Тропой памяти

Пробираясь узкими, полузасыпанными, ведомыми одному ему коридорами, мальчик шел в направлении Морийского тракта. После землетрясения, вызванного пробуждением Древнего, многие ходы и гроты оказались завалены: иные – полностью, иные – частично. Для взрослого иртха разницы не видно, а вот тощий подмастерье Ташкулуда, благодаря тщедушности телосложения, легко пролезал и не в такие норы. Это здорово экономило время – по Морийскому тракту выбираться на поверхность всего удобней и быстрее, а парнишка торопился. И недаром. Анхур… С того момента, как теплое дерево тяжелого мордорского лука впервые легло в подставленные ладони, Ругбар потерял покой. Невероятная мощь иноземного оружия завораживала, манила, как любая неразгаданная тайна. Глядя на гибкое черное дерево его рогов, подмастерье поклялся во что бы то ни стало разгадать секрет мордорских оружейников. Помощи от хозяйки анхура ждать не приходилось – ирк-мани из Мордора не сумела объяснить даже устройство, не говоря уж о тонкостях изготовления. Ругбар вынужден был действовать на свой страх и риск, при этом он старался не думать о той трепке, что ожидает его за кражу деревянных заготовок. Он успел сделать три лука, три очень удачных «образца», как тогда казалось. Пф-ф! Ну да, конечно, у них были свои недостатки, но именно теперь, когда в пещерах клана расположились воины Лесной Заставы, в числе коих оказалось пять мергенов, а по-мордорски – «анхур-кханов», юный гений до конца осознал несовершенство собственных творений. Вначале будущий оружейник впал в отчаянье пополам с жуткой завистью, но почти сразу же сообразил, что ничего непоправимого в жизни нет, и если долго мучиться… Главное – это «мучиться» в правильном направлении. Появление дол-гулдурских стрелков вселяло надежду на то, что кто-нибудь из этих ребят способен рассказать об анхуре больше, нежели Шара-сама. А вдруг они, действительно, знают об устройстве анхура, да и вообще – может, это Шара-сама одна такая тупая попалась…В общем, стоит попробовать, когда ж еще рвать когти, если не теперь? Но для начала, разумеется, придется сходить на поверхность за деревом для заготовок… все же в прошлый раз подчистую выгреб, дурья башка, а дерево-то еще и вымоченное было… Впрочем, самокритика – чувство взрослых, молодежи несвойственно долго сожалеть о совершенных ошибках: ну, вспомните, к примеру, себя лет в пятьдесят - пятьдесят пять! – поэтому Ругбар, выбравшись в гулкие гроты с рядами каменных колонн, немедленно повеселел и самодовольно замычал под нос песенку. Услышь его сейчас мастер Харуф, и мальчишка, пожалуй, огреб бы подзатыльник, а то и ремня, ибо песня эта была Ругбаром подслушана у дол-гулдурских гостей. Называлась она «Сотня Уфтхака». О каком именно Уфтхаке шла речь, Ругбар не знал, но если о меченном предводителе «красноглазых», то мужик, безусловно, крут: Вы недавно впервые затеяли драку, Ощутив лишь вчера крови вкус на губах, А теперь послужите-ка в сотне Уфтхака, А теперь послужите-ка в сотне Уфтхака, Закаленной в тяжелых кровавых боях. И было бы все ничего, но на беду, дальше в песне упоминался мордорский Властелин Гортхар, и не просто для красного словца, а очень даже прямо и недвусмысленно: Погляди – через горы петляет дорога, Как сияет в ночи Око знаком побед, Предстоит бросить вам Гортхар-сама под ноги, Предстоит бросить вам Гортхар-сама под ноги, Отвоеванный в тяжких боях континент. Что такое «континент», Ругбар представлял весьма приблизительно. Но казалось ему – это должно быть нечто большое, может, даже и со все Средиземье размером. А вот дальше шла вовсе непонятное: В штабеля вы уложите гребаных тарков, И запомнятся йерри кошмаром в веках Дни, что вы провели в славной сотне Уфтхака, Дни, что вы провели в славной сотне Уфтхака, Закаленной в тяжелых кровавых боях. В общем, опасная песня, поэтому Ругбар пел ее без слов – просто под маршевый ритм шагалось веселее. И