он на самом деле делает — не всегда совпадают. Особенно в эти дни. Особенно относительно Дерека. Это шутка. Легче приготовиться к шутке — что для Стайлза непреднамеренно жестоко — чем позволить себе надеяться на что-то маловероятное. Руки Дерека сжимают обшарпанную поверхность стола, пока в лофте начинает появляться остальная часть группы: Скотт ловит его взгляд и кивает с зыбким подобием улыбки, которая бы прекрасно отразила чувства Дерека, если бы он не нагнетал себя мыслями: шутка шутка это просто шутка; Лидия и Малия приходят вместе, обе относительно выжидающие и взволнованные. Когда заходит Кира, она летит через всю комнату и обхватывает Дерека своими фирменными объятиями, прежде чем смущенно отпрянуть, пробормотав: «Мы здесь ради тебя и мы рядом, ну, ты знаешь, что бы ни случилось…» Каким-то образом, это становится тем, что делает всё реальным. Стайлз мог быть жестоким с Дереком, но он бы не хотел сделать это со всеми остальными. В его горле появляется комок, и внезапно он не может ни с кем встретиться глазами. Он отрывается от стола, от телефона и сообщения, которое он без конца обновляет в течение последних двадцати минут, и отходит, чтобы сесть на ступеньки, сложив руки на коленях. Все присутствующие погружаются в неловкое молчание и ждут Стайлза с ведьмой.***
Вопреки его заверениям Питеру, Стайлз ловит себя на том, что бесцельно кружит по улицам в течение примерно получаса, прежде чем он, наконец, с усилием останавливается перед лофтом Дерека (и даже сейчас, это больше потому что ведьма начала дергаться на заднем сиденье, а не потому что он действительно смирился с чем бы то ни было). Что довольно странно, потому что он думал, что уже практически принял решение. Он не выходит из машины. Не двигается, кроме того, что убирает руки с руля, когда выходит Скотт и спрашивает, почему он не заходит. Он симулирует улыбку, которую даже не чувствует, кивая на заднее сиденье, и говорит, что ждал некоторого крупного, сильного оборотня, который придет и отнесет её для него. Скотт улыбается в ответ, и на секунду Стайлз думает, что он собирается уйти. Но потом Скотт, обхватив его плечо, говорит: — Все будет хорошо, чувак. Что бы ни случилось, мы справимся с этим. — Да, — усмехается он, слишком ярко. — Всё ништяк. Возвращаю вот свои чувства назад, да? Перезагрузка на Стайлза версии 1.0. Чего там нервничать-то?***
Видимо, ничего. Потому что это именно то, что происходит. Это было такое сражение, которое зашло слишком далеко, и Стайлз не давал себе слишком много размышлять по этому поводу, будто просто ничего не происходит. Ведьма по-прежнему связана, но уже без кляпа во рту, и сидит на раскладном стуле, оглядывая стаю так, будто она озадачена своим затруднительным положением больше, чем всем остальным. — Цена была согласована, — говорит она медленно, будто они школьники (которыми, окей, являлись большинство из них. Но так, типа они маленькие. Одни из тех, кто ходит стройными рядами по коридорам и не понимают, что если что-то очень вкусно пахнет, это необязательно можно съесть). — И была уплачена. Она определенно не такая зловредная, как помнит Стайлз… в этом есть смысл, действительно, поскольку она была той, кто помог им спасти весь город некоторое время назад. Все-таки, она провела половину прошлого года, просто будучи «той су… э-э, ведьмой, которая запудрила сердце Стайлза», так что он предположил, это понятно, что в итоге они оказались в этом месте. В «cкрещенные руки, свирепые взгляды, связывание конечностей, и вообще обращение с ней, как с заключенной» месте. — Да, — говорит Стайлз, потому что он должен быть тем, кто скажет это, — И теперь мы просим её возместить. К сожалению, размер не соответствует, цвет не подходит к моим глазам, и я не возьму кредит, даже не пытайтесь. — Это взрывает мой мозг и превращает в кого-то другого, что чертовски меня пугает, — остается невысказанным, но могло просочиться напряженностью в его тоне. Она слегка хмурится, почти выглядя сочувствующе, пока её взгляд плывет по комнате, в конце концов, останавливаясь на Дереке. Он по-прежнему сидит на лестнице, где находился весь вечер, сжав руки, стиснув челюсть, хмурясь и упорно смотря на свои колени. Единственный раз, когда он двигался с тех пор, как вошел Стайлз, так это чтобы встать, взять изоленту и сунуть её в руки Скотта, прежде чем вернуться к своему насесту. Он ни разу не пересекся ни с кем взглядом, и это начало сводить Стайлза с ума. — Всё было ради этого, да? — наконец подает голос Дерек, стрельнув глазами. Он выглядит так, будто физически подавляет рычание. Она лишь слабо улыбается, отстраненно смотря на него расфокусированным взглядом, словно видит нечто иное, чем его лицо. — Я вижу. Вы не осознаете, что это нельзя вернуть. — Затем она переводит взгляд на Стайлза, выгибая бровь. — Но я не вижу, почему это влияет на нашу сделку. Я работаю чисто, и вырвала твои эмоции с корнем. Его чувства не должны влиять на твои собственные. Поэтому покончи с ним и двигайся дальше. Цена была уплачена.***
