Винт

Райка вела свою странную, но сытую жизнь дельца в наркокартеле, главой которого являлась Аполлинария. Райка на совесть выполняла свои обязанности, да так, что через некоторое время объемы продукции значительно возросли — девушка поначалу действовала интуитивно, все ее догадки базировались на основе знаний, полученных из документалок, которые бесконечно крутили у них в приюте вместо мультиков. Старые советские научные программы среди них тоже были, в том числе и по химии. При просмотре она не особо понимала, о чем говорит заунывным голосом диктор, но начав химичить в самой настоящей нарколаборатории, она стала понимать смысл этих лекций. В свободное время Райка запасалась попкорном и смотрела на научно-образовательных каналах и в Интернете видео по химии и биологии. Знания ее были неполными из-за неприязни к учебникам, да и в школу она не ходила, но этого вполне хватало, чтобы понемногу улучшать процесс синтеза. Словно к этому у нее был талант. Объемы увеличились, прибыль тоже. Никаких недостач, честное выполнение работы. Поэтому на некоторые Райкины оплошности Аполлинария закрывала глаза, в частности на то, что иногда Райку вылавливали и возвращали в приют. Она все еще была несовершеннолетней сироткой, поэтому гос. органы к ней цеплялись. Она прилагала все усилия, чтобы не выдать наркокартель, а заточение в приюте каждый раз воспринимала как приключение. Квест, где нужно проявить все свои способности — наблюдательность, изобретательность и ловкость — чтобы выбраться из приюта, добраться до ставшего родным города и сварить партию так, чтобы выполнить план, несмотря на перерыв, который, как правило, не длился более полутора недель. По пути "домой" она подворовывала, гораздо более искусно, чем при первом побеге в тринадцать лет, бомжевала (это было даже романтично — ты, девушка, зарабатывающая несколько тысяч долларов в месяц, ночуешь на улице среди наркоманов или бездомных, глядя на ночное звездное небо или на обшарпанный потолок заброшки, в зависимости от времени года), ездила автостопом на машинах и грузовиках и зайцем в поездах. Добираясь наконец-то до своей квартиры, она принимала душ, отмывая налипшую слоем грязь, переодевалась в белье, если была ночь и надо было поспать, или в выходную одежду, если был день и можно было сразу отправиться в лабу, чтобы заняться своим любимым делом после "отдыха". Таких приключений за полтора года было штуки три. Но в последний раз, за несколько месяцев до смерти в сортире, ее выловили вовсе не для того, чтобы отправить в приют. То был в некотором роде особенный день. Она наконец-то довела до совершенства процесс приготовления винта, и теперь сочла его достаточно качественным, чтобы попробовать самой. Синтез метамфетамина был не первым, который она освоила самостоятельно, но от приготовлений других наркотических веществ она еще не получала такого удовольствия. Поэтому и от его воздействия она ожидала чего-то сногсшибательного. Это было вторым типом оплошностей, на которые Аполлинария закрывала глаза. Потому что Райка, хоть и употребляла наркотики, руководствовалась одним из своих немногочисленных, но непоколебимых принципов. Она разрешала себе принимать какое-либо вещество, но только один раз. Один раз выкурила самокрутку с марихуаной, один раз закинулась LSD, один раз занюхнула кокаин и единожды вколола себе в вену герыча. У каждого наркотика было свое особое воздействие, как и особый вид ломки. Дааа, после каждого употребления Райку нереально ломало. Ломка — один из страшнейших врагов. Страшнее Ломки только насильники. Ломка постоянно нашептывает мысли о том, что надо принять еще. Всего разочек. Всего одну дорожку. Всего одно колесо. Всего один укольчик. И горе той, кто пойдет у Ломки на поводу. Райка не шла. Она не была склонна поддаваться внушению, даже если внушение шло изнутри. Поэтому, сразу после нескольких часов кайфа, когда наступал синдром отмены, Райка начинала пахать. В такие дни она выдавала двойную, а то и тройную норму — мысль о том, что сама она не может позволить себе принять еще немного была убийственна, но сглаживалась идеей, что от ее продукта другие люди получат такой же кайф. Она была как девушка на диете, закармливающая