тут… Нетопырь бесшумно выпорхнул из-за резной колонны и, трепеща бесшумными кожистыми крыльями, стремительно понесся через зал. Ругбар немедленно позабыл про песню и замер, как учуявший добычу хищник. Ух ты, какой жирный! У мальчишки-подмастерья загорелись глаза. Не сказать, чтоб он был настолько уж голоден, скорее всего, попросту проснулся охотничий азарт. Что у Ночного народа в крови. Но одно дело – собирать спящие безвольные комочки с потолка пещеры, и совсем иное – поймать нетопыря в полете. Так… нужен лоскут белой ткани. Ругбар вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо полотняный мешок, в незапамятные времена стянутый у того же мастера Харуфа, встряхнул. После нескольких использований назвать ткань белой можно было с большой натяжкой, но, кажется, нетопыри не столь привередливы. Старая как мир мальчишеская хитрость не подвела и в этот раз. Пара долгих ударов сердца, и крылатый зверек, с размаху влетев в белый прямоугольник своей западни, засучил лапками, в бесполезном стремлении освободить коготки. В мгновение ока захомутав толстой тканью страховидную, словно бы сплющенную мордочку нетопыря, удачливый охотник принялся с восторгом изучать добычу. Нетопырь был просто огромным – где-то с крысу, если не считать крыльев. Но не успел Ругбар подивиться небывалому размеру твари, как его внимание привлекла светлая полоска на лапке пленника. Это оказался лоскут тонкой кожи, для верности обмотанный поверх черной ниткой. Соображая, что бы это могло быть, Ругбар подцепил нитку когтем указательного пальца и без труда порвал. Потом размотал таинственную повязку. Внутреннюю сторону лоскута покрывали ровные убористые строки, начертанные, по всей вероятности, тушью. Вот тут-то подмастерье впервые пожалел, что не умеет читать. Он даже по-звериному обнюхал клочок, но ничем, кроме нетопыря и хорошо выделанной кожи, не пахло. Ясно одно: нетопырь непростой. Его кто-то послал с вестью. Но вот куда он летел и кому предназначалось послание и что в нем говорилось, угадать не было никакой возможности. Ругбар призадумался. А вдруг на самом деле это очень важно? И, затолкав за пазуху сверток с нетопырем и запиской, он помчался обратно в пещеры. - Харт'ан Рагхулун! Харт'ан Рагхулун! Тощая фигурка вынырнула из-за поворота заброшенного тоннеля. Вождь и лучница подскочили на месте от неожиданности, и резко обернулись, но увидели всего лишь паренька-иртха, что скачками несся в их сторону. Непонимающе переглянулись. Видимо, обоим одновременно пришло на ум, что они не слышали топота приближающихся шагов. Пхут… Впрочем, ладно – можно же изредка позволить себе расслабиться, особенно теперь – с такими-то союзниками. - Чего орешь как резаный? – поморщился Рагхулун, вставая с расстеленного на полу лархана. - Э-э… не знаю пока, - честно ответил Ругбар, хлопая глазами. - Так какого же… - скорее устало, нежели раздраженно начал вождь, но мальчишка ловко извлек из-за пазухи грязно-белый сверток и протянул его вперед, сопровождая это движение выразительной гримасой. - Вот! – гордо сообщил он, передавая таинственный предмет в широкие и жесткие ладони вождя. – Сам словил. Тряпкой. Осторожней, а то вырвется! - Что там? – Шара вытянула шею, выглядывая из-за квадратного плеча. Рагхулун медленно размотал ткань и с недоумением воззрился на помятого, но вполне живого нетопыря. - Здоровый какой, да? – самодовольно ухмыльнулся подмастерье оружейника. – Я как словил, так первым делом побежал вас искать… - Спасибо, я не голоден, - вежливо оскалился Рагхулун и сделал попытку всучить взъерошенного нетопыря обратно, но мальчишка руками замахал: «не надо!». Шара при виде этой пантомимы прыснула в кулак. Рагхулун немедленно обернулся к ней. - Может вон, Шара-сама только кушать хочет, а? А чего? Бери! Лучница согнулась пополам в приступе хохота. Рагхулун тоже держался из последних сил, потом тоже фыркнул. Бедняга подмастерье ошарашенно