Дерек терпеть не может тяжесть взглядов, направленных на него. Жалость, вежливое безразличие. Он даже не уверен, что из этого хуже. Он наклоняется вниз, жмуря глаза и удерживая себя от побега. Он должен держать себя в руках. В конце концов, они же все собрались здесь ради него. Что бы ни сказал Стайлз, чего бы он не хотел, ведьма права: он не в состоянии заботиться, так или иначе. Если это не сработает, он пожмет плечами и продолжит жить, как ни в чем не бывало. Остальная часть группы обращает на это внимание только потому, что Дерек делает из этого проблему. Ведьма поймана, и Стайлз ставит под сомнение свою жертву, а всё из-за того, каково сейчас Дереку, потому что он не может себя контролировать, не может перестать реагировать, когда к нему приходит Стайлз. Он всё портит уже несколько месяцев. — Тогда верни её, — говорит Скотт, делая шаг вперед. — Это изначально было несправедливо требовать от него подобное, если уж на то пошло. — Но, тем не менее, он согласился, — произнесла ведьма монотонным и невыразительным голосом. Дерек задается вопросом, удерживает ли её вообще скотч на запястьях; она совсем не похожа на ту, кого держат против воли. Мысль заставляет его поднять взгляд, и он обнаруживает, что она спокойно за ним наблюдает. — Вот так обстоят сейчас дела. Вы должны это принять. Вы только навредите себе, пытаясь этому противиться. — Мы — стая, — дерзко перебивает её Стайлз. Если бы его голос был немного выше, он бы звучал прямо как у ведьмы. — Здесь нет никакого «движения вперед». Мы должны как-то бороться с этим, и ты поможешь нам. — Так ты хочешь отменить нашу предыдущую сделку? Пожертвовать городом? Все замирают. Стайлз отступает на шаг, косясь на Скотта. Дерек поднимается, не отрывая пристального взгляда от ведьмы. — Значит это все наши варианты? Мы вернем чувства Стайлза, а ты назло уничтожишь город? Нет ничего злобного в её ответном взгляде; она не была злобной ни в тот вечер, ни даже после того, как очнулась привязанной к стулу. — Вернув чувства мальчика, вы разрушите город. Уничтожите якорь, что удерживает это место под защитным заклинанием. Почему, как ты думаешь, я прежде всего потребовала жертву?***
Город буквально высасывало по крупинкам из реальности вокруг них. Ковен ведьм, желающих использовать силу Неметона, копнули слишком глубоко и не смогли справиться с тем, что они выпустили. Бейкон Хиллс пропитывается такой густой атмосферой, что даже обычный человек может почувствовать ауру гибели и разрушения, и с каждым часом становится лишь хуже. Люди повсюду впадают в приступы отчаяния. В Бикон Хиллз за последние три дня происходит больше самоубийств, чем за десять лет до этого, и, если их исследования верны, это только первая ступень. Люди подсознательно осознают весь грядущий ужас. Лидия не перестает кричать часами, Скотт не спит с первой ударившей волны отчаяния, а глаза Дерека впалые и отсутствующие, какими Стайлз их не видел с тех пор, как тот смывал кровь Бойда со своих ослабевших рук. Поэтому, когда появляется ведьма из конкурирующего ковена, и соглашается решить их проблему лишь при условии, что один из группы готов пожертвовать чем-то настолько пустяковым, как эмоция, Стайлз едва ли медлит, прежде чем шагнуть вперед. Какое чертово значение это вообще имеет, верно? Его глупая, безнадежная влюбленность… она причиняет больше вреда, чем пользы. Делает его неловким, когда ему не нужно таковым быть, останавливает его от поиска мест, где у него реально был бы шанс. Он и Дерек — блядски безнадежны. Он вежливо улыбается. — Забирайте.***
— Значит, нет никакого способа, — Дерек говорит первым, в то время как остальные в разной степени шока вытаращиваются на ведьму. Он был готов к этому, готов к тому, что это не сработает с тех пор, как Стайлз впервые это предложил, с тех пор, как он оказался зарытым по уши в книгах Дитона ради заклинания безразличия вместо того, чтобы искать ритуалы призыва ведьмы. — Эмоция — не просто ваша цена, она является компонентом заклинания. Стайлз выглядит более потрясенным, чем Дерек ожидал. Он оступается на очередном шаге, глаза устремляются в пол, а его следующий вдох выходит резким. Скотт ловит его за руку. — Великая магия требует великих жертв. Любовь мальчика удерживает прореху, вызванную Неметоном, закрытой. Чтобы вернуть её ему... — Верни