На осколках звездопада?..

Владимир наконец-то шел на свидание с Ларисой. Степан критически осмотрел соседа по палате и усмехнулся. - Не, пацан, не то, - он быстро достал дорогой одеколон и побрызгал Владимира. - Ну, вот теперь другое дело. Так, накинь-ка мою жилетку, - он протянул Суворову кожаный жилет от европейских дизайнеров. - А, вот еще, - он порылся в сумке, которая занимала половину шкафа, - на, подаришь девочке, - он протянул Суворову красивую коробочку. – Настоящий швейцарский шоколад ручной работы. - Степан, не надо, - вяло попытался сопротивляться Володя. - Молчи, пацан, и слушай старших, - Краскин похлопал Суворова по плечу. – Все, дуй на свиданку, если злой папа нарисуется, беру его на себя. Лариса посмотрела в зеркало, поправила выбившийся волосок и вздохнула. Владимир очень нравился ей, но ведь он пациент… этично ли это… вон, Миррка сказала не заморачиваться, все равно скоро выпишут, и он перестанет быть пациентом. А бабушка добавила, что пока гуляется, надо гулять. Главное, чтобы отец не узнал раньше времени, а то весело будет и Владимиру, и Ларисе и всем окружающим. Они встретились у фонтана во внутреннем дворе больницы. Небольшой парк, романтика, шоколад… Рыков, постукивая пальцами по стеклу, наблюдал за происходящим из окна холла терапии. Степан осторожно наблюдал за грозным доктором, и как только Рыков стукнул кулаком по подоконнику, Краскин стал задыхаться и звать на помощь. Алексей Сергеевич подлетел к пациенту, отложив на будущее наказание дочери и убийство незадачливого ухажера. Как только он склонился над Степаном, тот сразу «выздоровел» и крепко схватил доктора за руку. - Ша, Гиппократ, есть разговор, - Степан улыбнулся, - давай к нам в палату сходим, а детям наломать малину всегда успеешь. Дело у меня к тебе нарисовалось. - Ну, вот что, прихворавший ты наш, - прошипел Рыков и придавил Степу в районе ключицы – хватка Краскина тут же ослабла, - поговорить захотелось? Так тебе разговор наш может и не понравиться. - Слышь, Гиппократ, тебя как по имени отчеству звать величать? – Краскин помотал головой, отходя от приема Рыкова. - Алексей Сергеевич, - зав терапией выпрямился. - Козырно, а я Степан Иванович, - Краскин встал. – А дело у меня к тебе, доктор, в натуре серьезное, жизнь меня тут вмакнула мордой в помои слегка, а помочь отмыться можешь только ты. Я серьезно, идем в палату. - Заинтриговал, херр Красс, - Рыков гадливо усмехнулся. - Пошли, недоимпортный. - Пошли, - Степан протянул Рыкову руку. Доктор и пациент пожали друг другу руки. В палате Степан устроился на кровати и начал свой рассказ о том, как много лет назад… …Знакомство с очаровательной, похожей на статуэтку богини, Эллой произошло банально: Степа отбил ее у питерской шпаны, решившей поиздеваться над хорошей девочкой. Образ спасителя для впечатлительной Эллы был овеян романтикой, и она согласилась сходить на свидание с сильным и симпатичным Степаном. Их отношения развивались быстро и бурно, пока о них не прознала мамаша Юргенс. Эмма Карловна железной рукой прекратила отношения дочери с неподобающим кавалером. А спустя почти четверть века Степан, выросший из питерского кооператора в немецкого шоколадо – предпринимателя, узнал, что он отец весьма противного мажора, избалованного мамой и бабушкой до омерзения… - Вот такой дефектив, Сергеич, - Степан вздохнул. – Я смотрю на этого, как там твоя дочурка сказала, розового пони, и просто прозреваю: как пацана можно было превратить в такое недоразумение! - Кстати о