***
Пока однажды он не возвращается с тренировки по лакроссу (наконец-то на первой линии в выпускном классе, а он помнит времена, когда это было бы для него всем. Но Стайлз догадывается, что некоторые чувства просто угасают сами по себе, без всякого волшебства). Он заходит в свою комнату, швыряет вещи в угол и видит Дерека, сидящего на краю кровати — локти на коленях, кулаки сжаты, а рядом лежит открытая книга. Он по-прежнему не смотрит на Стайлза — он никогда не смотрит на Стайлза, когда тот смотрит на него, словно боится того, что увидит или того, что покажет — но и не стискивает раздраженно челюсть в глухой обороне. Он выглядит… неуютно или, возможно, неловко. Стайлз останавливается в дверном проеме. Его отец всё ещё на работе и вернется только после ужина. Не нужно беспокоиться о том, чтобы понизить голос или закрыть за собой дверь, прежде чем сказать: — Что-то мне подсказывает, что ты здесь не для того, чтобы сделать преуспевающему спортсмену заслуженный минет. Что-то мелькает в глазах Дерека — немного тепла, немного напряженности. Его челюсть начинает сжиматься. Стайлз лишь закатывает глаза, стягивает рубашку и бросает её в угол, вынимая из комода свежую. Он всё ещё воняет потом, но уже немного меньше. Он примет душ, как только Дерек уйдет. Или примет его с Дереком, если их разговор закончится слишком неловко. Если они вообще его начнут. — Что за книга? Нашел что-нибудь полезное? — Я нашел способ перестать чувствовать. Стайлз останавливается, успев надеть рубашку лишь на одну руку, медленно поворачивается и бросает рубашку на пол рядом с первой. — Ты… что? Взгляд Дерека беспокойно блуждает по полу, он потирает руки, словно пытается оттереть от них какое-то пятно. — Это тоже хорошее решение. Можно даже сказать — лучшее, — он делает быстрый вдох, как будто набираясь смелости, и успевает бросить пронизывающий взгляд на Стайлза лишь на секунду, прежде чем снова посмотреть вниз. — Этот бардак сейчас только потому, что тебе всё безразлично, а мне — нет. Если и мне будет плевать, то всё будет просто прекрасно. Уравновешенно. Стайлз медленно облизывает губы, волна тепла растекается по нему, затапливая, потому что… черт, это всё могло бы быть, не так ли? Они могли бы трахаться, когда захотят, не беспокоиться об этом, если нет, и обоим было бы всё равно. Он мог бы иметь всё, что захочет от Дерека, и избавиться от того, что не хочет, и никто не смог бы назвать его эгоистом, потому что он не причинил бы этим Дереку боль. Он откашливается. — Это… не то, о чем мы договаривались. И теперь Дерек смотрит на него, по-настоящему смотрит на него. Пристальный взгляд и старательно отстраненное выражение. — И это то, чего ты хочешь? Сердце отсчитывает удар, три, семь, пока Стайлз пытается справиться со своими не-чувствами, не дающими покоя. Чувства, которые — он уверен — он должен испытывать, отзываются чертовой фантомной болью, и это звучит странно, как Юэн МакГрегор, говорящий ему, что любовь — это самое прекрасная вещь на свете и за неё нужно бороться, а не пускать слюни от одной только мысли, что Дерек тоже избавится от своих чувств. (Они привлекают Малию к важным вечерним кинопросмотрам стаи, а выбор в большинстве случаев делает Лидия, потому что она, очевидно, знает, «какие фильмы девочка-подросток должна посмотреть и какие — нет», и также очевидно, что посещение этих просмотров обязательно, и это единственная причина, почему Стайлз думает об этом…Дурацкий слезливый мюзикл* с Юэном МакГрегором…) — Это не то, о чем мы договаривались, — снова настаивает он. — Как ты нашел это заклинание? Дерек поджимает губы и снова опускает взгляд на свои руки. — Ты явно не в восторге от… Ты ещё никому не рассказал, и ты ведешь себя, как… Слушай, если ты не хочешь этого, то это… — он проглатывает слово нормально. Очевидно, что не нормально, раз речь идет о заклинании равнодушия. — Просто скажи мне, ладно? Не думай, что ты обязан что-то делать. Просто скажи мне. Стайлз облизывает губы и медленно пересекает комнату. Дерек слегка вздрагивает, когда он протягивает руку, но Стайлз просто