нас туда, где мы были восемь месяцев назад. — Дерек не смотрит на Скотта, неважно Альфа тот или нет, и качает головой. Ведьма выглядит немного сочувствующей, судя по складке меж её бровей. Это напоминает Дереку мучительные выражения Стайлза в те редкие моменты, когда он смотрит на Дерека и пытается вспомнить свои былые чувства. — Это была сильная эмоция, молодой волк. Вы должны гордиться тем, что поспособствовали этому. Его взгляд скользит вправо, а Стайлз уже смотрит на него с болезненным выражением вперемешку с отчаянием, сожалением, досадой, желанием, и на секунду Дерек может почти себя убедить, что это всё относится к нему. Но это пассивное чувство. Стайлз желает хотеть, желает чувствовать то, что описывает ведьма, и эта эмоция раздирает кровавые полосы на груди Дерека. Он моргает, закрывает глаза и держит их в таком положении, сжимая их, пока не слышит давление в ушах, пока не чувствует влагу на ресницах, что появилась, возможно, от чрезмерного напряжения. Это не было неожиданностью. Он этого и ожидал. За стискиванием зубов, всматриванием в черноту своих век и за собственными попытками собраться с мыслями, он рассеянно слышит заявление ведьмы: — Хотя это, возможно, было несправедливо с моей стороны, забрать это настолько быстро. Я не могу вернуть то, что исчезло, без риска для вашего города, но я могу дать вам одно мгновение, если вы хотите. Эхо той эмоции. Вы хотели бы попрощаться? И глаза Дерека открыты, дико перескакивая с ведьмы на Стайлза. Эхо, мгновение, прощание. Стайлз улыбается, кивает. — Сделай это.***
Ведьма поднимается с кресла, как будто она вообще никогда не была связана, прикасается пальцем ко лбу Стайлза, и отступает. Секунду он не чувствует ничего. Всё тот же прежний Стайлз живет в своём же прежнем Стайлзовом мозгу. Что… печально, на самом деле. Может быть, его любовь к Дереку не была всем, что... Дерек. Это всё разом обрушивается на него, проходит дрожью сквозь него, затопляя каждый его дюйм. Всё остальное теряет смысл, за исключением его эмоций, от силы которых он бы свалился наземь, если бы его не поймала пара рук. Он дрожит, отчаянно в них вцепившись, рыдая и болезненно дыша в ткань футболки. — Стайлз… ты в порядке? Это Скотт. Со Скоттом он может справиться. О Скотте он может думать, не чувствуя при этом, как умирают крошечные кусочки его души. Он жмурит глаза, и слезы, вырывающиеся из них, пропитывают футболку, и Боже, он прежде и не осознавал, что был настолько пустым. — Скотт, я не… я не знаю… — Стайлз, — тихо говорит Скотт. — Поговори с Дереком. Точно. Дерек в комнате. Дерек — не просто чувство в его сердце, в его голове, несущееся сквозь него и оставляющее его слабым, отчаявшимся, напуганным. Он здесь. И его глаза тут же распахиваются, потому что, кто знает, сколько времени у него в запасе, насколько хватит «эхо», подпрыгивающее внутри него. Он вяло отталкивается от груди друга, осматривая комнату для того, чтобы… — Дерек. Тот стоит приблизительно в трех метрах от него, изолированный от всех остальных, плечи и челюсть сжаты, а во взгляде столько страха, боли, и надежды. Этого достаточно, чтобы вновь вырвать из Стайлза рыдания, а тысяче словам царапать его горло. Все, что выходит, это хриплое и прерывистое, опять же, — Дерек. Он движется вперед, словно на автомате, спотыкаясь на этих пяти бесконечных шагах, чтобы дойти до него. И он никогда ничего не говорил, не делал ничего, когда это действительно имело значение. Когда он ещё по-настоящему это чувствовал. Какого черта он потратил все это время? Почему они оба это сделали? Он никогда не целовал Дерека так, будто он для него — весь мир, не обнимал его так крепко и не находил утешение в его тепле, он никогда не говорил ему, насколько он важен и насколько он заслуживает того, чтобы быть счастливым… А сейчас Дерек смотрит на Стайлза так, словно боится его, словно может убежать, если бы не был слишком парализован, чтобы двигаться, и когда Стайлз обвивает руки вокруг него, он такой напряженный. Дрожащий. Он не двигается, чтобы обнять в ответ и… Черт, это всё неправильно. Дерек обнимал его раньше, Дерек поцеловал его и жаждуще выдыхал слова в его кожу, и он помнит это, помнит достаточно, от чего его ноги слабеют от необходимости всего этого. Но теперь это важно, теперь это значит все, а Дерек словно охладел. Настала очередь Стайлза. — Я люблю тебя. Люблю… Дерек я-я… — это всё, на что его хватает, прежде чем замолчать. Слеза падает на шею Дерека, и он целует её, влажно и неряшливо, тяжело втягивая носом воздух и быстро выдыхая. Он превратился в размазню. Глаза опухли от рыданий и, более того, у него есть хрен знает сколько ещё секунд заботы о том, что