дочурке, - Рыков усмехнулся, - ты у этих отмороженных в купидоны заделался? - Та оставь их в покое! – Степан рассмеялся. – Володька парень военный, серьезный и правильный. Он девочку не обидит. - Пусть только попробует, - Алексей прощелкал пальцами. - Не, он хороший парень, - Краскин улыбнулся. – Только стеснительный. Ты не злись на меня, это я подтолкнул Володьку. Он сам на доктора Ларису еще бы год смотрел и вздыхал в сторонке. - Ладно, посмотрим, - Рыков задумался. – А с твоим пони будем думать, что делать. Если он захочет стать врачом – поможем, а если будет щеки дуть и носом вертеть в районе потолка, я ему… - Алексей выдал тираду медицинских терминов, и они со Степаном рассмеялись. – Ладно, Степан Иванович, выздоравливай, молодые пусть пока погуляют, а я пошел местных теток пугать. Вика вошла в реанимацию и улыбнулась: новенький из Москвы Макс Иванов сидел у кровати Юлии и что-то ей рассказывал. Варшавская подошла и посмотрела на приборы. - Максим, она пока тебя не слышит, но считается, что общение с такими пациентами очень важно. - Тебя как, кстати, по батюшке? – Варшавская склонила голову на бок. – Иногда официоз требует, - она улыбнулась на удивление Макса. - Дмитриевич, - Иванов пожал плечами. - Я знаю, Виктория Андреевна, что пока пациентка меня не слышит, - Макс улыбнулся, - просто у меня пока особо работы нет, Юлия мой первый самостоятельный пациент, я слежу за динамикой, разговариваю с ней, и очень рад, что почка приживается. - Отторжения за два дня не произошло… - Вика еще раз посмотрела на приборы. – Но все еще осложняется перенесенными травмами… - Отторжение – это весьма коварное явление в трансплантологии, - Максим вздохнул. – Я верю в девочку. Очень хочу, чтобы она выздоровела. - Я тоже этого очень хочу, - Вика улыбнулась. – Эх, быть бы нам врачам безработными от того, что все выздоровели и никогда больше не заболеют. - И не говорите, - Иванов улыбнулся. - Ладно, я здесь, в отделении, если что – зови, - Варшавская потрепала Макса, как заботливая мамочка. - Спасибо, у вас… - Максим запнулся, - у НАС здесь очень здорово! – закончил мысль Иванов, выделив слово «нас». - Поздравляю с осознанием принадлежности к нашему Голливуду! – Вика тихонько рассмеялась и вышла. Макс улыбнулся сам себе и осторожно погладил по руке Юлию. Он наблюдал за этой милой девушкой и вспоминал, как Елена Евгеньевна и Валерия Петровна всегда бросались на помощь тем, кто в ней нуждался, так же, как эта Юля. А еще Макс размышлял, как круто изменила его жизнь эта девочка-психолог. Еще несколько дней назад он был просто врачом под началом Гордеева. А сегодня он сам ведет пациентку, которой пересаживал почку. Да, вместе с Аленичевой, да, ассистировал только, но девочку спасли, и это главное! Здесь у Черного моря его приняли очень хорошо. Даже удивительно, никто не выказывал недовольства, что прислали врача из столицы, который практически подчиняется только главврачу, хоть и приписан к хирургии. Главный даже задумался о создании отделения трансплантологии при областной. Ну, отделение это громко сказано… так, хотят выделить пару коек, еще одного трансплантолога найти, и уже будет три врача, способных в экстренном случае спасти чью-то жизнь. «Хорошо все-таки у Черного моря!» - Макс улыбнулся и тихонько продолжил свою беседу с пока еще не слышащей его Юлей. Жанна Александровна Санина, яркая, пышная блондинка, чуть скривившись, рассматривала ординаторскую анестезиологов-реаниматологов. Небольшая комната с диваном и столами, холодильник