таращился на развеселившихся взрослых: да что с ними такое? - Знаешь… - сквозь смех выдавила из себя героиня двух битв, - у нас в Унсухуштане есть одно местечко, Музгар называется. Там тоже водятся грибы ростом по колено и ягоды величиной с баранью голову. Вот только кушать все это не рекомендуется – хуже всякого яда… оно даже в темноте светится. Может, вот эта хрень… - трясущийся от хохота девичий палец ткнул в освистанную добычу, - тоже оттуда прилетела? Тут и Рагхулун заржал в голос. Эхо двух молодых голосов радостно запрыгало по безмолвным тоннелям покинутой Мории. А Ругбар обиженно сопел, искренне недоумевая о причине небывалого приступа веселья. Что-то тут нечисто: еще вчера все ходили смурные, а сегодня этих двоих не узнать… - Короче… - грозный и суровый вождь племени утер глаза тыльной стороной ладони, - все понял, чего Шара-сама сказала? Неизвестное зверье жрать вредно, а то плесенью покроешься либо грибами обрастешь. По колено… Так что мы твою тварь есть не станем, можешь ее Ташкулуду отнести… пускай светится на здоровье! Хохот грянул с новой силой. Обиженный до глубины души Ругбар терпеливо подождал, а потом свободной рукой извлек из ворота рубашки полоску пергамента. - Не знаю уж, откуда оно там прилетело, - холодно и в то же время язвительно заметил мальчик, - но вот это у него на ноге было наверчено и ниткой перевязано сверху. Вощеной. Все еще посмеиваясь, вождь развернул узкую, всего в два пальца шириной и похожую на бинт скатку, пробежал глазами строки, стремительно меняясь в лице. Шара по своей вечной привычке изо всех сил старалась заглянуть через плечо, даже на носочки привстала, но при такой разнице в росте это напоминало потуги жабы Бухшин проглотить луну76 . А Рагхулун, мрачный как туча из той же известной истории, неспешно стиснул свернутый в трубочку пергамент в кулаке и нехорошо щурясь, вперил тяжкий взор в Ругбара. - Где, говоришь, поймал? – коротко обронил он. - В зале с колоннами, – сглотнул мальчишка. - Ну около моста который… А что? - Так. – Рагхулун потер подбородок, не замечая робких проявлений любопытства. – А этот… - он жестом изобразил перечеркивающий лицо шрам – … где? - Уфтхак? – подала голос догадливая кундузская дева. О, надо же, даже имя вспомнила. – Ты думаешь, что это его… - У хар-ману в доме должен быть, - пискнул Ругбар, перебивая. – Он там с пятью своими воинами еще, Рраугнур-сама тоже с ними. Молодой вождь зло тряхнул головой, и глаза у него сделались холодные, волчьи - даже Шара отпрянула назад. - Жди здесь! – бросил он, почти неуловимым движением касаясь кожаного оплечья лучницы. – Ругбар! Охраняй Шару-сама, я скоро вернусь. И твердыми шагами пошел прочь. Девушка и мальчик проводили его взглядом и тревожно переглянулись, но не проронили ни слова. Дзарт-кхан дол-гулдурской пограничной стражи Уфтхак преспокойно возвращался в пещеру матери клана – надо же! – у этих дикарей все в точности как у нас. На душе его было легко и ясно. Задание будет выполнено в кратчайшие сроки. Стычка с враждебно настроенными аборигенами, доставившая поначалу несколько неприятных мгновений, закончилась благоприятной развязкой. Местные жители не только согласились пропустить его ребят, но и даже выделили провожатых. Пожалуй, надо будет намекнуть командованию в лице начальника заставы о возможности создания базы в Туманных горах. Все равно общая линия фронта неуклонно продолжает двигаться на запад - Наркунгур его дери! – и заодно будет на кого переложить изенгардское направление, а то у Дол-Гулдура и с остроухими хлопот довольно… Хм, все-таки интересно, для чего Назгулам дохлые твари Кхуру? И при чем тут девка? С каких это пор Зрачки Всевидящего Ока интересуются дезертирами… Не такие уж они и всевидящие – тут Уфтхак позволил себе легкую усмешку, и даже не потрудился по привычке оглянуться вокруг. Остатки хмеля приятно плескались в пустой голове – все-таки радушный народ живет