Дерек о нем думает и собирается ли он прекращать этот их плаксивый беспорядок? Он отрывисто дышит и чувствует, как руки Дерека неуверенно оборачиваются вокруг него. Так, словно они никогда не прикасались друг к другу раньше. Когда лицо Дерека опускается, зарываясь в его шею, он дрожит ещё сильнее. Все его тело вибрирует, наверстывая восемь месяцев эмоционального простоя, и он чувствует вину, Боже, вину… — Ш-ш-ш, — Дерек дышит против него, рукой накрывая его шею, да так неуверенно, будто это сон, который исчезнет, если он не будет держать его слишком крепко. А так и будет. Так, блять, и будет. Какого черта Стайлз на это согласился? — Это не справедливо. Боже, я такой мудак, я не должен был соглашаться. Я буду в норме через пять минут, а ты будешь... — Я люблю тебя. Стайлз прерывается, резко отталкиваясь назад, и уставившись на него. Дерек поднимает голову, и его глаза слишком влажные, покрасневшие и слезящиеся. У Стайлза перехватывает дыхание. Это так прекрасно. — Ты никогда этого не говорил. В смысле, я знал, но ты никогда… Губы Дерека то смыкаются, то снова раскрываются. Его глаза всё ещё такие напуганные, напуганные и искренние. — Я не собирался этого говорить, когда это не имело значения. Теперь у меня был шанс. Стайлз хватает лицо Дерека, пальцами проводя по открытым чертам: мягкий, добрый, искренний, и… любимый. Теперь он знает, каково это — быть любимым. И любить в ответ. — Мне так жаль. Дерек наклоняется. Его губы легко касаются щеки парня, сцеловывая свежую слезу, и глаза Стайлза подрагивают. Однако он не позволяет им быть ближе. Он должен видеть каждую секунду. — Я люблю тебя. Они выпаливают это вместе, в спешке запинаясь о слова, чтобы дать им выход. Будто это самая важная вещь в мире, будто всё это имеет значение. И Стайлз делает ещё тысячу других вещей, чтобы сказать — что Дерек должен двигаться дальше, чтобы он не позволял никому относиться к нему так же, как относился к нему Стайлз. Что он заслуживает гораздо большего, и Стайлзу очень жаль, он просто хочет остаться здесь, удержать этот момент навечно. — Я люблю тебя. Его губы мягко касаются губ Дерека, едва-едва, и они оба перестают задыхаться на само ощущение этого, и... — Я люблю тебя. Поцелуи глубже и медленнее, какие Стайлз никогда не позволял им раньше. Все эти медленные терзания языков, ноющие чувства и молчаливые обещания вечности, которые ни один из них не может сдержать. Он не хочет отпускать, не знает, сколько прошло времени, прежде чем они с трудом оторвались друг от друга, жадно глотая воздух, и... — Я люблю тебя. Я люблю тебя, Дерек. Моя любовь держит весь этот чертов город на плаву, понимаешь? Ты делаешь это для меня. Ты себе даже не представляешь… — его щеки влажные, соленые от слез, которые могли бы принадлежать любому из них, потому Дерек, прерывисто глотающий воздух и ласкающийся щеками о щеки парня, словно должен прочувствовать буквально всё от этого момента. Это знакомое ощущение щетины на его коже, грубое и чувствительное тепло от контакта, но раньше это никогда не было настолько приятно. Раньше это никогда не значило так много. И голос Дерека — низкий скрежет неприкрытых эмоций, когда он выдыхает: — Я знаю, знаю. Стайлз, я... И они целуются снова, на этот раз быстрее, отчаяннее и настойчивее, потому что в любую секунду всё может исчезнуть, и он должен убедиться, что Дерек чувствует это. Должен поцеловать его так сильно, чтобы это проникло в него, так, чтобы это коснулось каждой частички его глупой, самоуничижительной души. Так, чтобы он запомнил, когда всё это снова будет отобрано, как сильно он его любит, что он достоин быть любимым. Это тяжело и запутанно, и это ломает их обоих, задыхающихся и прерывисто дышащих… и Дерек на самом деле плачет из-за него. Почти бесшумные рыдания, рывками содрогающиеся через их тела, и Дерек любит его. Дерек любит его. Он знал это в течение многих месяцев и ни разу не оценил, как это здорово. Это не должно быть возможно, после всего, что Дерек пережил. После его кошмарной жизни, после всех тех раз, когда его обманывали, причиняли боль и бросали, после всех, кого он потерял… должно произойти чудо, чтобы позволить Дереку любить. Должно потребоваться что-то особенное, кто-то сильный, достойный и красивый… но, так или иначе, это всё есть в нем самом, чтобы любить Стайлза. Глупого, импульсивного Стайлза, который не задумываясь пожелал избавиться от своей любви. — Ты заслуживаешь лучшего, — выдыхает он, когда они снова останавливаются для передышки. Он соединяет их лбы, вглядываясь в эти золотисто-зеленые глаза и наблюдая, как цвета изменяются и смешиваются из-за слез. Дерек держит его за талию, лаская рукой