берет книгу, вглядываясь в древнеанглийский. — Оно даже близко не так изысканно, как то, которое сотворила ведьма. Она забрала мою любовь к тебе, конкретно к тебе. Это же больше похоже на… — Стайлз кривится, —…лишение тебя способности вообще любить. Романтично, по крайней мере. Дерек пожимает плечами, ещё ниже опуская голову. — Как я и сказал. Возможно, так будет лучше. И это действительно возможно. Насколько проще была бы жизнь Дерека, если бы его не продолжали использовать не те люди? Он отворачивается и идет к своему столу, загибая страницу, прежде чем её закрыть. Дерек всё это время следит за ним глазами. — Я всё ещё хочу всё исправить. Что-то с треском ломается. Это что-то — Дерек. — Почему? — он вскакивает на ноги, прижимая дрожащие руки к бокам. — Если тебе плевать на меня, если я ничего для тебя не значу, почему ты хочешь… — он стискивает зубы. Он выглядит так, будто хочет оттолкнуть Стайлза или убежать. «Любовь всей моей жизни», — снова думает Стайлз, вздыхая. У него есть такой легкий выход из этой катастрофы. Действительно, почему он пытается бороться с этим? — Потому что дело не в тебе, Дерек. Серьезно, на все сто пятьдесят процентов дело во мне. Я зациклился на этом «ты горяч, и я должен любить тебя, потому что я помню, что любил тебя, и все говорят мне, что я должен любить тебя», и я просто… мне нужно знать, чего хочу я. Мне нужна возможность почувствовать то, чего я хочу, самому принять это решение. Ты понимаешь это? Дерек смотрит на него слишком долго, так долго, что Стайлз закатывает глаза и отворачивается, чтобы затащить свой рюкзак на стол и отпихнуть грязное белье в ставшую заметнее кучу в углу. Голос Дерека доносится едва слышно почти целую минуту спустя. — Тогда заклинание равнодушия будет запасным вариантом. На случай, если мы не сможем… Не сможем найти ведьму и убедить её помочь. На случай, если вернуть чувства вообще невозможно. Черт возьми, у них неплохие шансы на то, что в следующем месяце Стайлз и Дерек будут трахаться друг с другом бесчувственно, не заботясь ни о чем на свете, и проходить мимо, словно незнакомцы, при встрече на тротуаре. …А придет ли Дерек к Стайлзу, если не будет его любить? Это не совсем то, что Стайлз ожидает от Дерека после всего. Если не будет чувств, связывающих Дерека с неуклюжим, вертлявым, сентиментальным человеческим подростком, кем является Стайлз, добьется ли он вообще от Дерека хоть чего-нибудь? Эгоистично (всё эгоистично, когда дело касается Дерека), но он вдруг начинает ненавидеть эту идею. — Звучит как план, — произносит он сквозь зубы. — Так как насчет душа? Но когда он оборачивается — Дерека уже нет. Секундой позже он раскрывает книгу, вырывает страницу с заклинанием и рвет её на мелкие кусочки.***
— Ты серьезно, чувак? На следующий день он рассказывает всё Скотту. Дерек был прав; странно, что он не сделал это раньше. И объяснять всё это вслух так же странно, как он себе представлял. Скотт смотрит на него так, словно у него выросла вторая голова. И это одна из немногих вещей, которые никто из них до сих пор действительно не видел. — В смысле… ты это сейчас серьезно, да? Потому что, если ты говоришь что-то подобное и при этом не серьезен, это… — Убьет Дерека, я в курсе, — закатывает он глаза. — Напомни, когда ты был моим лучшим другом? — Я и сейчас твой лучший друг, — говорит Скотт мягко, но серьезно. — И часть этого — приглядывать за тем, что тебе дорого, особенно когда сам ты не можешь.***
Исследования и поиски идут неважно. Их зацепки оказываются безрезультатными даже теперь, когда все в стае незаметно подкидывают информацию ему на стол или в шкафчик. Дерек не появляется несколько дней. Стайлз заглядывает в Джунгли, проводит ночь, вертя задницей перед потными, лапающими его незнакомцами, потом идет домой и дрочит, представляя рот Дерека на нем. Если эта чертова ведьма не сможет вернуть его любовь, может, она сможет хотя бы забрать его похоть.***