у окна. Высоковато, правда, забрались, аж на четвертый этаж и лифт работает только иногда. Тишман вошел в ординаторскую и тихонько встал у двери, рассматривая новую подчиненную. Яков Натанович не плохо научился разбираться в людях и, глядя на эту особу понял – долго не продержится. - Добрый день, Жанна Александровна, - обозначил Тишман свое присутствие. - Добрый, - дама обернулась. – Вы - мой начальник, Яков Натанович Тишман, - Савина усмехнулась. - Ну, рассказывайте, как тут все устроено. Тишман удивленно выгнул брови и поразился мысленно наглости и высокомерию прибывшей из Москвы дамы. - Устроено у нас все просто, - Тишман присел на диван. - Просто и не совсем привычно для тех, кто привык работать в отделениях реанимации и интенсивной терапии. - В смысле? – Жанна Александровна напряглась. - Вы же уже знаете, что наша больница имеет несколько корпусов, - Тишман кивнул в сторону окна. – Там, через дорогу, находится корпус номер два. Это гастроэнтерологи, офтальмологи, эндокринологи, аллергологи, отоларингологи, ревматологи. Урологи – нефрологи, их год назад расширили и перевели из нашего корпуса. За корпусом номер два – корпус номер три. Онкологи и радиологи. - А здесь корпус номер один? – Савина перебила Тишмана. - Нет, это главный корпус. Корпус номер один с нами рядышком, за большим забором. Там инфекционное отделение и отделение антирабической помощи. Маленький домик во внутреннем дворе нашего корпуса – дерматовенерологическое отделение. - И мы рысачим по всему городу с чемоданами наперевес? – Жанна Александрова скептически посмотрела на Тишмана. - Ни разу, - Яков Натанович вздохнул. – У онкологов есть своя собственная реанимация с интенсивной терапией. Специфика там особая. Так же как и у инфекционного и антирабического отделений. В нашем корпусе таким особенным является отделение гинекологии, материнства и детства, в переводе на медицинский: акушерства, гинекологии, перинатологии и неонатологии. А вот корпус номер два снабжается специалистами нашего отделения. Только бегать туда не надо. В каждом отделении есть палаты РИТ (реанимация и интенсивная терапия – прим. автора). - То есть мы постоянно дежурим в каком-то отделении? – Жанна явно не была довольна таким поворотом. – И постоянно сидим в этих палатах? - Нет. Утром анестезиологи - реаниматологи приходят на работу в отделение, за которым закреплены. В корпусе номер два штат полностью укомплектован. Вам не грозит попасть туда, - Яков Натанович усмехнулся. – Вы работали с офтальмологами или отоларингологами? - Ни разу, - Савина хмыкнула. – Я работала с хирургами, с нейрохирургами, даже с кардиохирургами. - Ясно. Итак, наш корпус. Первый этаж, приемное имеет постоянно двоих наших ребят - Сережа Оленин и Паша Рогов. В травме у нас - семейный подряд Ташко Олег Михайлович и Маргарита Павловна. Второй этаж, за хирургией и нейрохирургией закреплены мои ученики Сона Робертовна Закарян, Темников Артём Данилович, Костюк Игорь Станиславович, Куцевич Роман Григорьевич и Игнатенко Марина Сергеевна, - Тишман улыбнулся. – Я горжусь своими ребятами. Кардиологию у нас курируют супруги Иванидзе Тамара Георгиевна и Константин Вахтангович. Третий этаж – вотчина доктора Варшавского – старшего. Его дамами занимаются особые спецы. Я уже говорил вам. Четвертый этаж. Неврологи и терапевты на попечении самых молодых – там работы меньше всего, двоих достаточно. - А куда вы меня закрепите? – Жанну Александровну стал раздражать размеренный рассказ Тишмана. - А вот я, доктор