его затылок, и он никогда в жизни не чувствовал себя безопаснее, более заземленным, чем сейчас. Как это чувство вообще может исчезнуть? Как вообще может настать такой момент, когда это не будет значить для него всё? — Я заслуживаю тебя, — рычит в ответ Дерек. Губы Стайлза дергаются. Дерек признался, что он заслуживает чего-то, и, черт, если это не прогресс, он не знает, что это. Поцелуетерапия. Это должно быть чем-то подобным. Он медленно и нежно касается губ Дерека и слышит тихий, довольный звук, который мог исходить как от одного, так и от другого. — Да, ты заслуживаешь, — он отодвинулся, изумленно улыбаясь, скользя пальцами вниз по лицу Дерека. — Ты заслуживаешь счастья. Я сделал тебя таким чертовски счастливым, Дерек. Слеза цепляется за ресницы Дерека и останавливается там, подвешенная невероятным образом. Ресницы такие тонкие, такие хрупкие; они не должны удерживать всю эту тяжесть. Он смотрит на каплю, в то время как Дерек наклоняется, потираясь носом о его нос. Это милая, немного сексуальная и самая восхитительная вещь, которая когда-либо случалась в жизни Стайлза. — Дерек Хейл. Ты только что подарил мне Эскимосский Поцелуй? Дерек хмурит брови, что тут же, безусловно, становится второй самой милой вещью. Зайчики и щеночки просто должны освободить дорогу дьявольскому очаровашке, то есть, другими словами, Дереку Хейлу. — Это не… это волчьи штучки, понятно? Тереться носами*, — оправдывается Дерек, но его губы подергиваются. — Ну да, конечно. Большой Страшный Волк со своими суровыми эскимосскими поцелуями. И клеящий волчьи ярлыки, чтобы скрыть милоту. — Ты думаешь, что я милый? Стайлз смеется, и удушающее, щемящее чувство вины в его груди ослабляется. Он почти может притвориться, что они просто зависают вместе в лофте Дерека, не окруженные пристальными взглядами друзей и ведьмы, которая просто отсчитывает секунды до того момента, когда она снова сможет всё это отобрать. Может притвориться, что прямо сейчас он — нечто большее, чем просто эхо. Его руки нервно сжимаются, но ему удается сохранить спокойное и легкое выражение лица. Он собирается держаться за это, черт возьми. Он собирается подарить Дереку эти воспоминания. — Я думаю, что ты обладаешь способностью к милашеству, да. И я бы с большим удовольствием снова понаблюдал бы за тобой милым. Дерек склоняется ближе, соприкасаясь кончиками носов, а потом прижимается вплотную и продолжает целовать Стайлза настолько невероятно, что у того подкашиваются ноги. Слава богу, Дерек удерживает его, иначе он бы распластался по земле, словно Стайлзо-образный коврик, а поперек его груди будет напечатано этакое пошленькое приветствие унылых оборотней, с шаловливым язычком и пристрастием к Эскимосским поцелуям. — Или не милым, — он ловит ртом воздух, когда Дерек, наконец, отстраняется, решительно потираясь своим носом о его, для профилактики. — Не милый, на самом деле, тоже хорошо. Дерек улыбается, но будто бы через силу. Он бросает взгляд в сторону ведьмы, и снова становится настороженным, как если бы только что вспомнил, как близок конец всего этого. Стайлз знает, что он в ужасе от дедлайна, возможно даже больше, чем от того, что будет секундой позже него. От того момента, когда он всё ещё держит в своих руках Стайлза, всё ещё открытого и уязвимого, и Стайлз вдруг просто перестает его любить. Он молча клянется себе, что не станет внезапно грубым и жестким, что он будет держаться от Дерека на расстоянии и позволит им облегчить всё это, ты слышишь это, эмоционально черствый будущий я? Дерек заслуживает большего. Ему потребуется секунда, чтобы прийти в себя, собраться с мыслями и восстановить стены, и Стайлз сделает всё возможное, чтобы разрушить их навсегда. И Стайлз тоже чувствует вибрацию паники. Он должен сказать ему столько важных Вещей, а выходит лишь: — Дерек, когда это… не позволяй мне… — прежде чем Дерек перебивает его непоколебимым покачиванием головы и новым поцелуем. Стайлз стонет в него, слабо и нуждаясь в большем. — Я буду держаться за каждую секунду этого, — выдыхает Дерек, когда их губы размыкаются. Он целует ухо Стайлза, слабо прикусывая мочку. — Я не хочу запомнить тебя волнующимся. И голова Стайлза склонилась на бок, он приоткрыл рот, чтобы глотнуть воздуха — он не может позволить Дереку отвлечь его. Его пальцы погладили щетинистую щеку Дерека, и он снова повернулся, медленно, ловя взгляд Дерека. — Ну, жесткий, большой парень. Я буду волноваться. Вот что такое любовь. Его сердце немного разрывается, когда губа Дерека начинает подрагивать. Дерек достаточно настрадался, черт побери. Стайлз должен быть здесь, чтобы присматривать за ним, чтобы охранять его. Но так как это