— Серьезно, — рявкает Стайлз, громко хлопнув учебником и заработав суровый взгляд школьного библиотекаря. — Я имею в виду, всё это должно быть очень важно для Дерека или типа того, верно? Ты думаешь, он мог бы больше… я не знаю, вкладываться в поиски. Уже четыре дня от Дерека ничего не слышно. Даже случайные записки перестали появляться на его столе. — Чувак, — Скотт закатывает глаза и бросает взгляд на девушек на другом конце стола, которые делают вид, что не слушают их. Кроме Лидии, конечно, которую, кажется, не волнует, что мальчики знают, что она подслушивает. — Он нервничает. Очевидно же. — Очевидно, — эхом отзывается Стайлз. — Было бы неплохо, если бы он мог нервничать, помогая. Я могу типа… иногда ощущать его взгляд, от которого у меня зуд по коже, но я даже не могу его отследить, понимаешь? Как будто мы вернулись в те времена, когда Дерек был просто ужасающим психом, который ошивался вокруг школы и следил за тобой на занятиях по лакроссу. Скотт кривится от этого напоминания. Тот Дерек пугал его так же, как и Стайлза… Ну, может быть, не совсем так же, поскольку Скотт был помешан на Эллисон и Дерек не снился ему всё чаще в эротических снах, в которых толкал к стенам, прижимал и вдыхал запах… Лидия наклоняет голову, облокотившись о стол. — А ты помнишь, что с ним тогда происходило? — Окей, так теперь мы сравниваем возвращение моей любви со смертью его сестры от рук слетевшего с катушек Альфы, — Стайлз откидывается на спинку стула, барабаня пальцами по второй книге, определенно-не-учебнику (Заклинания Поиска, Находящиеся Здесь), лежащей перед ним. — Иногда мне интересно, какого черта я так заморачиваюсь. Кира бросает притворяться, что что-то изучает, и поднимает серьезный взгляд, убирая прядь волос за ухо. — Знаешь, он боится не того, что ты беспокоишься о нем. Он пытается крепиться, быть готовым к тому, что ничего не выйдет. Пытается закрыться сейчас, чтобы потом не было слишком больно. Стайлзу хватает совести, чтобы почувствовать себя немного виноватым за то, что уничтожил заклинание равнодушия.***
После школы Стайлз находит Дерека в лофте. Он роняет свою сумку и быстро приближается, не обращая внимания на то, как при виде него челюсть Дерека сжимается, а плечи напрягаются. Он хватает ремень Дерека и уже наполовину расстегивает штаны, когда мужчина вновь обретает контроль над собой и рычит предупреждающее: — Стайлз… — Пошел ты, Дерек. Я не позволю тебе забить на это сейчас. Мы одни? Дерек кивает, выглядя загнанным в угол. Жертвой. Отлично. Рука Стайлза скользит в джинсы Дерека, грубо его сжимая. Он моргает. — Стайлз, — снова начинает он напряженно и нервно, как никогда раньше. Будто они не делают это постоянно. Но он не сопротивляется, когда Стайлз толкает его спиной к стене — ему понадобится стена, когда Стайлз с ним закончит — и медленно опускается перед ним на колени. — Что ты… — Не тупи, Дерек. Ты делал это мне достаточно часто. Хотя сам он никогда раньше не заморачивался тем, чтобы Дерек кончил. Честно говоря, это не приходило ему в голову. Минеты — это больше о доставлении удовольствия другому человеку, о наслаждении тем, что доводишь его до оргазма. Это никогда не было у Стайлза в приоритете. И по сути ничего не изменилось. За исключением того, что прошло несколько дней без Дерека, и теперь он знает, как будет чувствовать себя, когда Дерек не будет его хотеть. С тех пор, как всё это началось, как-то само собой подразумевалось, что он хочет. И будет хотеть, несмотря ни на что. И он хочет, чтобы Дерек его хотел. Хочет, чтобы он был с ним грубым, необузданным, путаясь в руках и словах. Не в силах отказать. Он хочет быть желанным. Это не любовь. Это что-то определенно не нормальное. И когда Дерек кончает, задыхаясь, его колени подгибаются, и он опирается о стену, едва в состоянии оставаться в вертикальном положении, когда он моргает затуманенными глазами и смотрит на Стайлза так, будто не хочет отводить взгляд, когда он сжимает его рубашку, скуля ему в губы и выдыхая «да» на его хриплое «мой»… …Стайлз понимает, что начинает пугать самого себя.***