Мириади Афина Константиновна и вы, - Тишман указал пальцем на коллегу, - на подхвате. Меня всегда выдергивает зав нейрохирургией доктор Варшавский. Я с ним у стола много лет. - То есть, если нехватка рук, - Савина скривилась, - я и, как вы там сказали Афина… - Константиновна, - Тишман встал с дивана. - Когда у нас караул в приемном, вот тогда... просто ужас для всех. Мы областная, в основном везут к нам. - Ясно, пока аврала не случилось, мы пьем чай, - Жанна Александровна кисло улыбнулась. - Пока не случилось аврала, - Яков Натанович подошел к двери, - мы постоянно на связи с самыми тяжелыми отделениями: приемное, травма, хирургия, нейро и кардиология. Когда Тишман уже хотел открыть двери, у него зазвонил телефон, бросив на экран взгляд, Яков Натанович ответил вопросом: - Вика, в вашу?.. Понял… Иду, - сбросив вызов Тишман обратился к Савиной. – Идемте, привезли больного, которого сразу будут оперировать нейрохирурги, хирурги и травма. Будете моим ассистентом. - Ассистентом анестезиолога? – Савина удивилась. - Ассистентом - реаниматологом, - Тишман вздохнул. - Идемте быстрее, наш «Я лечу» уже орет, а это чревато. - Дурдом, а не больница, - буркнула Савина. - Какой еще «Лечу» и куда? - Сейчас узнаете, - Тишман летел в нейрохирургию. Экстренного пациента привезли из аэропорта, где он работал уборщиком. Трагедия произошла из-за невнимательности сотрудника, управлявшего погрузочным каром, не заметившего убиравшего. В нейрохирургической операционной уже кричал на всех Варшавский. Когда Тишман вошел в предоперационную и представил нового анестезиолога – реаниматолога, Юрий Михайлович на секунду перестал орать, бросил взгляд на Жанну Александровну и просто бросил ей: - Савина, устроишь мне у стола вопли о плохом состоянии пациента, отдам жене на опыты. - Вы знакомы? – Тишман улыбнулся. - Увы, знакомы. Дама умеет работать только на плановых грыжах, … - Юра матюкнулся. – Для нее десять часов у стола, когда делают башку, внутренности и конечности - непонятное действо. Лучше бы ты Богиню мудрости (Афина – прим. автора) привел. - Афина сегодня изменяет нам с тобой в офтальмологии, - Тишман подошел к двери операционной, - там тяжелая операция. Нужна ее ювелирная помощь. Так я туда, давайте, ребятки. - Юрий Михайлович, - Савина осторожно улыбнулась Варшавскому. – Неужели вы опять работаете с Леонорой Гербертовной? - Свят, свят, - махнул рукой «Я лечу», - доктору Челси еще лет семнадцать сидеть в местах не столь отдаленных. А вот доктор Варшавская – нейрохирург, как и я, и ей нужны тренажеры для совершенствования, - оскалился в улыбке Варшавский. – Не дай Бог, Жанна Александровна, вам завести песню, что пациент слаб, и надо сворачиваться, потому что в плане операции чего-то не было. На столе, повторюсь для вас, бывает часто много непредсказуемого. Поэтому, только рот откроешь – вылетишь отсюда, как пробка из бутылки. Ясно? - Предельно, - Жанна хмыкнула. – Как хамом были, Юрий Михайлович, так и остались, и на протоколы вам чхать хотелось. - Вот именно, Жанна Александровна, - Юра уже орал, - почему вы еще здесь, а не рядом с Яковом Натановичем? Савина влетела в операционную и пристроилась рядом с Тишманом. Когда вошли оперирующие врачи, Яков Натанович еще раз проконтролировал пациента и спокойно сказал: - Начинайте, мы готовы. Операция началась. Витя Игнатов быстро собрал осколки сломанных ребер, давая возможность работать хирургам. Они начинали первыми: обширное абдоминальное кровотечение, повреждение печени, повреждение