в Туманных горах! Жареного на угольях оленя на заставе не увидишь, даром что лесная. Зверья в Лихолесье нет почти, приходится пайками перебиваться от удачи к удаче. А тут тебе и накормили, и напоили, и тюфяк постелили, хе! Если так дальше пойдет, в смысле с этими, как они их называют-то…- «Принявшими силу»? О, точно! – так можно и в Луугбурз получить перевод, не век же торчать в занюханных развалинах старой лесной крепости. Тут десятник Уфтхак вспомнил почетный караул на Черной площади - главной площади страны – и самодовольно ухмыльнулся своим мыслям. Потом вспомнил, как в первые две седмицы назначения на северную базу его мучил кашель и рвало вулканической гарью – и загрустил. Нет, всем бы хороша столица, вот только эта вонь… в досаде Уфтхак сплюнул под ноги. Ладно, не надо Луугбурза. Пусть дун-дзаннарт-арк кхан Багнур решает, как дальше быть, а его, скромного пограничного страза, и вторая планка на бляхе вполне устроит. Пусть пока над посланием поразмыслят, отписал все, даже про девку не забыл упомянуть… На этой ноте гордости за свою исполнительность, в принципе, и кончилось у десятника радужное настроение, потому что путь ему неожиданно преградил голый по пояс небывалой ширины мужик. И не успел он ничего предпринять, как этот самый мужик протянул лапищу и прижал Уфтхака к стене, придерживая за горло. - Ну что, Уфтхак, или как тебя там? – хмуро прогудел абориген. - Потолкуем? - Эй! – десятник был и сам подраться не дурак, но, осоловевши от сытного ужина и хмельного отвара, предпочел бы без такого счастья обойтись. Поэтому заорал для острастки, призывая на помощь неких Радбуга и Рагхата. - Не ори, - скривился широкоплечий. – Твои воины сейчас в доме матери рода, и питье их сейчас интересует больше чем твои вопли. А остальных ты еще четверть нах-харума назад за мертвецами Кхуру отправил. Так что веди себя спокойно… Уфтхак кивнул, и хмурый парень убрал руку. Оказавшись на свободе, дол-гулдурец невозмутимо одернул форму, демонстративно отряхнул несуществующую грязь с груди и ворота. - Чего надо? – отлаял он, с вызовом глядя на распоясавшегося аборигена. – Я тут вообще-то при исполнении… - Ничего, - утешил плечистый, - я тоже вождь, а не хрен с горы. Нетопыря ты посылал? - А что? - Я спросил, - напомнил вождь, постукивая когтями правой руки по забинтованному плечу левой. - Ну и посылал, - Уфтхак решил, что нет смысла лгать. – Только тебя это не касается никак. - А вот это врешь, - оскалился тот. – Про девчонку там было в записке? Можешь не отвечать, я сам видел, что было…. Ух ты! Усилием воли Уфтхак сгреб разбредающиеся мысли воедино. Перехватили-таки, дети подземелья! Хорошо, если не сожрали еще… - Слушай, харт’ан… - десятник попытался уладить дело миром. – Лично мне на женщину наплевать, я не тайная разведка, я дезертиров не ловлю, мне и так есть чем заняться. Просто велели сообщить, если встречу, и сказали приметы: страшная, мол, как твоя жизнь, белокожая, на сухну смахивает. Может быть одета в форму стрелка, лархан там, нашивки… даже номер бляхи. Вот и все. Уфтхак примирительно развел руками. На мгновение ему послышался шорох в конце коридора, но доблестный пограничный страж не стал заострять внимание на такой ерунде – мало ли? Может, крыса или другая какая живность. Водятся же пауки в Лихолесье. - Кто тебе это сказал? – уточнил вождь, глядя исподлобья. - Как это - «кто»? Начальник заставы, конечно. А ему будто бы из Моргула срочной депешей передали. Не спится нашим Уллах-тхар’ай в большой башне… - хохотнул он, наблюдая за реакцией аборигена. Но тот не улыбнулся. - Номер бляхи? – по-прежнему отрывисто бросил он. - Чего? – десятник растерялся даже, - номер? Э-э… счас… вот, изволь, «28/16-ка-арк». На что тебе? - Это не она, – поспешно опустил глаза плечистый. Врет? - Ну и ладно, - Уфтхак как можно небрежней мотнул головой, - не она, так не она, мое дело сообщить. Номер бляхи – это вещь в своем