всех вокруг. Райка вырабатывалась и в ночь, и спать ложилась только тогда, когда подыхала от усталости. В конечном счете, наркотик из организма выветривался. Желание пресекалось. Райка каждый раз одерживала победу над ломкой и, пожалуй, именно это закалило ее характер, подарило железную волю. Итак, винт. Прямо на рабочем месте, раздав задачи помощникам, она перетянула руку жгутом, поработала кулачком, втянула метамфетамина гидрохлорид в шприц, после чего воткнула иглу в набухшую синюю вену на сгибе локтя. Сделала контроль, чтобы убедиться, действительно ли игла в сосуде — оттянула поршень, отчего раствор в цилиндре окрасился в бордовый. Она угадала с местом, и потому вдавила в себя дозу, перемешавшуюся с ее же кровью, позволяя кайфу одержать над собой верх. Винт действительно оказался особенным. Такой ясности ума, такой сосредоточенности Райка еще никогда не ощущала. Райка думала, что в таком состоянии сможет работать, даже не дожидаясь отходняка. Но планам ее не было суждено сбыться. Когда она отложила шприц и снимала жгут с руки, в лабу нахлынули опера. Аполлинария не успела предупредить. Ее повязали. И всех, кого смогли обнаружить. Они даже нашли лабу. Схватили помощников, схватили Райку. И в тот раз она поехала не в приют, а в тюрьму. Но события тогда сложились настолько удачно, насколько вообще могли сложиться, когда накрывают наркокартель, на который ты работаешь. Аполлинария ее не выдала. Женщина рассказала лишь о людях, занимающих самое низкое положение в иерархии, чем сбила себе срок и не дала пробиться к более значимым людям. Райка являлась одной из значимых, и потому о ней Аполлинария умолчала. Девушку захватили под кайфом и, глядя так же на ее возраст, восприняли за мелкую сошку — курьерку или бегунка, которая, к тому же, сидит на мете. И закрыли. Сначала в вытрезвителе, где она пробыла совсем недолго — помощь других в борьбе с ломкой ей была ни к чему, тем более помощь в виде ледяных душей и успокоительных, — так что она лишь провела там сутки, которые длилось действие мета, и еще трое суток, в которые она дрыхла, не просыпаясь. После ее осудили и отправили в колонию для несовершеннолетних преступниц, где она в полной мере смогла вспомнить, что значит быть никем. Тем не менее, винт стал ее первой и единственной любовью за шестнадцать лет жизни. Самый интересный синтез, самый любопытный эффект.

***

Райка с трудом разлепила веки. Хотелось поспать еще, но внутренние установки заставили ее проснуться рано утром, хотя и слегка позже обычного. Приподнявшись на локтях, девушка окинула взглядом комнату, в которой была, и выстроила в голове события вчерашнего дня и сегодняшней ночи. Северуса в комнате не обнаружилось. "Ну не сбежал же он по лесу..." — подумала Райка, неспешно посетила туалетную комнату, после чего оделась и выбралась наружу. Северус сидел перед костром. Видимо, он пошарился в вещах и нашел сковороду, потому что сейчас жарил на ней яичницу, держа посудину над костром и сосредоточенно что-то бормоча себе под нос. Райка ступила босыми ногами на зеленую травку и ощутила соприкасающуюся с кожей утреннюю росу. Парень услышал шелест и обернулся, встретив ее счастливейшей улыбкой. — Доброе утро, Лили! А я хотел тебе завтрак в постель принести, да не успел, — он потер свою шею. — Воу, — только и смогла сказать Райка в ответ, после чего широко зевнула. Северус невольно залюбовался растрепанной, заспанной и слегка помятой Лили. Он никогда не видел любимую такой и знал, что ее вид — последствие их ночных утех. В некотором роде он собой гордился. Райка присела, взяла предложенную вилку и начала поедать яичницу прямо со сковороды. Горячий завтрак и свежий воздух мало-помалу приводил ее в чувства. — Лили, а мы... а мы... вот после всего этого... мы... мы встречаемся? — с трудом подобрав слова, спросил Северус и уставился на девушку испытующим взглядом. Райка замерла с вилкой у рта и, глядя перед собой стеклянным глазами, задумалась. После недолгого мыслительного процесса выражение лица вновь стало оживленным. Она взмахнула вилкой. — Ну, а чо б и не встречаться, а, Север? — Райка подмигнула и вновь накинулась на оставшийся белок. Северус ничего не ответил, лишь зарделся и