легкого. Доктора Ахмадов и Пашкин работали быстро и аккуратно. Варшавский встрял только один раз: - Артур не ищи дыру, пережимай гепато-дуоденальную. - Спасибо, понял, - Ахмадов действовал четко и уверенно. Когда хирурги отошли, Игнатов быстро убрал остатки ребер, не подлежащих восстановлению. - У меня здесь все чисто. Хирурги, ваша ревизия. - У нас чисто, - Пашкин вздохнул, - шьем. Когда брюшная полость была закрыта, Игнатов повернулся к Варшавскому. - Юрий Михайлович, он ваш, переломы ног зафиксированы, они закрытые без смещений, гипсовать буду позже, давайте вы. - Отлично, - Варшавский подошел к столу. – Витя, Артур, Петя, разворачиваем. У него позвоночник в хлам. - Скатку подложите на край, чтоб не на живот, теперь на нее облокачиваем при развороте. Раз, два, взяли! – Игнатов профессионально руководил разворотом пациента. – Натаныч, в норме? - В норме, работайте, - в глазах Тишмана отражалась гордость за молодое поколение. - Витя, я сейчас делаю разрез, раскрой мне седьмой, восьмой и девятый. Там компрессионный и сломан позвонок, поможешь с реконструкцией. Время у стола тянется как резина. Но, наконец, звучит финальное от Варшавского: - Ревизия. - Чисто. - Шьем. Когда Юра вышел из операционной, его окликнула Савина. - Юрий Михайлович, вы хоть понимаете, что после такой полостной операции делать еще операцию на позвоночнике противоречит всем правилам и разуму! - Жанна Александровна, этот больной вопреки всем правилам и вашему разуму теперь восстановится и будет ходить, - рявкнул Варшавский. В момент эпической перепалки к Юре подлетела Вика и быстро затараторила: - Везут двоих ребят из группы крестного, у одного огнестрел, абдоминальный букет, берет Бухтеев с Лавровой и Орловичем, второй наш, я готовлю операционную. Пуля прошла на вылет, что там пока не ясно. Его Инка и Павленко пофоткают. - Деточка, - Савина попыталась оттереть Вику в сторону, - невежливо влезать в разговор старших, я еще не закончила по предыдущей операции. - Что? – Вика удивленно посмотрела на глупую тетку. – Вы в своем уме? – Варшавская не обращая больше внимания на Савину крикнула в след Тишману: - Натаныч, нам везут мальчика Кречетова! Я готовлю операционную. Когда Вика исчезла за дверью, а Тишман вернулся, Варшавский зашипел не хуже королевской кобры: - Натаныч, пока я Сашку вызвоню и на МРТ посмотрю, дерни Темникова, или Костюка, Сону и Куцевича пусть хирурги берут. А вы, - Юра бросил недовольный взгляд на Жанну Александровну, - уже забудьте дорогу на второй этаж. Думаю, вам лучше будет в корпусе напротив. Я с дурами не оперирую. Когда Юра испарился, Яков Натанович быстро вызвонил себе другого ассистента и, сбросив вызов, обратился к Жанне Александровне. - Доктор Савина, у нас есть два варианта, - Тишман вздохнул. – По собственному желанию или вы поругаетесь рано или поздно с Юрием Михайловичем так, что вылетите по статье. Он не любит глупых людей. Я, собственно говоря, тоже. Савина недоуменно посмотрела на Тишмана и неуверенно пробормотала: - Но меня брал на работу Воронцов, и только он меня может уволить, - Жанна вздохнула и чуть уверенней добавила. – Я поговорю с главврачом: или я, или Варшавский! - Конечно же Варшавский, - ни Тишман, ни Савина не увидели появления главврача. – «Я лечу» так только что орал, что я понял свою ошибку. Жанна Александровна, вы нам не подходите. - Понятно, - Савина скривилась. – Юрий Михайлович как всегда прав, а остальные – дерьмо. Город поменялся, ситуация - нет. Что ж, я напишу заявление.