роде единственная, по ней всегда можно опознать. Ну, нет так нет… я тебе верю. Выходит, что и говорить не о чем. Что ж теперь – драться нам из-за девки этой что ли? - и он снова ухмыльнулся, на этот раз – во всю ширь сытого лица. Но абориген оказался непробиваем. - За. Свою. Женщину. – По слогам произнес вождь, приблизив лицо к самому носу дол-гулдурца, - я буду драться. В любом случае. Запомни. А начальству своему ты напишешь новое послание, в котором о женщине не будет ни слова, ясно? И вот тут Уфтхак не стерпел. Ты гляди-ка: сотня лет в рассвет, незнамо есть, незнамо – нет, а тон каков! Никакого уважения к законной власти, на бляху ровно на пустое место глядит, мать его ящерица… - Вот еще мне всякие пещерные медведи не указывали! – рассерженный десятник сделал попытку вправить зарвавшемуся аборигену мозги. – Угрожать мне будешь, харт'ан? Ну и чем, если не тайна? Ну, допустим, прибьешь ты меня здесь в коридоре, а дальше? Мои ребята на шум прибегут, они разговаривать не станут, сразу за й'танги. А? Дальше-то че? - Твоих ребят, - насмешливо хмыкнул вождь, - здесь с горстью кукиш, да и те пьяные. Думаю, толку с них сейчас, как со змеи шерсти. Так что ими можешь не пугать, а чего ты сам стоишь, я уже вижу. Нетопырь твой жив-здоров, пищит и кусается, так что сейчас пойдем с тобой новое послание писать. - Да какого… - Уфтхак надвинулся сжимая кулаки. Шрам через лицо пылал будто свежий. Но плечистый абориген, несмотря на кажущуюся неповоротливую медлительность, оказался на удивление ловок: увернувшись от неловкого замаха, он перехватил руку дол-гулдурского погранца и, завернув за спину локоть, несильно толкнул того в спину. - Пошли давай. И без глупостей. Проклиная все на свете, несчастный и опозоренный Уфтхак уныло подчинился. Впереди снова что-то прошуршало, и дол-гулдурец, нащупав кованым сапогом какой-то камень, со всей дури запустил его пинком в сторону звука. Задолбало все, и эти крысы – в том числе! ____ Когда шаги стихли вдали, Шара в изнеможении опустилась на пол пещеры. Слегка побаливало колено, ушибленное метко пущенным камнем… тоже мне, мерген хренов. Покосилась на Радбуга, бестолково тискавшего в руках мешок со злосчастным нетопырем. Ну что ж… вот, кажется, и все. Ухмыльнулась невесело, краем губ. Мальчишка-подмастерье, приставленный вождем охранять анхур-ману, смотрит растерянно, словно ждет чего-то. Надо бы, действительно, что-нибудь сказать… а что? Н-наркунгур, ну неужели так бывает всегда, и в конце головокружительного взлета поджидает вонючая яма? Как-то неожиданно быстро везение закончилось, радует еще, что для нее одной: у клана Халрагхахар, например, наоборот, появился шанс выжить. Может, ее дар и впрямь – приносить удачу? Но в таком случае… задача выполнена, и пока талисман не обернулся против своего носителя, его нужно успеть быстро сдернуть с шеи. Судьба не любит глупых игрушек: как зыбок непрочный, случайный союз Дол-Гулдура и обитателей Туманных гор! Сколько еще подозрения и недоверчивости во взглядах, как сильно ожидание подвоха. А ведь это первая ниточка, что свяжет два народа, первая попытка сжать общий кулак… только бы получилось! И сейчас любой случайный камешек на дороге… Рагхулун, конечно же, попытается уберечь «свою женщину» от всех напастей… такой и Назгулу в рожу плюнуть способен, потому что… неважно. В общем, Шару он не отдаст никому, ни по-хорошему, ни по-плохому. Правда, возможен также и третий вариант. Отберут. Если Уллах-тхар'ай что-то очень надо, они найдут даже под землей…. вернее, уже нашли. Подгорный клан немедленно вступится за свою героиню, посланницу Мелх-хара, и грядет новая война. Только теперь враги будут осаждать Халрагхахар еще и с севера, а против Кхуру и войск Унсухуштана бедным пещерным звероловам, отрицающим всякое насилие, выстоять не удастся. Итог? Шара еще раз бросила взгляд на Ругбара. Нет, определенно нужно что-то сказать, а то