Формула счастья

Гёцумэй но мити… «Лунная дорожка». А что если… Это был шанс. Крохотный, но всё же шанс. Обмануть память, перехитрить сознание и подсознание. Пройти по зыбкой ускользающей ленте. А вдруг… Отбросив сомнения, Торуна сбросил кимоно, чтобы чувствовать реальность ближе. Всей кожей. С бьющимся сердцем он вспомнил совет старого монаха овладевать своими эмоциями, направлять их. Торуна уселся на циновку в позу лотоса и закрыл глаза. Глубокий вдох и выдох. Прана… Он старался установить контроль над дыханием, над кровью, бешено колотившейся в венах. Ум раскрылся навстречу единственному образу, который властвовал в сознании. Саске. Инстинктивно брюнет потянулся к нему, но тут же подумал: «Нет, это пока ещё слишком болезненно. Я не хочу думать о том, как мы расстались. Попробую что – нибудь ещё.» Но другие образы не приходили, ему хотелось мечтать и вспоминать только о Саске. Большим усилием воли Торуна заставил себя думать о нем спокойно. ...Каскад иссиня – черных волос, полночные глаза, опушенные длинными ресницами, лунная кожа, персиковый вкус его рта, страстные движения его языка… ЕГО БОЖЕСТВО. Торуна открыл глаза и погрузился взглядом в лунную дорожку на воде. Глубже и глубже. И вот она поглотила его целиком. Ещё миг – и он уже ступает по её ненадежной поверхности. Светлый туман клубится у ног, иногда скрывая дорожку. Поднимается и окутывает парня с ног до головы в постоянно мерцающую субстанцию. СВЕТ… Серебристая дымка расступилась, и Торуна увидел... …Разметав по подушке золотые волосы, бесстыдно раздвинув согнутые в коленях ноги, на широкой постели лежал он сам. Руки сжимали складки простыни, его тело приподнималось над мягкой поверхностью, опираясь на локти. Между нежно – смуглых бедер опустилась черноволосая голова. Шелковистые пряди коснулись чувствительной кожи, рождая волну тепла, стремительно поглощавшую сущность Намекадзе. Влажный, горячий росчерк языка по всей длине его изнемогающей плоти. От самого корня до набухшей, «плачущей» от жгучего желания головки. Медленный, сводящий с ума. Полный сладостных обещаний взгляд агатовых глаз погрузился в безумную от нетерпения синь. И голос, тихий, завораживающий прошептавший на выдохе: «Амай*…» Влажность и теплота языка, интонация любимого голоса были столь яркими, столь явственными что Торуна вскрикнул. Лунная дорожка задрожала, мгновенно рассыпалась на мириады осколков, и брюнета выбросило в реальность. Торуна упал вперёд, успев упереться на руки. В голове все плыло, по вискам стекали капли пота. Сил практически не было. Но это того стоило. Тело « плыло» в только что испытанном ощущении. В его истоме, сладкой и тягучей как мед. Каждая клеточка, каждый дюйм кожи сладко содрогался, запоминая и впитывая это ощущение. Внутри ещё разливалось тепло, оставленное прикосновением языка Учихи. Торуна почти не дышал. «Запомнить, не упустить. Зацепиться и не потерять. Этот голос, его интонацию, это тепло. Это ощущение.» Чуть восстановив дыхание, Торуна потянулся за карандашом и папкой. Закончив с рисунком, брюнет потянулся. Как ни странно, но, похоже, бессонница прошла, и ему хотелось спать. «Это последствия «прогулки». Она отнимает много сил. Но я буду пробовать снова и снова. Я вспомню. И я смогу вернуться к Саске прежним.» Вернувшись к себе, Торуна рухнул на постель и мгновенно уснул. Чернильная темнота сна на этот раз была ровной. Её ничто не потревожило. С той ночи ритм жизни Намекадзе изменился. Днем он отсыпался. Вечером приезжал Учиха и они проводили вместе несколько часов. Но Торуна не стремился остаться с ним наедине. Более того, хотелось чтобы Саске поскорее уехал домой, дав этим Торуне возможность «пройтись» по лунной дорожке. Каждое такое «путешествие» возвращало по крохам былые ощущения. Прикосновения губ, волос, интонации родного голоса. Лишь одного вернуть так и не удалось. Ощущения прикосновений рук коиши. Как ни старался Торуна, пройтись по серебристому мостику дальше, ничего не получалось. Силы таяли. К тому же Гаара начал что-то подозревать. Бледный, раздраженный, спящий днем как сурок и оживающий лишь с приходом вечера, а затем и ночи Торуна решительно ему не нравился. Парень стал похож на амаэро*, не получившего своей дозы. Кроме того, Торуна вспомнил, старик – монах предупреждал что «гёцумэй но мити» не только сложна и отнимает много сил, но и очень опасна. На ней легко затеряться и остаться в голубоватой дымке навсегда. То есть, переводя на современный язык – впасть в кому. Торуну раздирали противоречивые чувства. Желание - он стремился как можно быстрее вернуть себе прежнее «я» чтобы вновь быть с Саске. Страх – а что будет, если он так ничего и не вспомнит? Несколько раз брюнет порывался все рассказать Учихе, но… Наступала ночь и Торуна возлагал надежду на очередное путешествие и разговор откладывался. Настало время, когда Торуна больше не смог погрузиться в призрачный водоворот света. «Лунная дорожка» сделала всё что смогла. Она привела его к закрытой двери в памяти, но открыть её не смогла. Это был тупик. Тугая спираль эмоций, накрученная за прошедшее время, была сжата воспоминаниями до предела и могла развернуться в любой момент. Это грозило полным срывом. Причем в любой момент. Но не только Торуна шел по лезвию катаны. С каждым днем Саске становилось всё труднее находиться рядом со своим ангелом. Это было, пыткой, мучением. Быть так близко и… не прикоснуться к любимому. На все вопросы, задаваемые Учихой, его солнце не отвечал, прося дать ему ещё немного времени. Но время как раз и играло против них. Саске ничего не понимал, и неопределенность в отношениях с Торуной сводила его с ума. Учиха мучительно искал выход из создавшейся ситуации и не мог его найти. Это убивало надежду на возрождение былых отношений. *сладкий *амаэро - «ищущий сладость», (слэнговое – наркоман)