невозможно, эта обязанность перекладывается на лучшего друга. Он откашливается. — Скотт, дружище. Ты слушаешь? Голос Скотта прозвучал высоко и смущенно. — Хм… вроде как ничего не могу с этим поделать, чувак. — Хорошо. Окей, слушай: не смей, блять, позволять мне издеваться над Дереком, понял? Я даю тебе полное право угрожать, шантажировать, или даже применять силу, чтобы я не был таким придурком. Потому что он не хотел останавливаться. Он достаточно знает себя, чтобы это понимать. Он вспомнит, как удивительно себя чувствовал в этот момент. Он будет опираться на это в качестве шаблона для будущих отношений, опираться на преданность Дерека и то, как они чувствуют себя, цепляясь друг за друга прямо сейчас, и как болит его сердце в отчаянии, граничащим с паникой из-за желания, чтобы это никогда не кончалось. И он вернется к Дереку, чтобы почувствовать всё это снова, чтобы вернуть хоть какую-то малую часть этого каждый раз, когда новые отношения терпят неудачу. А как они могут не потерпеть неудачу? Как могут какие-либо новые отношения быть соизмеримы с этой постепенно устанавливаемой связи между ним и Дереком? Пройдут годы страха и желания, ненависти и отвращения, годы, чтобы научиться доверять, научиться любить… И знаете что, возможно Стайлз и верит в настоящую любовь, лишь немного, и если она существует, то Дерек — его настоящая любовь. Никакие будущие его замены не будут отвечать всем требованиям. — Скотт, — он должен услышать это. Тем более что Дерек уже качает головой, будто не соглашаясь, будто он знает, что вернется и возьмет любую, даже самую малую частичку Стайлза, которую только сможет получить. — Да, да, Стайлз. Я обещаю. Стайлз кивает. Он знает, что ему можно доверять. Обещания Скотта золотые. Но смотреть в глаза Дерека — это его пугает. — Эй, — он проводит ладонью вниз по его щеке, вниз по линии шеи. — Дерек, и ты тоже обещай мне, окей? Ты любишь меня, тогда послушай. Ты сказал, что заслуживаешь меня, верно? Ну, того парня, с которым ты был? Он не я. По крайней мере, когда дело доходит до тебя. И ты заслуживаешь того, кто любит тебя так же, как люблю я. Он наклоняется вперед, пока их лбы снова не соприкасаются, опускает руку, пока она не ложится поверх сердца Дерека, пока он не чувствует, как оно колотится в его ладонь. — Не оскорбляй то, что было у нас здесь, возвращаясь к тому парню. Дерек издает небольшой, прерывистый звук, и пытается заглушить его в новом поцелуе, а Стайлз сжимает его шею, удерживая его взглядом, и... — Ох, позвольте городу сгореть, ну, в самом-то деле. Новый голос обрушивается на комнату физическим грузом. Стайлз знает точный момент, когда Дерек осознает то, что он услышал, по синей вспышке чистого шока в его глазах, по тому, как он крепко стискивает Стайлза, прежде чем пугающе обмякнуть против него. Если бы Стайлз его не держал, он бы рухнул на пол. Малия та, кто говорит первой, неуверенно. — Питер? Стайлз смотрит в сторону дверей лофта, нахмурив брови. Все остальные неверяще раскрывают рты, будучи под впечатлением, когда мужчина, о котором идет речь, снисходительно и кратко улыбается, смотря на свою отчужденную дочь, перед тем, как повернуться с более самодовольной ухмылкой в сторону Дерека. — Что я говорил тебе, племянничек? Человеческая любовь. Она зажигает заклинания, она охраняет города. Дерек тяжело сглатывает, и Стайлз тянется, успокаивающе поглаживая его по руке. — Как ты… — Выжил? Я больше удивлен, что ты поверил в то, что я умер. У тебя-то должно быть больше веры в меня, особенно сейчас, — и после он, как ни в чем не бывало, прогуливается по лофту, кивая Скотту, и не скупясь на слишком широкую ухмылку для Лидии перед тем, как остановить свой взгляд на ведьме. — Ну, если вы все не готовы позволить Бейкон Хиллс разрушиться, в качестве доказательства вашей любви, я полагаю, вместо этого мы должны заключить другую сделку. Стайлз выкраивает быстрый взгляд в сторону Дерека, но глаза того были прикованы к Питеру. И Стайлз чувствует внезапную вспышку негодования, потому что у них черт знает сколько осталось секунд, а Питер просто не мог подождать, пока его эхо затихнет, чтобы совершить свое дурацкое эпическое появление? Он зарывается лбом в шею Дерека, и чувствует, как его пальцы поглаживают его по затылку, быстро и успокаивающе. Ведьма задумчиво прищуривает глаза, но Дерек первым подает голос, в котором лишь одно рычание. — Какая ещё сделка? Питер кривовато и ярко улыбается. — Я не создан для семьи, Дерек. Честно, ты хоть представляешь, сколько за тобой нужно присматривать? Но освободи меня от моих оков, и я смогу идти по жизни без нытья и стремления постоянно тебя контролировать. Голова Стайлза