мальчик, кажется, решил, что ирк-мани в уме повредилась. - Ругбар. - Что, Шара-сама? - Принеси мои вещи. Анхур с колчаном, храг и вещмешок. Парнишка мелко кивнул и уже сделал было шаг прочь, но остановился. - Ну? – лучница подняла бровь. - А… э… я не могу, – сообщил тот. – Слово харт'ана Рагхулуна. Я ведь должен тебя охранять… Девушка закатила глаза, и старательно, неторопливо выдохнула. Она не знала: сердиться ей сейчас или смеяться. Телохранитель для нурненского стрелка – почти такая же нелепость, как кольчуга для черепахи. Смягчая выражения, Шара постаралась донести до мальчишки нехитрую истину, но тот только прищурился лукаво: - Если ты посылаешь меня за вещами, значит, оружия у тебя с собой нет, - заявил он. – Так что оставить тебя одну здесь нельзя. Или пойдем вместе, или харт'ана Рагхулуна дождемся. Шара восхищенно покрутила головой: о как вывел! Хм… не, ждать харт’ана Рагхулуна мы, пожалуй, не будем. Псу хвост не кусками рубят – а сразу и наверняка. Тем более, в пещере хар-ману показываться сейчас опасно, там дол-гулдурцы. Ждать нельзя, и идти месте – тоже, а этому дурачку докажи попробуй… Что-то ткнулось в голень, мешаясь под шнуровкой сапога… хм. - Ну, серьезного оружия, конечно, нету, – кисть лучницы ловко перехватила отобранный у шамана ритуальный кинжал. – Но кое-что все-таки найти можно, даже когда совсем ничего нету, - и она хихикнула, наблюдая, как глаза Ругбара округлились от удивления. А девушка улыбнулась еще шире, и в черных зрачках заплясали знакомые озорные искорки. - Кстати, а знаешь, почему у нурненских стрелков при себе храги? – и, уловив отрицательный кивок, с удовольствием сообщила продолжение заплесневелой шутки. – Это чтобы стрелы тесать и спину чесать. А в остальном нурненские стрелки – такие страшные зверюги, что им даже й'танги выдавать боятся! И рассмеялась сама: звонко, заливисто, как когда-то давно, в учебке. Потрясенный малец недоверчиво окинул взглядом щуплую фигуру анхур-ману, кивнул и скачками помчался выполнять просьбу. Тишину подземелья не нарушал ни единый звук. Даже легкий ветер – вечный скиталец пустых тоннелей – и тот не холодил больше лица. На то он и тупик. Словно бы народ Дарина, давным-давно покинувший подгорные чертоги, продолжал тихо мстить непрошенным гостям за беспорядок, учиненный в их бывшем жилище: единственный коридор, позволявший перебраться в обход рухнувшего моста на северную сторону Морийского рва, окончился полукруглой нишей слепого отростка. Дальше пути не было. Бывшая лучница Третьей Нурненской стрелковой дивизии, несостоявшаяся иргит-ману клана Ледяной Волчицы, посланница Мелх-хара, а ныне – самая обычная беглянка – Шара, дочь Йарвхи-Злой Травы – коротко выдохнула, отступила на шаг. Мда-а… стена. Самая настоящая. Вот же угораздило, пхут-тха… а ведь она сдуру обрадовалась этому тоннелю. Ладно, намек понят. Привал. Сбросив набитый припасами (спасибо Ругбару!) вещмешок, Шара плюхнулась на пол, с наслаждением вытягивая ноги. Иногда предписанное этикетом сидение на собственных пятках очень достает, и хочется выпрямить колени. Хорошо, что сейчас никто не видит: развалилась словно какая-нибудь западная дикарка. Вытянула из-за пазухи кисет, набила трубку. Вот и ладно, ах-ха… Сизый табачный дым разворачивал в воздухе призрачные свои кольца, нехотя поднимался вверх к потолку, собираясь там в слоистые облака, и столь же лениво таял, смешиваясь с темнотой. Шара бессмысленно наблюдала за его превращениями. Думать не хотелось, но мысли упрямо возвращались к священному очагу клана… к потерянному дому. К Рагхулуну. Удивительно просто, сколько всего оставлено по ту сторону Морийского рва! Что-то все тяжелее становится уходить; помнится, родной Кундуз будущая лучница покидала чуть ли не с радостью. С Хаграром и Ранхуром расставаться было грустно, но не слишком. Из Кирит-Унгола бежать в неведомые земли оказалось не только грустно, но и страшно. А теперь вот