Из одинокого пятна тени выступает фигура. Стайлз как раз выходит из участка шерифа после того, как принес отцу ужин, и шагает вверх по улице туда, где припарковал свой джип. Это обычная ночь; до странности обычная ночь, если честно. Следовало ожидать, что нечто подобное произойдет. «Обычное» встречается ему в жизни не так часто. Поэтому, когда эта фигура попадает под свет уличного фонаря, Стайлз останавливается и долго смотрит, а потом взрывается смехом. — Знаешь что? Если честно, я даже не удивлен. Питер Хейл улыбается. Он стоит, непринужденно заложив руки за спину, его волосы длиннее, чем были, когда Стайлз видел его в последний раз. Тогда, когда он умер в третий раз, на этот раз уничтоженный ослепительно-белым огнем фейри, который горел так жарко, что Малии и Дереку нечего было похоронить. Ведь это должно было насторожить в первую очередь, да? Не доверяй ничему, когда дело касается Питера. Стайлз качает головой. — Так каков был твой грандиозный план на этот раз? — Никакого грандиозного плана, — отвечает Питер приглушенным голосом, чересчур собой довольный. Он ухмыляется, его зубы ослепительно белые и подозрительно острые. — Мне просто нужно было исчезнуть. Понял, что отцовство всё же не для меня. Стайлз фыркает. Будто никто никогда не говорил ему, что он не создан быть отцом. До сих пор. — Ты невероятный ублюдок, ты знаешь это? После всех усилий, которые ты приложил, чтобы найти её? Он пожимает плечами, шагая в сторону Стайлза, и останавливается около его джипа. — Ну, попробуй в жизни всё. Это произносится настолько равнодушно, что Стайлз сжимает руки в кулаки, понимая, что пытается найти, что бы ещё такого сделать, чтобы вызвать его реакцию. — Ты хоть представляешь, что сделал с Дереком? И разочарование в его голосе искреннее, потому что именно тогда весь этот бардак начался. Конечно, цена была уплачена до этого, и Дерек и остальные к тому времени уже узнали, от чего Стайлз отказался, но только после смерти Питера Дерек был достаточно уязвим, чтобы что-то с этим делать. Глаза Питера сверкают в темноте. — О, похоже, ты достаточно хорошо поладил с моим племянником в мое отсутствие. Стайлз изображает рвотный позыв. — Это звучит невероятно жутко, ты в курсе? Всё, что говорит этот ублюдок, звучит жутко. Или слащаво и насмешливо, вот как сейчас. — И что я слышу, это забота о дорогом Дереке? Ты излечился от заклятия злой ведьмы в мое отсутствие? Вы оба добровольно продолжаете свою тошнотворную сагу о том, будут они вместе или нет, и взглядах украдкой? Это заставляет его поморщиться. — …Пока нет. Питер удивленно изгибает бровь. — Пока? Но ты хочешь. И это серьезно происходит прямо сейчас? — Ты действительно вернулся из мертвых, чтобы поговорить о моей личной жизни? Разве мы не должны говорить, я не знаю, о том, как ты выжил или ещё о чем-нибудь? — За мной долг, — говорит он так, будто это ничего не значит. И Стайлз уверен, что он и не собирается выразиться яснее, чем сейчас. — А теперь я возвращаюсь в город и узнаю, что ты задумал изменить свою ситуацию. Даже если она — самая простая, которую только можно представить, с героической жертвой, защищающей тебя и всё остальное. Никто не может тебя винить, и ты можешь жить своей жизнью без боли и страданий, которые обязательно будут от любви к Хейлу. Стайлз пристально смотрит на него секунду, затем крутится, глядя налево и направо, будто пытается увидеть что-то, находящееся вне его поля зрения. Питер хмурится. — Что ты делаешь? — О, просто пытаюсь найти ангела на другом моем плече. Абсолютно уверен, что вы, ребята, должны появляться в паре. — Ты уже всё продумал. — Я что, идиот? Не отвечай. Конечно, я всё продумал. И это кажется отличной идеей примерно пять шестых времени. — И всё же ты до сих пор охотишься на ведьму. Он помнит болезненное удовлетворение от того, что Дерек цепляется за него, потный, потрясенный и отчаянно нуждающийся в большем. Осознавая, что может бросить его в любую секунду и почувствовать не больше, чем дискомфорт от зуда, который невозможно почесать. Он помнит, как чувствовал себя Кейт чертовой Арджент. (И Стайлз не такой. За исключением, видимо, какой-то его части.) — И эта одна шестая — достаточно настойчивая сука, чтобы вселить