взмывает вверх так резко, что он чуть не врезается в челюсть Дерека. Он не может говорить это на полном серьезе… Стайлз сильно цепляется в спину Дерека, будто нуждается в помощи, чтобы стоять. Его взгляд обращается то к Малии, то возвращается к своему дяде. — Заклинание… самая важная вещь… То, что ты больше всего любишь — это себя. Белоснежные зубы сверкают. — Это похоже на правду, но это не мешает сделке. Ты должен научиться не всегда понимать всё буквально, Дерек. — Он бросает взгляд обратно к ведьме. — К обоим из них**, получится? Она наклоняет голову, смотрит на него, сквозь него. К обоим из них. — Думаю, это возможно. — Нет, — огрызается Дерек, отходя от Стайлза и делая резкий шаг вперед. Он смотрит на Питера, словно никогда раньше его не видел. На другом краю комнаты, Лидия плавно движется в сторону Малии, сцепляя их руки. Малия смотрит вниз, потом снова быстро поднимает взгляд вверх, выглядя напуганной. Стайлз чувствует, как земля уходит из-под ног, особенно теперь, когда он снова стоит самостоятельно, без поддержки, а Питер лишь посматривает в его сторону озорным взглядом. — Ты предпочел бы снова потерять мальчика, Дерек? — Дерек тут же хватает Стайлза, притягивая его к себе до тех пор, пока тот не чувствует тепло Дерека своим боком. — Я думаю, нет. Стайлз чувствует новую волну радости, что Дерек заботится о нем, а потом вторую набегающую волну раздражения, затопляющую всё вокруг. Всю навязчивость этого. Он моргает, трясет головой, понимая, что цепляется за плечо Дерека, точно за якорь. — Дерек… — Эхо потухает, — это говорит ведьма, и рука Дерека спускается с руки Стайлза на его талию, прижимая того ближе. — Замена жертвы может быть осуществлена, при условии, что носитель считает это что-то по-настоящему ценным. — Он не считает, — губы Дерека сжимаются в тонкую линию. Потом говорит Питер. — Это ты так не считаешь. — Он считает это ценным, — тихо говорит Стайлз, неожиданно для себя. — Он выследил для нас ведьму. Взгляд Дерека обращается к Стайлзу — растерянный, уязвленный, неверящий. — Тогда… он выследил её для себя. Он хотел заключить эту сделку. Стайлз смотрит на Питера. — Ну, да. Двух зайцев, верно? И Питер склоняет голову. — И вот почему мой племянник нуждается в тебе. Гордый. Задыхающийся. На этот раз это не происходит даже приблизительно так же: эмоции словно вымываются, когда эхо медленно его покидает. Он хнычет, горло сжимается. Он не хочет возвращаться к тому, кем он был, не хочет терять это. Но Питер — семья Дерека. Его последняя связь с детством. Он был настолько сломлен, когда Питер умер, что упал в объятия Стайлза, даже когда знал, что должен был быть осторожнее. Стайлз не может быть эгоистом с Дереком. — Он нуждается и в тебе тоже. Но Питер лишь закатывает на это глаза. — Я дал тебе эти месяцы, чтобы свыкнуться с моей преждевременной кончиной. И ты, кажется, достаточно хорошо справлялся с жизнью без меня. А теперь прекращай спорить и позволь всем нам получить то, чего мы хотим. Дерек издает слабый звук протеста, его мышцы подрагивают, как тогда, когда он собирается окунуться в проблему с головой, сделать какой-нибудь большой, глупый героический поступок или жертву. И сердце Стайлза сжимается, потому что он не сможет этого выдержать. Он не сможет выдержать того, если он будет по другую сторону, если Дерек начнет смотреть на него пустыми глазами, как будто он едва ли существует. Если предположить, что он будет жертвой Дерека. Но Питер опережает Дерека, он ловит его взгляд, его глаза вспыхивают голубым, а зубы предостерегающе оскаливаются. — Я хочу этой свободы, Дерек. После шести лет в больнице, отслаивающейся кожи, потерянного в туманной дымке разума и криках моей умирающей семьи… Я хочу уехать из этого города, оставить его позади, и никогда не оглядываться назад. Ты понимаешь? Дерек лишь смотрит на него, но когда Питер поворачивается к ведьме, он даже не пытается его остановить. — Теперь, я хочу стать одним из них, ты понимаешь меня? Я не хочу отказываться от своего очищающего режима или превратиться в идиота с корявым языком. — Это не будет проблемой. — А мальчик? — Твоя жертва заменит его. Он будет таким, каким был до того, как отказался от чувств, таким, как сейчас. На другом краю комнаты, Малия освобождается из хватки Лидии, делая шаг вперед. — Это… я. Одна из «них», это я, не так ли? — она звучит настороженно, неуверенно. Глаза Питера на секунду закрываются, прежде чем он поворачивается к ней лицом. — У тебя едва был шанс узнать меня, дитя. Ты не понимаешь, от какой опасности избавляешься. Она стискивает свои губы, оглядывая его лицо. Делает ещё несколько шагов и наклоняется, чтобы поцеловать в щеку