прикинулся, будто все, что сейчас его интересует, — это расталкивание палкой угольков в костре. Наконец, наевшись, Райка наполнилась силами, чтобы более-менее прилично функционировать. Она вздохнула и, припомнив вчерашние мысли, заговорила. — Вот только нам надо обсудить одно твое хобби. — Какое хобби? — встрепенулся Северус и даже занял оборонительную позицию. Он подумал, что речь пойдет о темных искусствах. — Понимаешь, Север, я не то, чтобы против... — морщинка пролегла на переносице парня, — даже более того, я тебя всеми руками и ногами могу поддержать! Северус, мягко говоря, недоумевал. — В общем, дорогой мой, если увижу на твоих ляжках еще хоть один надрез, я тебе помогу изрезать кожу на всем теле, чтоб совсем кайфово стало. Ага? — Райка подалась вперед, оперевшись локтем о колено, и приподняла одну бровь, вглядываясь в напряженное лицо Северуса. У Райки было своеобразное понимание заботы. Он сдавил ноги и накрыл бедра руками. Вчера он совсем об этом забыл из-за нахлынувших новых впечатлений. А Лили заметила... — Я... я себя больше не режу... честно... и не буду, — это было правдой. С того дня, когда Лили избила Поттера и стала проводить очень много времени с ним, с Северусом, он больше не нуждался в физической боли, чтобы заглушить душевную. Ни разу больше не возникало желания вновь провести ножом кровавую дорожку в опасной близости к вене. — Прекрасно, — Райка улыбнулась. Она думала, что разговор будет посложнее. Наступило молчание. Райка хлебала воду, Северус сидел, сведя бедра. В конечном счете, именно он нарушил молчание. — Ты обещала рассказать про метамфетамин, — он надеялся, что эта тема отвлечет девушку от мыслей о бесчисленных надрезах на внутренних сторонах его бедер и немного просветит ситуацию для него. — Ах, да. Метамфетамин. Он же винт, первитин, заводка, лед, кристалл... — она могла бы вспомнить еще кучу названий для винта, но решила остановиться на этих. — Еще в прошлом году лекарство под названием "Первитин" можно было найти в аптеках. Оно было суть метамфетамином, только в виде таблеточек. В семьдесят пятом его признали наркотиком, занесли в списки запрещенных веществ и сняли с продаж, а сейчас, мой дорогой, семьдесят шестой. Ниша еще не занята, и можно поднять бабосов. В Англии эфедрин, который нужен для приготовления винта, не запретят еще... — Райка осеклась. В ее времени в Англии все еще не было ограничения на распространение эфедрина в лекарственных средствах, но Северусу не стоило давать даже намеков на то, что она знает, что будет в будущем. — В общем, это даже не обсуждается. Эфедрин не запрещен, мет запрещен. Можно покупать эф, восстанавливать его, как мы делали позавчера, и продавать за большущие деньги, пока не опасаясь конкуренции. Как-то так. Да. 1976-й год был идеальным. И отсутствие ограничений на эфедрин не было главной тому причиной. Сейчас метамфетамин, тем более в виде кристаллов, произведет большой фурор. — Так мы готовим... наркотики? — с ужасом прошептал Северус. — Ну да. Ты же Феликс Фелицис готовишь. Мет не хуже. Он дает четкость ума и полное осознание... всего. — Правда?! А может, мне... — Северуса привлекало все, что могло улучшить его ум. — НЕТ! — Райка даже не дала ему закончить. — Человек от него быстро загнется. Отбросит копытца, — она критически оглядела Северуса и оценила, что он продержался бы не более полугода. Тот, кто неспособен контролировать даже свое желание причинять себе боль, тем более не сможет противостоять госпоже Ломке. Северус еще помолчал. Что-то в тоне Лили убедило его даже не пытаться пробовать. — А откуда ты узнала про его приготовление? Навряд ли о таком в учебниках пишут. — Дед жены мужа троюродной сестры моей матери работал над промышленным производством "Первитина", он и научил, — соврала Райка. — ... — Я называла его Дедой. Он всегда давал мне барбариски и говорил, что хорошие девочки должны уметь варить. — ... — Знаешь, Север, думаю, нам пора собираться. Грядут тяжелые дни, тебе надо отдохнуть. Четыре пакета мета общим весом в два килограмма они уложили в портфель, после чего собрали палатку, убрали за собой следы присутствия и направились к станции. В полном молчании от усталости они шли, держась за руки.