сомнения. Питер молча на него смотрит, а Стайлз и забыл, что прищуренный, изучающий взгляд — фамильная черта Хейлов. Он ежится под ним, начинает хмуриться, пока… — Ну, тогда ладно. И Питер делает последний шаг к джипу Стайлза, открывает дверь (она была заперта, проклятые оборотни) и вытаскивает за загривок женщину. Её руки связаны, во рту — кляп. Она в отключке. Они в двадцати ярдах от чертова полицейского участка, а Питер привез заложницу и засунул её в джип Стайлза. Секунды через две, после того, как шок проходит, Стайлз понимает то, что он, наверное, должен был заметить в первую очередь: заложница — ведьма. Она моложе, чем он помнит: нет отвратительных бородавок, морщин вокруг глаз или её мерзкого хихиканья (хотя, это может быть из-за кляпа. Или, знаете, из-за того, что она без сознания). Стайлз смотрит, пока Питер, улыбаясь, засовывает её обратно в машину. Он чувствует себя неуверенно, когда поднимает взгляд. — Это была проверка? — И ты превосходно справился. Считай это свадебным подарком для тебя и моего дорогого племянника. Насмешливого тона достаточно, чтобы Стайлз не вздрогнул от этих слов. Питер тоже не верит в сказки. Но он всё ещё думает, что это стоит того, чтобы разрушить заклинание. — Но как ты… — Нашел её? Очень просто. Ну… не очень. Не будем преуменьшать моих геройств. Это было практически невозможно. Оказывается, ведьмы не больше других любят, когда на них охотятся. Уверен, я несколько раз едва избежал участи быть превращенным в пятнистую жабу. — Почему? Он пожимает плечами, и уголки его губ дергаются, пока Стайлз изумленно на него смотрит. — Мой племянник всегда руководствуется своими эмоциями. Это утомительная черта, и, честно говоря, я уж подумал, что он уже извлек из этого урок. Но он положил глаз на тебя, и я знал, что он стал более невыносим, чем обычно, пока вы двое не увязли в своей глупой истории любви, так что… — Ты заботишься о нем, — Стайлз пристально смотрит на него секунду, затем громко смеется. — Ха, я знал, что он тебе не безразличен. Все вы, Хейлы, на самом деле сентиментальнее, чем хотите казаться, ты в курсе? Питер закатывает глаза. — Я задолжал ему парочку счастливых концов. Можем считать, мой долг уплачен. Он захлопывает дверь автомобиля и отступает на шаг. Как будто просто собирается уйти сейчас, когда «посылка» доставлена. — Подожди, — Стайлз следует за ним. — Так значит, ты теперь вернулся? — Думаю, нет. Этот город — привязь, от которой мне нужно освободиться. И после того, как ты избавишься от проклятия, я уверен, станет ещё более невыносимо, чем прежде. Стайлз фыркает. — Оу, ты считаешь меня терпимым. — Определенно больше, чем когда ты в конечном итоге с сердечками в глазах начнешь менять все свои пароли на «Дерек». Он перестает ухмыляться, а живот нервно скручивает. Этого ведь не случится? Он всё равно будет собой. Он и раньше был влюблен в Дерека и не стал из-за этого второй версией Скотта. Питер поворачивается, и Стайлз снова делает шаг вперед. — Если ты хотел найти ведьму, почему бы просто не уехать? Зачем нужно было инсценировать смерть? Он поворачивает голову, и Стайлз успевает уловить тень самодовольной улыбки. — Двух зайцев одним выстрелом, Стайлз. Всегда целься в двух зайцев, — он останавливается и ждет, пока Стайлз думает. Тот облизывает сухие губы и медленно кивает. — Значит, ты хочешь, чтобы это осталось нашей маленькой тайной. Ты не хочешь, чтобы я сказал остальным, что ты жив. — Ты не совсем свободен, когда за тобой приходят твои оковы. Он снова кивает. Слышит свои собственные слова, тихие и нерешительные: — Ты не должен убегать, знаешь. Тебе нашлось бы место и здесь. Питер лишь смеется. — Трогательно, Стайлз. Сохрани немного страсти для моего племянника, хорошо? И… будь осторожен. Ты можешь обнаружить, что забота — такое же проклятие, как у тебя сейчас. Он машет рукой, отступая в ближайшую тень, и вот так просто исчезает. Стайлз смотрит на пустую улицу почти целую минуту, потом поворачивается, чтобы посмотреть на связанную, бессознательную ведьму. — Это ведь на самом деле только что произошло?