своего отца. — Я в это не верю. А затем она отворачивается, возвращаясь обратно к Кире и ютясь вместе с ней на краю кровати Дерека. Дерек дышит резко и быстро, и с каждым вздохом его ноздри раздуваются. Ведьма начинает поднимать руку, и он выплевывает резкое: — Питер. Ведьма делает паузу, Питер оглядывается. Дерек все еще держится за Стайлза как за спасательный круг, но немного смещается в захвате, нервно и неуверенно. Его рот то открывается, то закрывается, прежде чем: — Я прощаю тебя. Брови Питера поднимаются. — Я не знаю, возможно это для тебя что-то значит, но я ценю это проявление чувств. Я буду нежно хранить это в течение следующих нескольких секунд. Он с надеждой оборачивается к ведьме, и та снова поднимает руку.***
Питер уходит спустя десять минут. Он ухмыляется, его глаза светлее, чем Стайлз когда-либо видел, когда они скользят мимо Дерека и Малии. Его жертвы. Позже он оставляет инструкции, что, если они когда-либо будут остро нуждаться в его услугах, чтобы тем, кто ему позвонит, была только Лидия. Хотя, он был таким непреклонным, когда навсегда покидал Бейкон Хиллс, и Стайлз думает, что он, вероятно, наложит вето на любые попытки снова связываться с этим человеком. Что? Он наверняка заслужил права вето. Он не только лучший друг Альфы, но и парень бывшего Альфы. Он парень Дерека Хейла. Дерек Хейл — его бойфренд. И от этой мысли у него никогда не перестанет появляться одурманенная ухмылка на его лице, и его на все сто процентов это устраивает. Он меняет все свои пароли на «Дерек», потому что он знает, что это заставит Питера закатить глаза, а потом меняет их на что-то связанное с Марвел спустя неделю, когда выходит трейлер следующего фильма. Дни они проводят, нежась в объятьях друг друга, а слишком много ночей — обжимаясь и целуясь в джипе Стайлза, хотя поблизости у них есть вполне хороший и удобный лофт, а всё потому что «я фантазировал об этом с тех пор, как ты истекал черной слизью на мои сидения, окей?», а Дерек — замечательный, невообразимый идиот — лишь закатывает глаза, будто это причиняет ему огромные неудобства, и потакает Стайлзу. И когда они всё рассказывают его отцу всего через несколько дней после этого, тот просто вздыхает и говорит «давно пора» и утаскивает Дерека на долгую, приватную «у меня есть оружие и доступ к акониту» беседу о том, что Дерек выглядит больше польщенным, чем каким-либо ещё. И они влюблены. Друг в друга. Одновременно. И они оба об этом знают. То нападения врагов и оборотней, пытающихся захватить их территорию, то продолжающие развиваться силы Лидии новым и жутким образом, то Кира начинает получать, подумать только, хвосты, но… Они есть друг у друга. В общем-то, всё идеально.***
Как-то раз, он находит Дерека перед сгоревшим домом Хейлов, уставившегося на импровизированное надгробие, которое он создал для Питера почти год назад. Стайлз опирается на него, и Дерек неосознанно оборачивает руку вокруг его талии, словно это самая естественная вещь в мире, словно они делают это в течение многих лет. Стайлз медлит несколько секунд, наслаждаясь легкостью всего этого, прежде чем выдыхает: — Ты скучаешь по нему? Дерек кивает, выражение лица спокойное, нечитаемое. — Я всё жду, что заклинание выйдет из строя. Ну конечно. Дерек не может просто сидеть сложа руки и принять свое счастье… но это нормально, потому что Стайлз любит его переубеждать. Стайлз наклоняется, чтобы поцеловать Дерека в плечо. — Эй, он заботился о тебе так, как умел. Так заботился, что затеял долгую аферу, чтобы избавиться от чувств, — второй поцелуй в его шею, наслаждаясь очередным глотком воздуха, что втягивает Дерек, немного глубже, устойчивее. — Он ждал полгода, чтобы убедиться, что ты справляешься и без него, — легкий укус в челюсть. — Он проверял меня, чтобы убедиться, что я тебя достоин, — затем он наклоняется, останавливаясь, чтобы перехватить дыхание из уст Дерека, и усмехается. — Знаешь, этот город до сих пор существует только из-за любви двух людей к тебе. Что довольно круто, учитывая все обстоятельства. Физические доказательства, которые Дерек не может отрицать. Глаза Дерека мягки и светлы, когда он наклоняется, чтобы нежно переплести их губы вместе. — Моя бы удержала целый штат. — Да, здоровяк? А как насчет страны? Губы Дерека движутся к его уху, а руки важно ложатся на его бедра. — Мир, Стайлз. Ради тебя. И Стайлз подавляет усмешку в долгом и медленном поцелуе, обещания вечности, которые ни один из них не знает, сможет ли сдержать…, но они оба намерены попробовать. — Просто давай держать мир в целости и сохранности вдвоем. Дерек улыбается. — Достаточно справедливо. Потому что некоторые вещи имеют слишком высокую цену.