снова в путь, и опять это очень похоже на бегство. И что самое гадкое – податься больше некуда! Если даже ей и удастся, выйдя на поверхность, выдать себя за сухну и поселиться в какой-нибудь деревне, то от Назгулов все равно не спрячешься. Равно как и от дара чужой памяти. Шара выпустила в потолок три ровных дымных колечка… во-во, замкнутый круг. Назг. Затянулась еще… Кстати, о памяти и предках. Помнится, в свое время нелегкая тропа занесла сильно сомневающуюся и совершенно растерянную хранительницу в Туманные горы вовсе не затем, чтобы учить мирных иртха-отщепенцев делать анхуры и воевать с урук-тха'ай. Душа чуяла истину, как заблудившийся в пустыне чует воду, но упрямый рассудок требовал доказательств. Именно поэтому она оказалась здесь. Сказать по совести, слепой шаман не смог бы убедить девушку в правдивости ее воспоминаний, и очень удачно, что нашелся настоящий свидетель Начала времен, Эрэнно. Именно он ответил девушке на самый главный, самый первый вопрос. Жаль, что им так недолго удалось побеседовать… А вслед за первым вопросом бурным потоком хлынули и другие. О том, что в Унсухуштане неладно, девушка начала догадываться очень давно, просто до армии ей ни разу не приходилось покидать пределов стойбища. Следовательно, видела она очень немногое, ибо в каждом племени своя власть, а государь – он где-то очень далеко. «Мы говорим - Унсухуштан, подразумеваем – Харт’ан Гортхар», хм. Величественная фигура Отца Ночного народа вечно и незримо присутствовала на горизонте, в этой стране о нем напоминало все… и тем не менее, что-то было не так. После поражения в битве последнего союза он сильно сдал по сравнению с годами основания Унсухуштана. К смертному созданию подошло бы определение «постарел», а к бессмертному? Само собой такое не происходит, и повторное изгнание Черного Валы за пределы мира – это лишь одна из причин. Нет, снова не так… Шара стиснула виски. Шаман подгорного клана говорил о Черном Майя как о предателе и самозванце, но это само собой, ему по должности положено. А вот Эрэнно, напротив, отзывался весьма тепло, но главное: оба подтвердили, что по сравнению с Первой Эпохой ученик Мелх-хара изменился до неузнаваемости. Какая жалость, что она может видеть будущего правителя Страны Восходящего Солнца только глазами девочки из затерянного эльфийского народа! Если бы можно было только глянуть на него, ну, скажем, в середине Второй Эпохи… очень большой разрыв во времени - поди теперь разберись, когда все это началось и чем закончится. Бред… Шара сделала еще одну затяжку. Хм… странное дело. Скорее всего, простое совпадение, но очень уж похоже на то, как из видения битвы Союза Эльфов и Людей неожиданно исчез ее предок Элронд. Или еще одна родственница, за судьбой которой также не удается проследить. Будто стена, тупик. Девушка скосила глаза влево. Ахха, в точности такой. Очень жаль. Что воспоминания этих двоих недоступны: пожалуй. Элронд и Галадриэль - наиболее ценные из предков по отцовской линии в плане сведений о Черном Майя. Не зря ведь он столько веков был первейшим врагом эльфов, с успехом заменив на этом ответственном посту прежнего Врага… хе! Элронд – ближе по линии предков, к тому же участвовал в битве Последнего Союза, но Галадриэль – более древнее существо. А что, если… _______ 76 Жаба Бухшин (Бушин) – персонаж старинной сказки народа иртха. Особа эта была столь хвастлива и прожорлива, что однажды заявила, будто сможет съесть все на свете. Вначале она поспорила с огнем, что умеет пожирать дерево, об его добыче. Пока огонь пожирал сухие ветки, Бухшин съела целый лес. После – с ручьем, что грыз себе русло в камнях. Бухшин съела гору целиком. Но этого ей показалось мало, и, увидев, как наползающая туча закрывает в небе луну, Бухшин заявила, что добыча тучи принадлежит ей и попыталась проглотить луну, после чего, естественно, лопнула (прим. автора) https://ficbook.net/readfic/2448352